2 Ланглуа Ш. В., Сеньобос Ш. Ббк 63 17} л 22


Афиней — греческий ритор и грамматик, живший в конце II и в начале III в. н. э



бет153/170
Дата08.02.2022
өлшемі398,44 Kb.
#123052
1   ...   149   150   151   152   153   154   155   156   ...   170
Байланысты:
лангуа
0a9e9855-35a7-49c9-adbf-ac56a7e0a9e7, «Этникалы- ой-тол-амдарды -алыптастыру тарихында-ы --ламалар иде, leumettanu-teoriyasy 10 lecture, Крипто-инвестордың жіберетін басты 6 қателігі, ЭСПГМ Жайшылыков Н.К, ЭСПГМ Жайшылыков Н.К, 5 сынып кмж1, . КТЖ 4-сынып 4
1
Афинейгреческий ритор и грамматик, живший в конце II и в начале III в. н. э. Прим. ред. [1899].
2
Авл Геллий — римский писатель II в. н. э. Прим. ред. [1899].

265


формами.
Соперничество, сначала робкое и скрытое, обновило историческую литературу, так как начало XIX в. ознаменовалось литературным возрождением. Под влиянием романтизма историки не удовлетворялись приемами изложения своих предшественников и старались найти более живые формы, способные поражать и „трогать" читателей и давать им поэтическое представление об исчезнувшем прошлом.
Одни тратили старания на то, чтобы сохранить окраску оригинальных документов, и прилаживались к ним: „Очарованный повествованиями современников, — говорит Барант, — я старался составить связный рассказ, заимствующий у них оживляющую их занимательность". Другие думали, что необходимо передать факты прошлого с волнением зрителя. „У Тьерри, — говорит Мишле, восхваляя его, — когда он рассказывает нам о Хлодвиге, видно вдохновение, тревога незадолго перед тем подвергшейся нашествию Франции"... Мишле „видел задачу истории в воскрешении жизни во всей ее совокупности, со всеми ее внутренними, глубокими процессами". При выборе предмета, плана, доказательств, стиля все историки-романтики заботились главным образом о том, чтобы произвести впечатление на читателей; это была, конечно, забота литературная, но не научная. Некоторые из ис­
ториков-романтиков, все более и более подчиняясь подобной склонности, спустились до писания „исторического романа". Всем известно, в чем состоит этот род литературы, который процветал, начиная с аббата Бартелеми и Шатобриана до Мериме и Эберса, и который в настоящее время тщетно пытаются обновить. Его цель — воскресить самые укромные уголки прошедшего и представить перед читателем в виде драматических картин, артистически выполненных в живых, ярких красках, со всеми мельчайшими подробностями, характеризующими жизнь предков. Очевидный недостаток этого приема в том, что читателю не дают возможности отличать, что в таких произведениях заимствовано из документов и что является плодом вымысла, не говоря уже о том, что, в большинстве случаев использованные документы бывают различного происхождения, так что, если цвег каждого
266

отдельного камешка и „верен", зато цвет всей мозаики ложен. При помощи этого приема написаны: „Рим в век Авгу ста" (Rome au siècle d'Auguste) Дезобри (Dezobry), „Рассказы из времен Меровингов" (Récits mérovingiens) Огюстена Тьерри и другие „картины", набросанные в ту же эпоху, страдающие всеми недостатками исторических романов в собственном смысле слова1.
В заключение можно сказать, что почти до 1850 г. история оставалась и для историков, и для публики одним из видов литературы. Блестящим доказательством служит то, что у историков было тогда в обычае переиздавать свои сочинения по истечении многих лет, ничего в них не изменяя, и публика терпела такой образ действий. Между тем всякое научное сочинение должно постоянно исправляться, пересматриваться, приводиться в соответствие с успехами, сделанными наукой. Люди науки, в собственном смысле этого слова, не имеют притязания давать своим трудам неизменную форму (ne varietur) и рассчитывать на то, что их будет читать потомство; они не претендуют на личное бессмертие; для них достаточно, если результаты их изысканий, исправленные или даже преобразованные позднейшими изысканиями, будут включены в совокупность знаний, составляющих научное достояние человечества. Никто не читает Ньютона или Лавуазье; для славы Ньютона и Лавуазье достаточно, что их научные открытия послужили точкою отправления для огромной массы других работ, сменивших их собственные, которые, рано или поздно, в свою очередь, уступят свое место дальнейшим трудам. Только произведения искусства останутся вечно юными. И публика прекрасно это понимает: никому не пришло бы на ум изучать естественную историю по Бюффону, каковы бы ни были достоинства этого стилиста, но та же публика охотно изучает историю по Огю-
1
Само собою разумеется, что романтические приемы, имевшие целью сохранить местный колорит и „воскресить" прошлое, оказывавшиеся часто ребяческими в руках искусных писателей, являются совершенно нетерпимыми, когда их употребляют люди не талантливые. См. хороший пример (критика г. Моно (Monod) книги г. Мурена (Mourin) в Revue critique. 1874. П. Р. 163 etseq.
267

стену Тьерри, Маколею, Карлейлю и Мишле, и книги крупных писателей, писавших на те или иные исторические темы, перепечатываются в своем первоначальном виде спустя пятьдесят лет со смерти авторов, хотя, очевидно, они не стоят уже более на уровне добытых наукой знаний. Ясно, что в истории для многих людей форма берет верх над содержанием и что историческое сочинение, если не исключительно, то главным образом является для них произведением искусства1.
П. Только пятьдесят лет тому назад выделились и сложились научные формы исторического изложения, в соответствии с общим взглядом, что история не должна ставить себе целью нравиться или давать практические наставления относительно поведения, но только познавать.
Мы рассмотрим сначала: 1) монографии, 2) работы общего характера.
Монографию пишут, когда задаются целью выяснить специальный вопрос, какой-нибудь факт или ограниченную совокупность фактов, например, часть жизни или всю жизнь отдельной личности, событие или род событий, происшедших в недалеком друг от- друга времени и т.д. Трудно было бы перечислить образцы возможных сюжетов монографий, потому что исторический материал может бесконечно раздробляться и притом бесчисленными способами. Но не все подразделения одинаково основательны и, что бы там ни говорили, в истории, как и в других науках, есть нелепые сюжеты для монографий и монографии, представляющие собою бесполезно потраченный труд, несмотря на то, что они хо-
1
Это общее место; но заблуждение также утверждать, в противоположном смысле, что работы „эрудитов" живут, между тем как работы историков стареют, так что „эрудиты" приобрели себе более прочную известность, чем историки; заблуждение говорить „никто не читает больше Даниеля, но всегда читают Ансельма". Работы „эрудитов" также стареют, и тот факт, что не все части работы Ансельма заменены другими трудами (потому-то им и пользуются еще), не должен вводить в заблуждение: громадное большинство работ „эрудитов", как и работ ученых в собственном смысле этого слова, имеют временное значение и осуждены на забвение.
268

рошо выполнены . Люди ограниченного ума и недальновидные, которых часто называют „любопытными" (curieux), охотно затрагивают незначительные вопросы2, и это настолько характерно, что, читая список заглавий монографий, написанных3 каким-нибудь историком, можно уже составить себе первое понятие о глубине его ума. Дар намечать важные проблемы и охота разрешать их, так же как и способность их разрешать, во всех науках создают перворазрядных людей. Но предположим, что сюжет монографии выбран рационально. Всякая монография, чтобы быть полезной, т.е. такой, которой вполне можно воспользоваться, должна подчиняться трем правилам: 1) всякий исторический факт, заимствованный из документов, может быть использован в монографии не иначе, как с указанием, из каких именно документов он почерпнут и какова ценность этих документов4. 2) автор мо-
1
Профессиональные историки напрасно старались злоупотреблять этим: в прошлом не все интересно. „Бувар сидел в кресле. Пекюше расхаживал взад-вперед по музею. Ему попался на глаза горшок для масла и он остановился как вкопанный.
А что, если нам написать биографию герцога Ангулемского?
Так он же болван!
Мало ли что! Второстепенные лица играют подчас огромную роль, а этот герцог, кажется, заправлял всеми делами". [Флобер Г. Бувар и Пекюше II Собр. соч.: В 3 т. Т. 3. М., 1984. С. 194.2 Ред. 2004].
Так как люди ограниченного ума оказывают предпочтение незначительным вопросам, то в этом отношении наблюдается деятельная конкуренция. Часто можно заметить одновременное появление нескольких монографий по одному и тому же вопросу; нередко при этом самый вопрос не имеет никакого значения. 3
Не обо всех интересных вопросах можно трактовать в монографиях; из них есть такие, которых нельзя касаться ввиду состояния относящихся к ним источников. Ввиду этого начинающие, даже очень способные, испытывают массу затруднений при выборе вопросов для своих первых монографий; если им не благоприятствует случай или если они не руководятся хорошими советами, то часто оказываются в безвыходном положении. Было бы очень жестоко и слишком несправедливо судить о ком-нибудь по списку тем его первых монографий.
4
На практике нужно давать в начале список источников, послуживших материалом для всей монографии (с надлежащими библиографическими указаниями для печатных источников, указанием характера документов и их номеров для рукописей); сверх того, каждое отдельное положение должно сопровождаться доказательством: если возможно, в под-
269

нографии должен, насколько возможно, придерживаться хронологического порядка, так как несомненно, что факты происходили именно в этом порядке и, соблюдая его, легче доискиваться причин и следствий; 3) необходимо, чтобы заглавие монографии точно определяло ее предмет, —следует самым энергичным образом протестовать против неточных или фантастических заглавий, бесполезно осложняющих библиографические справки. Ставилось еще четвертое правило; говорили: „Монография полезна только тогда, когда она исчерпывает вопрос"; но отчего же нельзя делать предварительную работу по имеющимся в распоряжении документам, даже в том случае, если есть основания думать, что существуют еще и другие документы, с тем только условием, что автор обязан предупреждать, на основании каких документов выполнена работа. К тому же достаточно иметь такт, чтобы чувствовать, что в монографии запас доказательств, если и должен быть полным, то в то же время должен быть ограничен строго необходимым. Умеренность строго необходима; хвастовство эрудицией, сбережение которой могло бы быть осуществлено без урона для исследования, положи-
тверждение его должен быть приведен самый текст документа, дабы читатель имел возможность проверять истолкование (pièces justificatives); в противном случае, в примечании, анализ, или по крайней мере, название
документа, с номером или точным указанием места, где он был опубликован. Основное правило—давать возможность читателю точно знать, на каких основаниях сделаны те или иные заключения по каждому пункту анализа.
Люди начинающие, уподобляясь в данном случае древним авторам, не соблюдают, есгесгвенно, всех этих правил. Очень часто случается, что они, вместо того, чтобы цитировать текст или название документов, указывают на номер или делают общую ссылку на сборник, в котором напечатаны документы, что не дает никакого понятия читателю о свойствах текстов, приводимых в доказательство. Кроме того, очень часто наблюдается один из самых 1рубых промахов: начинающие или люди неопытные не всегда понимают, почему возник обычай печатать примечания внизу страниц текста; они видят внизу страниц тех книг, которые попадаются им в руки, кайму из примечаний и считают своим долгом делать то же самое внизу страниц написанной ими книги; но их примечания бывают неуместными и служат простым украшением; они не воспроизводят доказательств и не позволяют читателю проверять их утверждений. Все эти приемы недопустимы и должны строго преследоваться.
270

тельно непристойно .
Самые лучшие монографии приводят часто в истории только к констатированию невозможности знания. Следует воздерживаться от желания увенчивать, как это часто случается, субъективными и неясными, но изобличающими большие притязания выводами монографию, в которой им нет места6. Правильное заключение хорошей монографии сводится к итогу достигнутых ею результатов и того, что остается невыясненным. Такая монография может устареть, но не может оказаться негодной, и автору никогда не придется за нее краснеть.
2) Работы общего характера пишутся для специалистов или для публики.
А. Общие работы, предназначаемые, главным образом, для специалистов, являются в настоящее время в форме „сборников" (répertoires), „руководств" (manuels) и „научных историй" (histoires scientifiques). — В сборниках помещают массу известного рода проверенных фактов, придерживаясь определенного порядка, дающего возможность легко их находить. Если факты точно датированы, то самым удобным порядком считается, конечно, хронологический: в таком роде было предпринято составление „летописей" (annales) истории Германии, где очень краткое упоминание о событиях, подобранных по датам, сопровождается повествующими о них текстами с точными ссылками на источники и критические работы; „коллекция" „Ежегодник немецкой истории" (Jahrbiicher der deutschen Geschichte) имеет целью насколько возможно подробнее выяснить факты германской истории, все, что может быть предметом обсуждений и научных доказательств, оставляя в стороне все, что относится к области
Почти все начинающие имеют прискорбную наклонность вдаваться в отступления от предмета и нагромождать рассуждения и сведения, не имеющие никакого отношения к их главному вопросу; если они вдумаются, то поймут, что причинами такой склонности служат плохой вкус, своего рода наивное тщеславие, а иногда путаница в голове (désordre d'esprit).
общей оценки и соображений. Если дело касается фактов, плохо датированных или одновременных, которые не могут быть подобраны в один ряд, то следует придерживаться алфавитного порядка: таким способом составлены некоторые каталоги: каталоги учреждений, биографические словари, исторические энциклопедии, как например, „Реальная энциклопедия" (Reale Encyklopâdie) Паули-Виссовой (PaulyWissowa). Эти алфавитные каталоги являются, по принципу, тем же, что и „Ежегодники", — собраниями доказанных фактов; если, на практике, доказательства там менее строги, и подбор текстов в подтверждение сведений менее полон, то такое различие не может быть ничем оправдано1.— Научные руководства (manuels scientifiques) представляют собою, говоря по правде, также каталоги, потому что это не что иное, как сборники, где установленные факты расположены в методическом порядке и изложены в объективной форме, с должными доказательствами, без всяких литературных прикрас. Авторы этих „руководств" (manuels), самые многочисленные и совершенные образцы которых составлены в наше время в германских университетах, имели лишь намерение составить тщательным образом инвентарь приобретенных знаний, чтобы дать возможность научным работникам легче и быстрее усваивать результаты критики и указать точку отправления для новых изысканий. В настоящее время существуют такого рода руководства для большинства специальных отраслей истории цивилизации (языков, литератур, религии, права, древностей (Alterthumer) и т.д.), для истории учреждений и для различных частей церковной истории. Достаточно назвать имена Шемана (Schoemann), Марквардта и Моммзена (Marquard et Mommsen), Гильберта (Gilbert), Крумбахера (Krumbacher), Гарнака (Harnack), Мюллера (Millier). Эти работы не отличаются сухостью, как большинство первоначальных „руководств", изданных в


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   149   150   151   152   153   154   155   156   ...   170




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет