Пираты Карибского моря. Проклятие капитана

памятник, а донья Кончита перешла жить в дом Педро, объявила о продаже
своего дома и практически стала их родственницей. Андрес и маленькая
Иннес души не чаяли в донье Кончите.
Добрая Душа немедленно отправился в Гавану и вскоре возвратился
оттуда с недавно появившемся там толковым моряком. Он много плавал, но
рассорился с капитаном и был списан на берег. Добрая Душа предложил
его на должность старшего помощника капитана.
— Он будет вам, мой капитан, фок-мачтой! — Боцман вкладывал в эти
слова всю свою добрую душу У него верхняя оснастка в полном порядке.
Главное — у него никогда не бывает затмения мозгов. Правда, он обижен,
но с нами ему будет хорошо, и потому он никогда нас не подведет! Если я
не прав, пусть перестанет биться мое сердце!
— Так! Что ты еще нам скажешь?
— Марио Васкес из простых людей, но человек достойный. Он сумел
подняться до уровня образованных. Стал сеньором. Плавал старшим
помощником на боевом линейном корабле «Аве Мария» в девятьсот тонн
водоизмещения и семьдесят два орудия новейшего типа!
— Почему ушел? — спросил Педро.
— Нет ничего более презренного и в то же время более прекрасного,
чем человек, — ответил Васкес.
Это был достойный ответ, и он понравился де ла Крусу.
— К числу его сильных сторон, — поспешил, как ему казалось,
разрядить обстановку Добрая Душа, — относится также умение пить и не
пьянеть и вовремя останавливать своих собутыльников.
— Это меня не беспокоит. Для этого у нас есть Добрая Душа. А вот
интересно, что это у сеньора Васкеса под рубахой?
— Каталонский нож с обоюдоострым лезвием. Прочная роговая
рукоятка искусно украшена резьбою. Она плотно и удобно ложится в
ладонь. Никто не уйдет от него, если только попытается вас обидеть!
Педро вспомнил любимого друга Девото, приятно улыбнулся и сказал:
— Хорошо! Проверим в деле!
За день до отхода в море дилижанс из Гаваны доставил пакет от
генерал-губернатора сеньору Санчесу. В письме сообщалось, что из
Мадрида пришел приказ из военного ведомства о возвращении в армию
Санчеса с новым званием пехотного капитана. Ознакомившись с бумагой в
присутствии де ла Круса, Санчес заявил:
— Сейчас конец мая. Мне говорили, что вы, капитан, в этом сентябре
намерены перестать плавать. Тогда я и отправлюсь в Гавану.
Расставание с семьей на этот раз для Педро было наиболее тяжелым.

На причале, перед тем как прыгнуть в лодку, Педро долго целовал
Каталину, а Успех не прекращал крутиться рядом, терся об их ноги и
тихонько подвывал.
— Я тебе уже говорил, любимая моя, что проплаваю до сентября, когда
у нас появится еще ребенок. Сразу подам прошение об отставке. Потерпи,
дорогая, еще три месяца, и тогда мы уже никогда не будем расставаться.
— Хорошо, мой ненаглядный, в конце августа буду ждать тебя. Только
умоляю, береги себя и думай о нас. — Каталина еще раз поцеловала мужа и
легонько толкнула его. — Иди! С богом!
Когда из поля зрения Педро и Бартоло, стоявших на корме, исчезли
белые платочки, которыми Каталина, ее сестра Маргарита и донья Кончита
долго махали вслед уходившему фрегату, Бартоло с грустью в голосе
сказал:
— Педро, вы обратили внимание, как Успех не желал на этот раз
расставаться с сеньорой Каталиной? В его глазах было столько грусти!
Если бы Успех был человеком, я бы сказал, что он горько плакал. Он не
хотел идти в лодку. Мне пришлось брать его на руки.
— Он давно почуял мою любовь к Каталине и испытывает те же
чувства, что и я, — ответил де ла Крус.
Нет! На сей раз славный корсар ошибался.
На всей обширной территории Вест-Индии лето 1712 года выдалось
необычайно жарким и сухим. Производители табака, сахара, кофе, индиго и
какао жаловались на предстоящий неурожаи. И сразу же оживилась
деятельность теперь уже не столь многочисленных пиратов, в основном
базировавшихся в портах английских колоний в Северной Америке.
Для экипажа «Андреса II» июнь и начало июля, однако, сложились
весьма благоприятно. Старший помощник Васкес действительно оказался
мастером своего дела и быстро завоевал и доверие и уважение всех. Он
хорошо знал акваторию Карибского моря и был наслышан об отдельных
капитанах пиратских кораблей и излюбленных местах их преступных
действий у островов Пуэрто-Рико, Барбуда и Антигуа. Так что сундучки
корсаров с «Андреса II» быстро и активно пополнялись.
Особенно радостным для всех членов экипажа был захват в плен
тяжело груженного всевозможными товарами английского торгового судна
«Дувр». Нагружен был он капитанами разных пиратских кораблей, которые
грабили как каботажные суда, так и небольшие испанские поселения,
расположенные на побережье континента от Венесуэльского залива и до
острова Тринидад. Однако — скорее всего, их алчность погубила, хотели
еще пограбить — они отправили торговое судно в Чарлстон лишь в

сопровождении одного вооруженного брига, капитан которого ради
сохранения своей жизни оставил «Дувр» на божью милость сразу, как
только понял, что проигрывает бой против испанского корсара. Он не
подумал о том, что будет с ним, когда он вновь предстанет перед своими
собратьями по ремеслу. Эта встреча, если она состоится, явно не будет
приятной для «труса» и «предателя».
«Андрес II» повстречался с «Дувром» и бригом «Эскот» на подходе с
юга к Ямайке. Бой завязался сразу. Педро повел свой фрегат на бриг с
намерением немедленно поразить его, не теряя времени, с целью не дать
возможности уйти «Дувру» с тем, чем он был нагружен по самую
ватерлинию. Точные залпы орудий обоих бортов сразу нанесли бригу
ощутимый урон, и его капитан, с двумя пробоинами в бортах своего брига,
поспешил выйти из боя, чтобы направиться, естественно, на Ямайку к
портовым мастерам.
«Андрес II» выбросил флаги с приказом «Дувру» лечь в дрейф. Однако
капитан сухогруза, явно имевший больше силы воли, чем капитан брига,
продолжал двигаться вперед. Тогда Педро повел фрегат на абордаж.
Бушприт его врезался в оснастку фок-мачты «Дувра», разорвал ванты и
повредил прочий такелаж. Однако сцепка прошла без потерь. Кто-то с
палубы «Дувра» пытался стрелять из ружей и пистолетов в людей Санчеса,
но меткие выстрелы стрелков, всегда в подобном случае находившихся на
вантах «Андреса II», быстро утихомирили стрелявших.
Вслед за небольшой группой Санчеса, первым на «Дувре» оказался
Добрая Душа. Его определил как власть английский боцман, который
принялся кричать о незыблемом праве свободного плавания в
международных водах.
— Заткни дудку и стань на якорь! — приказал Добрая Душа и дал
тумака.
Тогда на палубе появился капитан «Дувра». Респектабельный
англичанин с не модными еще в то время бакенбардами.
Добрая Душа подал знак, и на «Дувр» поднялись де ла Крус, Марио,
нотариус Антонио, Медико, Бартоло и еще несколько вооруженных
корсаров. Английский капитан тут же заявил:
— Забирайте одну треть и оставьте меня в покое!
— Эта ваша затея, сударь, не стоит и швартова! — расхохотался де ла
Крус.
— За такое предложение сего джентльмена я бы подвесил к
боканцам, — достаточно серьезно заявил Марио.
— Нет, Марио, мы его сдадим губернатору. А ты отбирай команду и

поведешь «Дувр» вслед за мной в Санто-Доминго. Медико, раз вы
сдружились, остается с тобой. Вас же, мистер капитан, прошу следовать за
мной на мой корабль. — И Педро зашагал к сцепленным бортам.
Как только «Дувр» стал в кильватер «Андресу II», Марио, обращаясь к
Хуану, сыну бывшего палача Гаваны, а ныне всеми признанного, прекрасно
практикующего доктора Медико, заговорил:
— Есть, однако, в наших водах, кроме Тича Чернобородого, еще один
неуловимый капитан, но, как говорят, весьма справедливый с
подчиненными ему людьми, пират Бартоломей Роберте. Большой знаток
морского дела, начитан, невероятной силы воли человек, для местных
губернаторов этот Роберте — сплошной дикий ужас.
— Ты мне разъясни другое. — На лице Медико Марио видел
неподдельное недоумение. — Ну, что за жизнь у простого моряка на
пиратском корабле? Вечно только и знай натягивать и травить фалы,
закреплять штаги, леера, кабестаны, бесконечно штопать рваные паруса,
день и ночь драить палубу, переносить непогоду, уже без сил, но
бесконечно вычерпывать с палубы соленую морскую воду, переносить
капризы, а то и издевательства капитана. При этом не очень хорошо
питаться и спать на циновках, в лучшем случае в гамаке. К тому же, упаси
боже, страдать морской болезнью. А в любом бою всякий раз подвергать
риску свою жизнь.
— Все это и приносит счастье настоящему, свободному человеку! В
том числе и уметь не страдать морской болезнью.
Начавшийся интересный разговор был прерван появлением на
горизонте корабля, идущего встречным курсом. Им оказалось испанское
почтовое судно.
В Санто-Доминго корсары были встречены с честью. Особенно
радовался такому богатому трофею генерал-губернатор. В немалой степени
обогатились и члены экипажа «Андреса II».
Де ла Крусу очень нравился этот старинный город, основанный еще в
1496 году Бартоломеем Колумбом. Привлекали корсара регулярная
планировка улиц, обилие зеленых скверов и парков и особенно
архитектурные памятники XVI века и прежде всего католический собор, в
котором хранилась гробница Христофора Колумба. И нынешний бравый
генерал-губернатор более чем благосклонно относился к отважному
корсару. Он всегда устраивал ему и его людям достойный отдых.
В тот июльский вечер 1712 года генерал-губернатор принимал в своем
дворце капитана, его старшего помощника Васкеса, доктора Медико и
нотариуса Антонио, с которым следовало подписать определенные бумаги.

Уже когда, казалось, наступила пора прощаться, генерал-губернатор
неожиданно заговорил о важном:
— Конечно, карибские пираты принесли немало серьезного вреда
развитию нашей империи. Многие города в Вест-Индии были варварски
разграблены, многочисленные корабли, полные разных товаров, золота и
серебра, захвачены и безвозвратно исчезли, без счета убито испанцев и
сколько их пострадало от противозаконного бесчеловеческого насилия и
изуверских пыток. Однако в нашей беде это было не главным!
— Вы правы! Карибские пираты все же никогда не представляли собой
реальной опасности для существования Испанской империи как
таковой, — поддержал разговор Васкес.
— Да, конечно! Бесспорно, упадок могущества Испании как мировой
державы ни в коей мере не есть следствие действий в Вест-Индии
английских, французских и голландских пиратов. Нам следует признать,
что главная причина заключалась в несостоятельности, неразумных
действиях короля, его приближенных чиновников и генералов.
— Не здесь! Там, в Мадриде, — заметил де ла Крус.
— Недалекий король. Он и окружил себя себе подобными, — сказал
Марио.
— Причина в глупых действиях не знавших меры наших генералов на
всем протяжении недавней пагубной для нас Тридцатилетней войны. От
них не отставали бестолковые политики и гранды, которые руководили
нашей государственной экономикой. Теперь вот эта Война за испанское
наследство. Куда она приведет нашу любимую Испанию?
— Я думаю, что наша Испания сейчас представляет собою лакомый
кусок, объект борьбы между странами Европы, прежде всего между
Англией и Францией. Что еще мы потеряем в этой войне, пока
неизвестно, — заметил де ла Крус.
Это суждение корсара, очевидно, не очень-то понравилось генерал-
губернатору, и он встал с кресла, чем дал понять, что эта их встреча
окончена.
А в эти самые дни в дорогом сердцу Педро де ла Круса Тринидаде
разыгрывалась непредвиденная, немилосердная трагедия. Нещадно жаркое
лето не могло не обернуться бедствием для многих жителей обширной
Вест-Индии. То здесь, то там вспыхивали различные эпидемии, которые
сотнями, а то и тысячами уносили жизни людей в иной мир. Жителей
Тринидада поразила желтая лихорадка. Каких-либо эффективных лекарств
для борьбы с эпидемией не было, и многие погибали. Похоронили
настоятеля собора Святой Троицы падре Лукаса Понсиано де Эскасену,

умерли жена губернатора, старший алькальд и местный шеф инквизиции.
Первой в доме почувствовала на себе болезнь Каталина. У нее
появился озноб и сразу поднялась температура, возникла острая головная
боль. На второй день она ощутила разбитость во всем теле, боли в мышцах,
темени и глазах, которые налились кровью. Еще до вызова доктора
Каталина попросила донью Кончиту переселиться с Андресом и Иннес в
дом к ее младшей сестре. Добрая женщина отвела детей, но вернулась к
больной и помогала ей, не опасаясь подхватить заразную болезнь. Два
местных врача, один из них англичанин, оба по два раза на день бывали у
Каталины, но спасти ее не смогли. Последними словами ее были: «Не дал
мне Всевышний любить моего Педро, как я хотела. Буду ждать его там! До-
нья Кон-чи-та, бе-ре-ги-те на-ших дет…»
Умная женщина похоронила еще двух служанок Каталины, выждала
положенные дни карантина и тогда только пришла к младшей сестре
Каталины, дом которой страшная эпидемия обошла стороной.
— Маргарита, я безмерно рада за тебя и твоих детей, за Андреса и
Иннес! Похоронила Каталину я одна. Она сама и врачи не рекомендовали
ваше присутствие. Андресу и Иннес ничего не будем говорить. После.
Каталина просила, и я дала слово дождаться Педро. Буду умолять его, —
так велела Каталина, — разрешить мне остаться рядом с детьми, пока они
не подрастут.
Маргарита нежно расцеловала донью Кончиту и оставила жить у себя.
В Гаване стало известно о трагедии, случившейся в Тринидаде, и, как
только сняли карантин, в Тринидад приехала Мария де Амбулоди. До
отъезда Мария успела отправить подробное письмо графине Иннес с
сообщением о гибели Каталины.
В Санто-Доминго стало известно, что американский пират Том Аугур
из Джексонвилля по прозвищу Наточенный Нож намерен совершить
нападение на порт Сан-Педро-де-Макорис. Для проведения разведки он
скрыл свой корабль в одной из ближайших бухт и на шлюпке прибыл в
город.
Де ла Крус повел свой фрегат в этот порт и сошел на берег. День не
дал ожидаемых результатов, но ближе к вечеру, когда Педро с любимцем
Успехом и друзьями возвращались из города в порт, произошла случайная
встреча. Педро и Успех, который не отходил от него ни на шаг, завернули за
угол. В это время Марио, Бартоло, Антонио и Меркурий задержались у
какой-то красочной ветрины магазинчика. Чуть более чем в десяти шагах
от Педро ему навстречу шагали три человека, которые явно не были
испанцами. Один из них, Наточенный Нож, узнал, скорее всего по

описанию своих собратьев, корсара де ла Круса и первым выхватил
пистолет из-за пояса. Педро извлек свой, когда пират уже нажимал
спусковой крючок, но Успех прыгнул на пирата, и пуля попала в грудь дога.
Своим метким выстрелом Педро насмерть сразил противника. Когда в
следующий миг из-за угла появились друзья корсара, двое сопровождавших
пирата пустились удирать. Одного в спину ранил Марио, а другого, когда
тот развернулся, чтобы выстрелить, Бартоло сбил с ног точным ударом
своей длинной плети.
Похоронив любимого Успеха, как члена экипажа, в мешке, в море
через рилинг, де ла Крус, узнав от плененных пиратов местонахождение
бухты, прошел туда и безжалостно пустил на дно пиратский фрегат.
Возвратившись в Санто-Доминго, Педро услышал об эпидемии на юге
Кубы и стремительно ушел в Тринидад, куда прибыл три недели спустя
после похорон Каталины.
Он понял, что произошло непоправимое несчастье, когда на причале
увидел стоявшую во всем черном и в полном одиночестве донью Кончиту.
— Педро, мы потеряли Каталину. Дети живы, — только и произнесла
тихо, сквозь слезы донья Кончита.
На миг все замерло в нем. Тело перестало слушаться, мозг —
соображать, взгляд унесся в бездонную пустоту. Педро стиснул зубы с
такой силой, что свело челюсти, и он с минуту не мог произнести ни слова.
Боль ударила по ногам, он покачнулся, но сумел взять себя в руки. Донья
Кончита поняла, какой страшной силы удар она нанесла обожаемому ею
человеку. Де ла Крус пристально поглядел на женщину, у которой не
переставали течь из глаз слезы, с трудом набрал воздух в легкие, сжал
кулаки и сквозь зубы еле слышно произнес:
— Вот уж несут седину нашей жизни худшие лета. Вот уж лицо
бороздит сеть стариковских морщин. Вот уж силы напор слабеет в
разрушенном теле, — еще сильнее напряглись его желваки, и он замолчал.
— Вот уж не в радость игра, в молодости влекшая нас. — Донья
Кончита смиренно продолжила четверостишие из «Письма с Понта»
Овидия. — Помни, Педро, у тебя от Каталины есть дети! Им должен ты
посвятить свою жизнь!
Неделю Педро не мог прийти в дом к Антонио и Маргарите, чтобы
встретиться с детьми. Наконец встреча состоялась, и она возвратила Педро
прежние силы. Он засыпал цветами могилу Каталины и вызвал из Гаваны
лучшего скульптора, чтобы поставить усопшей неповторимый памятник.
Когда в присутствии губернатора и нового настоятеля собора Святой
Троицы памятник был открыт, тогда только отец рассказал сыну Андресу и

дочери Иннес о случившемся несчастье и, превозмогая свое горе, с жаром
занялся поправлением коммерческих дел. Экипаж корабля он распустил
сразу. Всех одарил, чем мог. Тепло и в то же время с грустью распрощался с
глубоко скорбевшими своими верными друзьями Хуаном Медико и Доброю
Душою. Фрегат поставил на якоря и в Гаване обнародовал сообщение о его
продаже.
Графиня Иннес, пребывавшая в монастыре, получив письмо Марии,
три дня и три ночи провела в раздумьях. Затем, приняв твердое решение,
рассказала о своей жизни и про страстную любовь настоятельнице
монастыря. Та приняла сторону Иннес, но сообщила, что индульгенцию,
которая позволила бы монахине оставить монастырь, может выдать только
папа римский Клементий XI, и вернее будет, если его об этом попросит
король. Иннес немедля связалась со своей верной подругой, герцогиней де
Овьедо, и та обещала помочь. Письмо короля Филиппа V ушло в Ватикан в
октябре 1712 года. В ожидании ответа графиня Иннес отправляла Марии
письма с каждой оказией, прося ее чаще наведываться в Тринидад и
сообщать ей все о жизни Педро и его детей.

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: