Рассказы о вещах Избранные произведения в трех томах

Здесь нельзя было найти два одинаковых мира, как нельзя найти двух

одинаковых людей. Один мир был мрачный, темный, без луны и без солнца. В

другом -- ярко светили два солнца, а ночью всходила на небо вереница лун.

Одни миры расцветали, как плодовые деревья весной. Другие увядали, словно от

холода осени. Миры сталкивались между собой и боролись, как борются люди.

Побеждал тот мир, который был больше. А меньший рассыпался вдребезги.

Но из обломков создавались новые миры, новые земли и солнца..." Какой

фантастической поэмой кажется нам то, о чем говорил Демокрит. А между тем в

его мыслях, высказанных почти двадцать четыре века тому назад, наряду с

догадками, которые кажутся современной науке наивными, было немало такого,

что задолго предвосхищало будущие великие открытия, тут и движение Земли,

Луны, звезд, и другие солнца, кроме нашего, и целые вереницы лун, и

бесконечное пространство, и гибель старых миров, и возникновение новых. (Как

ныне известно, у Юпитера 12 спутников, у Сатурна -- 9 спутников, Урана --

5).

Казалось бы, человечество должно было подхватить гениальные догадки

Демокрита и других великих философов-материалистов и пойти по указанной ими

дороге дальше. Но история, а вместе с ней и наука редко идут прямыми и

последовательными путями. Вслед за античным миром, который привел к расцвету

искусства и науки, наступает глухая и мрачная пора средневековья.

Туман суеверия, рассеянный первыми лучами знания, снова сгущается.

Зародившаяся еще в глубокой древности, химия пошла по пути алхимии,

физика -- по пути метафизики, философия превратилась в богословие.

Мир в представлении схоластов становится застывшим и неподвижным --

полной противоположностью тому миру, который открыл еще в древности

Демокрит. Самое имя Демокрита забыто, а если и упоминается, то лишь в речах

и писаниях невежественных врагов его учения.

Древних философов изучают одни только богословы, да при этом

исключительно для того, чтобы опровергать и поносить великих мыслителей,

которых уже несколько столетий нет в живых,

Об античной философии, которая вся сплошь объявлена греховной, никто бы

не знал, если бы ее не цитировали церковные книги.

Византийский монах, летописец IX века, попросту называет Демокрита

"окаянным".

В книге "Как человек стал великаном" периоду средневековья уделено

гораздо меньше места, чем античному миру. Но и в этих нескольких главах

уместился большой подлинный материал: свидетельства современников, выдержки

из летописей, западноевропейских и русских, цитаты из церковных книг и даже

целый роман -- о трагической любви Абеляра и Элоизы.

Эта эпоха, как и все другие, о которых рассказывает автор, окрашена

своим особенным стилем, языком, колоритом.

Несколько строк из главы "О последних римлянах" показывают нам античный

мир в развалинах:

"Италия опустошена. Многие города разрушены, другие исчезли совсем,

сровнены с землей, как будто их не было...

Зарастает сорными травами незасеянное поле. В буйные заросли

превращается виноградник, оставленный без заботливого ухода. Земля не хочет

пустовать, она по-своему залечивает раны.

В развалинах лежит вилла римского сенатора. Из ее обломков, из розового

и белого мрамора, из колонн и фронтонов полудикие пришельцы строят свою

деревню, воздвигают стены укреплений.

В кипарисовой роще гуляет на свободе топор... И кипарисовые дрова

пылают на очаге в закопченной хижине.

На улице готской деревни дети играют обломками статуй. И матери

заворачивают младенцев в обрывки римских тог и туник".

Науке нет больше места в этом мире, даже в Афинах и в Александрии, не

говоря уже о лесных чащах Галлии и Германии. Не стало Академии, основанной

Платоном и просуществовавшей девять веков. Последние философы разогнаны. В

Александрии буйная толпа сожгла библиотеку храма Сераписа.

Наука, которую теперь называют "служанкой богословия", скитается по тем

монастырям, где ей дают пристанище.

Греховными считают и поэзию и пластические искусства античного мира.

Среди духовенства редко встречаются грамотные люди.

Но бывают и тут исключения.

Какой-нибудь монах в глухом монастыре старательно переписывает вместе с

житиями святых стихи Вергилия или древние саги, которые были сложены еще

бардами-язычниками.

Взволнованно, будто речь идет о недавних днях, рассказывает глава

"Человечеству угрожает опасность" о том, как во время татарского наше-.ствия

гибли древние русские Книги:

"Когда приближался враг, книги сносили со всего города и из окрестных

сел в каменные соборы.

Как их берегли всегда, эти рукописи, в которых каждая страница сверкала

золотом и пламенела пурпуром! Их защищали от малейшей царапины, одевали в

прочные переплеты, обтянутые кожей, с медными бляшками и наугольниками, с

застежками и замками.

Эти драгоценные книги валялись теперь кучей на каменном полу церквей.

Но и здесь их настигал огонь. Пестрые страницы, любовно разукрашенные

терпеливым переписчиком, в один миг свертывались трубкой и вспыхивали

темным, багряным светом.

"Обмелели реки познания, пересохли источники мудрости..."

Когда-то люди моего поколения читали в юности книгу известного

популяризатора науки Н. А. Рубакина. До сих пор я с благодарностью вспоминаю

сборник его рассказов под общим заглавием "Мученики науки".

В книге было много мучеников, а науки, говоря по совести, маловато. В

этом не было вины широко образованного и талантливого автора. Просто в те

времена считали, что в книгах для чтения можно давать детям только слабые

растворы научных знаний.

Помню еще одну популярную книгу, где речь шла о таком серьезном

предмете, как молекулы и атомы. Но и те и другие именовались для простоты

одним словом: "частицы". К чему, мол, ребятам точные знания и строгая

научная терминология? Ведь они еще не живут, а лишь готовятся жить, не

учатся по-настоящему, а только готовятся к будущему восприятию знаний.

В наше время такая точка зрения показалась бы по меньшей мере

старомодной.

Темпы жизни уже не те, что были. Наши дети должны почувствовать и

усвоить новые темпы и в школе, и дома, и в книге. Это не должно вести к

излишнему напряжению сил и нервов у ребят. Не вредит же им бодрый ритм

спортивных упражнений. Я даже думаю, что вялый, замедленный темп в

прохождении школьных предметов зачастую утомляет ребят именно своей

вялостью, отсутствием целеустремленности, перегрузкой школьных программ при

недостаточной нагрузке ума и воображения.

Мы воспитываем наших детей и юношей в твердой уверенности, что они

станут наследниками всех богатств, накопленных современной культурой, а эти

богатства будут еще приумножены к тому времени, когда наши ребята станут

взрослыми людьми.

Можем ли мы не учитывать все возрастающих скоростей в развитии науки и

техники?

свой долг перед будущими хозяевами страны.

Такое чувство долга, ответственности никогда не изменяло М. Ильину,

касался ли он истоков науки или последних ее достижений.

И самый большой его труд -- книга о Человеке-великане написана

серьезно, без малейшей скидки на возраст. Доступность ее не достигается

ценою упрощения научной и художественной задачи, а, напротив, делает эту

задачу во много раз сложнее, ибо, как известно, чем трудней приходится

автору, тем легче его читателю.

Как и в старой книге Рубакина, в этих рассказах о науке много страниц

уделено мученикам, которые пали жертвою косности и воинствующего невежества.

Нельзя по достоинству оценить величие их подвига, не представив себе со

всей отчетливостью, в чем заключалось то дело, за которое они положили свои

жизни.

книги "Утешение философией", римский ученый V-- VI вв. нашей эры Боэций,

которому отрубили голову на плахе по приказу готского короля Теодориха; и

замечательный испанский врач эпохи Возрождения Мигель Сервет, сожженный на

костре за то, что он "проник в глубь человеческого тела", исследуя

кровообращение в легких (малый круг кровообращения), и выступал против

церковных догматов.

Биографии этих подвижников различных времен неотделимы от биографии

самой науки. Так же неразрывно связаны их судьбы с наукой в книге "Как

человек стал великаном".

Пусть юный читатель узнает из нее, чего стоили человечеству истины,

которые теперь кажутся такими бесспорными.

Любой нынешний школьник носит в своем ранце или портфеле книги, за

которые еще триста лет тому назад его бы неминуемо сожгли на костре вместе с

еретическими учебниками. Ведь в одном из них прямо говорится, что Земля

вращается вокруг своей оси да еще и вокруг Солнца!

Когда-то великого ученого, революционера научной мысли Джордано Бруно

держали целых восемь лет в Свинцовой тюрьме Венеции и подвергали жестоким

пыткам за то, что он осмелился утверждать, будто Солнце и звезды вращаются

вокруг своей оси и что все тела вселенной находятся в непрерывном движении,

непрерывном изменении.

А когда суд инквизиции убедился в том, что Джордано Бруно не отречется

от своей "ереси", он вынес такое милостивое и смиренное решение: "Предать

брата Джордано в руки светской власти, дабы она поступила с ним по

возможности кротко и без пролития крови".

Это значило: сжечь на костре живьем.

Светская власть сразу поняла, чего хочет от нее духовная. 17 февраля

1600 года Джордано Бруно был торжественно сожжен в Риме на Площади Цветов в

присутствии многотысячной толпы, пятидесяти кардиналов и самого папы.

Что же дало в свое время Сократу силы выслушать, не дрогнув, приговор

суда, а потом спокойно осушить чашу цикуты и с мужеством ученого наблюдать,

как разливается по его жилам яд, как стынет и коченеет его тело?

И какое нечеловеческое терпение и стойкость нужны были Мигелю Сервету и

Джордано Бруно, чтобы пламя и дым костра не могли вырвать из их уст

отречения, которого так упорно добивались от них палачи.

В тюрьме, на костре и на плахе их поддерживали непоколебимая вера в

свою правоту и гневное презрение к судьям в сутанах, которым Джордано Бруно

бросил на суде такие слова:

-- Вы произносите свой приговор с большим страхом, чем я его

выслушиваю!

Ильину и его соавтору не удалось написать третью -- заключительную --

книгу о Человеке, книгу, которая должна была "довести этот труд до нашего

времени -- до первой в мире страны социализма".

Рано оборвавшаяся жизнь Ильина не дала осуществиться этим замыслам.

Он мечтал не только о том, чтобы довести эту книгу до нашего времени,

но еще о большем -- о том, чтобы "заглянуть и в будущее -- в то время, когда

человечество станет властелином природы, разумным хозяином планеты, когда на

всей земле исчезнут эксплуатация и порабощение".

И все же на своем веку Ильин успел сделать немало. По крупице собирал

он материал, чтобы показать в своих книгах-поэмах силу творческой мысли,

возможности которой безграничны.

Таков был Ильин -- поэт, публицист, ученый.

Человек слабого здоровья, он отличался сильной волей, мужеством и

горячей любовью к жизни, ко всему живому.

Недаром он писал мне накануне операции, всего за несколько дней до

своей кончины:

"Если бы даже сегодняшний день был моим последним днем, я сказал бы: я

благодарен жизни за то, что она мне дала".