Ирина ЧЕРНЫХ, главный научный сотрудник КИСИ при Президенте РК

Сразу отмечу, что сегодня я пришла в большей степени как родитель. Я очень благодарна, что вы рассказали о программе профилактики суицидов, особенно среди несовершеннолетних. Я, в частности, в большей степени занимаюсь вопросами терроризма, почему молодежь едет воевать в зону сирийского конфликта, почему идет радикализация, почему именно молодежь из достаточно хороших, обеспеченных семей с хорошим образованием зачастую уезжает воевать в Сирию на стороне ИГИЛ. И мне профессионально было интересно ознакомиться с последним проектом программы по противодействию организации терроризма в Казахстане и, почитав эту программу, я была, мягко говоря, обескуражена. И сейчас, когда мы говорим о программах про превенции суицидов среди несовершеннолетних, в первую очередь надо оценить, насколько эта программа эффективна, насколько реально нацелена на профилактику. Вы как эксперт-специалист можете ли дать оценку, насколько эта программа эффективна в профилактике суицида?

Как я уже говорил, работа по профилактике суицидов и изучению этого явления началась на достаточно хорошем уровне с привлечением международных экспертов, в том числе работой руководил Марко Саркьяпоне, генеральный секретарь секции суицидологии Всемирной психиатрической ассоциации, сопредседатель секции суицидологии и предотвращения суицида Европейской психиатрической ассоциации.

То есть профилактические меры, которые применяются в этой программе, прошли апробацию в Европе, в 27 странах, если я не ошибаюсь, именно среди подросткового и молодежного поколения, в том числе, они прошли апробацию в Кызылординской области, это было в 2015 году и доказали свою эффективность.

Работа началась с 2012 года, что, наверное, говорит о планомерном снижении количества суицидов среди подростков, если мы будем говорить языком цифр. Эффективность доказывается тем, что произойдет в дальнейшем. Программа в Кызылорде внедрена, она в течение года проходила и доказала эффективность не только в предупреждении завершенных суицидов. Если раньше в группу риска по суициду в школе был включен, допустим, один ребенок, то сегодня эта цифра возрастает иногда до 20-30 детей. То есть на самом деле можно проводить первичную профилактику, это наиболее удачный способ – когда мы учим детей не попадать в такие ситуации.

Важным последующим шагом является выявление тех, кто уже сейчас склонен к суициду, но, к сожалению, этого практически не делается. Эта программа предоставляет такую возможность.

Это две основные позиции. Первая позиция – научить, что такое психическое здоровье и как поступить, если твой товарищ находится в таком состоянии, то есть, что нужно сделать, как нужно ему помочь. Вторая – выявить детей группы риска. Вторая позиция, еще раз оговорюсь, занимает пятую, а то и шестую часть программы.

Вся программа направлена на первичную профилактику, на то, чтобы дети знали об этом. И не только дети, обучаются, прежде всего, родители, педагоги. Педагогов мы учим выявлять таких детей, потому что, по штатному расписанию бывает один психолог на 800 детей, он не заглянет каждому ученику в лицо, даже если обойдет все классы, не сможет выявить ребенка с проблемами. А педагог находится в непосредственном контакте с детьми, и психолог обучает педагогов выявлять такие состояния, поэтому эффективность доказана в Европе, доказана у нас, плюс сама программа делалась при участии международных экспертов.
Ерлан СМАЙЛОВ, модератор:

К этому у меня есть дополнение. Мы приглашали сотрудников Министерства образования и наук, к сожалению, они присутствовать не смогли, но смог присутствовать представитель МВД, ему мы тоже слово предоставим, чтобы свою позицию госорган смог выразить.

Сергей Скляр сказал, что программа реализуется через школу. Безусловно, школьное образование – это система, где максимально охватываются все дети, там охват практически свыше 90% детей. Ирина Владимировна Смирнова, депутат Мажилиса Парламента РК, педагог с большим стажем, прислала на эту тему свои рекомендации именно с точки зрения школы. Я их зачитаю:

«За бесконечной чередой реформ и инициатив Министерству образования и науки более важно сконцентрироваться на конкретном ребенке, учителе. В вопросе детско-подростковых суицидов и информационного влияния важно понимать следующее: человеческая цивилизация вступила в информационную эпоху, в информационном обществе важны навыки и компетенции работы с информацией, но система образования на эти глобальные изменения не реагирует. Надо ставить вопрос об обучении школьников работе с информацией, возможно, в рамках существующих предметов, к примеру, информатики – тем более нынешние содержание и подходы к преподаванию устарели, не отвечают требованиям времени. Важны навыки критического анализа, противодействия манипуляциям и информационной гигиены. Мы учим детей мыть яблоки и груши перед едой, не употреблять грязную пищу, но не учим основам информационной гигиены – уметь различать и остерегаться опасной информации. Уроки информатики ответов на эти вызовы не дают».

То есть речь идет о том, что необходимо внедрять новые предметы, обучать людей работе с информацией, но никак не закрывать тотально сети или доступ к сетям. Кроме того, как директор алматинской школы, как человек, который всю жизнь проработал в системе образования, Ирина Владимировна отмечает, как важно поднять статус и заработную плату социальных педагогов и школьных психологов. Сегодня они работают в школах как подсобные рабочие, выполняя массу непрофильных функций. С заработной платой в 36 тыс. тенге говорить о профессионализации и развитии не приходится. С такой оплатой труда сложно ждать прихода в школу успешных выпускников факультетов психологии и социальной работы. Ожидать, что классный руководитель сможет профессионально отреагировать на поведение ребенка тоже не всегда возможно, т.к. это учитель какого-либо предмета, а нагрузка классного руководителя – дополнительная, с оплатой 5 тыс. тенге в месяц за работу с 30-40 учениками. Важно научить классного руководителя выявлять те проблемы, которые он замечает, перенаправлять на уровень специалиста – психолога или социального педагога, чтобы, профессионально используя методики, человек мог компетентно диагностировать состояние ребенка. Дать рекомендации и принять какие-то меры по отношению к ребенку. Такого рода рекомендация есть, это как раз в продолжение темы того, что это внедряется через систему образования.

Предоставим слово представителям МВД.
Балтабек КУАНЫШЕВ, заместитель начальника управления Следственного департамента МВД РК:

Хотел бы, пользуясь случаем, представить статистику, связанную с «Синим китом». С начала текущего года по 28 февраля в целом по республике зарегистрировано 70 обращений, связанных с вовлечением несовершеннолетних в виртуальные игры суицидальной направленности под названием «Синий кит», «Тихий дом», «Разбуди меня» и т.д. Всего 45 несовершеннолетних причинили себе телесные повреждения путем порезов рук. По всем указанным фактам зарегистрировано 61 уголовное дело по статье 105 «Доведение до самоубийства».

Если обратить внимание на регистрацию, по городам Алматы и Астане процент очень маленький. Лидирующее положение занимают Атырауская область – 13 фактов, Южно-Казахстанская – 12, Восточно-Казахстанская – 10.

В ходе досудебного расследования (МВД все эти факты доверили расследовать центральным аппаратам ДВД областей) установлено 7 лиц, создавших страницы в социальной сети «Вконтакте» с целью розыгрыша своих знакомых. Понимаете, игра игрой, но на самом деле к чему она приводит. Два уголовных дела будут прекращены за отсутствием состава уголовного правонарушения, но есть ответственность административного характера, есть ответственность родителей за вроде бы детские шалости, создание страниц и т.д. Эти два дела направлены в административную полицию. Для привлечения к административной ответственности есть статья 435 КоАП «Хулиганство, совершенное несовершеннолетним», а также в отношении родителей есть статья 140, часть 1 «Ненадлежащее воспитание несовершеннолетних». Именно в этой части разыграть своих ближних, создать страницу в соцсети приводит вот к таким плачевным результатам.

Господин Скляр правильно отметил, что есть медицинский аспект суицида, но такого не было, что МВД взяло на себя задачу разрешить эту проблему. Я солидарен с г-ном Скляром в том, что необходимо фундаментальное изучение детской суицидальности. Процент небольшой по сравнению со взрослой суицидальностью, но для нее есть причина и необходимо изучать причинно-следственную связь, необходим научный подход. В этом отношении я согласен с тезисами г-жи Смирновой, она права. Возьмите того же школьного инспектора от органов внутренних дел или детского психолога – есть одна-две смены, около 600 детишек, невозможно со всеми поработать. Тем более наш сотрудник полиции отвечает за охрану общественного порядка, чтобы дети не курили, кроме того, происходят различные инциденты, кражи и т.д. Детский психолог непосредственно должен быть. Педагог может видеть, что у ребенка подавленное настроение или что-то в поведении, но может не отреагировать, потому что в семье могут быть проблемы, могут иметь место какие-то семейные стрессы. Поэтому скорее это работа психологов. Я солидарен с г-жой Смирновой в вопросе увеличения заработной платы и эту проблему надо решать совместно с министерством здравоохранения.

Наши дети воспитываются в такое время, когда есть большое информационное поле. Ребенок теряется, поэтому есть склонность к подражанию, послушанию. В этом отношении я бы хотел спросить г-на Скляра, почему дети подвержены риску при освоении большого потока информации через соцсети? Не каждый ребенок, но некоторые подвержены. Или причина в социальных вопросах, в воспитании? От чего это зависит?

От чего зависит суицидальное поведение? Если мы говорим о завершенном суициде, то есть суициде, который заканчивается смертью, в более 90% случаев причина в наличии перманентного или длительного психического расстройства. Если сузить, то это депрессия, стресс, достаточно сильное стрессовое состояние и отсутствие защитных факторов. Вообще чаще всего профилактика суицида направлена не столько на то, чтобы убирать факторы, влияющие на суицид, сколько укреплять факторы, которые защищают от суицида. Чаще всего это все-таки психическое расстройство. Если мы говорим о попытках суицида, это немного другое явление.

Вы сказали, было порядка 70 обращений, 45 телесных повреждений, а есть ли доказанные факты между смертью подростка и этой волной по группам смерти в соцсетях? МВД же строго проводит расследование, там есть свои процедуры.

Между тем, что муссируется в соцсетях, и наступившими последствиями взаимосвязи нет. Я более солидарен с г-ном Скляром в том, что соцсеть накладывает свои отпечатки, но не играет подавляющую роль. Скорее депрессия, если человек болен. Изучая дела, могу сказать, что есть дети, которые ручкой рисовали (кита), та же игра, есть те, которые серьезно вырезал кита, но это все на уровне интереса. С ними когда беседуешь, они говорят: «Нам интересно было». По всем этим делам назначены судебно-психологические экспертизы, правда, мы пока еще заключения не получили. Мы хотим узнать состояние ребенка на тот момент, потому некоторые говорят, что нас оттуда пугали, писали, что плохо будет с твоими родственниками, мамой, они располагают какой-то информацией, мол, мама до остановки не дойдет, братику плохо будет, ты делай так-то и так-то, то есть пошагово надо исполнять правила игры «Синий кит». Другие дети говорят: «Для меня это был чисто спортивный интерес». Многие факты стали проявлять и выявлять именно в школьных учреждениях, в том числе медицинский персонал привлекли, потому что многие родители не заметили, что на предплечьях, в локтевых сгибах у детей есть порезы. Когда пошла волна, школьные директора и педагоги восприняли это серьезно, обследовали детей и многие факты выявили. Без этого они и не были бы заявлены, потому что многие родители даже не знали.

Это, видимо, как раз та часть вопроса, в которой мы говорим, что решение находится не в плоскости ограничения соцсетей, а в плоскости решения проблем семьи в Казахстане. Мы постоянно декларируем, что институт семьи является ценностью, но высокое количество суицидов и детских, и подростковых, и взрослых как раз говорит об обратном.

По статистике за последние пять лет в Казахстане совершено 16 864 самоубийства. За это же время совершено 19 768 убийств. То есть убийств у нас совершается не намного больше, чем самоубийств. Но при этом с убийствами борется вся мощь правоохранительной системы, МВД отлавливает преступников, а с самоубийствами? Есть программа в отношении подростков, но в отношении института семьи нужны, наверное, какие-то системные меры, потому что у нас социальное сиротство достаточно большое, стариков и детей, 30% разводов, это тоже дает статистика. И как раз о чем говорит представитель МВД – если родители не замечают порезов на теле ребенка, это тоже заставляет задуматься, что решение находится в плоскости семейной, в плоскости более глубокой, фундаментальной.
Татьяна БАЖОВА, проектный менеджер ОФ «Аман-саулык», социолог:

Мы ищем пути решения и ищем причины. Действительно, всплеск освещения в СМИ этой темы логически привел к тому, что МВД дало посыл о необходимости ограничить соцсети, интернет и эту активность. Это понятно, потому что само МВД заинтересовано расширить свой тотальный контроль над обществом, тем более в условиях нестабильности.

Но я хотела бы спросить, есть ли здесь люди с такой статистикой. Точно не могу привести цифры, но среди подростковых суицидов большой процент – в сельской местности, где интернета нет вообще и где они компьютером пользоваться не умеют. И какова причина? Я изучала эту тему и убеждена, что причина суицидов подростков в сельской местности это насилие – физическое, психологическое, моральное, сексуальное. Если в городе ребенку некуда пойти, то там, извините, он вообще остается один, плюс там пресловутый «уят», пресловутое осуждение. Мы просто не оставляем ему выбора.

Мне хотелось бы спросить у представителя МВД, есть ли статистика по статье «Доведение до самоубийства» в отношении подростковых суицидов?

Еще хотелось бы остановиться на другом вопросе. Быть молодым сложно всегда, помните лет 20-30 назад вышел нашумевший фильм «Легко ли быть молодым». У меня самой сын подросток, ему 16 год идет. Я хочу сказать, что им действительно сейчас очень трудно. Посмотрите сами – наши дети являются потребителем продукта, они смотрят фильмы, слушают музыку, общаются в соцсетях, многие общаются на иностранных языках. Они потребляют продукт, который создан в более свободном обществе. Эти ценности не всегда плохие. Хорошие ценности они в себя впитывают, но потом приходят в школу, которая у нас до сих пор работает по авторитарному советскому принципу, приходят в семью, где родителям легче сказать: «Делай так, вырастешь, потом поймешь», и у них наступает какой-то очень глубокий внутренний кризис, мне кажется.

Когда я заглянула в аккаунт моего сына «Вконтакте» (залезла без спросу, у нас потом был серьезный разговор, но я его потом убедила, конфликта не было), я была в шоке. Там такая переписка – мат на мате! И это девочки – божьи одуванчики в его классе. Мы поговорили, я объяснила сыну, что уровень культуры человека тем и проявляется, как он ведет себя, когда его никто не видит. Для него это тоже было шоком и открытием.

Поэтому очень сложно. Даже представитель МВД сказал, что нет ни одного случая достоверного, что в Казахстане жертвой суицида стал подросток, который состоял в этих сетях. Даже если бы был хоть один случай, это было бы трагедией, мы все это, конечно, понимаем. Но нужно отделять зерна от плевел. Даже если мы сейчас введем ограничения для наших детей, они – юные хакеры, быстрее нас все обойдут и прочитают. Просто надо быть внимательными, не надо ловить своего ребенка в этих сетях. Родители, найдите причину, повод, посмотрите его социальные сети, где он общается, и уже у вас будет причина для разговора. Действительно, давайте выяснять истинные причины детских, подростковых суицидов, они лежат глубже, социальные сети – на поверхности, это только то, что мы видим, как вершину айсберга. Если мы не будем говорить о том, что глубже, это будет преступлением против нас самих же.
Светлана БОГАТЫРЕВА, руководитель проекта по профилактике суицидов TEEN, проектный директор ОФ «Фонд женского лидерства»:

Мы начали заниматься проблемой задолго до появления проекта «китов». Это говорит о том, что проблема существует и сама по себе вне связи с этими группами. Группы легли на благодатную почву, которая уже существовала в Казахстане. Все равно проблему предстоит решать, теперь с учетом фактора «Синих китов».

Я очень согласна с предыдущими спикерами, которые говорят, что вектор – это родители. Безусловно, это нужно рассматривать, но мне не нравится трактовка, что мы будем рассматривать институт семьи, уходить в широкие понятия.

Я бы хотела затронуть вектор психического здоровья вообще. В Казахстане эта тема стигматизирована, у нас нет культуры обращения к помогающим специалистам – ни к психологам, ни тем более к психиатрам. Даже если родитель заметил или выявил проблему, он будет стараться решать это какими-то своими способами. Например, когда стали в прессе активно писать про «китов», все родители промониторили «Вконтакте», завинтили детям гайки, наорали на них, отрубили интернет и этим все закончилось. Нужно поднимать общую культуру осведомленности о психическом здоровье, о методах, специалистах, о том, как они работают. И нужно делать так, чтобы семья приходила в систему получения помощи, потому что сейчас это абсолютно не развито, родители сами как вещь в себе, они не обращаются к специалистам, это факт.

Далее. Решением нашего проекта является создание информационной площадки, где можно получить информацию и, в том числе, оставить жалобу или заявку. Естественно, мы заметили, что пошел всплеск, когда прошла информация в СМИ и из тех 70, что было озвучено, наверно, штук 20 были наши – что ребенок был замечен в группе и мы, соответственно, тоже с госорганами отрабатывали, передавали информацию. Есть сегодня в том же интернете альтернативные площадки, где можно получить помощь. То есть интернет – это не только угроза, но и средство борьбы, скажем так, с возникшим обстоятельством. Но и совсем скидывать его со счетов нельзя, поскольку сам факт появления игры о многом говорит. Во-первых, игра сделана высоко психотехнологично, то есть человек, который эту игру сделал, хорошо знает психологию детей, он использует геймификацию, вовлечение детей и как последний рубеж – запугивание. То есть очень грамотно все простроено, вряд ли это родилось стихийно, это очень продуманная технология. И то, что детям интересно вовлекаться, что они используют этот механизм, говорит о том, что нет в оффлайне или онлайне никакой альтернативы, которая детям была бы интереснее, чем «киты» и, на наш взгляд, это еще один вектор. То есть нужно думать в рамках молодежной политики о том, чтобы появлялись какие-то альтернативы для детей.
Ольга ИГУМНОВА, вице-президент Казахской ассоциации психологов, действительный член профессиональной психотерапевтической лиги (СНГ):

Я согласна с презентациями, потому что оградить ребенка от информации мы, к сожалению, не можем, как бы мы ни хотели, ребенок найдет выход и эту информацию получит. Другой вопрос, что он потом с этой информацией сделает.

Мы буквально две недели назад на одной из супервизионных групп обсуждали эту проблему, поскольку начались обращения к практикующим психологам со стороны родителей и детей с этими проблемами. Это было вынесено и обсуждено в профессиональном кругу. Вот те вопросы, которые мы рассмотрели. Первая проблема – на сегодняшний день отсутствуют инициирующие какие-то вещи для наших детей, подростков. Инициация – это когда дети проходят какие-то этапы в своем развитии. В Советском союзе были октябрята, пионеры, комсомол и т.д. Если мы возьмем первобытное общество, там всегда были инициирующие ритуалы. На сегодняшний день в нашем сообществе, нашем обществе этих ритуалов, к сожалению, нет. Второй вопрос, с которым мы столкнулись – очень часто в семейных системах бывают суицидальные вещи, то есть это когда кто-то из родственников закончил жизнь самоубийством и обычно об этом умалчивают, не говорят, не разговаривают и это является табуированной темой. Естественно, любое табу всегда будет вырастать в виде какой-то определенной тени. Третий вопрос – у детей сейчас соприкосновение со смертью происходит либо в играх, либо в фильмах. Что касается реальности, то везет тем, кто едет в сельскую местность, где смерть и рождение является чем-то таким естественным: родились барашки, коровки и вот они умирают, то есть смерть и жизнь находятся рядом. Американские коллеги рассказывали, что в Нью-Йорке достаточно взрослая 19-летняя девушка увидела мертвую птичку, и для нее это был очень сильный стресс. То есть встреча с реальной смертью является достаточно травматичным и очень тревожным событием. И очень важно говорить о том, что происходит с телом после смерти, потому что очень многие дети приходят и начинают фантазировать на эту тему на основе увиденного в играх. С чем мы столкнулись – благодаря компьютерным играм происходит размывание между реальностью и компьютерной игрой. То есть может произойти некая перезагрузка и приходится на нескольких сессиях прояснять эти моменты, потом дети начинают различать, что вот эта игра и компьютер, а это реальная жизнь. Это то, чем я могу поделиться по результатам обсуждения с коллегами.
Ерлан СМАЙЛОВ, модератор:

Интересную вещь Светлана сказала – это же мощная система деструктивного социального инжиниринга, с моей точки зрения. Сейчас эта технология отрабатывается. Она зачем-то была создана, то есть ее создавали, в нее инвестировали, она достаточно профессионально сделана. Как психолог сейчас сказала, там видно знание детской психологии. Игра выстроена так, как маркетологи строят свои технологии по маркетингу. Это открытый вопрос по всей дискуссии – и в СМИ и здесь, у нас на площадке, и для госорганов – зачем апробация этих деструктивных технологий проводится в детской подростковой среде? Наверняка эти вещи потом анализируются как кейсы, пишутся отчеты, правки вносятся, но зачем? Интересный вопрос и, наверно, об этом тоже стоит задуматься.

Понравился первый доклад – краткий, понятный, с изложением более общих границ проблемы. Касательно второго доклада, его тема, как мне кажется, получилась больше и серьезнее, чем сам доклад. Думаю, это важное и перспективное направление, и его можно было отразить шире и глубже. Согласен с Ириной Владимировной Смирновой, которая передала, что очень важна воспитательная функция образования в этом вопросе. Каким образом связаны все эти моменты, я сейчас попытаюсь объяснить.

Чем, на мой взгляд, опасны самоубийства: мы не только теряем людей, которые решили уйти из жизни. В целом, некая часть убийств проистекает из состояний, в которых человек находился на грани самоубийства. Человеку легче убить другого, чем себя, виновника депрессивного состояния, потому что инстинкт самосохранения все равно работает. И здесь необходимо понимать, что это более широкая проблема – и юридическая, и уголовная. Моя мысль в том, что биология противостоит психотическим состояниям, и в итоге человек из-за этих состояний может представлять опасность не только для себя, но и для других, и для общества в целом.

Но откуда возникают эти психозы? Вот в чем вопрос. Понятно, что депрессия, а от чего она появилась? От того, что личность человека испытывает давление внешнего мира. Своевременно не решается проблема своего личностного развития, то есть перед человеком стоит задача адаптироваться к внешней среде, а он эту задачу не выполняет, уходит в себя и отсюда все проблемы. Это возникает, потому что эго человека, непомерно раздутое, оказывается ущемленным. Какими бы разными ни были все причины и виды этих состояний, в основе лежит ущемление эго. Человек обижается на этот жестокий мир: в этом отношении, я считаю, большая проблема состоит в том, что у нас нет психологической грамотности, нет никакой программы психологической грамотности.

Мне кажется, нужна психологическая грамотность, расписывание для учителей и детей, что депрессия возникает из-за того, что люди не хотят личностно развиваться, даже не осознают момент личностной проблемы, необходимость решения задачи по адаптации к внешнему миру. Вот этого у нас нет, более того, вы говорили, что защитные механизмы не работают. Человеку вшиты в психику защитные механизмы, но в конечном итоге и эти защитные механизмы тоже еще больше усугубляют, потому что если человек не понимает на уровне сознания своих проблем, но они все равно вылезают, причем более неадекватным способом.

Я считаю, нужна психологическая грамотность в отношения описания механизма возникновения суицидальных намерений, и в отношении всех средств психологической защиты, которые у человека существуют от природы. Но надо объяснять не только их полезность, но и опасности. Мы все твердим: «любить надо себя». Кругом столько тренингов: «любите себя», «любовь к себе прежде всего». Поверьте мне, человек рождается с любовью к себе, и все проблемы у него от излишнего себялюбия, и обиды все его, и депрессия – все оттуда. А мы дружно внушаем эгоцентризм на самом высоком уровне, на образовательном уровне, и я считаю, что мы навязываем людям неправильные ценности, субъективные, тогда как надо навязывать объективные ценности, направленные не на себя дорогого, а на внешний мир, на любовь к другому. Ведь мы не называем любовь к себе любовью, мы любовью называем любовь к другому, необязательно к человеку, делу, например, роли, немногим другим позициям.

В этом смысле воспитательная функция образования – это не просто морализаторство. Здесь нужно четко понимать, какой идеологической системы мы придерживаемся, какой светской морали, какой идеологии. Ведь если атеизм ушел, то нельзя внедрять только религиозные и псевдорелигиозные ценности, потому что они тоже приводят порой к нежелательным отклонениям в развитии.

Моя мысль очень простая: общечеловеческие ценности лежат в основе морали, и их надо излагать научным способом, а не на уровне религии. Если говорить в частности, то мать Тереза и другие люди, которые делали/делают что-то полезное для других людей, не испытывают депрессии, не просят, чтобы их избавили от депрессии. Это связано с тем, что мы чуть-чуть уклонились от задач по возрождению воспитательной функции в образовании и от программ психологической грамотности.