2 Ланглуа Ш. В., Сеньобос Ш. Ббк 63 17} л 22
См. хороший пример у Лакомба (Lacombe. Op. cit. P. 146)
жүктеу/скачать 398,44 Kb.
|
лангуа
| 1
См. хороший пример у Лакомба (Lacombe. Op. cit. P. 146). 248возвращаться к методическому приему типического исследования. Оперировать следует таким образом: 1) Нужно точно определить поле, в котором считают возможным сделать обобщение (т.е. допустить сходство всех случаев), разграничить страну, группу, класс, эпоху, в отношении которых будет делаться обобщение. Следует остерегаться брать слишком большое поле для обобщения, смешивая часть с целым (греческий или германский народ со всей совокупностью греков или германцев). 2) Нужно удостовериться, что факты, содержащиеся в поле исследования, сходны в тех пунктах, на основании которых хотят обобщать; а следовательно, остерегаться неопределенных наименований, прикрывающих очень различные между собою группы (христиане, французы, арийцы, романские народы). 3) Нужно удостовериться, что случаи, на основании которых будет делаться обобщение, типичны. Необходимо также, чтобы они действительно входили в поле исследования, так как случается принимать за образец одной группы людей и факты другой группы. Не следует, чтобы они имели исключительный характер, что можно ожидать от всех случаев, происходящих при исключительных условиях. Авторы документов склонны оказывать в своих повествованиях предпочтение тому, что их изумляет, вследствие чего исключительные случаи занимают в документах место, не соответствующее их действительному количеству; это один из главных источников ошибки. 4) Число образцов, необходимых для обобщения, должно быть тем более велико, чем меньше причин сходства между всеми случаями, входящими в поле исследования. Оно может быть невелико, когда изучаются такие стороны человеческой природы или отношений, где люди склонны сильно походить друг на друга, либо по подражанию или договору (язык, обряды, церемонии), либо вследствие обычаев или обязательных постановлений (общественные учреждения, политические учреждения в тех странах, где властям подчиняются беспрекословно). Оно должно быть значительно больше при изучении фактов, где сильнее проявляется личная инициатива (искусство, наука, нравственность); при изучении частных 249отношений обобщение обыкновенно даже невозможно. VI. Описательные формулы ни в одной науке не служат завершением работы. Остается еще распределить факты так, чтобы обнять их во всей совокупности и исследовать отношения между ними, т.е. сделать общие заключения. История, по причине несовершенства своих приемов, нуждается еще в одной предварительной операции, имеющей целью выяснить значение достигнутых знаний1. Критическая работа дала нам только массу отдельных замечаний относительно ценности знания, достигнутого благодаря историческим документам. Нужно соединить вместе все эти замечания. Для этого берется целая группа фактов, классифицированных в одних и тех же рамках, — род фактов, страна, период, событие — и резюмируются результаты критики отдельных фактов, с целью получить общую формулу. Следует рассматривать: 1) объем, 2) ценность нашего знания. 1) Прежде всего, ставится вопрос, каковы пробелы, оставленные документами? Следя за общим рядом вопросов, выработанных для группировки фактов, не трудно констатировать, о каком роде фактов у нас нет сведений. Относительно эволюции, придерживаясь того же приема, мы легко заметим, каких звеньев недостает в цепи последовательных изменений; относительно событий — каких недостает нам эпизодов, каких групп деятелей, какие побуждения остаются для нас неизвестными, какие факты выступают перед нами как бы без начала и исчезают как бы без конца. Мы должны составить себе, по крайней мере, мысленно картину нашего не- 1 Нам казалось бесполезным обсуждать здесь, должна ли история, согласно традиции древности, выполнять еще другую функцию, а именно, должна ли она судить события и людей, т.е. сопровождать описание фактов выражением одобрения или порицания, либо во имя общего или частного нравственного идеала (идеала секты, партии, нации), либо с практической точки зрения, рассматривая, как Полибий, хорошо или плохо были комбинированы исторические действия в видах их успеха. Такое дополнение могло бы делаться во всех описагельных изучениях: натуралист мог бы выражать свою симпатию или удивление к животному, порицать тигра за хищность, хвалить привязанность курицы к своим цыплятам. Но очевидно, что истории, как и всякой другой области знания, этот суд должен быть чужд. 250вежества, чтобы напомнить себе расстояние, отдаляющее имеющееся у нас знание от знания совершенного. 2) Ценность нашего знания зависит от ценности наших документов. Критика показала нам ценность документов в отдельности для каждого случая; ее нужно резюмировать в нескольких чертах для всей совокупности фактов. Откуда мы почерпнули наше знание — из непосредственного наблюдения, из писаной или устной передачи? Владеем ли мы несколькими различно освещенными передачами или одной? Владеем ли разнородными документами или однородными? Какие имеются в нашем распоряжении сведения: неопределенные или точные, подробные или краткие, литературные или достоверные, официальные или секретные? При построении обыкновенно склонны пренебрегать выводами критики документов, забывать о том, что имеется несовершенного и сомнительного в нашем знании. Сильное желание увеличить насколько возможно массу наших сведений и заключений побуждает нас освобождаться от всяких ограничений критики. Благодаря этому риск составить себе, на основании отрывочных и подозрительных сведений, такое представление о совокупности явлений как будто бы мы располагаем полною их картиною — очень велик. Обыкновенно очень легко забывают о существовании фактов, не описанных документами (фактов экономических, положения рабов в древности), и отводится гораздо более важное место хорошо известным фактам (греческому искусству, римским надписям, средневековым монастырям). Инстинктивно оценивается значение фактов по количеству свидетельствующих о них документов. Забывается об особенном характере документов, а если они все одного и того же происхождения, то упускается из виду, что они подвергли факты одинаковому искажению и что общность их происхождения делает контроль невозможным; покорно сохраняется окраска передачи фактов (римская, ортодоксальная, аристократическая). Чтобы избавиться от этих естественных склонностей, достаточно принять за правило — раньше всякой попытки вывести общее заключение делать общий обзор фактов и их передачи. 251VII. Описательные формулы выражают особое свойство каждой небольшой группы фактов. Чтобы получить общее заключение, нужно соединить все эти отдельные выводы в одну общую формулу. При этом следует сопоставлять не одни только изолированные подробности или второстепенные признаки1, но группы фактов, сходных между собою по совокупности признаков. Таким образом, получается связное целое из однородных фактов (учреждений, человеческих групп, событий), и определяются, согласно указанному выше методу, характерные признаки: распространенность, продолжительность, количество или значение. Образуя все более и более общие группы, на каждой новой ступени обобщения отбрасывают несходные признаки и удерживают признаки, свойственные целому ряду явлений. Такая работа продолжается до тех пор, пока дойдут до признаков, общих всему человечеству. В выводе получается формула, выражающая общий характер известного разряда фактов, языка, религии, искусства, экономической организации, общества, правительства, сложного события (каковы, например, вторжение варваров или Реформация). Пока эти общие формулы будут оставаться изолированными, заключение не является полным, а так как больше невозможно уясе их сопоставлять и сливать вместе, то чувствуется потребность сличить их и сделать попытку классифицировать. Пытаться классифицировать формулы можно двумя способами: Можно сравнивать сходные категории специальных фактов, языка, религии, искусства, правительства, беря их во всем человечестве, сравнивая между собою и классифицируя в одно целое наиболее похожие друг на друга категории. Таким путем получаются семьи языков, религий, правительств, которые можно затем попытаться классифицировать в свою очередь. Это будет отвлеченная классификация, изолирую- Сравнение между двумя частными фактами, принадлежащими к очень различным группам (Абд-аль-Кадира с Югуртой, Наполеона со Сфорцей), является бьющим в глаза приемом изложения, но не средством придти к научному выводу. 2 5 2 щая один род фактов из всех остальных родов, отказывающаяся добираться до их причин. Она имеет то преимущество, что может быть выполнена быстро и дать в результате краткий технический сборник, который может быть удобен для указания фактов. Можно сравнивать действительные группы действительных индивидуумов, брать исторические данные общества и классифицировать их на основании их сходств. Это будет конкретная классификация, аналогичная зоологическим классификациям, где классифицируются не отдельные функции, а животные, взятые в их целом. Правда, группы будут менее разграничены, чем в зоологии; ведь не существует еще и соглашения относительно признаков, на основании которых должно устанавливаться сходство. Будет ли это экономическая или политическая организация, или интеллектуальное развитие? Пока не установлено еще никакого принципа классификации. История не достигла еще научной классификации целого. Быть может, человеческие группы недостаточно однородны, чтобы давать солидное основание для сравнения, и недостаточно резко разграничены, чтобы давать сравнимые величины. VIII. Изучение отношений между одновременными фактами заключается в отыскании связующих нитей между всеми разнородными фактами, происходящими в одном и том же обществе. Смутно чувствуется, что различные привычки, мысленно обособленные путем абстракции и классифицированные в отдельные категории (искусство, религия, политические учреждения), в действительности отнюдь не изолированы, имеют общие признаки и настолько связаны между собою, что известное изменение в одном из них влечет за собою изменение и в другом. Такова основная мысль „Духа законов" Монтескье. Германская школа (Савиньи, Нибур) назвали эту связь, именовавшуюся иногда consensus, — Zusammenhang. Из этого понятия возникает теория „народного духа" (Volksgeist), контрафакция которой проникла несколько лет тому назад во Францию под именем „национальной души" (l'âme nationale). Она же положена в основу 253теории „социальной души" Лампрехта. Если отбросить все эти мистические концепции истории, то все-таки останется очень смутный, но неоспоримый факт „солидарности" между различными привычками одного и того же народа. Чтобы изучить эту связь с точностью, следовало бы ее анализировать, а связь не анализируется. Естественно, стало быть, что эта часть социальных наук осталась убежищем тайны и мрака. Сравнивая различные общества с тем, чтобы установить, в каких отношениях похожи или отличаются друг от друга те из них, между которыми существует сходство или различие в известном данном отношении (религии, правительства), может быть, можно получить интересные эмпирические выводы. Но чтобы объяснить согласие (consensus), нужно добраться до фактов, порождающих эти сходства или различия, до общих причин различных привычек. Таким образом, является необходимость отыскивать причины явлений, и исследователь вступает в так называемую философскую историю, потому что она отыскивает то, что некогда называлось философией фактов, т.е. их постоянные отношения. IX. Существенная потребность всех наук возвыситься над простым констатированием фактов и объяснить их собственными причинами дала, наконец, себя чувствовать и в изучении истории. Отсюда возникли системы философии истории и различные попытки с целью выяснения исторических законов или причин. Мы отказываемся произвести здесь критический обзор этих столь многочисленных в XIX столетии попыток, но постараемся, по крайней мере, указать, какими путями подходили к решению задачи и что помешало достижению ее научного решения. Самый естественный способ объяснения исторических явлений состоит в признании, что высшая, сверхчувственная причина, Провидение, направляет все исторические знания к предначертанной Богом цели1. Такое объяснение является жүктеу/скачать 398,44 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|