Сборник научных трудов

 

420 

4.  Ожередов  Ю.И.  Комбинированное  изваяние  с  реки  Цалуу  в  Западной  Монголии // Исторический 

опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири: Сб. науч. тр. – Барнаул: изд-во Алт. ун-та, 

2003. – Кн. 1. – С. 144–151. 

5.  Умеренкова  О.В.  К  проблеме  реконструкций  одежды  и  головных  уборов  в  эпоху  бронзы // Архео-

логия  Южной  Сибири:  идеи,  методы,  открытия:  сб.  докл.  междунар.  науч.  конф. – Красноярск:  ред.-изд. 

отдел Красноярск. пед. ун-та, 2005. – С. 51–61. 

Э.Р. Усманова 

Казахстан, Караганда, государственный университет,  

Сарыаркинский археологический институт 

НАКОСНОЕ УКРАШЕНИЕ В ЖЕНСКОМ КОСТЮМЕ ЭПОХИ БРОНЗЫ 

(ПО МАТЕРИАЛАМ «АНДРОНОВСКИХ» ПОГРЕБЕНИЙ КАЗАХСТАНА) 

У разных народов название украшения для кос звучит по-разному: тəзме, чулпы, шолпы, чавага, 

пупак.  В  народном  женском  костюме  накосник  принимает  всевозможные  виды.  Он  весело  звенит 

монетами, чехлом плотно обнимает косу, цветными тесемочками струится по волосам, тяжелой сереб-

ряной  подвеской  опускается  по  спине.  Он  может  быть  выразительным  декоративным  элементом 

головного  убора,  а  может  быть  самостоятельным  украшением,  вплетенным  в  косу.  Неизменным  в 

накоснике  остается  одно:  свойство  покрывать,  украшать  волосы  со  стороны  спины.  В  традиционной 

культуре  символика  накосного  украшения  связана  с  пониманием  значения  женских  волос  как  знака 

плодородия. Отсюда следует появление и участие накосника в сценарии ритуалов, которые маркируют 

важные  социальные  события  в  жизни  женщины:  инициация,  свадьба,  рождение  ребенка [1, с. 77]. И 

если этнографическая история накосника достаточно хорошо засвидетельствована, то история его появ-

ления в женском костюме изучена гораздо меньше.  

Археологические  свидетельства.  Первые  находки  накосников  известны  в  материалах  эпохи 

бронзы  урало-казахстанских  степей.  А  именно  в  культурах  синташтинско-петровского  облика  первой 

половины II тыс. до н.э. Позже накосники распространяются в последующей, алакульской культуре. В 

комплексах  женских  украшений  федоровской  культуры  накосное  украшение  присутствует  лишь  в 

незначительном количестве.  

Сегодня  в  андроноведенье  принято  отделять  синташтинско-алакульскую  культурную  линию  раз-

вития от собственно андроновской, понимая под последней вариант развития «федоровки» в восточном 

пограничье  с  «алакулем» [4]. Собственно  классическая  «федоровка»  ассоциируется  с  культурным 

пространством Южного Зауралья, Северного и Центрального Казахстана. В данном тексте в некоторых 

случаях  употребляется  общий,  устоявшийся  термин  «андроновская  культурно-историческая  общ-

ность/андроновская общность», с двумя основными самостоятельными образованиями: синташтинско-

алакульская и федоровская.  

Накосники  в  женских  погребениях  Синташтинского  комплекса  первоначально  ошибочно  были 

приняты  за  нагрудники [2, с. 193, 325]. Но  постепенно  с  накоплением  материала,  подобные  находки, 

сделанные в области спины или груди стали означаться накосниками. Основной «арсенал» обнаружен-

ных  «андроновских»  накосных  украшений  сосредотачивается  в  Тоболо-Ишимском  междуречье.  К 

сожалению,  многие  погребения  разрушены  в  древности,  и  поэтому  цельных  накосных  украшений 

насчитывается 31 экз.  из  семнадцати  учтенных  могильников,  расположенных  в  урало-казахстанской 

степной зоне [6, c. 71]. При этом детали накосных украшений довольно часто находятся в заполнении 

или на дне могильных ям, разрушенных во время проникновения.  

Вид и типы накосных украшений. По оформлению своих деталей выделяются два основных типа 

накосных украшений:  

– I-й тип условно обозначен как «простой», две/несколько низок бронзовых бусин чередующих/не 

чередующих с пастовыми бусинами или полосы обойм, которые заканчиваются листовидными / ромбо-

видными подвесками; 

– II-й  тип  условно  обозначен  как  «сложносоставной»,  две/несколько  низок  бронзовых  бусин 

чередующих/не  чередующих  с  пастовыми  бусинами,  держат  сложносоставной  ювелирный  комплект, 

состоящий  из  подвесок,  трубчатых  пронизей,  обойм,  который  заканчивается  листовидными    /  ромбо-

видными подвесками.  

Возможны вариации, которые принципиально не меняют тип накосного украшения – это дополни-

тельные подвески из природных форм, количественная сторона деталей.  

Археологическая действительность такова, что сам головной убор не сохраняется. В погребении, 

как  правило,  в  районе  черепа,  фиксируется  только  его  ювелирный  декор  в  виде  различных  бляшек, 

бусин, пронизей, подвесок. В случае отсутствия такого декора, о наличии головного убора в погребении 

 

421

свидетельствует  накосное  украшение,  которое  крепилось  к  головному  убору  в  районе  затылка  при 

помощи обойм или пришивалось за низки.  

Оба  типа  присутствуют  в  комплексах  «синташты»  и  «алакуля»,  с  некоторыми  отличиями  «ран-

него» накосника от «позднего». Главная разница отмечается: 

–  в  оформлении  концов  накосника («ранний»  преимущественно  имеет  ромбовидные  подвески, 

«поздний» – листовидные подвески);  

– в способе крепления («ранний» преимущественно крепился без обойм, «поздний» – при помощи 

обойм).  

По  всей  видимости,  это  отличие  исходит  из  понимания  развития  стиля  накосного  украшения  во 

времени его существования в культурной линии «синташты – петровка – алакуль». 

Материал  головного  убора  и  шаблона  накосника.  Металлический  каркас  накосного  украшения 

крепился на кожу или плетеную тесьму. Соответственно и головной убор, скорее всего, изготовлялся из 

кожи или шерстяного текстиля (вязаного/плетеного). Фрагменты материалов фиксируются под бронзо-

выми деталями накосника и декора головного убора.  

Благодаря  сохранившимся  текстильным  фрагментам,  извлеченным  из  под  бронзовых  деталей 

накосника,  найденного  в  алакульском  погребении  кургана 1 могильника  Лисаковский I-А  (Казахстан, 

Костанайская обл., г. Лисаковск), выявлено несколько видов плетеной тесьмы из шерстяной нити. Рес-

таврация тесьмы была проведена А.К. Елкиной (Москва) и О.П. Чеченкова (Екатеринбург). На основе 

их  изучения  была  изготовлена  экспериментальная  модель  головного  убора  с  накосником.  Тесьма, 

сплетенная из 20 нитей (возможен вариант из 24-х нитей) диагонально-полотняным способом, шириной 

до 2 см,  длиной  до 9 м  укладывалась  в  спираль  и  сшивалась  по  краям.  Таким  образом,  получалась 

конусообразная  шапочка  высотой  до 25 см.  Свободный  конец  тесьмы  опускался  от  макушки  к 

затылочной  части,  здесь  же  при  помощи  обойм  крепились  еще  две  тесьмы  диагонально-саржевого 

переплетения шириной до 2 см. Техника плетения позволяет по ходу работы менять вид переплетения, 

раздваивать,  складывать  тесьму  и  прикреплять  дополнительные  узкие  тесемки.  Эти  приемы  хорошо 

были  известны  древним  плетенщицам,  и  они  с  успехом  использовали  их  при  сборке  всех  деталей 

накосного украшения (бляшки, пронизи, бусины) в одну цельную композицию. Общая длина накосного 

украшения около 50–60 см.  

Следует отметить, что принцип сборки накосника на основе кожаных ремней подобен сборке из 

тесьмы  (могильники  Бозенген,  Сатан,  Центральный  Казахстан).  То  есть  в  разных  случаях  можно 

говорить о присутствии шаблона из кожи или тесьмы в основе кроя под детали накосных украшений [6, 

с. 26, 27].  

Крашение  и  цвет  изделия.  Реставрация  фрагментов  шерстяной  тесьмы  из  могильников  Лиса-

ковский I-А, II позволила  установить,  что  они  были  окрашены  в  красный  цвет  краппом,  добытым  из 

корней  растений  семейства  Марены  красильной (Rubia tinctorum L.). В  случае  «лисаковской»  тесьмы 

крашение шерсти производилось в виде сырья, что исключает импорт «тесемочных» изделий, и указы-

вает на то, что химия сложного процесса крашения была знакома «андроновцам». Красили шерсть на 

месте, и, скорее всего, в качестве растительного сырья использовались локальные разновидности маре-

ны из рода Rubia, или подмаренников рода Galium [5, c. 117]. Само искусство крашения, видимо, было 

тесно  связано  с  обязательным  присутствием  и  значимостью  красного  цвета  в  женском  костюме  по 

причинам сакрального характера.  

Происхождение  накосного  украшения.  Распространение  единого  стиля  накосного  украшения  в 

двух его типах на территории урало-казахстанских степей позволяет предположить наличие какого-то 

креативного  центра,  где  продуманный  мастером  дизайн  осуществлялся  в  изделии.  В  связи  с  этим 

возникает вопрос: в костюме каких евразийских культур появляется такая деталь головного убора как 

накосное украшение?  

Материальное содержание культур соседних синташтинской культуре по евразийскому степному 

пространству обходится без накосного украшения. Женский костюм абашевской культуры, факторной 

по своему влиянию на культуру «синташты», при обилии ювелирных украшений, не имеет накосника. 

Не  исключено,  что  накосное  украшение  могло  и  не  сохранится,  во  всяком  случае,  его  металлическое 

оформление остается пока неизвестным. Единственное, что напоминает по своему облику накосник, это 

изображение украшений со стороны спины на глиняных фигурках, найденных в Карпатском регионе [7, 

p. 373, fig. 11.3, 1]. Вероятно, стереотипность образа женского костюма культурной линии «синташты – 

петровка – алакуль»  при  формировании,  в  какой  степени  испытывала  влияние  импульса  балканских 

культур раннебронзового времени. 

Итак, на основании археологических свидетельств, можно предположить появление первых накос-

ников  в  костюме  синташтинской  культуры  на  ее  начальных  этапах  образования  в  первой половине II 

тыс.  до  н.э.  И  это  неслучайно.  Таким  способом  новое  культурное  образование  «заявляло»  о  своей 

оригинальности  и  отличии  от  материального  представительства  других  культур.  В  этом  контексте 

накосник наряду с керамикой играет роль важного этнокультурного показателя.  

 

422 

Федоровская традиция украшательства головного убора в какой-то степени игнорирует накосник 

или  же  он  был  изготовлен  из  других  материалов,  которые  не  сохранились.  Буквально  в  нескольких 

случаях,  в  федоровских  погребениях  известны  отдельные  листовидные  подвески,  которые  могли 

принадлежать  косоплеткам  и  вплетаться  в  волосы.  Федоровский  ювелирный  дизайн  не  знает  сложно-

составных накосных украшений [6, с. 62]. 

Накосное  украшение  в  виде  «модного»  подражания,  насколько  оно  возможно  в  традиционном 

обществе,  распространяется  в  женском  костюме  соседней  срубной  культуры.  Накосник,  видимо,  был 

необходимым аксессуаром в женском костюме, который позволял незамедлительно по внешнему виду 

отличить «своего» от «чужого». Его появление в убранстве головного убора связано с представлением о 

сакральности волос в женской культуре поведения.  

Знаковая позиция накосника. В этнографии достаточно хорошо разработан тезис о знаковой пози-

ции одежды в культуре. Согласно которому в народном, традиционном костюме выделяются следую-

щие функции: практическая, утилитарная, эстетическая, эротическая, магическая, возрастная, социаль-

но-половая, обрядовая, профессиональная, функции, указывающие на род занятий, вероисповедание, и 

региональную принадлежность [3, с. 121]. Общие идеи знаковой сущности костюма касается и накосно-

го украшения.  

Возрастной статус. Накосник индексирует возрастные группы. В детских погребениях украшение 

для волос в его металлическом обличии отсутствует. Накосник I-го типа появляется в головном уборе 

подростков (12–14 лет) и присутствует у захороненных женщин в возрасте до 20–25 лет. Традиционно 

покрытие волос со стороны спины связывается с моментом вступления в брачный возраст или непос-

редственно  в  сам  брак [1, с. 77]. Смена  головного  убора  символизирует  смену  социального  статуса 

«незамужняя – замужняя женщина». Спрятать волосы – означает защитить их по законам магии. Воло-

сы символично ассоциируются с растительностью, с понятием плодородия. По всей видимости, в «анд-

роновском» обществе накосник I-го типа индексировал возраст брачного состояния. Есть случаи, когда 

женщина,  в  головном  уборе  которой  имелся  накосник I-го  типа,  хоронилась  вместе  с  ребенком  (мо-

гильник Лисаковский I-А, ограда 23) [6, с. 33].  

Социальный  статус.  Сложносоставной  накосник II-го  типа  кроме  демонстрации  брачного  поло-

жения  женщины,  по-видимому,  определял  еще  какие-то  позиции  женщины  в  социуме.  Как  правило, 

погребения,  в  которых  был  обнаружен  такой  тип  накосника,  находились  в  центре  курганов,  относя-

щихся  к  категории  элитных.  В  этом  случае  накосник II-го  типа  мог  быть  знаком  особой  страты 

(жреческой? правящей?),  к  которой  принадлежала  умершая  женщина.  Примечательно,  что  в  головном 

уборе подростков значится только накосник I-го типа, и отсутствует накосник II-го  типа, равно как  у 

захороненных женщин в возрасте после 30 лет нет обильного ювелирного декора в области головного 

убора.  

«Жизненные»  ситуации.  В  интерпретации  значения  накосного  украшения  могут  быть  всякие  ва-

рианты,  большинство  из  которых  остаются  вне  наших  знаний.  Известны  случаи,  когда  в  погребении 

накосник  находился  в  разорванном  состоянии  на  части  или  отсутствовала  листовидная  подвеска. 

Намеренное  разрушение  накосного  украшения  отражает  какие-то  жизненные  ситуации,  возможно, 

связанные  с причинами  смерти  захороненной.  Ритуальное правило,  которое  являлось  необязательным 

для всех и выполнялось только по отношению к избранным.  

Этнокультурный  знак.  Накосник  в  головном  уборе  позволяет  отличать  женщину  одного  «рода-

племени» от другого. Накосник насыщенный по деталям в дизайне костюма синташтинско-алакульской 

культурной  линии,  в  федоровском  исполнении  приобретает  весьма  упрощенный  вид,  или  вообще 

отсутствует в головном уборе.  

Магическая  функция.  «Андроновские»  накосники  наглядно  демонстрируют  существование  сак-

ральной идеи о магии волос, и способе их защиты. Символика красного цвета, формы подвесок (ромб, 

листовидная)  обращены  к  понятию  культа  плодородия.  В  этом  контексте  накосник – один  из  ярких 

элементов в костюме эпохи бронзы, с которым может соотноситься представление об охранной магии 

женской фертильности. Видимо, по этой причине накосное украшение однажды появившись в костюме 

эпохи бронзы, доживает до этнографической современности в народном костюме.  

«Охотники»  за  накосниками.  Наблюдение  за  разрушенными  погребениями  показывает,  что  чаще 

всего в женские захоронения проникали из-за головных уборов. Иногда отсутствует череп, при полном 

сохранении  костяка in situ. Иногда  головной  убор  вместе  с  накосником  как  бы  стащен  с  головы 

покойницы и сохраняются лишь несколько упавших на дно могилы фрагментов накосного украшения. 

По  всей  видимости,  подобные  проникновения  носили  ритуальный  характер,  и  происходили  по  исте-

чению короткого времени после погребения, с последующим, возможно повторным использованием (?) 

изъятого  головного  убора  в  ритуалах.  Возможной  причиной  таких  проникновений  мог  быть  повы-

шенный знаковый статус головного убора в стереотипах поведения «андроновского» общества. 

Этнографический контекст. Идея магической защиты женщины, заложенная в символике «перво-

го» накосника, оказалась такой жизненной силы, что украшение для кос остается навсегда в костюме. 

Накосник  как  элемент  головного  убора  или  как  самостоятельное  украшение  встречается  в  женском 

 

423

традиционном  костюме  многих  современных  народов:  марийцев,  казахов,  татар,  башкир,  калмыков  и 

других [6, с. 76–81]. Его  типологическое  сходство  и  знаковый  приоритет  в  головном  уборе  опреде-

ляются главными социально-биологическими ситуациями в жизни женщины, основанные на замужест-

ве и рождении ребенка, и иными статусными установками, принятыми в социуме.  

Территориально выделяется центрально-евразийское «ядро» с народами, в традиции которых есть 

ношение  накосника.  Эта  пространство  в  какой-то  степени  соответствует  территории  расселения 

«андроновцев» и «срубников»: от волжских степей и Урала на западе до Енисея на востоке, от границы 

таежной  зоны  на  севере  до  Средней  Азии  и  Памира  на  юге.  В  этом  контексте  можно  считать  «анд-

роновский» женский костюм эпохи бронзы «законодателем моды» ношения накосного украшения.  

Список литературы  

1.  Гаген-Торн  Н.И.  Магическое  значение  волос  и  головного  убора  в  свадебных  обрядах  Восточной 

Европы // Сов. этнография. – 1933. – № 5–6. С. 76–88. 

2.  Генинг  В.Ф.,  Зданович  Г.Б.,  Генинг  В.В.  Синташта:  археологический  памятник  арийских  племен 

Урало-Казахстанских степей. – Челябинск: Южно-Урал. кн. изд-во, 1992. – Ч. 1. – 406 с.  

3. Килошенко М. Психология моды: теоретический и прикладной аспекты. – СПб.: Речь, 2001. – 192 с.  

4. Корочкова О.Н. К обсуждению термина «андроновская общность» // Проблемы первобытной архео-

логии Евразии (к 75-летию А.А.Формозова). – М.: Ин-т археологии РАН, 2004. – С. 202–211. 

5.  Орфинская  О.В.,  Голиков  В.П.  Экспериментальное  исследование  текстильных  изделий  из  раскопок 

могильника Лисаковский II. Опыт третий.// Усманова Э.Р. Костюм женщины эпохи бронзы Казахстана. Опыт 

реконструкций. Прил. 1. – Караганда; Лисаковск: [Б.и.], 2010. – С. 114–124.  

6.  Усманова  Э.Р.  Костюм  женщины  эпохи  бронзы  Казахстана.  Опыт  реконструкций. – Караганда; 

Лисаковск: [Б.и.], 2010. – 176 с. 

7. Harding A.F. European Societies in the Bronze Age. Cambridge University Press, 2000. 552 p.  

В.В. Ушницкий 

Россия, Якутск, Институт гуманитарных исследований  

и проблем малочисленных народов Севера СО РАН 

ТУНГУССКИЙ КОСТЮМ И АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ АРТЕФАКТЫ 

Одной  из  наиболее  сложных  проблем  российской  этнографии  остается  проблема  этногенеза 

эвенков (тунгусов). Несмотря на существующие разные подходы к решению вопроса о генезисе эвен-

кийского  этноса,  подавляющее  большинство  исследователей  связывают  его  происхождение  с  озером 

Байкал,  Прибайкальем  и  Забайкальем.  Археологические  исследования  позволяют  проследить  некото-

рую  преемственность  антропологического  типа  и  материальной  культуры  вплоть  до  периода  финаль-

ного  палеолита – неолита. В эпоху неолита  и бронзового века происходит расселение пратунгусского 

этноса по современной территории обитания. Согласно концепции Г.М. Василевич, культура пратунгу-

сов сформировалась в период неолита в горно-гольцовых районах Восточных Саян и реки Селенги. В 

неолитическое  время  появляются  и  получают  развитие  такие  характерные  элементы  тунгусской 

культуры, как деревянная колыбель, горшки-дымокуры, М-образный лук, широкие гнутые скользящие 

лыжи,  кафтан  с  нагрудником.  Этот  элемент  древней  одежды  был  одним  из  основных  аргументов, 

которые использовал А.П. Окладников для доказательства автохтонного байкальского происхождения 

эвенков. А.П. Окладников интерпретировал находки в глазковских неолитических погребениях Прибай-

калья как украшения пратунгусского костюма, хорошо известного по этнографическим данным [9]. В 

финале  неолита  часть  пра-тунгусов  мигрировала  на  территорию  Приамурья,  где  они  стали  основным 

элементом в формировании этнических культур чжурчженей и манчжур. В это же время пратунгусские 

племена расселились на запад и на восток от озера Байкал. 

По  утверждению  Г.М.  Василевич,  распашной  кафтан  с  нагрудником  был  развит  тунгусами  и 

может  считаться  тунгусским  по  происхождению.  Кафтан,  не  стесняющий  движения  и  открытый  для 

доступа  воздуха,  мог  выработаться  у  горных  охотников,  не  знавших  верховой  езды.  Кафтан  тунгусов 

облегал фигуру и имел множество украшений. Раскрой кафтана (пригнанность к фигуре) и его нагруд-

ник были предназначены для длительных пеших передвижений, что было связано с охотой.  

Элементы  кафтана  с  «хвостом»  сохранились  у  самодийцев  в  виде  орнамента.  Для  эвенков  был 

характерен прямоподольный кафтан с двумя клиньями. Таким образом, самодийцы заимствовали такой 

кафтан именно у тунгусских групп, селившихся рядом с ними. Общность между тунгусским кафтаном 

и линиями орнамента нганасанской одежды подтверждается и эвенкийскими названиями частей одеж-

ды  в  языке  нганасанов.  Кафтан  с  хвостом  в  виде  острого  мыса  и  нагрудником  мог  быть  унаследован 

древними тунгусоязычными группами от аборигенов таежной зоны, примыкавшей к Енисею-Ангаре, но 

развился он в среде тех же древних тунгусов.  

 

424 

Г.М.  Василевич  оставила  открытым  вопрос  о  появлении  кафтана  с  нагрудником  в  виде  прямой 

полосы,  оканчивающейся  внизу  мысом,  среди  древних  тунгусоязычных  охотников  Приангарья – 

Прибайкалья  или  основы  его  были  унаследованы  тунгусами  от  более  древнего  населения  этой  тер-

ритории [2]. 

По утверждению Е.Е. Никаноровой, орнамент, восходящий истоками к традициям ранних кочев-

ников, украшал обувь, характерную для таежных охотников Сибири, название же обуви (сарык) имеет 

иранский корень. Она отмечает, что в культуре пазырыкцев, в частности в одежде, отмечаются элемен-

ты, имеющие аналогии у таежных народов Сибири, в частности у тунгусов [7, с. 175].  

А.П. Окладников, отвергая мнение М.Г. Левина, утверждал, что весь тунгусский комплекс одежды 

в  целом  характерен  только  для  тунгусов  и  их  северных  соседей,  юкагиров.  В  ритуальной  одежде, 

найденной  в  Пазырыкских  курганах,  наблюдается  только  общее  совпадение.  К  тому  же  находки  тун-

гусских кафтанов намного древнее пазырыкских [10, с. 398].  

В описании А.П. Окладникова: «Археологические находки на Лене (Хабсагаевский могильник), на 

Селенге (Фофаново) и в долине Ангары (падь Нохой, Ленковка и другие могильники) дают представле-

ния о характере одежды в целом, так как десятки перламутровых бус, кружки из нефрита, грушевидные 

бусы  из  клыков  оленя  сохраняют  в  могиле  первоначальное  положение.  Судя  по  их  расположению, 

самой характерной деталью одежды был передник, или нагрудник, расшитый и унизанный кружочками 

из раковин и камня. В Фофановском могильнике такой передник, например, представлял собой сплош-

ную широкую полосу из блестящих перламутровых бус, спускавшуюся от шеи до бедер» [8, с. 40–41].  

По  мнению  Г.М.  Василевич,  клин  на  верхней  части  спинки,  оканчивающийся  мыском,  выпол-

ненный  из  меха  иного  тона  является  следом  третьей  шкурки  в  составе  раскроя  кафтана,  которая 

покрывала плечи  и  верхнюю  часть  спинки.  Она  считает,  что  в  старину  группа  тунгусов, обитавшая  в 

бассейне Ангары, охотилась на мелких копытных животных (козу, косулю, кабаргу) и, поскольку одной 

шкурки  таких  животных  было  недостаточно  для  шитья  кафтана,  они  кроили  кафтан  из  трёх  шкур, 

составлявших  верхнюю,  нижнюю  части  его  и  верх  спинки  в  виде  вставки.  Позднее,  когда  они  пере-

брались  в  северные  районы  и  стали  шить  одежду  из  оленьих  шкур,  они  сохранили  особенности 

старинного  раскроя,  несмотря  на  то,  что  при  шитье  одежды  из  более  крупных  шкур  северного  оленя 

такой необходимости уже не было [2, с. 125]. 

Г.М. Василевич считает, что ряд других элементов культуры энеолитического населения Приангарья 

–  Прибайкалья  были  предками  эвенков,  разработавших  этот  вариант  кафтана  с  «хвостом».  Добавив  ряд 

других  элементов  культуры  энеолитического  населения  Приангарья – Прибайкалья  (костяные  рыболов-

ные  крючки,  горшки-дымокуры,  лодка-берестянка)  найденных  в  могильниках  на  этой  территории  и 

сохранившегося  среди  эвенков  в XVIII–XIX вв.,  то  можно  утверждать,  что  энеолитические  охотники 

Прибайкалья были предками эвенков, разработавших этот вариант кафтана с «хвостом» [2, с. 171]. 

Основываясь на расположении украшений на костях скелетов, А.П. Окладников реконструировал 

одежду глазковцев. Самой характерной деталью ее был передник или нагрудник. На него пришивались 

крупные дисковидные бусы из раковин, напоминающие чешуйчатые покрытия. Массивные небольшие 

бусы  нанизывались  на  жилы  для  браслетов  или  нашивались  на  манжеты  рукавов.  В  целом  одежда 

глазковцев реконстрируется как одежда тунгусов (эвенков, эвенов) и юкагиров [9]. 

Сходство  тунгусского  кафтана  с  элементами  одежды  американских  эскимосов  и  атабасков  с 

р. Медной подтверждают результаты многолетных исследований А. Грдлички о просачивании из Азии 

через  Берингов  пролив  небольших  групп  людей.  Элементы  обеих  вариантов  распашного  кафтана  с 

«хвостом» были распространены в XIX в. не только в Сибири (от Енисея на Восток до Чукотки), но и в 

Северной  Америке.  Следы  охотничьего  кафтана в  виде  прямой полосы прослеживаются и  на  Алтае  в 

одежде,  называемой  «фрак»,  найденного  в  Катандинском  кургане.  Данный  костюм  по  общей  конфи-

гурации  (длина  кафтанчика,  форма  и  длина  спинки  с  «хвостом»)  очень  близок  к  эскимосскому,  хотя 

последняя одежда и глухая. А.А. Гавриловой Катандинская находка датируется V в. до н.э., хотя безус-

ловно,  древнее  этой  даты.  Распространение  специфических  черт  охотничьей  распашной  одежды  с 

нагрудником  от  Енисея  по  всему  северо-востоку  Азии  и  Америке  и  сохранение  этих  особенностей  в 

виде  украшений  и  линий  орнамента  на  глухой  одежде  арктических  охотников  указывают  на  то,  что 

группы таежных охотников уходили на северо-восток из района Приангарья – Прибайкалья в то время, 

когда  крайний  север  был  освоен  человеком,  который  приспособился  и  выработал  свою  арктическую 

культуру [2, с. 172–177].  

М.Г. Левин полагал, что нагрудник у ряда народов Сибири не является заимствованным от тунгу-

сов элементом костюма, а есть наследие более древнего типа одежды, характерного для дотунгусского 

населения, которую он считал палеоазиатским в широком смысле слова и условно называл эти древние 

племена «юкагирами» [6, с. 188–191]. В Родинкском неолитическом захоронении на Колыме, судя по 

расположению  многочисленных  украшений  из  камня,  кости  и  раковин,  погребенная  женщина,  была 

облечена в такой же костюм с передником или нагрудником [5]. 

По  мнению  С.П.  Кистенева,  судя  по  археологическим,  антропологическим  материалам  Родинк-

ского  захоронения,  на  Нижней  Колыме  около 4 тысяч  лет  назад,  преобладали  протоюкагирский  и 

 

425

прототунгусский  субстраты  байкальского  происхождения [5]. Как  считает  А.Н.  Алексеев,  нагрудники 

неолита  и  эпохи  палеометаллов  являются  элементом  культуры  более  древней  палеоазиатской  истори-

ческой общности [1, c. 40].  

Раскопками на Средней Лене были засвидетельствованы остатки костюма с передником и, следо-

вательно, разрезом спереди. Остатки передника, унизанного перламутром, аналогичного найденным в 

глазковских  могилах  Ангары  и  Лены,  оказались  здесь  в  устье  маленькой  таежной  речки  Иччилях  в 

районе  Жиганска.  Отсюда  А.П.  Окладников  предполагал,  что  такая  распашная  легкая  одежда  могла 

возникнуть в восточно-сибирской тайге еще в донеолитическое время, в верхнем палеолите. Следова-

тельно, этнографический комплекс, характерный для тунгусских племен XVII–XIX вв., с одной сторо-

ны, для прибайкальских племен эпохи неолита и бронзы, с другой, – остается аборигенным для тайги. 

Они  по  нему  являются  коренными,  исконными  обитателями  сибирской  тайги [10, с. 398–399]. Таким 

образом, по мнению А.П. Окладникова, никакого вторжения южан на север не было. Выводить тунгус-

ский язык с юга оснований, так как все остальное в тунгусском этнографическом комплексе не имеет 

признаков южного происхождения [10, с. 408].  

Ымыяхтахскую  культуру,  с  которой  связано  формирование  юкагирского  этногенеза,  выводят  от 

глазковцев.  Глазковцев  считают  потомками  одной  из  самих  ранних  пластов  уральской  общности.  По 

мнению А.Д. Степанова, ымыяхтахцы могли составлять палеоазиатскую, но не уральскую этническую 

основу в этногенезе юкагиров [11, с. 148–149].  

В конце XIX– начале XX вв. исследователь юкагирской культуры В.И. Иохельсон писал: «…тун-

гусская  одежда  менее  приспособлена  для  полярных  условий,  чем  древняя  юкагирская  одежда  чукот-

ского типа. Прилегающие штаны, передник, прикрывающий грудь и живот, кафтан, тесно облегающий 

плечи  и  туловище  и  расширяющийся  книзу,  с  открытыми  полами,  делают  костюм  плохо  приспособ-

ленным  для  климата  Крайнего  Севера  с  его  морозами  и  ветрами.  Этот  тип  костюма  родился  где-то  в 

лесах Амурского региона среди племен тунгусов-охотников, кочующих верхом на оленях. Тесно приле-

гающая одежда удобна для ходьбы на лыжах, при верховой езде на оленях в условиях более умеренного 

климата. В полярных же широтах, где проживают юкагиры, использование такой одежды можно объяс-

нить скорее увлечением модой, нежели стремлением к удобствам» [3]. 

В  погребальных  комплексах  ымыяхтахцев  содержатся  следы  (украшения)  распашной  одежды  и 

нагрудников,  характерных  для  юкагиров.  Сопоставление  археологических  материалов – графических 

рисунков  на  камне  сопоставляются  с  юкагирскими  передниками  (нагрудники),  что  позволило,  интер-

претировать археологические изобразительные источники как праюкагирские. Так Раучуванский рису-

нок обнаруживает удивительное сходство с изображением на бересте из жилищного комплекса ымыях-

тахской  культуры,  исследованного  якутскими  археологами  на  стоянке  Белая  Гора  (бассейн  р.  Инди-

гирки).  По  мнению  специалистов,  на  бересте  запечатлен  компонент  распашной  одежды – нагрудник-

передник, традиционный для эвенов, эвенков и юкагиров [4, с. 108–110].  

Таким  образом,  происхождение  тунгусского  кафтана  следует  связывать  с  юкагирским  этносом. 

Именно юкагироязычное население Восточной Сибири могло стать субстратом поглощенным поздними 

тунгусоязычными насельниками с юга. Проникновение юкагирского элемента в Новый Свет способст-

вовало  распространению  специфического  для  них  распашного  кафтана  с  «хвостом»  среди  населения 

Аляски. Так элементы древней одежды способствуют реконструкции изучению этногенетических про-

цессов в Северной Азии. Проблема пока находится в предварительной стадии изучения, с накоплением 

археологических материалов в сопоставлении с этнографией народов Сибири она будет осмысливаться 

более широко.  

жүктеу/скачать 13,81 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: