Кассета 5. Сторона А
Дверь за мной закрывается, и я слышу, как защелкиваются замки.
Что теперь? Пойти домой? Или, может, в «Моне»? Или в
библиотеку… Я могу посидеть на лестнице, как Ханна, и дослушать
оставшиеся кассеты в темноте.
– Клэй!
Это голос Тони.
Яркие огни фар трижды мигают. Тони выглядывает из окна
водительской дверцы и машет мне рукой.
Застегиваю куртку и направляюсь к нему, хотя мне совсем не
хочется ни с кем общаться. Особенно сейчас. Мы с Тони знакомы уже
давно, вместе работали над школьными проектами, болтали после
уроков, но нам никогда не доводилось обсуждать какие-то серьезные
проблемы. А сейчас, похоже, он как раз настроен поговорить по
душам.
Он что, все это время сидел в машине и ждал? Но зачем?
Вместо того чтобы посмотреть на меня, он сосредоточенно
поправляет боковое зеркало.
– Залезай, Клэй.
– Все нормально?
Пауза. Затем он медленно кивает.
Я обхожу машину, открываю пассажирскую дверцу и
присаживаюсь так, что одна моя нога остается стоять на асфальте.
Кладу рюкзак с кассетами Ханны на колени.
– Закрой дверь, – говорит Тони.
– Что происходит?
– Все в порядке, Клэй. Просто закрой дверь. – Он закрывает свое
окно. – На улице холодно.
Его взгляд блуждает от приборной панели на магнитолу, затем на
руль. Он делает все, чтобы не смотреть на меня. Когда я закрываю
дверь, он начинает говорить.
– Ты уже девятый в списке, Клэй. Я должен следить за тобой.
– Что? О чем это ты?
– Второй комплект кассет, – продолжает он. – Ханна не блефовала.
Они у меня.
– О боже! – Я закрываю лицо руками. Где-то в висках вновь
просыпается боль. Я давлю на это место сильнее, еще сильнее.
– Все нормально, – говорит он.
Не могу на него смотреть. Что он знает? Он же, наверное, уже
слышал, что Ханна собирается рассказать обо мне. Что «нормально»?
– Докуда ты добрался?
– Что?
– Какую кассету слушаешь?
Я могу притворяться, что не понимаю, о чем речь, или вылезти из
его машины и уйти. Но что бы я ни сделал, это ничего не изменит,
потому что он и так все знает.
– Хватит уже, Клэй. О ком сейчас рассказывает Ханна?
– О Райане. – Мои глаза закрыты. – О стихотворении.
Затем я смотрю на него – голова откинута назад, глаза закрыты.
– А что? – спрашиваю я.
Молчание.
– Почему она отдала их тебе?
– Давай куда-нибудь поедем… Ты же сможешь слушать плеер, пока
я буду вести машину? – Он трогает брелок, который болтается около
замка зажигания.
– Скажи мне, с чего это она отдала копии записей тебе?
– Я все расскажу, – говорит он, – но ты сначала послушай
следующую кассету. Клэй, я не шучу.
– Почему не сейчас?
– Потому что на ней речь пойдет о тебе.
Я ничего не чувствую. Сердце замерло. Глаза не моргают. Я не
дышу. А затем я резко убираю руки от лица, опускаю колени, мне
хочется биться головой о стекло, убежать прочь из машины, но я не
делаю этого.
– Послушай. – Тони кладет руку мне на плечо. – И не выходи из
машины.
Он заводит двигатель.
У меня из глаз текут слезы. Оборачиваюсь к нему, но он не
отрываясь смотрит вперед на дорогу.
Открываю крышку плеера и достаю кассету. Темно-синим лаком в
углу написана маленькая цифра «5». Это моя пленка. Я девятый
номер.
Вставляю кассету назад в проигрыватель, сейчас я держу его двумя
руками, как закрытую книгу.
Тони переключает передачу, и машина катится по парковке по
направлению к дороге.
Не глядя на плеер, нахожу пальцами кнопку, с нажатием которой
начнется моя история.
Ромео, о, зачем же ты Ромео?
Вот она – история обо мне. Теперь я знаю, как она начинается.
Хороший вопрос, Джульетта. И хотелось бы мне знать на него
ответ.
– Клэй, не переживай ты так! – Тони пытается перекричать рев
мотора.
Чтобы быть до конца честной, должна признаться, что я никогда не
думала, что… Клэй Дженсен – это и есть тот самый, единственный.
Стоило мне услышать свое имя, как боль в голове усилилась, а
сердце мучительно защемило.
Я даже не уверена, знала ли я настоящего Клэя Дженсена, потому
что всю информацию о нем я черпала не от него лично, а из других
источников. И все, что я о нем слышала – абсолютно все! – были
сплошь
положительные
отзывы.
Поэтому
мне
захотелось
познакомиться с ним поближе.
Знаете, бывает такое, что, заметив что-то однажды, начинаешь
постоянно обращать на это внимание.
Например, Кристен Реннерт всегда одевается в черное: брюки,
туфли, блузка. Если на ней черная куртка и это единственная черная
вещь в ее наряде, то она проходит в ней весь день. В следующий раз вы
непременно заметите эту ее особенность и потом будете примечать
каждый день.
То же и Стив Оливер. Когда он поднимает руку, чтобы что-нибудь
сказать или задать вопрос, он всегда начинает фразу со слова «да».
– Мистер Оливер?
– Да! Если Томас Джефферсон был рабовладельцем…
– Мистер Оливер?
– Да! У меня получилось 76,1225.
– Мистер Оливер?
– Да! Можно выйти?
Серьезно. Каждый раз одно и то же. И вы бы тоже это заметили…
Точно. Я тоже обращал на это внимание. Ну не тяни, Ханна!
Пожалуйста.
Подслушивать сплетни о Клэе стало развлечением того же рода. И,
как я уже говорила, я знала его не очень хорошо, но его имя
действовало на меня как красная тряпка на быка. Думаю, мне хотелось
услышать о нем что-нибудь – хоть что-нибудь – пикантное. Не из-за
того, что я любила сплетничать, просто не могла поверить, что кто-то
может быть настолько хорошим.
Смотрю на Тони и закатываю глаза. Но он уставился на дорогу.
Если он действительно такой хороший… замечательно. Отлично!
Но это стало своего рода игрой для меня. Как долго я еще буду
слышать исключительно положительные отзывы о Клэе Дженсене?
Это же естественно, что, когда у человека идеальная репутация,
рядом всегда есть кто-то, кто ждет не дождется, чтобы сбить с него
спесь. Он ждет, пока идеальный человек ошибется. Но не в твоем
случае, Клэй.
Снова оборачиваюсь к Тони – сейчас он ухмыляется.
Надеюсь, что эта запись не заставит вас побежать искать какой-
нибудь темный грязный секрет Клэя, который он запрятал где-то
глубоко… Уверена, по крайней мере один или два все-таки найдутся,
так ведь?
Есть парочка.
Но подожди, разве ты сейчас не это делаешь, Ханна? Ты
выставляешь его этаким мистером Совершенство, чтобы потом
разнести в пух и прах. Ты, Ханна Бейкер, тот человек, который стоит
рядом и ждет, пока Клэй ошибется. Ищет в нем недостатки. И ты
нашла. И сейчас тебе не терпится рассказать всем об этом и испортить
его имидж.
Что ж… на этот раз нет.
Делаю шумный выдох. Я даже не заметил, что задержал дыхание.
Надеюсь, что не разочаровала вас. Хочется верить, что вы слушаете
мои рассказы не только ради сплетен, что эти записи значат для вас
больше.
Клэй, лапочка, твоего имени нет в моем списке.
Поворачиваюсь к окну и упираюсь головой в холодное стекло.
Закрываю глаза и пытаюсь сконцентрироваться на том, что сказала
Ханна.
Ничего не понимаю.
Хотя нет, ты есть в списке, но попал ты туда по другой причине, в
отличие от остальных. Это как в той песне из «Улицы Сезам»: «Кто-то
из этого не такой, как все. Кто-то просто не из этой песни».
И это ты, Клэй. Но ты должен быть в этих записях, потому что так
история моей жизни будет более полной.
– Зачем мне это слушать? – спрашиваю я. – Почему она меня
просто не пропустила, если я «не из этой песни»?
Тони продолжает рулить. Если он и отвлекается от дороги, то
только чтобы посмотреть в зеркало заднего вида.
– Я был бы счастливее, не знай я о существовании кассет, – говорю
я.
– Нет. Ты бы сошел с ума, если бы не выяснил, что с ней
случилось. – Тони качает головой.
Смотрю в ветровое стекло – на белую разметку дороги, которая
выделяется в свете фар, и понимаю, что он прав.
– Кроме того, – говорит он, – думаю, она хотела, чтобы ты знал.
Возможно… Но почему?
– Куда мы едем? – спрашиваю я у своего водителя.
Он молчит.
Да, в моей истории есть бреши. Я просто не знаю, как рассказать о
некоторых моментах моей жизни. Есть события, которые я так и не
смогла понять… и уже, наверное, не смогу. И если я не буду о них
говорить, тогда я не буду о них думать.
Но разве это как-то уменьшает значимость ваших историй? Разве
они становятся менее важными из-за того, что я не все рассказываю?
Нет.
На самом деле это только увеличивает их значимость.
Вы и не догадываетесь, что происходило со мной дома, в школе.
Наверняка вы можете знать только о себе и о той части моей жизни,
которая пересеклась с вашей, не более того. Но даже одна маленькая
деталь, один случай могут повлиять на всю жизнь.
Следующие несколько историй имеют отношение к одному вечеру.
Когда была вечеринка.
Одному вечеру, Клэй. И ты знаешь, что я имею в виду, потому что
за все годы, что мы ходили в одну школу, вместе работали в
кинотеатре, нас связывает только один вечер. Тогда наши судьбы
действительно пересеклись.
В этот вечер много чего произошло, поэтому будьте готовы, что
речь пойдет не только о Клэе. А кое-кто даже появится повторно.
Одна случайная ночь, которую никто не может повернуть вспять.
Я возненавидел этот вечер еще до того, как узнал о существовании
кассет. Тогда я побежал к пожилой женщине, чтобы сказать, что все
будет хорошо. Но я ее обманул. Потому что пока я бегал, чтобы
успокоить жену одного водителя, другой – умирал. И пожилой
человек, добравшись до дома, уже знал, что второй водитель, молодой
парень, скончался.
К счастью, эти кассеты услышат только те, кто есть в моем списке.
Конечно, если вдруг записи покинут наш кружок, вам придется иметь
дело с последствиями, которые вы не можете предугадать. Поэтому я
искренне надеюсь, что мы обойдемся без глупостей.
Смотрю на Тони. Неужели он сделает это? Отдаст кассеты кому-
то, кого нет в списке? Кому?
Для некоторых из вас последствия окажутся минимальными.
Может, стыд… или неловкость… смущение. Но чем это обернется для
других, я не берусь предсказывать. Потерей работы? Тюрьмой?
Давайте лучше оставим это между нами, договорились?
Итак, Клэй, я даже не собиралась идти на эту вечеринку, хотя меня
и приглашали.
Мои оценки становились все хуже, и родители попросили, чтобы
учителя раз в неделю докладывали им о моей успеваемости. И когда
выяснилось, что улучшений не намечается, меня посадили под
домашний арест. Это означало, что у меня был всего час, чтобы дойти
из школы домой, а потом я должна была сидеть и заниматься. И так,
пока не наметится прогресс.
Остановились на светофоре, но Тони по-прежнему смотрит прямо
перед собой. Он боится увидеть, что я плачу? Ну ладно.
В это время я как раз собирала сплетни о Клэе Дженсене и узнала,
что он собирается пойти на вечеринку.
Что? Клэй Дженсен на вечеринке? Неслыханный случай.
Обычно в выходные я занимаюсь, так как по понедельникам у меня
контрольные. Так что это не моя вина, что я редко бываю на тусовках.
И не одна я обратила на это внимание. Все вокруг только об этом и
говорили. Никто не мог понять, почему никогда не видел тебя на
вечеринках. Конечно, у каждого была на этот счет своя теория. И
угадайте что? Точно. Ни одна из них не была плохой.
Мне нужно передохнуть.
Как вам известно, Тайлер не такой высокий, чтобы подсматривать
за окнами второго этажа, а ускользнуть из моей комнаты было совсем
не сложно.
Той ночью я просто должна была это сделать. Но не делайте
поспешных выводов. До этого я всего дважды сбегала из дома.
Ну, хорошо, трижды. Может, четыре раза. Не больше.
Для тех из вас, кто не понимает, о какой вечеринке я говорю, есть
подсказка – красная звездочка на карте. Большая, толстая красная
звезда – В-6. Коттонвуд, 5-12.
Мы что, туда и едем?
Ага… теперь все знают. Но подождите, пока ваши имена всплывут
в повествовании, тогда вы поймете, что к чему, и услышите все, что я
хочу рассказать.
Тем вечером я решила, что было бы здорово сходить на вечеринку –
расслабиться. На той неделе часто шли дожди, помню, что облака
были низкими и пушистыми. На улице было тепло. Такую погоду я
люблю больше всего.
Я тоже!
Волшебно. Пока я шла к дому, где была вечеринка, мне казалось,
что в жизни так много всего интересного, столько всего можно
сделать. Впервые за долгое время я увидела огонек надежды.
И я.
Я заставил себя выбраться из дома и пойти на эту тусовку. Мне
казалось, что в эту ночь должно произойти что-то необычное,
запоминающееся.
Надежда? Что ж, кажется, я неправильно все истолковала.
А сейчас? Пошел бы я на эту вечеринку, зная, что произойдет
между мной и Ханной?
Это было просто затишье перед бурей.
Думаю, пошел бы. Определенно. Даже если бы результат был тем
же.
На мне была черная юбка и свитер с капюшоном. По пути на
вечеринку я навестила дом, где жила, когда мы только переехали в
город, – первая красная звездочка с первой стороны первой кассеты.
На крыльце горел свет, из гаража доносился звук работающего
двигателя, но ворота почему-то были закрыты.
Я единственный, кто знает почему? Кто-нибудь еще знает, что он
там жил? Человек, который попал в аварию. Человек, чья машина
убила старшеклассника.
Я остановилась, чтобы просто посмотреть вокруг. Прошло, как мне
казалось, несколько минут. Я была как зачарованная: в моем доме
жила другая семья. Я не знаю, кто они и какую жизнь ведут.
Тут ворота гаража начали медленно подниматься, в свете красных
стоп-огней я рассмотрела силуэт мужчины, который поддерживал
ворота. Затем он сел в машину, выехал задом со двора на дорогу и
уехал.
Почему он не остановился, не спросил, что я делаю перед его
домом, зачем наблюдаю за ним? Не знаю. Может, он думал, что я
просто остановилась, чтобы пропустить его машину, а затем перейти
дорогу?
Но какой бы ни была причина, складывалось ощущение, что все
это сюрреалистично. Два человека – я и он – один дом. Тем не менее
он уехал, даже не догадываясь, кто я такая – девушка, стоящая на
обочине.
Почему-то в этот момент воздух стал тяжелым, он наполнился
ощущением одиночества. И это одиночество не отпускало меня до
конца вечера. Даже лучшие моменты дня были окрашены этим
происшествием, которого, в сущности, и не было. Я была совсем
неинтересна этому человеку, хотя меня с этим домом многое
связывало, но для его нынешнего хозяина это было не важно. Эта
история напомнила мне, что нельзя повернуть все вспять, стать
прежней. Все, что у вас есть, – это настоящее.
Мы, попавшие в список, тоже не можем повлиять на прошлое. Нам
бы хотелось ничего не знать об этой коробке с кассетами, но она
нашла нас – ее оставили на крыльце или прислали по почте. Как бы то
ни было, с тех пор как мы начали слушать истории Ханны, мы
изменились.
Что объясняет, почему я так резко отреагировала на тебя, Клэй. И
поэтому я внесла тебя в список. Чтобы все объяснить, чтобы
извиниться.
Она помнит? Она помнит, что я извинялся перед ней тем вечером?
И поэтому она хочет извиниться в свою очередь?
Когда я пришла, вечеринка была в самом разгаре. Большинству, в
отличие от меня, не нужно было ждать, пока уснут родители. Перед
входом, как всегда, стояла толпа гостей: они выпили и приветствовали
прибывающих стаканами пива. Всегда думала, что имя Ханна очень
простое, однако эти парни все никак не могли его выговорить и
повторяли снова и снова. Но они были совершенно безобидными.
Смешные подвыпившие ребята, которые не дерутся, не ругаются, а
просто веселятся, всегда добавляют вечеринкам особое настроение.
Я их отлично помню. Они вели себя, как талисманы вечеринки.
– Клэй! Че ты тута делаешь? Бу-га-га!
Музыка была громкой, но никто не танцевал. Словом, это была бы
самая обычная вечеринка, если бы не… Клэй Дженсен.
Уверена, что, когда ты только пришел, все отвешивали язвительные
шуточки по поводу твоего появления, но когда я добралась до места,
ты уже стал частью компании. Но в отличие от остальных я пришла
туда только из-за тебя.
Мне просто хотелось поговорить с тобой. Хотя бы раз. Нам никогда
не удавалось это в школе или на работе. У меня никогда не было
возможности узнать тебя.
Этой возможности не было, потому что я был трусом. Я боялся,
что у меня нет ни единого шанса подружиться с тобой. И меня это
устраивало. Я опасался, что мы сможем сблизиться и я узнаю, что ты
такая, как о тебе говорят.
Что, если бы ты оказалась не тем человеком, которого я себе
представлял?
Я бы этого не пережил.
Я стояла на кухне и наливала себе выпить. Ты подошел сзади.
– Ханна Бейкер, – сказал ты, и я обернулась. – Привет.
Я видел, как Ханна приехала на вечеринку. Мне кажется, она тоже
меня заметила, но я трусливо отвернулся и убежал через кухню на
задний двор. Слишком быстро, оправдывал я себя, хотя и решил, что
если Ханна появится, то я должен обязательно с ней поговорить. Мне
было наплевать на остальных, я собирался думать только о ней. Но
когда она появилась, я повел себя как последний идиот.
Я не могла в это поверить: ты вырос словно из-под земли.
Нет, не из-под земли. Сначала я мерил шагами лужайку позади
дома, обвиняя себя в том, что на деле оказался трусливым
мальчишкой. Потом я вышел на улицу, намереваясь отправиться
домой. Но стоя на обочине, я решил попытаться еще раз и вернулся
назад. Парни около входа снова поприветствовали меня, и я
направился прямо к тебе. Так что вовсе не из-под земли я появился.
– Не знаю почему, – сказал ты, – но, думаю, нам стоит поговорить.
Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы начать разговор. Сила
воли и пара кружек пива.
И я согласилась, одарив тебя глупой улыбкой.
Нет, что ты, улыбка была прекрасной.
Затем я заметила за твоей спиной дверной косяк. На нем
карандашом были сделаны отметки, рассказывающие о том, какого
роста в каком году были жившие здесь дети. Я вспомнила, как
наблюдала, как моя мама стирает такие же отметки в кухне в нашем
прежнем доме, готовя его к продаже.
Я заметил какую-то реакцию в твоих глазах, когда ты бросила
взгляд мне за плечо.
Впрочем, это неважно.
Ты посмотрел на мой пустой стакан, отлил половину пива из
своего и спросил, удобно ли мне будет сейчас поболтать. Кому-то
покажется, что все элементарно – он просто хотел меня напоить. Но
нет. Мне никогда так не казалось.
Да я об этом даже не думал.
Потому что если бы все было действительно так, думаю, он налил
бы мне целую кружку, а не половину. Итак, мы прошли в гостиную, где
один диван уже был занят.
Джессика Дэвис и Джастин Фоли.
Однако в комнате был еще один, на него мы и сели. Что мы
делали? Поставили кружи и начали болтать. Вот и все… и ничего
больше.
Она знает, что это были они – Джессика и Джастин, – но она не
назвала имен. Парень, с которым она впервые поцеловалась, и
девушка, которая нанесла ей удар в «Моне».
Все, о чем я только мечтала, становилось явью. Вопросы были
личными, как будто мы стремились нагнать время, которое было
упущено. Однако все было в рамках приличий, никакой навязчивости
или чрезмерного интереса.
Ее голос, хоть это и невозможно с точки зрения физики, льется из
наушников и согревает меня. Чтобы не потерять это ощущение, я
закрываю уши руками – так я не упущу ни единого звука.
Ты просто хотел узнать меня.
Это было прекрасно. Я не мог поверить, что мы с Ханной наконец
разговариваем. И мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Мне
очень понравилось общаться с тобой, Ханна.
У меня было ощущение, что ты можешь понять все, что я тебе
расскажу. Нас интересовали одни и те же вещи.
Ты могла рассказать мне все, Ханна. Той ночью не было никаких
ограничений. Я бы остался, пока ты не открылась и не позволила мне
узнать, что с тобой происходит, но ты этого не сделала.
Я хотела все тебе рассказать, но некоторые вещи я сама не до конца
понимала. И к тому же как я могла делиться с кем-то – еще и с
человеком, с которым впервые по-настоящему общалась, – всеми
своими мыслями? Слишком рано.
Нет!
А может, слишком поздно.
Но сейчас ты мне все рассказываешь. Зачем нужно было ждать?
Возможно, она хотела, чтобы я узнал обо всем именно так.
Ее слова больше не греют, теперь они сжигают меня изнутри –
мою голову, мое сердце.
Клэй, ты все говорил и говорил, что давно догадывался, что у нас
есть что-то общее, что мы легко найдем темы для разговора, что
сможем понять друг друга. Но откуда у тебя появилось такое
предчувствие? Ты так этого и не объяснил.
Как ты мог знать, что нам будет хорошо вместе? Потому что я была
в курсе всех слухов и сплетен, окружавших мое имя, и никуда не могла
от них деться.
Я знал, что это неправда, Ханна. Точнее, надеялся на это, но боялся
спросить.
Я была разбита. Если бы мы поговорили раньше. Мы могли бы…
мы бы… не знаю. Но все зашло слишком далеко. Я уже все для себя
решила. Не по поводу самоубийства… пока нет. Я решила просто
плыть по течению, ни с кем не сближаясь. Таков был мой план:
закончить школу и уехать из этого города.
Но потом я пошла на эту тусовку, специально, чтобы встретиться с
тобой. Зачем? Чтобы заставить себя страдать? Возненавидеть себя за
то, что так долго ждала? За то, что была несправедлива по отношению
к тебе?
Единственное, что было несправедливо, – так это кассеты, Ханна,
потому что я тоже оказался на той вечеринке из-за тебя и ради тебя.
Ты могла рассказать мне все что угодно. Я бы все выслушал и
постарался помочь.
Девушка из парочки, сидящей напротив нас, много пила и
смеялась, а еще как бы случайно бросала на меня взгляды. Сначала это
казалось забавным, но скоро наскучило.
Почему Ханна не называет ее имени?
В конце концов, я начала думать, что, возможно, она не так уж
пьяна. Может, это все представление для парня, с которым она сидела.
Может, ей хотелось, чтобы мы ушли, а они остались наедине?
Поэтому мы с Клэем ушли. Мы гуляли, перекрикивая музыку,
общались. В итоге – успешно – я поменяла тональность разговора.
Больше никаких серьезных тем. Нам нужно было посмеяться. Но везде
было слишком шумно, и мы едва слышали друг друга, поэтому мы
свернули в пустую комнату.
Я помню все, что произошло после этого. Вплоть до мелочей.
Интересно выслушать ее версию.
Мы стояли, прислонясь к дверному косяку, и смеялись до слез.
Наконец то ощущение одиночества, с которым я пришла на вечеринку,
улетучилось. Впервые за долгое время я почувствовала, что я не одна,
со мной рядом есть друг – одноклассник. Но в глубине души мне все
равно было не по себе.
Ханна, ты не одна. Я с тобой.
Я хотела быть одна. Это все, что я могу сказать. Это было для меня
важно.
Как часто я сближалась с человеком, а потом он поворачивался ко
мне спиной? Вроде все было хорошо, но я знала, чем в итоге все может
обернуться. Произойди это сейчас, мне было бы намного больней, чем
раньше.
Да ничего подобного не случилось бы.
И вот ты стоял передо мной, готовый стать другом. Ты заставлял
меня смеяться, Клэй. Ты был как раз таким человеком, в котором я
нуждалась. Поэтому я… поцеловала тебя.
Нет, это я тебя поцеловал, Ханна.
Долгий, красивый поцелуй. И что ты сказал, когда он закончился?
– Чем я это заслужил?
Точно. Это ты меня поцеловала.
– Ты такой идиот, – ответила я. И мы снова поцеловались.
Идиот. Угу, я это тоже помню.
В конце концов мы закрыли дверь и прошли в комнату. Мы были с
одной стороны двери, а все остальные, включая громкую, но теперь
далекую музыку, – с другой.
Невероятно. Мы были вместе. Я постоянно об этом думаю.
Невероятно.
Некоторым, наверное, сейчас интересно, почему они об этом
ничего не слышали? Ведь все всегда знали, с кем встречается Ханна.
Потому что я никогда никому об этом не рассказывал.
А вот и нет. Вы только думали, что знали. Разве вы не слушали
предыдущие пленки? Или вам была интересна только та часть, где
речь шла о вас? Потому что я могу пересчитать по пальцам одной руки
– точно одной, – сколько парней у меня было. Но вы, вероятно,
думаете, что мне для этого понадобятся обе руки и еще и ноги в
придачу, так?
Что такое? Вы мне не верите? Вы поражены? Угадайте что… да
мне наплевать на вас! Последний раз, когда мне было не все равно, что
обо мне думают, было той ночью. И это было в последний раз.
Расстегиваю ремень безопасности и наклоняюсь вперед. Зажимаю
рукой рот, чтобы не закричать. Но это не помогает, у меня из груди
вырывается стон, который просачивается сквозь пальцы.
Тони все продолжает ехать вперед.
А сейчас устраивайтесь поудобнее, потому что я собираюсь
рассказать, что произошло между мной и Клэем в той комнате.
Готовы?
Мы целовались… И это все! Мы только целовались.
Смотрю на плеер, который лежит у меня на руках. Слишком темно,
чтобы рассмотреть, сколько еще пленки осталось, но мне нужно на
чем-то сфокусироваться, поэтому я пытаюсь хоть что-то увидеть. И
глядя на вращающиеся вертушки плеера, я вижу глаза Ханны.
Это было чудесно. Мы лежали на кровати – его рука на моем бедре,
я прижималась к нему все сильнее. Если честно, я хотела большего.
И тогда я сказал, вернее, прошептал, что прошу прощения за то,
что так много времени было потрачено зря. Но я был счастлив, потому
что наконец мы были вместе.
Мы целовались, как будто в первый раз. Эти поцелуи убеждали
меня, что если я захочу, то смогу начать все сначала. С ним.
Начать с какого момента?
Тогда я подумала о тебе, Джастин. Впервые за долгое время я
думала о нашем первом поцелуе. Моем настоящем первом поцелуе. Я
вспомнила, как ждала этого, как твои губы прикоснулись к моим. А
затем я вспомнила, как ты все разрушил.
– Хватит, – сказала я Клэю и отстранилась от него.
Ты буквально отпихнула меня.
Ты чувствовал, что со мной происходит, Клэй? Ты должен был.
Нет. Ты спряталась в ракушку, как улитка. Ты так и не сказала мне,
что случилось, Ханна.
Я так крепко зажмурила глаза, что мне стало больно. Я пыталась
избавиться ото всех образов, которые были в моей голове. Я видела
всех, кто сейчас в моем списке. Всех, кто виноват в том, что я так
повела себя с Клэем. Всех, из-за кого я заинтересовалась репутацией
Клэя, уж очень она отличалась от моей.
Что за ерунда. Ведь дело совсем не в репутации. Мы с тобой были
очень похожи, Ханна.
И я ничего не могла с этим поделать. Я не могла контролировать
то, что обо мне думали другие. Клэй, у тебя была достойная
репутация. А у меня… у меня нет. И сейчас, находясь с тобой, я ее
только ухудшала.
Но все было не так, Ханна. Кому, ты думаешь, я собирался об этом
рассказать?
– Хватит, – повторила я, отвернулась и уткнулась лицом в подушку.
Ты попытался что-то сказать, но я велела замолчать. Я попросила
тебя уйти. Ты предпринял еще одну попытку, но я закричала. А затем
ты замолчал. Я почувствовала, что ты встал и вышел из комнаты.
Я надеялся, что ты меня остановишь.
Хотя мои глаза оставались закрытыми, я заметила, что стало
светлее, когда ты открыл дверь, а затем опять наступила темнота… Ты
ушел…
Зачем я ее послушался? Почему оставил одну? Она нуждалась во
мне, и я это знал. Но я боялся. Я снова позволил своему страху взять
верх.
Потом я сползла с кровати и села на пол. Я просто сидела,
подтянув к себе ноги… и плакала. Так заканчивается твоя история,
Клэй.
Ханна, я был там ради тебя. Ты могла все изменить, но нет, ты
сделала другой выбор. У тебя был шанс, но ты оттолкнула меня. Я мог
бы тебе помочь. Я хотел этого.
Ты ушел, и мы никогда больше не разговаривали.
Ты уже все решила. Не важно, что ты сейчас говоришь, все было
предопределено.
В школе ты смотрел на меня, но я отводила взгляд. Потому что тем
вечером, когда я вернулась домой, я вырвала из тетради листок и
написала на нем список – одно имя за другим. Те самые имена,
которые всплыли у меня в голове, когда мы целовались. Их было
много, Клэй. По меньшей мере три десятка.
Затем… я попыталась найти между ними связь. Я выделила имя
Джастина. Затем нарисовала от него линию к Алексу. Алекса
соединила с Джессикой, минуя имена, которые никак не были
связаны. Я рыдала от злости и разочарования. И каждый раз, когда
находились новые связи, мне становилось все хуже. Потом я добралась
до Клэя, причины, из-за которой я оказалась на вечеринке. Я обвела
его имя, а затем провела линию… назад…
К Джастину.
Когда ты ушел, Клэй, закрыв за собой дверь… этот человек открыл
ее.
На пленке Джастина она говорила, что его имя еще появится. И он
был на вечеринке – сидел на диване с Джессикой.
Но этот человек уже прослушал кассеты. Так что, Клэй, пропусти
его, когда будешь передавать записи дальше. Ты услышишь новое имя,
которое прежде не встречалось. Адресуй коробку с кассетами этому
человеку.
И еще, Клэй… мне тоже очень жаль, прости меня.
Начинает жечь глаза, но не из-за соленых слез, а потому, что я не
закрывал их с тех пор, как узнал, что Ханна плакала после моего
ухода. Мне пришлось напрячь каждую шейную мышцу, чтобы
пошевелить головой. Нужно вылезти в окно – подальше от плеера и
голоса Ханны – и вдохнуть свежего воздуха. Но я не могу.
Тони притормаживает.
– Ты как? – спрашивает он. Мы в жилом районе, но не там, где
была вечеринка. – С тобой все будет хорошо?
– Я потерял ее. – Качаю головой, откидываюсь назад и закрываю
глаза.
– Я тоже ее потерял, – говорит он.
И когда я открываю глаза, вижу, что его голова опущена и он
плачет. Или, наоборот, пытается не заплакать?
– Понимаешь, – продолжаю я, – я этого не осознавал вплоть до
настоящего момента. Все, что случилось… Я так долго любил ее на
расстоянии, но у меня никогда не было возможности сказать ей об
этом. – Бросаю взгляд на плеер. – У нас была всего одна ночь, а после
нее мне казалось, что я знаю ее еще меньше, чем до этого. Но теперь я
понимаю… почему она так себя вела… о чем думала… через что ей
пришлось пройти…
Голос срывается, я наконец заплакал.
Тони молчит. Он смотрит за окно, а я сижу в его машине и скучаю
по Ханне. С каждым вдохом мне становится все тяжелее. Только
воспоминания о Ханне согревают сердце, превратившееся в льдинку.
Вытираю глаза рукавом куртки и пытаюсь улыбнуться.
– Спасибо, что выслушал, – говорю я. – В следующий раз можешь
меня остановить.
Тони бросает взгляд на зеркало заднего вида, потом через плечо и
медленно трогается назад. Однако на меня он по-прежнему не
смотрит.
– Обращайся.
|