Богач, бедняк

перед этой несчастной девочкой, которую приносили в жертву, чтобы
как-то завуалировать позорный акт мести со стороны Тедди Бойлана.
Гретхен не знала, что будет делать. Ей оставалось только надеяться
на то, что она что-нибудь придумает, что все образуется до того, как
отец узнает о ее увольнении. Само собой, скандала не избежать, и ей
нужно как следует подготовить свою оборону. Сегодня, на ее взгляд,
отец впервые в жизни вел себя как нормальный человек, и, может, в
конце обеда, разомлевший от вина и гордости за одного своего
ребенка, он станет более снисходительным и к другому. Ладно,
подожду до десерта, решила Гретхен.
V
Джордах сам испек по такому случаю пирог и внес его с кухни с
торжественным, сияющим видом. На сахарной глазури горело
восемнадцать свечей — семнадцать за прожитые годы и одна — за год
грядущий. Они все увлеченно пели «Счастливого дня рождения тебе,
наш дорогой, дорогой Рудольф!», когда раздался звонок в дверь,
оборвавший песню на полуслове. Дверной звонок никогда не
трезвонил в доме Джордахов, потому что к ним никто не ходил, а
почтальон бросал письма в щель.
— Кого там, черт подери, принесло! — возмутился Джордах. Он
обычно своеобразно реагировал на подобные сюрпризы: инстинктивно
сжимал кулаки, словно ничего другого не ожидал, кроме нападения на
себя.
— Пойду посмотрю, — сказала Гретхен. Ей вдруг на какое-то
мгновение пришла мысль, что там внизу, у двери, стоит Бойлан, а его
«бьюик» припаркован перед их лавкой. Да, он вполне способен на
такое безумство. Она побежала вниз по лестнице, а Рудольф тем
временем задул свечи. Как хорошо, что она так чудесно выглядит:
принарядилась, сделала прическу. Пусть этот Бойлан плачет и рыдает,
потому что больше ему ничего не обломится.
Она открыла дверь. За ней стояли двое мужчин. Она их знала
обоих: мистер Тинкер со своим братом Джоном Тинкером —
священником. Она знала мистера Тинкера по работе на кирпичном
заводе. Все знали отца Джона Тинкера — крупного, похожего на
неуклюжего медведя, краснорожего мужчину, который смахивал

больше на портового грузчика, чем на священника. По-видимому, он
сильно ошибся при выборе профессии.
— Добрый день, мисс Джордах, — сказал Джон Тинкер, снимая
шляпу. Голос у него был тихий, а на его продолговатом дряблом лице
такое выражение, словно он только что нашел в церковной книге
ужасную, непростительную ошибку.
— Хелло, отец Тинкер, — отозвалась Гретхен.
— Надеюсь, мы вам не помешали, — церемонно сказал мистер
Тинкер еще более церковным голосом, чем у своего рукоположенного
братца. — Нам нужно поговорить с вашим отцом. Он, надеюсь, дома?
— Да, дома, — ответила Гретхен. — Не угодно ли войти…
подняться к нам… мы, правда, сейчас обедаем… но…
— Может, лучше вы попросите его спуститься к нам, дитя мое, —
сказал священник. У него был приятный, густой голос, который
наверняка вызывал доверие к нему со стороны женщин. — Нам
необходимо с ним наедине обсудить одно очень важное дело.
— Сейчас позову его, — сказала Гретхен.
Мужчины вошли в темный коридор, закрыв за собой дверь, словно
не хотели, чтобы их кто-то увидел с улицы. Гретхен щелкнула
включателем — неудобно оставлять джентльменов в темноте.
Она торопливо стала подниматься по лестнице, уверенная в том,
что братья Тинкеры сейчас не отрывают взора от ее стройных ног.
Гретхен вошла в гостиную. Рудольф резал ножом испеченный
отцом пирог. Все испытующе посмотрели на нее.
— Что, черт подери, все это значит? — возмущался Джордах.
— Там, внизу, мистер Тинкер, — сказала Гретхен. — Со своим
братом, священником Джоном Тинкером. Они хотят поговорить с
тобой, па.
— Ну, почему ты их не пригласила сюда? — Джордах, взяв из рук
Рудольфа тарелочку с большим куском пирога, впился в него зубами,
откусив сразу чуть ли не половину.
— Они отказались. Говорят, им нужно обсудить с тобой какое-то
очень важное дело наедине.
Том, облизывая языком зубы, издал чмокающий звук, словно
пытался извлечь застрявшую там крошку.
Джордах отодвинул свой стул.

— Боже праведный, — вздохнул он. — Еще и священник! Неужели
эти негодяи не могут оставить в покое человека даже в
воскресенье? — Он, встал, вышел из комнаты. Все слышали, как он,
прихрамывая, тяжело спускался по лестнице к непрошеным гостям.
Джордах даже не поздоровался с джентльменами, ждавшими его в
тускло освещенном коридоре.
— Что, черт подери, может быть настолько серьезным, чтобы
отрывать рабочего человека от воскресного обеда? О чем это вы хотите
поговорить?
— Мистер Джордах, — сказал Тинкер. — Нельзя ли нам
поговорить в таком месте, где бы нас не слышали?
— А чем вас не устраивает коридор? — загремел Джордах, стоя на
последней ступеньке лестницы, все еще пережевывая громадный кус.
В коридоре пахло гусятиной.
Тинкер посмотрел вверх:
— Не хотелось, чтобы нас кто-нибудь услышал.
— Насколько я понимаю, — сказал Джордах, — нам нечего сказать
друг другу такого, чего не может слышать весь этот проклятый город.
Я вам ничего не должен, вы мне — тоже. — Но все же сошел с
последней ступеньки и вывел их на улицу, открыл входную дверь в
пекарню ключом, с которым никогда не расставался.
Все трое вошли в пекарню, где единственное большое окно было
закрыто брезентовой шторкой по случаю воскресенья.

жүктеу/скачать 4,7 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: