Современное общество в условиях социально-экономической неопределенности

75 
1)
Баррат Дж. Последнее изобретение человечества: Искусственный 
интеллект и конец эры Homo sapiens. - М., 2015. 
2)
Маркофф Д. Homo Roboticus? Люди и машины в поисках взаимо- 
понимания. - М., 2016. 
3)
От моделей поведения к искусственному интеллекту. - М., 2016. 
4)
Карпов В.Э. Социальные сообщества роботов. - М., 2019. 
5)
Рассел С. Совместимость. Как контролировать искусственный ин- 
теллект. - М., 2021. 
Иоффе Гавриил Анатольевич 
РГПУ им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург, Россия 
О структуре неопределенности в современной социологии 
Дискурс неопределенности стал в последнее время лейтмотивом 
всего социологического дискурса. Целый ряд крупных авторов начиная 
еще с 80-х годов XX века через рефлексию проекта модерна начали 
описывать 
(пост)современный 
мир, 
используя 
образы 
неопределенности: Н. Луман (эмерджентность как атрибут системы), У. 
Бек («общество риска»), З. Бауман («текучий модерн») и другие. 
Одновременно и даже раньше обретают социальное влияние 
интеллектуальные 
силы, 
направленные 
на 
стимулирование 
индивидуальной экономической активности в эзотерике, философской 
и экономической публицистике, психологии: Ошо, К. Кастенеда, 
Нассим Талеб и другие. Идея неопределенности приобретает 
устойчивый смысл открытости для возможного. 
При этом два эти направления мысли можно отличить не только как 
жанры, но и в отношении феномена рефлексии. Если социальная 
теория видела рефлексию таким же атрибутом современности, как и 
неопределенность, то популярная литература видела в ней опасность 
для действия и использовала неопределенность против рефлексии. 
Вообще, стоит отметить, что для социологической теории действия, как 
ни странно, конфликт действия и рефлексии стал актуален только в 
самое последнее время. Этот водораздел можно объяснить разной 
степенью религиозной насыщенности и так же разным характером 
религиозности этих сфер. Социальная теория секулярна и в глубине 
теистична. Отсюда для нее сущностным элементом является поиск 
свободы для субъекта в объективном мире. Популярная социальная 
литература более религиозна и при этом пантеистична. Для нее 
характерно стремление к смерти субъекта, растворении его в потоке 

76 
естества. 
Отсюда следует различить два типа неопределенности. Для 
социальной теории неопределенность относилась к объективному 
миру, как следствие его сложности. Рефлексия была призвана 
ориентироваться в неопределенном мире. Нет навсегда определенных 
правил, которым можно следовать бессознательно. Нормативно-
определенное действия должно быть теоретически скорректировано в 
сторону здесь и сейчас ситуативно конструируемого действия (от 
Парсонса к Хабермасу). Эта конфигурация эксплицирует реактивный 
характер концептуализации действия в социальной теории. 
Действительно, для Вебера действие ориентировано на цель, для 
Парсонса ориентировано на норму, для Хабермаса - ориентировано на 
ситуацию. Действие в социальной теории всегда ориентируется на что-
то, отталкивается от чего-то. Для популярной социальной литературы 
неопределенность относилась к самому действию. Что такое 
определенность или неопределенность? Это некое качество, сущностно 
увязанное с эпистемологической практикой. Кто-то определяет, то есть 
назначает пределы для кого-то или чему-то. Сам дискурс 
неопределенности в этом смысле противостоит идее рефлексии. 
Неопределенно то, что немыслимо. Именно поэтому популярная 
социальная литература выступила с критикой рефлексии раньше, 
нежели эти идеи проникли в саму социальную теорию, для которой 
рефлексия долгое время была некоей «священной коровой». 
Тем не менее, социальная теория также приходит к идее критики 
рефлексии. С двух сторон. Х. Йоас показывает [1], что рефлексия 
последует действию, а не предшествует ему. Тем самым идея ответа на 
неопределенность ставится под сомнение. Мы уже находимся в 
неопределенном пространстве, потому что его нечему определять; 
рефлексия описывает уже произошедшее, определяя его рекурсивно. 
Это - сильный удар по влиятельной до сих пор идее о воплощении 
идей, проектному сознанию. Для того, чтобы сделать нечто, 
необходимо не следовать плану, а делать это. Любые регламенты, 
нормы, алгоритмы и дорожные карты - есть рекурсивные описания 
реальных практик. 
С другой стороны, рефлексия оказывается под ударом и в самой 
эпистемологии. Б. Латур показывает [2], что рефлексивные установки 
социологических практик могут только скрыть от нас происходящее. 
Cоциологическое описание не просто препятствует познанию, но и 
сокращает количество возможностей для действия, внося излишнюю 
сложность в виде дополнительного языка, с которым акторам также 
приходится разбираться. Тем самым неопределенность оказывается не 

77 
просто качеством реального мира, а эпистемологической установкой. 
Дискурс неопределенности доходит до некой крайности, 
вскрывающей ложность самой постановки вопроса. Если вспомнить 
лингвистику, определением называется та часть речи, которая 
описывает качества предмета. В форме «трава зеленая» зеленое будет 
определением. 
В 
этом 
смысле 
неопределенность 
травы 
- 
неоднозначность ее зелености. С точки зрения логики, эта 
неоднозначность 
очевидна, 
как 
показал 
в 
«Философских 
исследованиях» Витгенштейн. Но может ли быть неопределенной 
эстетика? С точки зрения логики, сомнение в зелености травы 
несомненно. С точки зрения красоты, это глупо. Интересно то, что 
истина часто кроется в красоте вещей, а не в их истинности. Наш мир 
определен эстетически. И неопределен в любом другом случае. И вот 
почему «красота спасет мир». 

жүктеу/скачать 9,21 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: