часть черепа и вылетел наружу.
Этот несчастный случай имел для Финеаса Гейджа двоякие последствия. К изумлению
окружающих, Гейдж остался жив и даже мог разговаривать. Он сидя доехал в повозке до
ближайшего городка и обратился к врачу со словами: «Доктор, для вас тут есть работа». В
середине XIX столетия ученые еще не очень хорошо разбирались в том, как работает мозг, но
считалось, что он играет решающую роль в поддержании жизни и двигательных функций.
Какое-то время спустя Гейджа осмотрели медики из Гарварда. Затем он отправился в Нью-
Йорк и объездил всю Новую Англию, рассказывая свою историю и показывая себя зевакам.
Со временем стало очевидно, что с Финеасом Гейджем что-то не так
[109]
. Окружавшие
его люди были поражены тем, что он остался жив, поэтому не сразу заметили, что он ведет
себя не совсем адекватно. До несчастного случая Гейдж был любимцем друзей, эффективным
и знающим работником; человеком, сдержанным в своих привычках и уравновешенным.
После несчастного случая у Гейджа появились проблемы с построением планов на будущее.
Он начал говорить и делать то, что ему заблагорассудится, не заботясь об окружающих и
последствиях своих действий. Его врач пришел к выводу, что, «по всей видимости, нарушен
баланс между умственными способностями и животными инстинктами».
Состояние Гейджа говорило о том, что передняя часть мозга отвечает скорее не за то, как
мы живем и дышим, а за то, как мы действуем. Пройдет еще около сотни лет, прежде чем
ученые поймут, почему это происходит.
После несчастного случая с Гейджем ученые начали срочно составлять карту головного
мозга. Проводить исследования на людях было опасно, поэтому, как в случае с Гейджем,
медикам приходилось полагаться на те травмы и болезни, которые встречались в их практике.
Ситуация кардинально изменилась после разработки в 70-х годах ХХ века технологии
магнитно-резонансной томографии (МРТ), а затем и функциональной магнитно-резонансной
томографии (МФРТ), которая дала возможность врачам изучать работу мозга
в живом
организме
. Целый ряд новых технологий позволяет измерять активность мозга у детей и
взрослых, благодаря чему ученые могут лучше понять, как он работает.
Теперь мы знаем, что головной мозг развивается снизу вверх и от заднего участка к
переднему. Этот порядок отображает эволюционный возраст различных участков мозга.
Самые древние участки (те, которые были даже у наших древних предков и есть у животных)
развиваются в первую очередь и находятся у основания головного мозга, возле позвоночника.
Они отвечают за дыхание, восприятие посредством органов чувств, эмоции, половое
влечение, удовольствие, сон, голод и жажду, иными словами – те самые «животные
инстинкты», которые остались у Гейджа нетронутыми после того, как он получил травму. Это
те участки мозга, которые мы обозначаем термином «эмоциональный мозг».
Лобная доля находится в передней части головного мозга. Это его самый молодой
участок, сформировавшийся у людей в процессе эволюции; этот же участок формируется
последним у каждого человека. Лобная доля, получившая название «центр исполнительного
функционирования» и «очаг цивилизованности», отвечает за мышление и суждения. Именно
здесь рациональное мышление уравновешивает и регулирует чувства и порывы, которые
генерирует эмоциональный мозг.
Поскольку лобная доля головного мозга обрабатывает также информацию о вероятности
и времени, именно она отвечает за то, как мы справляемся с неопределенностью. Она
позволяет нам думать не только о настоящем, но и о будущем. Именно здесь мы успокаиваем
свои эмоции на достаточно долгий период, чтобы предвидеть вероятные последствия наших
поступков и составить соответствующий план действий на завтра, даже если результат не
установлен, а будущее неизвестно. Лобная доля головного мозга – это участок мозга, в
котором протекает процесс опережающего мышления.
Возьмем в качестве примера пациентов ХХ и XXI столетия, получивших травмы лобной
доли (о некоторых из них написано очень много)
[110]
. Эти люди отличаются тем, что, хотя их
умственные способности не изменились и они по-прежнему могут решать конкретные
задачи, у них возникают трудности с принятием решений в личной и общественной жизни. В
отношении друзей, партнеров и поступков они делают выбор, противоречащий их
собственным интересам. Таким людям трудно увидеть абстрактную цель с точки зрения
конкретных шагов, необходимых для ее достижения. У них возникают проблемы с
планированием своей жизни на дни и годы вперед.
Современные технологии и пациенты с травмами головного мозга позволили разгадать
тайну Финеаса Гейджа. В середине XIX века невозможно было представить, что кто-то может
получить травму мозга, остаться в живых, рассказать об этом и еще что-то умудряться делать.
Теперь мы понимаем, что Финеас Гейдж превратился из рассудительного в безрассудного
человека, из целеустремленного в нерешительного потому, что трамбовочный стержень
пронзил его лобную долю.
У молодых людей двадцати с лишним лет могло и не быть причин размышлять о
Финеасе Гейдже или лобной доле, если бы не исследователи лаборатории нейровизуализации
Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Благодаря сканограммам головного мозга
мы знаем, что формирование лобной доли заканчивается в возрасте от двадцати до тридцати
лет
[111]
. В двадцать с лишним лет ищущий удовольствий эмоциональный мозг готов уйти на
покой, тогда как лобная доля мозга, отвечающая за опережающее мышление, все еще
находится в стадии формирования.
Разумеется, мозг двадцати-тридцатилетних не поврежден, но из-за того что их лобная
доля все еще развивается, им может быть свойственно то, что психологи обозначают
термином «неустойчивость». Многих моих клиентов приводит в замешательство то, что они
не знают, как начать карьеру, к которой стремятся, хотя учились в престижных колледжах.
Есть и такие, которые не понимают, почему они, будучи лучшими выпускниками, не могут
принимать решения по поводу того, с кем встречаться и какой в этом смысл. Некоторые
чувствуют себя обманщиками, потому что им удалось получить хорошую работу, но они не
умеют владеть собой. Есть и те, кто не может понять, как их ровесники, которые учились
гораздо хуже, теперь добиваются более весомых успехов в жизни.
Все дело просто в разных наборах навыков.
Для того чтобы успешно справляться с учебой, нужно уметь решать задачи, у которых
есть правильные ответы и четкие сроки решения. Однако для того чтобы быть взрослым
человеком, способным мыслить с опережением, необходимо уметь думать и действовать даже
(и особенно) в условиях неопределенности. Лобная доля не позволяет нам спокойно решать
задачу о том, чем именно нам стоит заняться в жизни. Проблемы, с которыми сталкиваются
взрослые люди (какую работу выбрать, где жить, с кем строить личные отношения или когда
создавать семью), не имеют единственно правильного решения. Лобная доля – это тот
участок мозга, который позволяет нам выйти за рамки бесполезных поисков черно-белых
решений и научиться относиться терпимо к различным оттенкам серого – и действовать
соответственно.
Тот факт, что формирование лобной доли завершается достаточно поздно, может стать
поводом отложить действия на потом, подождать до тридцати с лишним лет и только затем
начать жить взрослой жизнью. В одной из недавно опубликованных статей даже говорится о
том, что мозг молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати лет должен обслуживать
соответствующие потребности
[112]
. Однако вряд ли стоит тратить впустую третий десяток лет
своей жизни.
Упреждающее мышление не приходит с возрастом. Оно развивается в процессе практики
и по мере накопления опыта. Именно поэтому некоторые юноши и девушки двадцати двух
лет – это владеющие собой, ориентированные на будущее молодые люди, которые знают, чего
хотят, и не боятся смотреть в лицо неизвестности, тогда как мозг некоторых людей тридцати
четырех лет все еще функционирует по-другому. Для того чтобы понять причину подобных
различий в развитии людей необходимо услышать конец истории Финеаса Гейджа.
Жизнь Финеаса Гейджа после травмы превратилась в сенсацию. В учебниках его чаще
всего изображают как неудачника или чудака, сбежавшего из дома и присоединившегося к
цирковой группе, который так и не вернулся даже к подобию нормальной жизни. Гейдж
действительно какое-то время демонстрировал металлический трамбовочный стержень (и
самого себя) в Американском музее Барнума. Но гораздо важнее другой, не столь известный
факт: до смерти, наступившей после ряда эпилептических припадков, Гейдж много лет
работал кучером почтовой кареты в Нью-Гэмпшире и Чили. Выполняя эту работу, он каждый
день вставал рано утром и подготавливал своих лошадей и карету к отправлению ровно в
четыре утра. По несколько часов подряд он возил пассажиров по ухабистым дорогам. Все это
противоречит представлениям о том, что Гейдж прожил остаток жизни как импульсивный
бездельник.
Историк Малкольм Макмиллан считает, что Финеасу Гейджу пошла на пользу своего
рода «социальная реабилитация»
[113]
. Благодаря регулярному выполнению повседневных
обязанностей, связанных с работой кучера почтовой кареты, лобная доля мозга Гейджа
смогла восстановить многие навыки, утраченные в результате несчастного случая. Опыт,
накапливаемый Гейджем изо дня в день, позволил ему снова обдумывать свои поступки и
снова осознавать последствия своих действий.
Таким образом, благодаря Финеасу Гейджу медики получили не только самые ранние
данные о функциональных участках головного мозга, но и первые доказательства его
пластичности. Социальная реабилитация Гейджа, а также последующие многочисленные
исследования головного мозга говорят о том, что мозг меняется под влиянием внешней
среды. Этот процесс протекает особенно активно в возрасте от двадцати до тридцати лет,
когда завершается второй (и последний) этап формирования головного мозга.
К двадцати годам мозг человека достигает нужного размера, но в нем еще проходит
процесс формирования нейронных связей. Обмен информацией в головном мозге происходит
на уровне нейронов. Мозг состоит из сотни миллиардов нейронов, каждый из которых
способен сформировать тысячи связей с другими нейронами. Скорость и эффективность
мышления – главный, полученный ценой титанических усилий результат двух важнейших
периодов развития головного мозга.
На протяжении первых полутора лет жизни человека происходит первый этап развития
мозга, когда в нем появляется гораздо больше нейронов, чем он может использовать. Мозг
младенца активно готовится к освоению всего того, что преподнесет ему жизнь, в частности
к обретению способности разговаривать на любом языке, который младенец слышит.
Постепенно человек превращается из годовалого младенца, понимающего меньше сотни
слов, в шестилетнего ребенка, который знает их уже больше десяти тысяч.
Однако в ходе быстрого синтеза чрезмерно большого количества нейронов формируется
очень плотная нейронная сеть, что снижает эффективность когнитивных процессов и
адаптивность мозга. Именно поэтому маленькие дети, только начинающие ходить, изо всех
сил стараются связать несколько слов в предложение, но забывают надевать носки перед тем,
как обуться. Потенциал и путаница правят бал. Для того чтобы повысить эффективность
нейронных сетей, после первого этапа активного развития мозга происходит так называемый
синаптический прунинг, или удаление избыточных нейронных связей. На протяжении
нескольких лет мозг человека сохраняет активные нейронные связи и удаляет те, которые не
используются.
Довольно долго считалось, что прунинг носит линейный характер и происходит на
протяжении всей жизни человека, по мере того как мозг совершенствует свою нейронную
сеть. Однако в 90-х годах ХХ столетия исследователи Национального института
психического здоровья обнаружили, что этот процесс повторяется только в течение второго
критического периода развития мозга, который начинается в юности и заканчивается в
возрасте от двадцати до тридцати лет
[114]
. В это время снова появляются тысячи связей,
многократно увеличивая нашу способность к изучению всего нового. Однако процесс
познания при этом не сводится только к языкам, носкам и обуви.
Большинство нейронных связей, появляющихся в юности, возникает в лобной доле.
Мозг снова активно готовится, но в этот раз – к неопределенности взрослой жизни
[115]
.
Раннее детство может быть самым лучшим периодом для освоения языка, но специалисты по
теории эволюции утверждают, что второй критический период помогает нам справиться со
сложными задачами взрослой жизни: как найти свою профессиональную нишу; как выбрать
партнера и научиться с ним жить; как быть отцом или матерью; в чем и когда брать на себя
ответственность. Этот последний период развития мозга быстро связывает нас со взрослой
жизнью.
Но как именно?
Подобно тому как маленькие дети учатся разговаривать на английском, французском,
каталонском или китайском языке (в зависимости от того, в какой среде растет ребенок),
между двадцатью и тридцатью годами мы особенно чувствительны к тому, что находится в
пределах слышимости. Работа, которую мы выполняем в двадцать с лишним лет, учит нас
управлять эмоциями и преодолевать те сложности социального взаимодействия, из которых и
состоит взрослая жизнь. Работа и учеба позволяют молодым людям освоить сложные
технические навыки, которые требуются в наше время во многих сферах деятельности.
Связи, формирующиеся в возрасте от двадцати до тридцати лет, готовят нас к вступлению в
брак и другим отношениям. Планы, которые мы строим после двадцати, помогают нам
мыслить на годы и десятилетия вперед. То, как в период от двадцати до тридцати лет мы
справляемся с неудачами, учит нас тому, как вести себя с мужем (женой), начальником и
детьми. Нам также известно, что более крупные социальные сети меняют наш мозг к
лучшему, поскольку мы общаемся с б
о
льшим числом самых разных людей
[116]
.
Поскольку «нейроны, которые возбуждаются вместе, устанавливают связи друг с
другом»
[117]
, наши работа и окружение меняют нашу лобную долю, от которой зависит, какие
решения мы принимаем в офисе и за его пределами. В возрасте от двадцати до тридцати лет
этот процесс повторяется снова и снова; любовь, работа и разум соединяются воедино и
превращают нас в тех взрослых людей, которыми мы хотим стать после тридцати.
Но этого может и не произойти.
Поскольку между двадцатью и тридцатью годами последний критический период
развития мозга достигает кульминации, этот возраст, как сказал один психолог, – время
«большого риска и больших возможностей»
[118]
. Безусловно, после тридцати мозг остается
пластичным, но он больше никогда не предложит нам такого огромного количества новых
нейронных связей. Мы больше никогда не сможем изучать что-то новое так быстро. Нам
больше никогда не будет так легко стать теми, кем мы надеемся стать. Следовательно,
бездействие в этот период очень опасно.
В полном соответствии с принципом «используй или потеряешь» те новые нейронные
связи в лобной доле головного мозга, которые мы задействуем, сохраняются и
активизируются, а те, которые остаются неиспользованными, просто отсекаются
[119]
. Мы
становимся тем, что видим, слышим и делаем каждый день. Мы не можем стать тем, чего не
видим, не слышим и не делаем ежедневно. В нейронауке этот феномен известен под
названием «выживание самых активных».
Молодые люди в возрасте от двадцати до тридцати лет, которые эффективно используют
свой мозг, занимаясь работой и поддерживая настоящие отношения, осваивают язык взрослой
жизни именно тогда, когда их мозг готов к этому. В следующих главах мы поговорим о том,
как юноши и девушки этой возрастной категории учатся владеть собой на работе и в любви,
что помогает им стать настоящими профессионалами в своей сфере деятельности и добиться
успеха в личной жизни. Они учатся строить отношения с другими людьми и достигать
поставленных целей, что делает их счастливыми и уверенными в себе. Они учатся мыслить с
опережением, пока определяющие моменты их жизни не окажутся в прошлом. Молодые
люди двадцати с лишним лет, неэффективно использующие свой мозг, становятся
тридцатилетними взрослыми людьми, которые чувствуют себя несостоявшимися в
профессиональном и личном плане. Такие люди просто упускают возможность достойно
прожить оставшуюся часть жизни.
Это очень легко – позволить неопределенности взять над собой верх, затаиться где-то в
городской толпе или в родительском доме и ждать, пока наш мозг созреет сам по себе и мы
каким-то образом получим правильные ответы на все те вопросы, которые ставит перед нами
жизнь. Но наш мозг устроен совсем не так. И жизнь устроена не так. Кроме того, даже если
бы наш разум мог подождать, любовь и работа ждать не могут. Возраст от двадцати до
тридцати лет – действительно самый подходящий этап для активных действий. Именно от
этого зависит наша способность мыслить с опережением в период неопределенности.
|