Сборник научных трудов

 

440 

11. Маслова Е.А. Из истории одежды сибиряков (на материале деловой письменности Тюмени XVII – 

первой  четверти XVIII вв.) // Русские  старожилы.  Материалы III Сиб.  симпозиума  «Культурное  наследие 

народов Западной Сибири. – Тобольск; Омск: Изд-во Омск. пед. ун-та, 2000. – С. 387–388. 

12. Миллер Г.Ф. Показание, каким образом при описании народов, а паче сибирских, поступать должно 

// Элерт А.Х. Народы Сибири в трудах Г. Ф. Миллера. – Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этногра-

фии Сиб. отд-ния РАН, 1999. – С. 225–226. 

13.  Миненко  Н.А.  Северо-западная  Сибирь  в XVIII – первой  половине XIX в.:  Историко-этнографи-

ческий очерк. – Новосибирск: Наука, 1975. – 308 с. 

14. Миненко Н.А., Апкаримова Е.Ю., Голикова С.В. Повседневная жизнь уральского города в XVIII – 

начале XX века. – М.: Наука, 2006. – 384 с. 

15.  Николаева  В.Б.  Маньчжурский  костюм  эпохи  династии  Цин:  Дисс. … канд.  ист.  наук – Улан-Удэ, 

2006. – 210 с. 

16.  Осипов  Д.О.,  Лихтер  Ю.А.  Системное  описание  и  классификация  кожаной  обуви  (методические 

рекомендации). – М.: Ин-т археологии РАН, 2004. – 66 с. 

17.  Полосьмак  Н.В.,  Баркова  Л.Л.  Костюм  и  текстиль  пазырыкцев  Алтая (IV–III вв.  до  н.э.). – Ново-

сибирск: ИНФОЛИО, 2005. – 232 с. 

18.  Рабинович  М.Г.  Древнерусская  одежда IX–XIII вв. // Древняя  одежда  народов  Восточной  Европы: 

Материалы к историко-этнографическому атласу. – М.: Наука, 1986. – С. 40–62. 

19.  Рабинович  М.Г.  Очерки  материальной  культуры  русского  феодального  города.  М.:  Наука, 1988. – 

309 с. 

20. Рикман Э.А. Одежда народов Восточной Европы в раннем железном века: Скифы, сарматы, гетто-

даки // Древняя одежда народов Восточной Европы: Материалы к историко-этнографическому атласу. – М.: 

Наука, 1986. – С. 7–29. 

21. Рославцева Л.И. Одежда крымских татар конца XVIII – начала XX в. – М.: Наука, 2000. – 103 с. 

22. Седов В.В. Одежда восточных славян в VI–IX вв. н.э. // Древняя одежда народов Восточной Европы: 

Материалы к историко-этнографическому атласу. – М.: Наука, 1986. – С. 30–39. 

23. Традиционная культура русского крестьянства Урала XVIII–XIX вв. – Екатеринбург: Изд-во Ин-та 

истории и археологии Ур. отд-ния РАН, 1996. – 359 с. 

24.  Чагин  Г.Н.  Этнокультурная  история  Среднего  Урала  в  конце XVI – первой  половине XIX века. – 

Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1995. – 363 с. 

25. Яценко С.А. Костюм древней Евразии: ираноязычные народы. – М.: Вост. лит, 2006. – 664 с. 

Т.Ю. Фефилова 

Россия, с. Угут Ханты-Мансийского автономного округа, краеведческий музей 

ОСОБЕННОСТИ ТРАНСФОРМАЦИИ И МОДЕРНИЗАЦИИ  

ЖЕНСКОГО КОСТЮМА НА УРАЛЕ В XVIII – НАЧАЛЕ XX 

вв

. 

XVIII – первая  половина XIX вв. – период,  когда  горнозаводская  культура  находилась  на  этапе 

своего становления. Однако уже в это время в национальном сознании Урал проецируется, как нечто 

цельное  и  особое.  Как  регион  с  «особой»  природой,  с  «особыми»  недрами, «особой»  работой и  «осо-

быми» людьми. Образ жизни, труд, быт – все это отличало уральца от жителя европейской России. И 

хотя  в XVIII веке  материальная  культура  еще  копирует  традиционные  варианты,  начинается  посте-

пенный синтез культурных форм и бытовых традиций, привнесенных жителями разных регионов, раз-

вивающихся на одной территории.  

Основным  типом  женского  костюма  на  Урале  был  сарафан.  Связывают  это  с  тем,  что  наиболее 

интенсивное заселение данной территории происходило в XVI–XVII вв., то есть в период, когда сара-

фан завоевал решающее превосходство в северорусском костюмном комплексе [5, с. 202]. 

Самым распространенным типом сарафана на Урале был распашной косоклинник, который быто-

вал на данной территории под названиями «дубас», «сандальник» (в зависимости от способов окраски 

[8, с. 18]), «шушун» или «сарафан русский» [5, с. 207]. Письменные документы XVII в. сообщают, что 

дубасы и сарафаны различались только материалом. Дубасы шили из крашеного холста, а сарафаны – 

из покупных тканей [10, с. 153]. Дубас кроился из шести прямых клиньев шириной около 50 см и четы-

рех  подклинков.  В  плане  сарафан  был  близок  к  полукругу,  а  иногда  (если  шился  из  ситцевых  тканей 

больших по ширине) и к кругу. По переднему полотнищу чаще всего делалась декоративная застежка, с 

разрезом длиной не более 20–25 см. На некоторых сарафанах перед и вовсе не оформлялся и полотнища 

сшивались полностью. 

Видимо, одновременно с косоклинниками на Урале носили и «круглые» или «московские» сара-

фаны  из  набойки,  шелка,  кашемира  или  ситца [16, с. 33]. Однако  предпочтение  все  же  отдавалось 

сарафанам  косоклинным,  причем  как  в  среде  староверов,  где  они  были  «моленной»  одеждой,  так  и 

среди православного населения. По данным С.В. Голиковой, в некоторых селах Оханского уезда еще в 

середине XIX в. носить «круглые» сарафаны «почиталось за грех» [17, с. 95]. 

 

441

В  середине XIX в.  сарафан  играл  значительную  роль  не  только  в  костюме  крестьянок,  но  и  в 

одежде  рабочих  наиболее  старых  промышленных  центров.  По  воспоминаниям  С.Г.  Грум-Гржимайло, 

как жительницы Верхней Салды, так и заводские работницы из Нижней Салды встречаясь на совмест-

ные гулянья в Иванов день, «были одеты в одинаковые сарафаны» [15, с. 212]. У нижнесалдинцев были 

сарафаны  «бордовые  и  кашемировые,  с  золотым  позументом  и  золотыми  пуговицами».  А  у  верхне-

салдинцев – «синие с серебряным позументом и серебряными пуговицами» [15, с. 212]. Обычай всему 

селению  одеваться  по  большим  праздникам  в  одежду  определенного  цвета,  видимо  был  принесен  на 

Урал  выходцами  из  Рязанской  губернии,  где  он  фиксировался  в  нескольких помещечьих селах  Прон-

ского уезда [5, с. 199]. 

Сарафан  всегда  носили  с  рубахой,  с  которым  она  сотавляла  единый  костюмный  комплекс.  В 

XVIII–XIX  вв.  на  Урале  бытовали  женские  рубахи  с  прямыми  поликами  и  бесполиковые,  то  есть  с 

поликами выкроенными вместе с рукавом; на Вятке и в верховьях Камы встречались туникообразные 

рубахи [7, рис. 28]. Рубахи,  по  преимуществу,  шили  с  пышным  рукавом,  или  с  рукавом  «жиго»,  как 

например,  у  тагильских  крестьянок  на  портретах  работы  художника  И.Ф.  Худоярова («Тагильчанка  в 

праздничном  костюме», 1849 г.).  По  мнению  И.П.  Работновой – это  наследство  северо-западной  тра-

диции [13, с. 7–8], к которой, на наш взгляд, добавилось и влияние европейских мод 1830-х гг. 

Рубахи шили составными: верх – из ситца, низ «становина» – из тонкого холста [4, с. 127]. Рубахи, 

которые  одевали  под  «моленные»  сарафаны,  зачастую  состояли  лишь  из  верхней,  длиной  чуть  ниже 

пояса,  части [1, с. 156], которую  называли  «рукава».  Известны  случаи,  когда  рукава  выступали  как 

самостоятельный элемент костюма, и соединялись только завязками у ворота [9, с. 30]. Такие «рукава» 

шили из дорогих покупных тканей и носили с глухими косоклинными сарафанами. В источниках конца 

XIX  в.  встречаются  упоминания  «рукавов»,  которые  дарит  невеста  снохам  и  золовкам [11, с. 73]. 

«Рукава»  выступают  достаточно  ценным  подарком,  так  как  остальных  членов  семьи  она  одаривала 

«полотенцами, платками с кружевом и узорами», но все же не настолько дорогими, как платье, которое 

предназначалось  свекрови [11, с. 73]. Видимо  упоминаемые  в  источнике  «рукава» – это  все  же  не 

отдельные части, а короткая рубаха, или верхняя часть длинной рубахи, сшитая из более дорогой ткани, 

чем низ изделия. 

В  начале XX в.  термин  «рукава»  стал  бытовать  параллельно  с  термином  «кофта».  Судя  по 

воспоминаниям А.М. Шокуровой, которая пишет, что « … венчалась я не в сарафане, а в кофте, в рука-

вах. А раньше венчались – в рукавах, в сарафане» [2, с. 79], «рукава» считались устаревшей одеждой, 

тогда  как  кофта-рукава – более  новой.  По  видимому,  эволюция  этого  костюма  проходит  этапы  от 

простой  туникообразной  рубахи,  через  рубаху,  сшитую  из  двух  тканей  разного  достоинств,  к 

преобразованию  верхней части – «рукавов»  в самостоятельный элемент  костюма.  Постепенно  термин 

«рукава» вытесняется новым – «кофта», что, однако никак не отразилось на их крое. Как длинные руба-

хи, так и короткие кофты шили одинаково.  

Поверх  сарафана  повязывали  передники  или  запоны,  которые  входили  в  костюмный  комплекс  с 

«круглым»  сарафаном.  С  косоклинником  носили  душегрею.  Душегрея,  по  мнению  И.П.  Работновой, 

была  сходна  по  крою  с  косоклинным  сарафаном [13, с. 52] и  всегда  шилась  на  лямках.  Душегрею  с 

рукавами называли «шугаем». Главной отличительной чертой, как душегреи, так и шугая, были сборы 

по спинке. По сведениям Н.С. Попова, на Урале уже в 1804 г. носили и душегрейки и шугаи, хотя и «в 

немногих местах» [12, с. 225]. Душегреи шились из шелковых и парчовых тканей, украшались галуном, 

вышивкой  золотыми  и  серебряными  нитями,  золотой  бахромой,  иногда  подбивались  мехом [3, с. 54]. 

Шугаи  шили  из  более  дешевых  тканей  и  отделывали  значительно  скромнее.  Возможно,  это  связано  с 

тем, что шугай был близок по покрою к обычной кофте [10, с. 159], а потому обладал преимущественно 

утилитарной  функцией,  в  то  время  как  на  долю  душегреи,  как  одежды  менее  удобной,  выпадали 

эстетическая  и  социальная.  Хотя  известен  и  праздничный  комплекс,  состоящий  из  сарафана  и  шугая, 

сшитых  из  ярко  розового  сатина.  При  этом  сарафан  богато  украшен  широким  золотым позументом и 

стеклянными пуговицами, тогда как шугай вообще лишен какой либо отделки. 

В  фондах  Свердловского  областного  дома  фольклора  хранится  сарафан,  у  которого  позумент, 

украшающий линию ложной застежки, обрывается, не доходя 45 см до горловины. Позумент обрезан 

неровно,  и  левая  полоса  заканчивается  на 2 см  выше,  чем  правая.  Кроме  того,  на  левой  полочке 

довольно грубо, по сравнению с исполнением остального изделия, выполнен прорезной карман. Все эти 

факты позволяют предположить, что данный сарафан не только входил в комплекс с какой-то верхней 

одеждой (скорее всего шугаем), но и ни когда не носился без нее, в противном случае, верх сарафана 

был бы выполнен столь же аккуратно и нарядно, как и вся одежда целиком. Похожее явление отметила 

Л.В. Тазихина у некоторых сарафанов из фондов Государственного музея этнографии [16, с. 33]. 

Постепенно, возможно уже к началу XIX в., в тех случаях, когда сарафан носился с шугаем, его, из 

соображений экономии, стали упрощать. Вероятно сначала, как было описано выше, просто не делали в 

верхней части сарафана под шугаем богатой отделки; а потом и вовсе сократили весь верх до длинных 

лямок, которые начинались прямо от талии. В результате получилась своеобразная «юбка на лямках», 

которая по крою оказалась ближе к юбке европейского костюма, чем к традиционному сарафану. Такой 

 

442 

вариант «юбки на лямках» просуществовал вплоть до 1930-х гг. При этом интересно отметить тот факт, 

что экземпляр из домотканой пестряди, принадлежавший М.А. Порубовой (Кировская обл.) не только 

скроен  из  шести  прямых  полотнищ  ткани  (как  в  своей  основе  кроился  любой  косоклинник),  но  и 

назывался, по словам информатора, «дубас». 

Если  учесть,  что  в  Оренбургской  губернии,  по  данным  С.  Понамарева,  уже  в 40-е  гг. XIX века 

«самым нарядным платьем считалась юбка гарнитуровая» [11, с. 69] и телогрейка (род душегреи – Т.Ф.), в 

Сибири  комплекс  с  юбкой  «можно  считать  традиционным  для  этнокультурной  группы  старожилок-

чалдонок» [18, с. 26], а так же тот факт, что в реестрах утраченного имущества сибирских городов начала 

XIX  в.  юбки  упоминаются  в  три  раза  чаще,  чем  сарафаны [18, с. 26]; то  можно  предположить,  что  на 

Урале комплекс из сарафана с шугаем, постепенно трансформировался в костюм, состоящий из шугая и 

юбки, а затем – юбки и кофты. Юбка на лямках, таким образом, стала переходным элементом от тради-

ционного комплекса к модернизированному, от одежды XVI в. к костюму начала XX в. 

Активность  процессов  урбанизации  и  модернизации  в  районах  крупной  и  кустарной  промыш-

ленности  привела  к  сдвижению  сроков  европеизации  крестьянского  костюма,  способствовала  более 

быстрому вытеснению его традиционных форм. Если повсеместно костюм, состоящий из юбки и коф-

ты, распространился на рубеже XIX–XX веков, то в указанных регионах – во второй половине XIX в. 

Уже в 1840–1860 гг. его носили наравне с сарафанами во всех городах и крупных заводских поселках, а 

так же в деревнях с развитой торговлей по р. Чусовой [10, с. 160], а 1870-х гг., процесс распространения 

нового вида костюма активно шел «среди всех категорий крестьян» [19, с. 265]. 

Появившись в середине XIX в., «парочка» становится на рубеже веков основным костюмом горо-

жанок, как центральных регионов России, так и на территории Западной и Восточной Сибири. 

Появление и широкое распространение «парочки», как праздничной, а затем и повседневной одеж-

ды  у  горожанок,  объясняется  несколькими  причинами.  Во-первых,  общим  процессом  европеизации 

традиционного костюма; во-вторых, процессами социальной мобильности в среде горожан; в-третьих, 

экономическими причинами (новые формы требовали меньше ткани, были дешевле [21, с. 125]); и нако-

нец,  в-четвертых,  проникновением  в  массовое  сознание  нового  идеала  красоты,  европейского  идеала 

«женщины-любовницы» в противовес традиционному идеалу «женщины-матери». 

В  традиционном  сознании  женщина,  воспринимается  как  родительница  и  прародительница,  она, 

по мнению Мирча Элиаде, «мистически уподобляется земле», а «вынашивание ребенка представляется 

как  вариация  на  человеческом  уровне  плодородия  земли» [20, с. 92]. Исходя  из  этого,  основное 

предназначение  женщины – продолжение  рода,  главная  задача – вынашивание  и  рождение  здорового 

потомства.  Именно  поэтому  красота  женского  тела  оказывается  понятием,  подчиненным  ведущей 

функции, а соответственно истинно красивой считается лишь здоровая женщина детородного возраста, 

обладающая объемной грудью и полными бедрами. 

Талия,  в  традиционном  женском  костюме,  скрыта  свободным  кроем,  складками,  множеством 

одежд, одеваемых одна на другую. «Таким способом живые формы человеческого тела не выявлены, а 

подчинены идее замкнутого в себе объема, статике неподвижного образа» [14, с. 11]. В связи с тем, что 

в повседневной жизни большая часть женского тела скрыта под одеждой, «эротически стимулирующий 

характер» начинает иметь лишь «воспринимаемое зрением женское тело в целом, в большей степени – 

обнаженное  или  полуобнаженное» [6]. Отсюда  и  максимальное  сокрытие  женской  фигуры,  любых 

проявлений телесности, декларируемое как церковью, так и традиционным сознанием. 

Идеал  «женщины-любовницы»  подразумевает  прямо  противоположное.  Женщина,  конечно,  не 

лишается  функции  деторождения,  но  основной  для  нее  становится  идея  физического  удовольствия  и 

удовлетворения мужчины. Даже в те времена, когда это не заявляется прямо, идеал красоты начинает 

оказывать влияние на костюм, формировать нормы поведения. 

В Европе с 1830-х гг. в очередной раз утвердился идеал «женщины-любовницы». Он определился 

стремлением с помощью «осиной талии» подчеркнуть пышность груди и бедер. В костюме вновь вошел 

в  моду  тугой  корсет  и  множество  нижних  юбок.  Горизонтальные  оборки  по  подолу  призваны  были 

зрительно расширить фигуру в нижней части, вертикальный декор лифа «сузить» талию, горизонталь-

ный на линии груди «увеличить» последнюю. 

В результате все более тесных связей различных городских групп городского населения, а также 

соображений  престижа  во  второй  половине XIX в.  европейский  идеал  красоты  постепенно  вытесняет 

традиционный. «Парочка» же становится ярким его выражением. Сильно приталенная кофта, «кости» 

вшитые в рельефные швы, скроенная по косой баска, пышные складки юбки и многочисленные оборки 

призваны подчеркнуть тонкость талии и округлость бедер, заставить женщину не просто быть «город-

ской», а соответствовать «городскому» типу красоты. Формы тела не скрываются, а нарочито подчерки-

вается  костюмом.  Появление  таких  терминов  как  «тугая  кофта»  или  «платье  по  талии» [11, с. 59–60] 

еще раз доказывают изменение сознания данной группы населения. Возможно, именно это – причина 

того,  что  последующие  изменения  мод  практически  не  коснулись  фасонов  «парочек»,  которые  на 

протяжении десятилетий оставались такими же, соответствуя модам 1890-х гг. 

 

443

«Парочка»  как  таковая  по  видимому,  генетически  связана  с  московским  круглым  сарафаном, 

который  в  центральных  губерниях  украшался  по  подолу  узорными  лентами,  полосами  цветной  ткани 

или  воланами [16, с. 26]. Поверх  него,  вместо  традиционной  душегреи,  стали  надевать  кофту  по 

европейской (или приближенной к европейской) моде. Затем сарафан заменили юбкой. Кофту в угоду 

модному силуэту, стали шить сильно приталенной, с пышными рукавами, дополнять баской, украшать 

кружевной вставкой на груди; юбку по подолу декорировали широкой оборкой [3, с. 204].  

Уральский  комплекс,  на  наш  взгляд,  по  происхождению  связан  с  косоклинным  сарафаном  и 

шугаем. По существу его нельзя назвать «парочкой», так как в большинстве случаев он шился не только 

из разных по цвету, но и по фактуре тканей. На Урале, в отличие от центральной России, большинство 

кофт  по  своему  свободному  крою  очень  близки  к  шугаю.  Возможно,  что  первоначально,  комплекс  и 

состоял из сарафана и шугая, который стали одевать вместо душегреи или епанечки. Шугай как одежда 

более  закрытая,  чем  душегрея  (которая  шилась  на  лямках),  и  более  длинная,  чем  епанечка  (длина 

последней доходила лишь до линии талии), позволил постепенно заменить сарафан на широкую юбку. 

От шугая кофты рубежа XIX–XX вв. отличались пышным рукавом «с головкой» (буфом у плеча), 

наличием  кокетки  и  богатым  декором  из  кружева,  лент,  тесьмы  или  бахромы.  Чтобы  не  нарушать 

композиции лифа, застежку делали по спинке или по левому плечу, окату рукава и боку. 

Юбки,  по  преимуществу  были  более  темных  расцветок  и  из  более  носких  или  просто  более 

дешевых  тканей,  чем  кофты.  Холщовые  юбки  шили  из  традиционных  прямых  полотнищ,  если  же 

состоятельная  крестьянка  шила  юбку  из  фабричной  ткани,  то  старалась  соответствовать  моде.  Под 

юбку,  как  раньше  под  сарафан,  надевали  широкую  нательную  рубаху,  и  нижнюю  юбку.  Обычно  ее 

шили с подзором [4, с. 127]. Иногда рубаху и нижнюю юбку соединяли. В таких случаях лиф шили из 

домотканого холста, а широкий подол – из ситца в мелкий рисунок. По подолу дополнительно приши-

вали несколько широких оборок, так, чтобы верхняя юбка лежала как можно пышнее.  

Судя по фотографиям начала XX в., пожилые женщины носили кофты на выпуск, сохраняя, таким 

образом, пластику народного костюма. Свободный крой кофты не только не подчеркивал стройность ее 

хозяйки,  но  наоборот,  сохранял  функции  душегреи – делал  женщину  зрительно  полнее,  дороднее,  а 

соответственно  красивее.  Таким  образом,  эстетическое  значение  «парочки»,  которая  должна  была 

приблизить  образ  крестьянки  к  городскому  идеалу  красоты,  в  уральском  костюме  терялось.  Костюм, 

бытовавший  здесь,  целым  рядом  горизонталей  (трапециевидный  силуэт,  декор  кокетки)  зрительно 

утяжеляла фигуру, сохраняя деревенский идеал красоты, идеал женщины – матери, уже своим дород-

ством гарантирующей здоровое потомство. 

К  началу XX в.  процесс  европеизации  охватил  все  слои  населения  Урала.  Европейский  костюм 

вытесняет традиционный во всех сферах жизни. Сначала он распространяется в качестве праздничной, 

будничной, а затем и обрядовой одежды. 

Список литературы 

1. Бардина П.Е. Об изменениях в одежде русского населения Томской области // Этнокультурная исто-

рия населения Западной Сибири. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1978. – С. 141–159. 

2.  Вардугин  В.  Русская  одежда:  История  нар.  костюма  от  скиф.  до  совет.  времен  с  очерками  обрядов, 

обычаев,  нравов  и  суеверий,  иллюстрированная  грав.,  рис.  и  фот.  мастеров XVIII – начала XX в.,  с  прил. 

рассказа,  как  самим  сшить  наряд.  платье  по  старин.  крою. – Саратов:  Дет.  кн., 2001. – 349 с. – (Сер. 

«Отечество – Россия»). 

3. Ефимова  Л.В., Алешина Т.С.,  Самонин  С.Ю.  Костюм в России. XV – начало XX века: Из собрания 

Государственного исторического музея. – М.: Арт-Родник, 2001. – 232 с.  

4.  Крупянская  В.Ю.,  Полищук  Н.С.  Культура  и  быт  рабочих  горнозаводского  Урала.  Конец XIX – 

начала XX в. – М.: Наука, 1971. – 286 с. 

5. Лебедева Н.И., Маслова Г.С. Русская крестьянская одежда XIX – начала XX в. // Русские: Историко-

этнографический  атлас:  Земледелие.  Крестьянское  жилище.  Крестьянская  одежда  (Середина XIX – начало 

XX века). – М.: Наука, 1968. – С. 193–357. 

6. Лелеко В.Д. Семантика соматического пространства: гендерный аспект // Социальная история. Еже-

годник, 2003: Женская и гендерная история. – М.: Рос. полит. энцикл., 2003. – С. 131–155. 

7.  Маслова  Г.С.  Народная  одежда  русских,  украинцев  и  белорусов  в XIX – начале XX в. // Восточно-

славянский  этнографический  сборник:  Очерки  народной  материальной  культуры  русских,  украинцев  и 

белорусов в XIX – начале XX в. – М.: Изд-во АН СССР, 1956. – С. 556–567. – (Тр. Ин-та этнографии. Нов. 

серия. Т. 31).  

8. Маслова Г.С. Опыт составления карты распространения русской народной одежды // Кр. сообщения 

Ин-та этнографии. – М.: Изд-во АН СССР, 1955. – Т. XXII. – С. 12–20. 

9.  Моисеенко  Е.  Костюм  уральской  казачки // Сообщения  Государственного  Эрмитажа. – Л.:  Изд-во 

«Гос. Эрмитаж», 1985. – Вып. L. – С. 30–31. 

10. На путях из Земли Пермской в Сибирь: очерки этнографии североуральского крестьянства XVII–XX 

вв. – М.: Наука, 1989. – 352 с. 

11. Пономарев С.М. Очерки народного быта. Обрядовый обычай // Северный вестник. – 1890. – № 6. – 

С. 58–76.  

 

444 

12.  Попов  НС.  Хозяйственное  описание  Пермской  губернии  сообразно  начертанию  Санкт-Петербург-

ского  Вольного  экономического  общества  сочиненное  в 1802 и 1803 году  в  г.  Перми. – [Пермь]:  печатано 

при Пермском губернском правлении, 1804. – Ч. 1. – 401 с.; Ч. 2. – 403 с. 

13. Работнова И.П. Русская народная одежда. – М.: Легк. индустрия, 1964. – 57 с. 

14. Русский народный костюм из собрания государственного музея этнографии народов СССР. / Сост. 

Л.Н. Молотова, Н.Н. Соснина. – Л.: Художник РСФСР, 1984. – 222 с.  

15.  Секрет  счастливой  жизни:  Книга  для  семейного  чтения / В.Е.  Грум-Гржимайло,  С.Г.  Грум-Гржи-

майло. – Екатеринбург: Изд-во Ур. ун-та, 2001 . – 296 с. 

16. Тазихина Л.В. Русский сарафан (По коллекции сарафанов Государственного музея этнографии наро-

дов СССР) // Кр. сообщения Ин-та этнографии. – М.: Изд-во АН СССР, 1955. – Т. XXII. – С. 21–35. 

17. Традиционная культура русского крестьянства Урала XVIII–XIX вв. – Екатеринбург: Изд-во Ин-та 

истории и археологии Ур. отд-ния РАН, 1996. – 359 с. 

18. Фурсова Е.Ф. Одежда русского старожильческого населения Западной Сибири (конец XIX – начало 

XX века) // Одежда русских в коллекциях Новосибирского государственного краеведческого музея. – Ново-

сибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии Сиб. отд-ния РАН, 2002. – С. 8–28. 

19.  Чагин  Г.Н.  Этнокультурная  история  Среднего  Урала  в  конце XVII – первой  половине XIX века. – 

Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1995. – 363 с. 

20. Элиаде М. Священное и мирское. – М.: Изд-во МГУ, 1994. – 144 с. 

21. Янченко В.Л. Набивные платки и шали в русском народном костюме первой половины XIX в.// Тра-

диции народной одежды и искусство современного костюма: сб. науч. тр. – М.: Изд-во НИИ худож. пр-ти, 

1983. – С. 119–131. 

жүктеу/скачать 13,81 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: