Учебное пособие Согласно Федеральному компоненту
жүктеу/скачать 0,63 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Я учу вас о сверхчеловеке.
- Антихрист. Проклятие христианству 2
- 5 Мучительное страшное зрелище представилось мне: я открыл завесу с испорченности
- Г. ЗИММЕЛЬ Лишь на пороге XX столетия понятие жизни
- 15.2. Психоаналитическая философия З.ФРЕЙД
3 Прийдя в ближайший город, лежащий за лесом, Заратустра нашел там множество народа, собравшегося на базарной площади: ибо ему было обещано зрелище – плясун на канате. И Заратустра говорил так народу: Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его? Все существа до сих пор создавали что‑нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека? Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверх человека: посмешищем или мучительным позором. Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас осталось от червя. Некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще человек больше обезьяны, чем иная из обезьян. Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака. Но разве я велю вам стать призраком или растением? Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке! Сверх‑человек – смысл земли. Пусть же ваша воля говорить: да будет сверхчеловек смыслом земли!… 4 …Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком – канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка. (322) В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель 5 …Буду же говорить я им о самом презренном существе, а это и есть последний человек. И так говорил Заратустра к народу: Настало время, чтобы человек поставил себе цель свою. Настало время, чтобы человек посадил росток высшей надежды своей. Его почва еще достаточно богата для этого. Но эта почва будет когда‑нибудь бедной и бесплодной, и ни одно высокое дерево не будет больше расти на ней. Горе! Приближается время, когда человек не пустит более Стрелы тоски своей выше человека и тетива лука его разучится дрожать… Ницше Ф. Сочинения: в 2‑х тт. Т. 2. – М., 1990. – С. 8 – 11. Антихрист. Проклятие христианству 2 Что хорошо? – Все то, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть. Что дурно? – Все, что происходит из слабости. Что есть счастье? – Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия… Слабые и неудачные должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно еще помочь в этом… 3 Моя проблема не в том, как завершает человечество последовательный ряд сменяющихся существ (человек это конец), но какой тип человека следует взрастить, какой тип желателен, как более ценный, более достойный жизни, будущности. Этот более ценный тип уже существовал нередко, но лишь как счастливая случайность, как исключение, и никогда как нечто преднамеренное. Наоборот – его боялись более всего, до сих пор он внушал почти ужас, и из страха перед ним желали, взращивали и достигали человека противоположного типа: типа домашнего животного, стадного животного, большого животного‑христианина… 4 Человечество не представляет собой развития к лучшему, или к сильнейшему, или к высшему, как в это до сих пор верят. “Прогресс” есть лишь современная идея, иначе говоря, фальшивая идея. Теперешний европеец по своей ценности глубоко ниже европейца эпохи Возрождения, поступательное развитие решительно не представляет собой какой‑либо необходимости повышения, усиления. (323) Совсем в ином смысле, в единичных случаях на различных территориях земного шара и среди различных культур, удается проявление того, что фактически представляет собой высший тип, что по отношению к целому человечеству представляет собой род сверхчеловека. Такие счастливые случайности всегда бывали и всегда могут быть возможны. И при благоприятных обстоятельствах такими удачами могут быть целые поколения, племена, народы… 5 Мучительное страшное зрелище представилось мне: я открыл завесу с испорченности человека… Я называю животное – род, индивидуум – испорченным, когда оно теряет свои инстинкты, когда оно выбирает, когда оно предпочитает то, что ему вредно. История “высоких чувств”, “идеалов человечества” – может быть именно мне нужно ею заняться – была бы почти выяснение того, почему человек так испорчен. Сама жизнь ценится мною как инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти; где недостает власти – там упадок. Я утверждаю, что всем высшим ценностям человечества недостает этой воли, что под самыми святыми именами господствуют ценности упадка, нигилистические ценности. Ницше Ф. Сочинения: в 2‑х тт. Т. 2 . – М., 1990. – С. 633‑634. В. ДИЛЬТЕЙ Не понятийная деятельность образует основу наук о духе, но убеждение психического состояния в своей целостности и обнаружение таковой в переживании. Жизнь постигает здесь жизнь. Дильтей В. Построение исторического мира в науках о духе // Философия жизни. – Штутгардт, 1961. – С. 301. Сама жизнь, жизненность, за которую я не могу проникнуть, содержит связи, в которых раскрывается все познание и вся мысль. И здесь лежит решающий пункт всей возможности познания. Только поскольку в жизни и опыте содержится та связь, которая выступает в формах, принципах и категориях мысли, только постольку она может быть аналитически раскрыта в жизни и опыте, существует познание действительности. Дильтей В. Опыты и размышления // Собрание сочинений. Т. VII . – С. 83. Мы должны исходить из реальности жизни… И сегодняшний анализ человеческого существования наполняет нас чувством слабости, осуществлением могущества темных побуждений, страданий от темноты и иллюзий, чувством конечности всего того, что есть (324) жизнь… Поэтому мы не можем понять объективный дух исходя из разума, но должны вернуться к структурной связи жизненных единств, которые продолжают себя в обществах. Дильтей В. Построение исторического мира в науках о духе // Философия жизни. – Штутгардт, 1961. ‑С. 313. Наука производит анализ и затем устанавливает общие отношения между изолированными группами фактов; религия, поэзия и первобытная метафизика выражают значение и смысл целого. Первая (то есть наука) изучает, познает, а эти последние – понимают. Дильтей В. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах//Новые идеи в философии. Сб. 1. – С.‑Пб., 1912. – С. 131. Если в естествознании всякое познание законов возможно только через измеримое и счетное, то в науках о духе каждое абстрактное положение в конечном счете должно получить оправдание через связь с духовной жизненностью, как она дана в переживании и понимании. Человечество, постигнутое в восприятии и [разумном] познании было бы для нас физическим фактом и как таковое было бы доступно естественнонаучному познанию. Как предмет наук о душе оно существует лишь постольку, поскольку человеческие состояния переживаются и поскольку оно находит выражение в жизненных откровениях, а эти выражения понимаются. Дильтей В. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Новые идеи в философии. Сб. 1. ‑С.‑Пб., 1912. – С. 86. Г. ЗИММЕЛЬ Лишь на пороге XX столетия понятие жизни выдвинулось на центральное место, являясь исходной точкой всей действительности и всех оценок – метафизических, психологических, нравственных и художественных. Скрытый смысл этой эволюции заключается в том, что жизненная стихия, беспокойная в своем вечном движении, ведет постоянную борьбу со всеми отверделыми остатками, засоряющими ее волну. Но так как она может иметь реальное бытие лишь в определенных формах, то весь процесс представляется нашему сознанию как процесс вытеснения старых форм новыми. Непрерывная изменчивость самодержавия отдельных культурных явлений и даже целых культурных стилей есть результат бесконечной плодовитости жизни, но вместе с тем и символ ее бесконечной творческой силы и того противоречия, в каком неизменно находится вечное становление с объективной значимостью и самоутверждением форм. (325) Нет никакой истины, независимой в своем существе, которая могла бы направить поток нашей жизни по верному руслу, а наоборот, среди необозримых теоретических элементов, рождаемых потоком жизни… имеются и такие, которые соответствуют нашей воле к жизни – именно их и называют истинными. Не объект сам по себе, и не суверенный разум определяет в нас самих истинность наших представлений, а сама жизнь. Зиммель Г. Конфликт современной культуры. – Пг., 1925. – С. 17, 12‑13, 28. А. БЕРГСОН Интеллект, рассматриваемый в его исходной точке – это способность фабриковать искусственные предметы, в частности из орудий создавать орудия и бесконечно разнообразить их выделку. Бергсон А. Творческая эволюция. – М.‑С.‑Пб., 1914. ‑С. 124‑125. Если, следовательно, интеллект стремится к фабрикации, то можно предвидеть, что все, что есть в реальном текучего, ускользнет от него отчасти, а все то, что есть собственно жизненного в живом, ускользнет окончательно. Бергсон А. Творческая эволюция. – М.‑С.‑Пб., 1914. – С. 138 . Интеллект совсем не создан для того, чтобы мыслить эволюцию в собственном смысле этого слова, то есть непрерывность изменения, которое должно быть чистой недвижимостью. Бергсон А. Творческая эволюция. – М.‑С.‑Пб., 1914. ‑С. 146. Интеллект характеризуется естественным непониманием жизни. Бергсон А. Творческая эволюция.– М.‑С.‑Пб., 1914. ‑С. 148. [В интеллектуальном познании] вместо того, чтобы слиться с внутренним становлением вещей, мы становимся вне их и воспроизводим их становление искусственно. Мы схватываем почти мгновенные отпечатки с проходящей реальности, и так как эти отпечатки являются характерными для этой реальности, то нам достаточно нанизывать их вдоль абстрактного единообразного становления, находящегося в глубине аппарата познания, для того, чтобы подражать тому, что есть характерного в самом этом становлении. Восприятие, мышление, язык действуют таким образом. Бергсон А. Творческая эволюция. – М.‑С.‑Пб., 1914. – С. 273 . Абсолютное может быть дано только в интуиции, тогда как все остальное открывается в анализе… [Интуицией] называется род (326) интеллектуальной симпатии, путем которой переносятся внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть единственного и невыразимого. Бергсон А. Творческая эволюция. – М.‑С.‑Пб., 1914. – С. 6 . Существует по меньшей мере одна реальность, которую мы схватывали изнутри, путем интуиции, а не простым анализом… Это наше “я”, которое длится. Бергсон А. Творческая эволюция. – М.‑С.‑Пб., 1914. – С. 7. Интуиция есть сама сущность духа, и в известном смысле сама жизнь. Бергсон А. Творческая эволюция. – М.‑С.‑Пб., 1914. – С. 239. 15.2. Психоаналитическая философия З.ФРЕЙД Я не собираюсь сказать в этом вводном отрывке что‑либо новое и не могу избежать повторения того, что неоднократно высказывалось раньше… Деление психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа, и только оно дает ему возможность понять и приобщить науке наблюдающиеся и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Иначе говоря, психоанализ не может перенести сущность психического в сознание, но должен рассматривать сознание как качество психического, которое может присоединяться или не присоединяться к другим его качествам. Если бы я мог рассчитывать, что эта книга будет прочтена всеми интересующимися психологией, то я был бы готов к тому, что уже на этом месте часть читателей остановится и не последует далее, ибо здесь первое применение психоанализа. Для большинства философски образованных людей идея психического, которое одновременно не было бы сознательным, до такой степени непонятна, что представляется им абсурдной и несовместимой с простой логикой. Это происходит, полагаю я, оттого, что они никогда не изучали относящихся сюда феноменов гипноза и сновидений, которые – не говоря уже о всей области патологического – принуждают к пониманию в духе психоанализа. Однако их психология сознания никогда не способна разрешить проблемы сновидения и гипноза. Быть сознательным – это прежде всего чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надежное восприятие. Опыт показывает нам далее, что психический (327) элемент, например представление, обыкновенно не бывает длительно сознательным. Наоборот, характерным является то, что состояние сознательности быстро проходит; представление в данный момент сознательное, в следующее мгновение перестанет быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко достижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период, мы не знаем; можно сказать, что оно было скрытым (латент), подразумевая под этим то, что оно в любой момент способно стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессознательным, мы также дадим правильное описание. Это бессознательное в таком случае совпадает со скрыто или потенциально сознательным. Правда, философы возразили бы нам: нет, термин “бессознательное” не может иметь здесь применения; пока представление находилось в скрытом состоянии, оно вообще не было психическим. Но если мы уже в этом месте стали возражать им, то затеяли бы совершенно бесплодный спор о словах. К термину или понятию бессознательного мы пришли другим путем, путем разработки опыта, в котором большую роль играет душевная динамика. Мы видели, т. е. вынуждены были признать, что существуют весьма напряженные душевные процессы или представления – здесь прежде всего приходится иметь дело с некоторым количественным, т. е. экономическим моментом, – которые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и все другие представления, между прочим, и такие последствия, которые могут быть осознаны опять‑таки как представления, хотя в действительности и не становятся сознательными. Нет необходимости подробно повторять то, о чем уже часто говорилось. Достаточно сказать: здесь начинается психоаналитическая теория, которая утверждает, что такие представления не становятся сознательными потому, что им противодействует известная сила, что без этого они могли бы стать сознательными, и тогда мы увидели бы, как мало они отличаются от остальных общепризнанных психических элементов. Эта теория оказывается неопровержимой, благодаря тому, что в психоаналитической технике нашлись средства, с помощью которых можно установить противодействующую силу и довести соответствующие представления до сознания. Состояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а сила, приведшая к вытеснению и поддержавшая его, ощущается нами во время нашей психоаналитической работы как сопротивление. Понятие бессознательного мы, таким образом, получаем из учения о вытеснении. Вытесненное мы рассматриваем как типичный пример бессознательного. Мы видим, однако, что есть двоякое бессознательное: скрытое, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может стать сознательным. Наше знакомство с психической динамикой не может не оказать влияния на номенклатуру и описание. (328) Скрытое, бессознательное, являющееся таковым только в описательном, но не в динамическом смысле, называется нами подсознательным; термин “бессознательное” мы применяем только к вытесненному динамическому бессознательному; таким образом, мы имеем теперь три термина: “сознательное (Bw), предсозна‑тельное” (Vbw) и “бессознательное” (Ubw), смысл которых уже не только чисто описательный. Предсознательное (Vbw) предполагает нами стоящими гораздо ближе к сознательному (Bw), чем бессознательное, а так как бессознательное (Ubw) мы назвали психическим, мы тем более назовем так и скрытое предсозна‑тельное (Vbw). Почему бы нам, однако, оставаясь в полном согласии с философами и сохраняя последовательность, не отделить от сознательно‑психического как предсознательное, так и бессознательное? Философы предложили бы нам тогда рассматривать и предсознательное и бессознательное как два рода или две ступени психоидного, и единение было бы достигнуто. Однако результатом этого были бы бесконечные трудности для изложения, а единственно значительный факт, что психоиды эти почти во всем остальном совпадают с признанно психическим, был бы отнесен на задний план из‑за предубеждения, возникшего еще в то время, когда не знали этих психоидов или самого существенного в них. Таким образом, мы с большим удобством можем обходиться нашими тремя терминами: Bw, Vbw, Ubw, если только не станем упускать из виду, что в описательном смысле существует двоякое бессознательное, в динамическом же только одно. В некоторых случаях, когда изложение преследует особые цели, этим различием можно пренебречь, в других же случаях оно, конечно, совершенно необходимо. Вообще же мы достаточно привыкли к двойственному смыслу бессознательного и хорошо с ним справлялись. Избежать этой двойственности, поскольку я могу судить, невозможно; различие между сознательным и бессознательным есть в конечном счете вопрос восприятия, на который приходится отвечать или да или нет, самый же акт восприятия не дает никаких указаний на то, почему что‑либо воспринимается или не воспринимается. Мы не вправе жаловаться на то, что динамическое в явлении может быть выражено только двусмысленно [Ср.: “Замечания о понятии бессозна‑ телъного” (Sammlung kleiner Schriften zur Neurosenlehre”, 4 Folge). Новейшее направление в критике бессознательного заслуживает быть здесь рассмотренным. Некоторые исследователи, не отка зывающиеся от признания психоаналитических фактов, но не желающие признать бессознательное, находят выход из положе ния с помощью никем не оспариваемого факта, что и сознание как феномен дает возможность различать целый ряд оттенков интенсивности или ясности. Наряду с процессами, которые созна ются весьма живо, ярко и осязательно, нами переживаются так же и другие состояния, которые лишь едва заметно (329) отражают ся в сознании и наиболее слабо сознаваемые суть те, которые пси хоанализ хочет обозначить неподходящим термином “бессозна тельное”. Они‑де, в сущности, тоже сознательны или “находят ся в сознании” и могут стать вполне и ярко сознательными, если только привлечь к ним достаточно внимания. Поскольку мы можем содействовать рассудочными аргу ментами разрешению вопроса, зависящего от соглашения или эмо циональных моментов, по поводу приведенных возражений молено заметить следующее указание на ряд степеней сознания не содер жит в себе ничего обязательного и имеет не больше доказательной силы, чем аналогичные положения: существует множество града ций освещения, начиная от самого яркого, ослепительного света и кончая слабым мерцанием, следовательно, не существует никакой темноты. Или: существуют различные степени жизненности, следовательно, не существует смерти. Эти положения в известном отношении могут быть и содержательными, но практичес ки они непригодны, как это тотчас обнаружится, если мы поже лаем сделать из них соответствующие выводы, например: следо вательно, не нужно зажигать света, или: следовательно, все организмы бессмертны. Кроме того, вследствие такого незаметного подведения под понятие “сознательное” утрачивается единственная непосредственная достоверность, которая вообще существует в области психического. Сознание, о котором ничего не знаешь, кажется мне гораздо более абсурдным, чем бессознательное, душевное. И наконец, такое приравнивание незаметного бессознательному пытались осуществить, явным образом, недостаточно считаясь с динамическими отношениями, которые для психоаналитического понимания играли руководящую роль. Ибо два факта упускаются при этом из виду: во‑первых, очень трудно и требует большого напряжения уделить достаточно внимания такому незаметному; во‑вторых, если даже это и удается, то прежде бывшее незаметным не познается теперь сознанием, наоборот, часто представляется ему совершенно чуждым, враждебным и резко им отвергается. Возвращение от бессознательного к малозаметному и незаметному есть, таким образом, все‑таки только следствие предубеждения, для которого тождество психического и сознательного раз навсегда установлено]. В дальнейшем развитии психоаналитической работы выясняется, однако, что и эти различия оказываются неисчерпывающими, практически недостаточными. Из числа положений, служащих тому доказательством, приведем решающее. Мы создали себе представление о связной организации душевных процессов в одной личности и обозначаем его как Я этой личности. Это Я связано с сознанием, что оно господствует над побуждениями к движению, т. е к вынесению возбуждений во внешний мир. Это та душевная инстанция, которая контролирует все частные, процессы, которая ночью (330) отходит ко сну и все же руководит цензурой сновидений. Из этого Я исходит также вытеснение, благодаря которому известные душевные побуждения подлежат исключению не только из сознания, но также из других областей значимости и деятельности. Это устраненное путем вытеснения в анализе противопоставляет себя Я, и анализ стоит перед задачей устранить сопротивление, производимое Я по отношению к общению с вытесненным. Во время анализа мы наблюдаем, как больной, если ему ставятся известные задачи, попадает в затруднительное положение; его ассоциации прекращаются, как только они должны приблизиться к вытесненному. Тогда мы говорим ему, что он находится во власти сопротивления, но сам он ничего о нем не знает, и даже в том случае, когда на основании чувства неудовольствия он должен догадываться, что в нем действует какое‑то сопротивление, несомненно, исходит из его Я и принадлежит последнему, то мы оказываемся в неожиданном положении. Мы нашли в самом Я нечто такое, что тоже бессознательно и проявляется подобно вытесненному, т. е. оказывает сильное действие, не переходя в сознание, и для осознания чего требуется особая работа. Следствием такого наблюдения для аналитической практики является то, что мы попадаем в бесконечное множество затруднений и неясностей, если только хотим придерживаться привычных способов выражения, например, если хотим свести явление невроза к конфликту между сознанием и бессознательным. Исходя из нашей теории структурных отношений душевной жизни, мы должны такое протипоставление заменить другим, а именно цельному Я противопоставить отколовшееся от него вытесненное. Однако следствия из нашего понимания бессознательного еще более значительны. Знакомство с динамикой внесло первую поправку, структурная теория вносит вторую. Мы приходим к выводу, что Ubw не совпадает с вытесненным; остается верным, что все вытесненное бессознательно, но все бессознательное есть вытесненное. Даже часть Я (один бог ведает, насколько важная часть Я может быть бессознательной), без всякого сомнения, бессознательна. И это бессознательное в Я не есть скрытое в смысле предсознательного, иначе его нельзя было бы сделать активным без сознания и само сознание не представляло бы столько трудностей. Когда мы, таким образом, стоим перед необходимостью признания третьего, не вытесненного Ubw, то нам приходится признать, что характер бессознательного теряет для нас свое значение. Он обращается в многосмысловое качество, не позволяющее широких и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать. Тем не менее нужно остерегаться пренебрегать им, так как в конце концов свойство бессознательности или сознательности является единственным светочем во тьме психологии глубин. (331) Фрейд З. Я и оно // Избранное. – М.,1989. ‑С.370‑374. Мы исходим из основного факта, что в отдельном индивиде, находящемся в массе, под ее влиянием часто происходят глубокие изменения его душевной деятельности. Его эффективность чрезвычайно повышается, его интеллектуальные достижения заметно понижаются, и оба процесса происходят, по‑видимому, в направлении уравнения себя с другими массовыми индивидами. Этот результат может быть достигнут лишь в том случае, если индивид перестанет тормозить свойственные ему первичные позывы и откажется от удовлетворения своих склонностей привычным для него образом. Мы слышали, что эти часто нежелательные последствия, хотя бы частично могут быть устранены более высокой “организацией” массы, но это не опровергает основного факта массовой психологии – обоих тезисов о повышении аффектов и снижении мыслительной работы в примитивной массе. Нам интересно найти психологические объяснения душевного изменения, происходящего в отдельном человеке под влиянием массы. …Авторы по социологии и массовой психологии предлагают нам обычно в качестве объяснения одно и то же, хотя иногда под сменяющими друг друга названиями, а именно магическое слово “внушение”… Вместо этого я сделаю попытку применить для уяснения массовой психологии понятие “либидо”, которое сослужило нам такую службу при изучении психоневрозов. “Либидо” есть термин из области учения об эффективности. Мы назвали так энергию тех первичных позывов, которые имеют дело со всем тем, что можно обобщить понятием любви. Мы представляем себе эту энергию как количественную величину – хотя в настоящее время еще неизмеримую. Суть того, что мы называли любовью, есть, конечно, то, что обычно называют любовью и что воспевается поэтами – половая любовь с конечной целью полового совокупления. Мы однако не отделяет всего того, что вообще в какой‑либо мере связано с понятием любви, то есть, с одной стороны, любовь к себе, с другой стороны, любовь родителей, любовь детей, дружбу и общечеловеческую любовь, не отделяем и преданности конкретным предметам или абстрактным идеям. Наше оправдание в том, что психоанализ научил нас рассматривать все эти стремления как выражение одних и тех же побуждений первичных позывов, влекущих два пола к половому совокуплению, при иных обстоятельствах от сексуальной цели оттесняемых им на пути к ее достижению приостанавливаемых, в конечном же итоге всегда сохраняющих свою первоначальную преграду в степени, достаточной для того, чтобы обнаружить свое тождество (самопожертвование, стремление к сближению). (332) Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого “я”. По ту сторону принципа удовольствия. – М., 1991. – С. 273‑276. Человеческая культура – я имею в виду все то, в чем человеческая жизнь возвысилась над своими биологическими обстоятельствами и в чем она отличается от жизни животного, причем я пренебрегаю различием между культурой и цивилизацией – обнаруживает перед наблюдателями, как известно две стороны. Она охватывает, во‑первых, все накопленные людьми знания и умения, позволяющие им овладеть силами природы и взять у нее блага для удовлетворения человеческих потребностей, а, во‑вторых, все институты, необходимые для упорядочивания человеческого взаимодействия и особенно дележа добываемых благ. Оба эти направления культуры связаны между собой, во‑первых, поскольку во взаимоотношениях людей оказывает глубокое влияние мера удовлетворения влечений, дозволяемых наличными благами, во‑вторых, поскольку отдельный человек сам может вступать в отношения с другими по поводу того или иного блага, когда другой использует его рабочую силу или делает его сексуальным объектом, в‑третьих, поскольку каждый отдельный индивид виртуально является врагом культуры, которая тем не менее должна оставаться делом всего человеческого коллектива. Примечательно, что как бы мало ни были способны люди к изолированному существованию, они тем не менее осуждают жертвы, требуемые от них культурой ради совместной жизни, как гнетущий груз. Культура должна поэтому защитить себя от одиночек, и ее институты, учреждения и заповеди ставят себя на службу этой задаче, они имеют целью не только обеспечить известное распределение благ, но и постоянно поддерживать его, словом, должны защищать от враждебных побуждений людей все то, что служит покорению природы и производству благ. Создания человека легко разрушимы, а наука и техника, построенная им, могут быть применены и для его уничтожения. Так создается впечатление, что культура есть нечто навязанное противящемуся большинству меньшинством, которое ухитрилось завладеть средствами власти и насилия. Естественно, напрашивается предположение, что все проблемы коренятся не в самом существе культуры, а вызваны несовершенством ее форм, как они складывались до сего дня. Нетрудно обнаружить эти ее недостатки. Если в деле покорения природы человечество шло путем постоянного прогресса и вправе ожидать все большего в будущем, то трудно констатировать аналитичный прогресс в деле упорядочивания человеческих взаимоотношений и, наверное, во все эпохи, как опять же и теперь, многие люди задавались вопросом, заслуживает ли вообще защиты эта часть приобретений культуры. Хочется думать, что должно же быть возможным какое‑то неупорядочение человеческого общества, после которого иссякнут источники. Неудовлетворенности культурой, культура откажется от принуждения и от подавления влечений, так что люди без тягот (333) душевного раздора смогут отдаться добыванию благ и наслаждаться ими. Это был бы золотой век, спрашивается только, достижимо ли подобное состояние. Похоже, скорее, что всякая культура вынуждена строиться на принуждении и защите влечений; неизвестно еще даже, будет ли после отмены принуждения большинство человеческих индивидов готово поддерживать ту интенсивность труда, которая необходима для получения прироста жизненных благ. Надо, по‑моему, считаться с тем фактом, что у всех людей имеют место деструктивные, то есть антиобщественные и антикультурные тенденции и что у большого числа лиц они достаточно сильны, чтобы определить собою их поведение в человеческом обществе. Этому психологическому факту принадлежит определяющее значение при оценке человеческой культуры. Если вначале еще можно было думать, что главное в ней – это покорение природы ради получения жизненных благ и что грозящие ей опасности устранимы целесообразным распределением благ среди людей, то теперь цент тяжести переместился, по‑видимому, с материального на душевное. Решающим оказывается, удастся ли и насколько удастся уменьшить тяжесть налагаемой на людей обязанности жертвовать своими влечениями примирить их с неизбежным. Минимумом такой жертвы и чем‑то ее компенсировать. Фрейд 3. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. – С. 95‑97 . …Мера интериоризации предписаний культуры популярно и ненаучно выражаясь, нравственный уровень ее участников, – не единственное духовное благо, которое надо принимать в расчет при оценке культуры. У нее есть и другое богатство – идеалы и творения искусства, то есть виды удовлетворения, доставляемые теми и другими. Мы слишком склонны причислять идеалы той или иной культуры – то есть ее оценку того, что следует считать высшим и наиболее престижным достоянием – к ее психологическому достоянию. При первом приближении кажется, будто этими идеалами определяются успехи культуры: реальная зависимость может быть однако иной: идеалы формируются после первых успехов, которым способствует взаимодействие внутренних задатков с внешними обстоятельствами, и эти первые успехи фиксируются в идеале, зовущем их к повторению. Удовлетворение, которое идеал дарит участникам культуры, имеет тем самым нарциссическую культуру, оно покоится на гордости от уже достигнутых успехов. Для своей полноты оно требует сравнения с другими культурами, ринувшимися к другим достижениям и сформировавшими другие идеалы. В силу таких различий каждая культура присваивает себе право презирать другие. Таким путем культурные идеалы становятся поводом к размежеванию и вражде между различными культурными регионами. (334) …Другого рода удовлетворение доставляет представителям того или иного культурного региона искусство… Искусство, как мы давно убедились, дает эрзац удовлетворение, компенсирующий древнейшие, до сих пор глубочайшим образом переживаемые культурные запреты, и тем самым как ничто другое примиряет с принесенными им жертвами. Кроме того, художественные создания, давая повод к совместному переживанию высоко ценимых ощущений, вызывают чувства идентификации, в которых так остро нуждается всякий культурный круг; служат ли они также и нарциссическому удовлетворению, когда изображают достижения данной культуры, впечатляющим образом напоминают о своих идеалах. Фрейд 3. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. – С. 101‑103. Неверно, что человеческая психика с древнейших времен не развивалась и, в отличие от прогресса науки и техники, сегодня все еще такая же, как в начале истории. Мы можем здесь привести один пример этого психического прогресса. Наше развитие идет в том направлении, что внешнее принуждение постепенно уходит внутрь, и особая психическая инстанция, человеческое сверх‑Я, включает его в число своих заповедей. Каждый ребенок демонстрирует нам процесс подобного превращения, благодаря ему приобщаясь к нравственности и социальности. Это усиление сверх‑Я есть в высшей степени ценное психологическое приобретение культуры. Личности, в которых оно произошло, делаются из противников культуры ее носителями. Фрейд 3. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. – С. 100. Каталог: teach teach -> «Бөбек» қоры Адамның үйлесімді дамуы институты teach -> Нұрмұратов с нұрекеева С. С., Сағымбаев Е. Оқырмандарға ұсынылып отырылған бұл антологияның ерекшелігі «Өзін-өзі тану» teach -> Бағалау критериясы teach -> Сабақтың тақырыбы: Тілші. Сабақтың мақсаты. Білімділік teach -> №101 мектеп-лицейінің бастауыш сынып мұғалімі teach -> Сабақтың тақырыбы: «Екі дос» Сабақтың мақсаты teach -> Кмм «Шахтинск қаласының әкімдігі №1 жалпы білім беру мектебі» «Тіл мәдениеті» teach -> Шопаева Саяш Дуанбековна қазақ тілі мен әдебиеті мұғалімі Тренинг сабақ жүктеу/скачать 0,63 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|