тельств правоты, но в допущении того, что предположение
может оказаться неверным, – в наличии риска «положить голову
на плаху фактов». Устойчивые к постоянным попыткам фальсифи-
25
кации теории Поппер считал возможно истинными (с ударением
на слове «возможно»). В 1959 г. он сформулировал правило: «Мы
не знаем, мы можем только предполагать», т. е. теория, поскольку
она может быть опровергнута, всего лишь предположение.
Таким образом, к имеющемуся, выдвинутому Контом, призна-
ку научности знания – его верифицируемости, т. е. фактической под-
тверждаемости теории (верификация бывает прямая и косвенная,
т. е. логические соотношения между утверждениями могут прове-
ряться прямо, а могут быть непосредственно непроверяемыми;
верифицируемость понимается как возможность верификации, ее
условия – предмет анализа логико-методологического исследова-
ния), Поппер добавляет второй, более сильный признак – фальси-
фицируемость: научным может быть признано только такое знание,
которое допускает возможность своего опровержения, т. е. фальси-
фикации. И здесь мы видим ответ на исходный вопрос, который
ставил перед собой Поппер: когда ученые должны менять теории?
Он очевиден: когда теории фальсифицированы.
У Поппера были предшественники. Еще в XVII в. Паскаль ука-
зывал: «Во всех предметах, в которых обоснование состоит в опы-
тах, а не в доказательствах, нельзя допустить никакого универсаль-
ного утверждения без всеобщего перечисления всех частей или всех
различных случаев… так как одного единственного случая доста-
точно, чтобы помешать всеобщему выводу». Можно, например, при-
вести 100 примеров, которые обеспечат индуктивное подтвержде-
ние суждения «Все птицы летают», но достаточно одной нелетающей
птицы (например, киви), чтобы разрушить, фальсифицировать его.
Таким образом, формулируя принцип фальсификации, Поп-
пер подчеркивал фундаментальное ограничение эмпирических фак-
тов при обобщении их в теорию. На это же ранее указывал Выгот-
ский, когда писал, что эмпирическое знание ограничивается на-
учной теорией. Соотношение теории и эмпирии удобно пояснить
с помощью схемы Эйлера, в соответствии с которой правдоподоб-
ность теории определяется соотношением малого и большого кру-
гов (рис. 1). Чем меньше площадь кольца (факты) вокруг малого
круга (теория), тем более правдоподобна теория. И наоборот. Науч-
ная теория, говорит Поппер, утверждается в процессе ограничения
правдоподобных конкурентных гипотез.
26
Однако простого демаркационного критерия фальсифицируе-
мости оказалось недостаточно. Оно и понятно. Ведь на арене нау-
ки действуют не два участника (реальный мир и объясняющая его
теория), как считал Поппер, а по крайней мере три. На самом деле
теории соревнуются не только с природой, но и друг с другом. Дело
в том, что обладание теорией настолько важно для ученых (и прак-
тиков – вспомним Шерлока Холмса!), что они предпочитают иметь
слабые теории, чем не иметь их вовсе. Поэтому теорий, объясняю-
щих некоторое явление, как правило, больше одной. Например, по-
ясняет В. Н. Дружинин, в психофизике существуют на равных теория
порога и теория сенсорной непрерывности. В психологии личнос-
ти конкурируют и имеют эмпирические подтверждения несколько
факторных моделей личности (модель Айзенка, модель Кеттела,
модель «Большая пятерка» и др.). В психологии памяти аналогич-
ный статус имеют модель единой памяти и концепция, основанная
на вычленении сенсорной, кратковременной и долговременной па-
мяти, и т. д. [Дружинин, 2000, 20]. И научное исследование – это не
двустороннее соревнование между теорией и реальным миром, а
как минимум трехстороннее, в котором участвуют две соперничаю-
щие (альтернативные) теории и реальный мир.
Учитывая все эти положения, последователи Поппера были
вынуждены дополнить критерий фальсификации третьим критери-
ем – критерием успешности решения проблем. Поскольку единич-
ный эксперимент не способен опровергнуть теорию, для ее провер-
ки нужна исследовательская программа, и рациональный ученый
должен принять ту программу, которая решает максимальное ко-
Факты
Теория
Рис. 1. Соотношение теории и фактов
27
личество проблем посредством минимального количества методо-
логических приемов. Второе, что позволяет делать хорошая про-
грамма, она способствует порождению новых проблем. Последнее
означает, что теория, в рамках которой решена проблема, обладает
предсказательной силой, т. е. позволяет сформулировать гипотезы,
проверка которых может привести к решению новых проблем.
Но что считать проблемой? Это не праздный вопрос. Ведь,
в принципе, каждый из нас может считать проблемой любую свою
прихоть, а потом строить свои собственные теории для решения
этих проблем. И тогда становится актуальной точка зрения анархо-
натурализма, пережившего пик популярности в 60-е гг.: «Неважно,
что представляет собой реальный мир, давайте просто решать наши
собственные проблемы!». Для рационалистов-реалистов вопрос
о том, что представляет собой реальный мир, важен, и мы помним,
что за наблюдениями этого мира для них лежит объективная исти-
на, представления о которой служат нормативным регулятором на-
учного процесса, в частности помогают отделять научные пробле-
мы от псевдопроблем.
Подводя итог разговору о природе изменений в науке, мы долж-
ны констатировать следующее. Вопрос о том, рациональна ли нау-
ка и если да, то почему (как, впрочем, и остальные обсуждавшиеся
нами проблемы), остается нерешенным. Ясно одно: крайние точки
зрения как среди анархо-натуралистов, так и среди рационалистов
уступили место более скромным притязаниям. Можно даже гово-
рить о дрейфе противоборствующих лагерей навстречу друг другу,
поскольку некоторые методологически ориентированные ученые
надеются, что развитие статистики (особенно разделов, касающихся
теоремы Баеса, в соответствии с которой вера превращается в гипо-
тезу при наличии фактов) может создать новый фундамент для ра-
ционализма.
Мы видели, что на объяснение одних и тех же явлений пре-
тендуют как минимум две теории. Что происходит в результате их
конкуренции? Т. Лихи считает, что существует два вероятных исхо-
да. Первый – это редукция. Она имеет место при том условии, что
две теории объясняют одни и те же факты на разных уровнях: бо-
лее высокий уровень оперирует более крупными объектами и сила-
28
ми, тогда как более низкий – более глубинными объектами и сила-
ми. Пытаясь создать унифицированную картину природы, ученые
стремятся редуцировать теории более высокого уровня до более эле-
ментарных, более глубинных, демонстрируя, что истинность пер-
вых есть следствие истинности последних. На своем уровне объяс-
нения редуцированная теория считается валидной и полезной. Вто-
рой возможный исход – это замена или уничтожение. Одна из тео-
рий оказывается верной, а другая ложной, она фальсифицируется
и сбрасывается со счетов.
Редукцию теории более высокого уровня другой теорией мож-
но продемонстрировать сведением классических газовых законов
до кинетической теории газов, а менделевской генетики – до моле-
кулярной генетики. Физики XVIII столетия полагали, что давление,
объем и температура газов взаимодействуют друг с другом в соот-
ветствии с математическим уравнением, которое получило название
закона идеального газа: Р = V · Т. Используя этот закон (хрестома-
тийный пример общего закона), физики могли точно и с пользой
описывать, предсказывать, контролировать и объяснять поведение
газов. Законы идеального газа представляют собой пример теории
высокого уровня, поскольку они описывают поведение сложных
объектов, а именно газов. Одним из первых триумфов атомарной
гипотезы стала кинетическая теория газов, которая давала каузаль-
ное объяснение закону идеального газа. Кинетическая теория ут-
верждает, что газы (как и все остальное) состоят из миллиардов
шарообразных атомов, степень возбуждения которых (движение)
является функцией энергии, особенно теплоты. Так, закон идеаль-
ного газа предсказывает, что если мы нагреем воздух в воздушном
шарике, он увеличится в размере, а если охладим – то сожмется
(опущенный в жидкий азот, он съежится практически до нулевого
объема). Кинетическая теория объясняет, почему это происходит:
когда мы нагреваем воздух, составляющие его частицы начинают
двигаться интенсивнее, наталкиваются на оболочку шарика и за-
ставляют ее растягиваться. Когда мы охлаждаем воздух, атомы на-
чинают двигаться медленнее, слабее ударяются о стенку шарика, и
если скорость их движения упадет достаточно сильно, то давления
не будет вовсе.
29
Кинетическая теория по сравнению с газовыми законами – тео-
рия более низкого уровня, поскольку имеет дело с теми частицами,
из которых состоят газы. Это также более фундаментальная теория,
поскольку она является более общей, рассматривая поведение лю-
бого объекта, состоящего из молекул, а не только газов. Поведение
газов выступает в качестве частного случая поведения любого веще-
ства. Кинетическая теория показывает, почему работают законы
идеального газа, постулируя каузальный механизм, лежащий в осно-
ве, и поэтому говорят, что закон идеального газа редуцируется до
кинетической теории. В принципе, мы могли бы вообще отказать-
ся от газовых законов, но мы сохранили их, поскольку они облада-
ют валидностью и полезностью в области своего применения.
Аналогичная история произошла и с менделевской генетикой.
Мендель высказал предположение о существовании передаваемой
единицы наследственности, гена, которое было абсолютно гипоте-
тическим. Концепция Менделя заложила основы для популяцион-
ной генетики, хотя никто не видел ген и не мог даже предполо-
жить, как он выглядит. Однако в начале 1950-х гг. начали откры-
вать строение ДНК, и выяснилось, что именно она была хранителем
наследственных признаков. По мере прогресса молекулярной гене-
тики мы узнали, что последовательности кодонов на модели ДНК
являются реальными генами и они отнюдь не всегда ведут себя так
однозначно, как думал Мендель. Тем не менее менделевская гене-
тика остается валидной для своих целей – популяционной генети-
ки, но, как и законы идеального газа, она была редуцирована и уни-
фицирована до молекулярной генетики.
В случае редукции более старая теория продолжает считаться
научной и валидной в сфере своего применения; она просто занима-
ет подчиненное положение в иерархии науки. Напротив, судьба за-
мененной теории совершенно иная. Часто оказывается, что старая
теория была просто неверной и не может вписаться в новую. В этом
случае от нее отказываются и заменяют на лучшую. Теория небес-
ных сфер Птолемея, где Земля была помещена в центр Вселенной,
а Солнце, Луна и звезды вращались по сложным орбитам вокруг
нее, была распространена среди астрономов на протяжении мно-
гих веков, поскольку была полезной и давала весьма точное пред-
30
ставление о движении небесных тел. С помощью этой теории уче-
ным удавалось описывать, предсказывать и объяснять такие события,
как солнечные затмения. Но, несмотря на описательную и предска-
зательную силу данной системы, в результате длительной борьбы
было доказано, что взгляды Птолемея ложны, и на смену им при-
шла система Коперника, поместившая Солнце в центр Солнечной
системы, вращающейся вокруг него. Подобно старой парадигме точ-
ка зрения Птолемея отмерла и исчезла из науки.
Вопрос редукции или замены особенно остро стоит в психоло-
гии, поскольку на протяжении всей ее истории делаются попытки
сведения психологического к физиологическому. Психологические
процессы очевидно связаны с физиологическими. Но если у нас
есть теория о неких психологических процессах и мы фактически
открыли физиологические процессы, лежащие в их основе, будет
ли психологическая теория редуцирована или заменена? Некото-
рые полагают, что психология обречена на вымирание, как астроно-
мия Птолемея. Другие придерживаются мнения, что психология
будет сведена к физиологии и станет одним из разделов биологии,
но большинство психологов – оптимисты, они считают, что по край-
ней мере некоторые разделы психологии человека никогда не бу-
дут редуцированы до нейрофизиологии или заменены ею.
Каковы же современные представления о нормативном про-
Достарыңызбен бөлісу: |