Богач, бедняк

ходить в брюках. Гудхарты год назад зафрахтовали «Клотильду», и им
так понравилось путешествовать на ней, что они в самом начале зимы
списались с Томасом и зафрахтовали яхту на такой же срок.
Оба они были самыми нетребовательными клиентами. Каждое
утро, ровно в десять, Томас бросал якорь как можно ближе к берегу
напротив отеля, и Гудхартов на яхту доставлял быстроходный катер.
Они привозили с собой целые корзины с провизией, приготовленной в
ресторане отеля, коробки с бутылками вина, завернутыми в
белоснежные салфетки. Им обоим было уже за шестьдесят, и когда
море штормило и их поездка на катере была связана с определенным
риском, то в таких случаях шофер доставлял их на «Клотильду»,
стоящую на причале в Антибской бухте, на машине. Иногда вместе с
ними приезжали и другие супружеские пары, такие же пожилые, как и
они, или же Томас забирал их знакомых в Каннах. Обычно они
выходили в открытое море между Леренскими островами,
расположенными в четырехстах тысячах ярдов от побережья, и там
бросали якорь на целый день. Между островами всегда было очень
спокойно, не дул ветер, глубина всего двенадцать футов, и вода такая
прозрачная, что с борта было отчетливо видно, как колышутся на дне
водоросли. Гудхарты надевали купальные костюмы, загорали, лежа на
надувных матрацах, читали или дремали и время от времени ныряли,
плавали в море.
Мистер Гудхарт и его жена говорили, что чувствуют себя
безопасно, если рядом с ними плавали Томас или Дуайер. Миссис
Гудхарт, крепкая женщина с полными плечами и молодыми,
стройными ногами, превосходно плавала, но ее муж постоянно
настаивал, чтобы Томас или кто-нибудь другой был рядом, и таким
образом они могли спокойно наслаждаться чистой, прохладной водой
и плавать, когда им вздумается.
Иногда, если у них были гости, Томас стелил на корме одеяло и они
играли несколько робберов в бридж. И миссис Гудхарт, и мистер
Гудхарт всегда говорили спокойно, никогда не повышая голоса, и
всегда были чрезвычайно вежливы, как друг с другом, так и со всеми
окружающими.
В час тридцать дня Томас смешивал им коктейль, неизменно это
была «Кровавая Мэри». После этого Дуайер устанавливал на палубе
навес, и супружеская пара обедала в тени всем тем, что привозила с

собой в корзинах из отеля. На столе красовались холодные лангусты,
холодный ростбиф, рыбный салат или зубатка под соусом из зелени,
дыня, ветчина, сыр, фрукты. Они всегда привозили с собой так много
провизии, что после них, даже когда они бывали на судне с друзьями,
оставалось очень много еды для команды и не только на обед, но
хватало еще и на ужин. К обеду у каждого из них была бутылка вина.
Томаса всегда беспокоила только одна проблема — вкусный, умело
сваренный, крепкий кофе, но с появлением Кейт проблема была
решена.
В первый день плавания Кейт вышла из камбуза с кофейником в
руках, в белых шортах и белой рубашке, обтягивающей пышную
грудь, с надписью «Клотильда». Том представил ее своим гостям, а
мистер Гудхарт только одобрительно покачал головой и сказал:
«Капитан, ваша яхта с каждым годом становится все лучше».
После ланча для мистера и миссис Гудхарт наступало время
послеобеденной сиесты. Часто Том слышал звуки, говорившие, что
они занимаются там любовью. Гудхарты были женаты уже более
тридцати пяти лет, и Том, узнав об этом, искренне удивился, что они
еще могут получать от секса удовольствие.
Пожилая 
супружеская 
чета 
Гудхартов 
перевернула 
все
представления Томаса о браке.
Около четырех часов дня Гудхарты появлялись вновь на палубе,
как всегда серьезные, очень церемонные, в своих купальных костюмах,
и с полчасика плавали за бортом в сопровождении либо Томаса, либо
Дуайера. Дуайер плавал плохо, и пару раз, когда миссис Гудхарт с ним
заплывала ярдов на сто от яхты, Том очень опасался, как бы ей не
пришлось буксировать его барахтающегося приятеля до судна.
Ровно в пять, после душа, аккуратно причесанный, в
хлопчатобумажных штанах, белой рубашке и голубом блейзере
Гудхарт поднимался снизу на палубу и говорил, обращаясь к Томасу:
— Не пора ли что-нибудь выпить, капитан? Как вы считаете?
А если на борту не было гостей, говорил:
— Не окажете ли мне честь, капитан, и присоединитесь ко мне?
Тогда Томас делал два виски с содовой, подавал знак Дуайеру,
чтобы он заводил двигатели и становился к штурвалу.
Кейт поднимала на лебедке якорь, и они возвращались к берегу,
взяв курс на их отель. Сидя на корме, мистер Гудхарт с Томасом

потягивали виски; а их яхта, выйдя на свободное пространство,
огибала остров, и они любовались розовато-белыми высотными
зданиями Канн с правого борта.
Однажды Гудхарт спросил его:
— Капитан, скажите, в этих местах часто встречаются люди с
фамилией Джордах?
— Не знаю, — ответил Томас. — А почему вы об этом
спрашиваете?
— Дело в том, что вчера я назвал ваше имя помощнику
управляющего отеля, — сказал Гудхарт, — и он мне сообщил, что
мистер и миссис Рудольф Джордах в их отеле — частые гости.
Томас, не отрываясь от стакана, сказал:
— Это мой брат.
Он заметил, с каким любопытством на него посмотрел мистер
Гудхарт, отлично понимая, о чем тот сейчас думает.
— Наши с ним пути разошлись, — объяснил собеседнику Томас. —
Он был самым ловким и удачливым в нашей семье.
— Мне, конечно, трудно судить, — Гудхарт, потряхивая
стаканчиком, разглядывал яхту, водные буруны, рассекаемые носом,
желтовато-зеленые, пронизанные солнечными лучами холмы
побережья. — Может, это как раз вы были самым ловким и удачливым
в семье. Я работал всю свою жизнь, и, только когда состарился, у меня
появилась возможность две недели в году наслаждаться отдыхом на
море. — Он горестно вздохнул. — А ведь меня тоже считали в семье
самым ловким и удачливым.
Тут к ним подошла миссис Гудхарт, такая же моложавая, в своих
ладных брючках, в просторном свитере, и Томас, допив до конца свой
стаканчик, пошел приготовить стаканчик для нее. Она никогда не
отставала от своего мужа по части спиртного.
Гудхарт платил по двести пятьдесят долларов за день фрахтовки
плюс еще стоимость горючего плюс двенадцать сотен старых франков
на питание каждого члена экипажа. После завершения их плавания в
прошлом году он выплатил Томасу пятьсот долларов премиальных.
Томас с Дуайером устали подсчитывать, как же богат этот человек,
позволяющий себе платить такую сумму за две недели: за
эксплуатацию яхты, за двухместный номер в отеле, считающемся

одним из самых дорогих в мире. Но, помучившись, они отказались от
дальнейших усилий.
— Богач всегда богач, — твердил Дуайер. — Боже праведный, —
возмущался он. — Представь себе, по скольку часов вынуждены
трудиться тысячи несчастных людей на фабриках Гудхарта в Северной
Каролине, исходить потом, стоя у его машин, кашлять, надрывая
больные легкие, чтобы он мог каждый год две недели проводить на
Средиземном море.
Отношение Дуайера к капиталистам сформировалось еще в
молодости под влиянием его отца, социалиста. Он работал на фабрике,
и, по его мнению, все рабочие страдают болезнями легких и харкают
кровью.
До встречи с четой Гудхартов чувства Томаса к людям с большими
деньгами если и не отличались такой неприязнью, как у Дуайера, то
представляли собой смесь зависти, недоверия и подозрительности,
заставившей его предполагать, что любой богач обязательно причинит
как можно больше вреда любому другому человеку, если тот находится
в его власти. Его предубеждение по отношению к брату, начавшееся,
когда они еще были мальчишками, впоследствии только усилилось,
особенно после того, как Рудольф добился своего и так разбогател. Но
Гудхарты порвали путы его прежней веры. Они не только заставили
его по-новому взглянуть на институт брака, но и вообще на людей,
включая и людей богатых, и американцев в целом. Жаль, что Гудхарты
приезжают в самом начале сезона и всего на две недели, потому что
после их отъезда дела у Томаса шли обычно под гору до самого
октября. Некоторые из отдыхающих, фрахтовавшие яхту, зачастую с
лихвой оправдывали пессимистичный взгляд Дуайера в отношении
правящих классов.
В последний день пребывания Гудхартов они отправились домой
раньше обычного. Поднялся сильный ветер, и море за грядой островов
покрылось белыми барашками. Даже в укрытии между островами
«Клотильду» сильно кренило из стороны в сторону, а якорная цепь то
и дело туго натягивалась. Гудхарт выпил больше, чем обычно, и ни он,
ни его супруга не изъявили желания спуститься вниз, чтобы там, как
обычно, подремать после ланча. Дуайер поднял якорь, а они стояли на
палубе все еще в купальных костюмах, правда, поверх них в свитерах,
чтобы защититься от холодных брызг. Они упрямо торчали на палубе,

словно дети на празднике, который вот-вот должен был закончиться, и
не хотели пропускать ни одного мгновения радости, доставляемой им
угасающим празднеством. Мистер Гудхарт даже сорвался, позволил
себе резкость в отношении Томаса, когда тот забыл смешать ему
обычную дневную порцию виски.
Как только они вышли из-за укрытия со стороны островов, море
уже настолько разбушевалось, что нельзя было усидеть на палубных
стульях, и чете Гудхартов с Томасом пришлось пить виски с содовой,
крепко держась руками за поручень кормового борта.
— Боюсь, в такую погоду не удастся причалить яхту к пристани у
отеля, — сказал Томас. — Пусть Дуайер сделает круг и направит яхту
прямо в Антибскую гавань.
Томас направился было к рубке, но Гудхарт задержал его, положив
ему на локоть руку.
— Погодите, дайте полюбоваться, — сказал он. Глаза у него
покраснели от выпитого виски. — Иногда приятно посмотреть на
ненастную погоду.
— Как скажете, сэр. Я пойду скажу Дуайеру, что нужно делать, —
ответил Томас.
В рубке Дуайер уже с трудом справлялся с непослушным
штурвалом. Кейт сидела на скамье сзади, в глубине рубки, и жевала
бутерброд с холодным ростбифом. У нее всегда был отличный аппетит,
и она была отличной морячкой при любой погоде.
— Можем столкнуться с неприятностями, — сказал Дуайер. — Я
поворачиваю.
— Нет, держи курс на отель.
— Ты что, с ума сошел? — удивился Дуайер. — Все катера давно,
еще несколько часов назад, вернулись в бухту, и нам не причалить к
пристани в шлюпке.
— Знаю, — ответил Томас. — Но они хотят полюбоваться
штормом.
— Напрасная трата времени, больше ничего, — заворчал Дуайер.
Новых пассажиров они должны были взять на следующее утро в
Сен-Тропезе, и они планировали выйти туда немедленно после
высадки Гудхартов. Даже если бы море было спокойным и не дул
свирепый ветер, возни — на целый день, и им пришлось бы готовить
яхту к приему новых клиентов на ходу. Дул северный мистраль, и им

придется идти как можно ближе к берегу, чтобы обезопасить яхту, но
это отнимало больше времени на их переход. Кроме того, придется
резко сбросить скорость, чтобы удержать корпус от опасного крена. И
при такой плохой погоде во время движения они не могли выполнять
никакой нужной работы внизу, в машинном отделении, об этом не
могло быть и речи.
— На это уйдет всего несколько минут, — сказал Томас, пытаясь
развеять тревогу Дуайера. — Они очень скоро сами убедятся, что вся
их затея нереальна, и мы направимся прямо в Антибскую бухту.
— Ты здесь капитан, — отозвался Дуайер.
Большая волна ударила яхту в правый бок, и «Клотильда» сбилась
в сторону от курса. Дуайер отчаянно завертел штурвалом.
Томас не уходил из рубки, где, по крайней мере, он оставался
сухим. Гудхарты упрямо торчали на палубе, насквозь уже промокли от
брызг, но, казалось, им все это очень нравилось. На небе не было ни
облачка, и добравшееся до зенита полуденное солнце ярко светило.
Когда брызги от ударявшей в борт очередной волны рассыпались над
этой пожилой парочкой, вокруг них возникало множество маленьких
радуг.
Когда они проходили через Жуанский залив, расположенный еще
далеко от порта, и увидели, как приплясывают на гребнях волн яхты и
лодки на якорях в маленькой бухточке, Гудхарт сделал Томасу знак, что
им с миссис Гудхарт хочется еще выпить.
Подойдя поближе к берегу на расстояние пятисот ярдов от сада, в
котором стояли коттеджи приморского отеля, они увидели, с какой
яростью разбиваются громадные волны о небольшой бетонный пирс, к
которому обычно швартовались скоростные моторные катера. Как и
предсказывал Дуайер, там не было уже ни одного катера. Над пляжем
вдоль скалы трепетал белый флаг, а лесенка, ведущая от ресторана
«Райский утес» к воде, была перегорожена тяжелой цепью. Волны,
вздымаясь, с грохотом обрушивались на ее ступени и откатывались
назад с зеленовато-белой густой пеной, и при их откате лестница на
какое-то мгновение была видна вся, до последней ступеньки. Но тут
же на нее, грохоча, набрасывалась следующая волна.
Томас вышел из своего укрытия в рубке на палубу.
— Боюсь, я был прав, мистер Гудхарт. Здесь, при таких волнах,
нельзя высадиться на лодке. Придется идти в порт.

— Можете идти в порт, пожалуйста, — спокойно ответил
Гудхарт. — Мы с женой решили отправиться к отелю вплавь. А вас я
прошу подойти к берегу настолько близко, чтобы только не повредить
киль яхты.
— Поднят красный флаг опасности, — сказал Томас. — В воде ни
одного человека.
— Ну что ждать от пугливых французов? — вздохнул Гудхарт. —
Мы с женой плавали и не при таком прибое в Ньюпорте, не так ли,
дорогая? Мы пришлем потом нашу машину за вещами в порт, капитан.
— Здесь вам не Ньюпорт, сэр, — пытался его образумить Томас. —
Здесь нет пляжа с песком. Волны вас бросят на скалы, если только
вы…
— Как и все во Франции, — возразил Гудхарт, — все на первый
взгляд выглядит значительно хуже, чем есть на самом деле. Вас просят
только об одном: подойдите как можно ближе к берегу, а об остальном
не беспокойтесь. Нам обоим хочется поплавать.
— Слушаюсь, сэр, — послушно ответил Томас.
Он вернулся в рубку, где Дуайер яростно вертел рулевым колесом,
маневрируя то одним, то другим двигателем. Он, делая небольшие
круги, пытался подойти поближе к лестнице. Теперь до нее оставалось
не больше трехсот ярдов.
— Подойди еще на сотню, — приказал Томас. — Они собираются
добраться до нее вплавь.
— Они что, с ума сошли? — изумился Дуайер. — Хотят совершить
самоубийство?
— Пусть ломают себе кости, ведь свои, не чужие, — сказал
равнодушным тоном Томас. Повернувшись к Кейт, добавил: —
Надень-ка купальник!
Сам он стоял в плавках и в свитере.
Не говоря ни слова, Кейт пошла вниз за купальником.
— Как только мы прыгнем, — сказал Томас Дуайеру, —
немедленно отходи назад. Держись подальше от скал. Как увидишь,
что мы в безопасности, следуй сразу же в порт. Мы приедем туда на
машине. Сплавать в одну сторону — еще куда ни шло. Но
возвращаться вплавь назад я не собираюсь.
Через пару минут из каюты вышла Кейт в старом полинявшем
купальнике. Томас знал, что она сильная девушка, хорошая пловчиха.

Томас стянул с себя свитер, и они оба пошли по палубе. Гудхарты тоже
сняли свитера и теперь ждали их. В длинных купальных трусах в
цветочек Гудхарт казался крупным, массивным мужчиной, отлично
загоревшим за время своего отпуска. Мускулы у него сейчас, конечно,
не те, что раньше, но и сейчас он оставался крепким и физически
сильным человеком. На коже миссис Гудхарт были морщины, но ноги
оставались стройными.
Впереди, как раз на половине расстояния, отделявшего
«Клотильду» от лестницы на берегу, вытанцовывал подбрасываемый
на волнах плавучий плотик. Когда его окатывала особенно большая
волна, он становился на ребро и несколько мгновений торчал почти
вертикально из воды.
— Прежде доплывем до плотика, — сказал Томас, — чтобы там
перевести дух, отдохнуть, потом поплывем дальше.
— Кто это «мы»? — спросил Гудхарт. — Что вы имеете в виду? —
Он явно был пьян. Миссис Гудхарт тоже.
— Мы с Кейт решили тоже немного поплавать, — сказал Томас.
— Ну, как будет угодно, капитан, — ответил Гудхарт.
Переступив через борт, он прыгнул в воду. За ним его жена. В
зеленовато-черной воде то и дело на гребне волн взлетали две головы:
его — седая и ее — совершенно белая.
— Держись за ней, — сказал Том Кейт. — А я поплыву за
стариком.
Том прыгнул за борт и услышал, как следом за ним бросилась в
воду Кейт.
Доплыть до плотика оказалось не так трудно. Мистер Гудхарт
плавал старомодным стилем треджен. Он все время старался
удерживать голову над водой. Миссис Гудхарт плыла традиционным
кролем. Томас то и дело бросал в ее сторону взгляды, и ему казалось,
что она уже вдоволь наглоталась воды и тяжело дышит. Но Кейт была
рядом и в любую секунду могла прийти к ней на помощь. Гудхарт с
Томасом вскарабкались на плотик, но на нем нельзя было устоять, и
они, упав на колени, помогли взобраться туда миссис Гудхарт. У нее
была легкая одышка и явно нездоровый вид.
— Думаю, нужно немного передохнуть здесь, — сказала она,
стараясь удержать равновесие на мокрой, скользкой поверхности

подбрасываемого на волнах плотика. — Пока море немного не
успокоится.
— Боюсь, миссис Гудхарт, — сказал Томас, — будет еще хуже.
Через несколько минут у вас не останется ни малейшего шанса
выбраться на берег.
Дуайер, обеспокоенный тем, что яхта подошла опасно близко к
берегу, преодолев еще ярдов пятьдесят, кружил на одном месте. Было
совершенно ясно, что нельзя сейчас вернуть миссис Гудхарт на борт
сильно раскачивающейся яхты, не причинив этой безрассудной
женщине какого-нибудь увечья.
— Вы сейчас же поплывете дальше вместе с нами, — сказал ей
Томас.
— Натаниель, — обратилась она к мужу, — скажи ему, что мы
остаемся на плотике, подождем, пока море немного успокоится.
Мистер Гудхарт молчал. Он уже отрезвел.
— Ты слышала, что он сказал? — спросил он жену. — Ты сама
хотела добираться до берега вплавь. Вот и плыви!
И он прыгнул в воду.
Теперь на скалах на берегу собралось, по меньшей мере, около
двадцати зевак, сидевших в полной безопасности, далеко от пенных
угрожающих волн. Они с интересом наблюдали за тем, что происходит
на плотике.
Взяв миссис Гудхарт за руку, Томас сказал:
— Ну, поплыли!
Он, пошатываясь из стороны в сторону, выпрямился, поднял ее на
ноги, и они, взявшись за руки, бросились в воду. На воде она не так
боялась, и они поплыли рядышком по направлению к лестнице.
Подплывая все ближе к скалам, они чувствовали, как их увлекают
вперед волны и потом, разбившись с грохотом о камни, откатываются
назад, оттаскивая их за собой. Томас уверенно держался на воде и орал
во все горло, стараясь перекричать шум разъяренного моря:
— Я выйду первым! За мной, миссис Гудхарт! Следите за мной, как
я буду действовать. Постараюсь на гребне волны достичь берега и
крепко ухватиться за поручень лестницы. Потом дам вам сигнал, когда
начать. Работайте руками как можно энергичнее. Как только
подплывете к лестнице, я вас там схвачу. Держитесь за меня покрепче.
Все будет хорошо!

Он, правда, в этом не был уверен на все сто процентов, но ведь
нужно было что-то говорить, приободрить несчастных пловцов.
Глядя через плечо, он ожидал волны побольше. Увидев громадную,
как девятый вал, он, активно заработав руками, взлетел на ее гребень,
и она стремительно вынесла его на берег, сильно шмякнув о стальную
лестницу.
Но Томас не растерялся. Быстро ухватившись за перила, повис на
них, не давая убегавшей назад волне унести его вместе с собой.
Выпрямился, посмотрел на море.
— Вперед! — крикнул он миссис Гудхарт.
Она замолотила руками что было сил. Тут ее подхватила большая
волна и вынесла на берег. На какое-то мгновение она оказалась даже
над головой Томаса, но тут же заскользила вниз. Томас, изловчившись,
схватил ее, крепко прижал к себе, не позволяя пенящейся грозной
стихии увлечь ее назад. Он торопливо подталкивал ее сзади. Она,
спотыкаясь, поднималась по скользким ступенькам, но все же вовремя
добралась до ровной площадки на скале, куда волны уже не достигали.
Подплыл и Гудхарт. Томас его тоже схватил, но тот оказался таким
тяжелым, что Томас невольно чуть не выпустил из руки поручень, и в
голове его мелькнула страшная мысль — вот сейчас их обоих смоет,
унесет в открытое море. Но старик оказался жилистым, сильным.
Сделав резвый рывок в воде, он ловко одной рукой ухватился за
перила, а второй — за Томаса. Он не нуждался в помощи, когда
взбирался по лестнице вверх, делая это неторопливо, чинно, с
рисовкой, презрительно поглядывая на молчаливую группу зрителей,
сгрудившихся у него над головой, так, словно он застукал их за
подсматриванием в тот момент, когда те пытались сунуть свой нос в
его ревниво оберегаемую частную жизнь.
Кейт довольно спокойно выбралась из воды, и они вместе взбежали
вверх по лестнице.

В раздевалке они получили от дежурного полотенца, вытерлись
ими насухо, но это мало помогло. Они ведь не могли снять свои
купальники, промокшие насквозь.
Мистер Гудхарт позвонил в отель, попросил прислать за ним его
машину. Когда его шофер подкатил, чтобы отвезти Томаса с Кейт в
бухту, он произнес только одну фразу:
— Отлично, капитан!
Он взял напрокат тяжелые махровые халаты для себя и жены,
заказал в баре выпивку для всех четверых, и они пили виски,
понемногу согреваясь, а Кейт с Томасом помаленьку высыхали. В
длинном, как тога, халате у Гудхарта был ужасно величественный вид,
и никому из посторонних и в голову не могло прийти, что вот этот
пожилой человек пил целый день и чуть не утопил их всех всего
пятнадцать минут назад.
Он открыл дверцу перед Томасом и Кейт. Когда Томас сел в
машину, он сказал:
— Мы все уладим, капитан. Будете ли вы в бухте после обеда?
Томас планировал выйти в Сен-Тропез еще до заката солнца, но
вежливо ответил:
— Да, сэр. Мы будем там весь вечер.
— Очень хорошо, капитан. Мы выпьем на борту на прощание.
Томас захлопнул дверцу, и они тронулись по дороге с растущими
по обочинам высокими соснами. Их ветви трещали под напором
усиливающегося ветра.
Они доехали до пристани, и там Томас с Кейт вышли. На заднем
сиденье осталось два мокрых пятна на дорогой обивке.
«Клотильда» еще не вошла в бухту, и они, завернувшись в
полотенца, сидели на днище перевернутой лодки, дрожа от холода.
Минут через пятнадцать показалась «Клотильда». Поймав
брошенные Дуайером концы и крепко привязав их к причалу, они
прыгнули на борт и помчались в каюту, чтобы поскорее переодеться.
Кейт сварила кофе, и они пили его из кофейника в рубке, а ветер
угрожающе свистел, теребя оснастку.
— Уж эти мне богачи, — сказал Дуайер. — Они всегда найдут
способ, чтобы заставить тебя заплатить за свои причуды.
Они вытащили шланг, присоединили его к водозаборной колонке
на пристани, и все трое принялись за уборку. Вся яхта покрылась

тонкой корочкой соли.
Кейт приготовила им обед из остатков ланча Гудхартов. Пообедав,
они с Дуайером отправились в Антиб с большим узлом грязных
простыней, наволочек и полотенец, собранных за целую неделю. Кейт
сама стирала все их личные вещи, но постельное белье приходилось
отдавать в прачечную на берегу. Ветер стих так же внезапно, как и
возник, но волны все еще с ужасным грохотом разбивались о мол
бухты. В самом порту было тихо, и борта «Клотильды» глухо тыкались
в борт стоявших рядом с ней яхт.
Стоял теплый, ясный вечер. Томас сидел на корме, покуривая
трубку и любуясь звездами в ожидании прихода мистера Гудхарта,
которого уже ждал в рубке счет, составленный Томасом. Сумма не бог
весть какая — стоимость горючего, стирки, нескольких бутылок виски
и водки, льда плюс ежедневные двенадцать тысяч старых франков на
питание — для него и его двух помощников. За аренду яхты Гудхарт
выписал ему чек еще в первый день приезда. Перед уходом в город
Кейт сложила все вещи Гудхартов в две большие корзины из отеля: их
купальные костюмы, одежду, обувь, книги. Корзины стояли на палубе
на корме.
Томас увидел свет от фар подъезжающего автомобиля Гудхарта.
Когда автомобиль остановился, Гудхарт вышел из машины и стал
подниматься на борт по трапу. Томас встал, чтобы его встретить.
Он был одет для вечернего выхода — серый костюм, белая
рубашка, темный шелковый галстук. В таком одеянии он казался
старше, каким-то щуплым, словно усох.
— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — спросил его Томас.
— Виски будет в самый раз, капитан, — ответил Гудхарт. Он
сейчас был трезв как стекло. — Если только вы выпьете со мной.
Он сел на складной деревянный стул с сиденьем и спинкой из
парусины, а Томас пошел в салон за выпивкой. На обратном пути
зашел в рубку, взял конверт со счетом.
— У миссис Гудхарт небольшая простуда, — сказал Гудхарт. Томас
протянул ему стаканчик. — Она слегла, но думаю, за ночь оклемается.
Она просила меня передать, что нам очень понравились эти две
недели.
— Она так добра ко мне, — сказал Томас. — Мне самому было
очень приятно побыть вместе с вами.

Раз мистеру Гудхарту угодно не вспоминать о том, что произошло,
он тем более не скажет ни слова.
— Я тут составил счет, сэр, — сказал он и протянул конверт
Гудхарту. — Если хотите проверить…
Гудхарт небрежно взял конверт:
— Я уверен, что все здесь в порядке.
Вытащив из конверта счет, он поднес его поближе к палубному
фонарю и бросил быстрый взгляд. Чековая книжка была у него с
собой. Он тут же выписал Томасу чек и пробормотал:
— Я чуть добавил небольшие премиальные для вас и членов
экипажа, капитан.
Томас посмотрел на чек. Пятьсот долларов. Как и в прошлом году.
— Вы очень щедры, сэр. — Побольше бы летних сезонов с такими
людьми, как Гудхарт.
Гудхарт небрежно отмахнулся от его благодарности.
— На следующий год, может быть, мы приедем на месяц. Ведь,
насколько мне известно, нет закона, требующего, чтобы мы проводили
все лето в своем Ньюпорте, не так ли?
Он как-то рассказал Томасу, что с детства привык проводить два
месяца, июль и август, в семейном доме в Ньюпорте. Теперь к ним на
каникулы приезжают его женатый сын с двумя дочерьми и их
детишками.
— Можно передать наш дом молодому поколению, — продолжал
Гудхарт, как будто убеждая самого себя. — Могут там устраивать
оргии, ходить на головах, вообще заниматься тем, чем в наши дни
занимается молодежь, но только, когда там не будет нас. Может быть,
удастся взять внука или внучку, а может быть даже обоих, и приехать
сюда вместе с ними, чтобы поплавать на вашей яхте.
Он, устроившись поудобнее на стуле, цедил виски, обдумывая эту
идею. По-видимому, она ему понравилась.
— Скажите, Томас, если в нашем распоряжении будет целый
месяц, куда можно сходить?
— Ну, — стал объяснять ему Томас. — Завтра в Сен-Тропезе мы
берем на борт новую группу, две французские супружеские пары. Они
зафрахтовали яхту на три недели, и, если установится хорошая погода,
можно сходить в Испанию, полюбоваться ее побережьем: Коста-Брава,
Кадакус, Росас, Барселона, потом можно махнуть на Балеарские

острова. Потом мы возвращаемся сюда, возьмем на борт английскую
семью, которая хочет совершить путешествие на юг, ну это еще три
недели круиза — Лигурийское побережье, Портофино, Порто-Венере,
остров Эльба, Порто-Эрколе, Корсика, Сардиния, Искья, Капри…
Мистер Гудхарт фыркнул:
— После ваших слов наш Ньюпорт становится похож на Кони-
Айленд в Нью-Йорке. Вы сами-то бывали во всех этих местах?
— Угу.
— И люди, наверное, неплохо платят вам за эти круизы.
— Большинство из них заставляют нас вкалывать, что называется,
горбом зарабатывать свои деньги и чаевые, — сказал Томас. — Не все
ведь такие щедрые, как вы с миссис Гудхарт.
— Может, мы стали мягче с возрастом, — задумчиво произнес
Гудхарт. — В какой-то мере. Как вы думаете, капитан, не выпить ли
мне еще?
— Если только вы не намерены поплавать еще немного сегодня
ночью, — ответил Томас, вставая и забирая у Гудхарта его стакан.
Тот фыркнул:
— Такая глупость может возникнуть не в голове, а в лошадиной
заднице. Что мы сегодня вытворяли, надо же!
— Это вы сказали, сэр.
Томас ужасно удивился, что мистер Гудхарт употребил такое
сильное выражение. Он спустился в салон, приготовил еще два
стакана виски с содовой. Вернувшись на палубу, увидел, что мистер
Гудхарт, развалившись на стуле, вытянул закинутые одна на другую
ноги и, задрав голову, разглядывает звезды на небе. Не меняя своего
положения, он взял стакан из рук Томаса.
— Капитан, — сказал он, — я решил немного побаловать себя. И
жену тоже. Сейчас вот здесь, перед вами, я беру на себя твердое
обязательство. На следующий год, начиная с первого июня, мы
арендуем вашу «Клотильду» на шесть недель и пойдем по морю, на
юг, посетим все те заманчивые места, которые вы тут мне
перечислили. Сегодня же я положу деньги на депозит на ваше имя. И
если вы скажете: никому не плавать за бортом, мы вам подчинимся.
Что вы на это скажете?
— Меня-то это устраивает, но… — Томас колебался, стоит ли
говорить об этом.

— Но что?
— Вам нравилась «Клотильда», когда вы были на ней днем. Вы
плавали до облюбованных вами островов… но шесть недель… жить
на борту… большой срок… право, не знаю. Может, для кого-то это и
хорошо, но не для людей, привыкших к роскоши…
— Вы имеете в виду двух таких привередливых древних кляч, как я
с женой? — спросил Гудхарт. — Для нас ваша яхта недостаточно
роскошна?
— Ну, — чувствуя неловкость, продолжал Томас. — Мне хочется,
чтобы вы получили от путешествия удовольствие. А «Клотильду» при
плохой погоде и при шторме сильно качает, и в каюте бывает очень
жарко, когда мы идем при таких погодных условиях, так как
приходится задраивать все иллюминаторы, к тому же на борту нет
ванной комнаты, только душ, и…
— Эти трудности будут только нам на пользу. Всю жизнь мы
катались как сыр в масле, не чувствуя никаких неудобств. Бросьте,
капитан, это просто смешно. — Гудхарт выпрямился на стуле. —
Приходится стыдиться самого себя. Вы хотите убедить меня в том, что
путешествие по Средиземному морю на такой замечательной яхте, как
ваша, неизбежно связано с неудобствами, тяжкими испытаниями. Да
что подумают о нас люди? От одной мысли об этом у меня бегут по
спине мурашки.
— Люди ведь разные, живут в разных условиях, — упорствовал
Томас.
— По-видимому, вам приходилось несладко в жизни, не так ли? —
проницательно спросил Гудхарт.
— Ну, не хуже, чем другим.
— Но, судя по всему, на вас это нисколько не отразилось, —
заметил Гудхарт. — Могу откровенно сказать, если бы мой сын был
похож на вас, я бы куда больше им гордился, чем сейчас.
— Трудно судить об этом, — сказал Томас, стараясь соблюдать
нейтралитет. Если бы этот старик знал о нем все — о его жизни в
Порт-Филипе; о том, как он сжег крест в День победы; как ударил
отца; как брал деньги за траханье сексуально неудовлетворенных
замужних дам Элизиума, штат Огайо; о его шантаже Синклера в
Бостоне; о его боксерских матчах; о драке с Куэйлсом и его жене в
Лас-Вегасе; о Пэппи, Терезе и Фальконетти, — то, вероятно, не стал

бы сидеть здесь с ним со стаканом виски в руках, испытывая к нему,
Томасу, искренние дружеские чувства, и не желал бы, чтобы его сын
был похож на капитана понравившейся ему яхты.
— В жизни я совершил немало такого, чем отнюдь не горжусь, —
сказал он.
— Но в этом вы ничем не отличаетесь от других, капитан, — тихо
сказал Гудхарт. — Ну и пока мы тут обсуждаем эту тему, прошу вас
простить меня за сегодняшний день. Я был, конечно, пьян. Целые две
недели я внимательно следил за тремя молодыми счастливыми
людьми, весело работающими вместе, передвигающимися по яхте с
поразительной грацией, и я чувствовал, насколько я старый. И мне
захотелось доказать, что я не так уж стар, захотелось тряхнуть
стариной, поэтому я и рисковал вашими жизнями. И сделал я это
намеренно, капитан, намеренно, потому что был уверен, что вы ни за
что не отпустите нас одних, не позволите нам с женой плыть одним к
берегу.
— Лучше об этом не говорить, сэр, — сказал Том. — К тому же, все
обошлось.
— Старость — это патология, Том, — с горечью произнес
Гудхарт. — Ужасная, извращенная патология. — Он встал, осторожно,
чтоб не уронить, поставил свой стакан. — Думаю, мне пора в отель, я
беспокоюсь, как там моя жена.
Он протянул Томасу руку, и тот ее крепко пожал.
— Ну, до первого июня следующего года, — сказал он и широкими
шагами спустился с яхты с двумя большими корзинками в руках.
Когда вернулись Кейт с Дуайером с выстиранным постельным
бельем, Томас рассказал им о визите Гудхарта.
— Итак, у нас уже есть первый клиент — шестинедельная аренда
яхты на следующий год.
Дуайер наконец-то получил письмо от своей девушки. Она была в
гостинице «Эгейская», но ничего не узнала для Тома, так как Пэппи
убили. Его закололи ножом, а труп с кляпом во рту обнаружили в его
собственной комнате. За конторкой в гостинице теперь сидит новый
человек. Это случилось три месяца назад.
Томас выслушал это печальное известие без особого удивления.
Пэппи занимался опасным бизнесом, и вот теперь ему пришлось за это
заплатить своей жизнью.

В письме наверняка было кое-что еще, что вызвало беспокойство у
Дуайера, хотя тот ничего не говорил. Но Томас догадывался, в чем
дело. Его девушка, конечно, больше не хотела ждать и не хотела
уезжать из Бостона, а если Дуайер еще не передумал за это время на
ней жениться, то должен бросить все и вернуться домой, в Америку.
Он пока не спрашивал у Томаса совета, но если Дуайер к нему
обратится, то Томас решительно скажет ему, что ни одна женщина на
свете не стоит того, чтобы ради нее бросать море.
Они все легли спать раньше обычного, потому что предстояло
выходить из бухты в четыре утра, до того, как снова подует сильный
ветер.
Кейт приготовила широкую постель в капитанской каюте для себя
с Томасом, так как на борту не было клиентов. В эту ночь у них
появилась возможность заниматься любовью не в тесноте, а в
комфорте, и Кейт ни за что не хотела упустить этот шанс. В каюте
внизу в их распоряжении были две узкие койки, причем одна над
другой.
Твердое, полногрудое тело Кейт явно не было предназначено для
демонстрации нарядов, а только для любви. У нее была удивительно
мягкая кожа, и она занималась любовью с нежностью и страстной
ненасытностью, а когда пароксизм страсти миновал и она тихо лежала
в его объятиях, он мысленно благодарил свою судьбу за то, что он не
стар, что его девушка не живет в Бостоне и что он позволил Пинки
убедить себя взять на борт женщину.
Засыпая, Кейт спросила:
— Дуайер сказал мне сегодня вечером, что когда ты купил эту яхту,
то поменял ее название. Кто эта Клотильда?
— Так звали французскую королеву, — ответил Томас. Он сильнее
прижал ее к себе. — Я знал эту женщину, когда был еще мальчишкой.
И от нее так же вкусно пахло, как и от тебя.
Круиз в Испанию прошел неплохо, хотя из-за дурной погоды,
заставшей их неподалеку от мыса Круз, им пришлось проторчать
целых пять дней в порту. Их клиентами были две французские пары —
два парижских бизнесмена с животиками и две молодые особы, явно
не их жены. Они постоянно менялись партнершами, но Томас
бороздил воды Средиземного моря не для того, чтобы учить

французских бизнесменов, как нужно себя вести. Если они вовремя
платят по счетам, если не гуляют по палубе на высоких шпильках и не
делают дыр в досках, то шут с ними, пусть резвятся, он не станет
вмешиваться в их дела. Женщины любили загорать на палубе в одних
трусиках, Кейт это очень не нравилось, но у одной из них были
поистине потрясающие груди, которые не очень мешали навигации,
хотя если бы по курсу вдруг встретились рифы, а за рулем в это время
стоял бы Дуайер, то, вполне вероятно, они напоролись бы на них. Эта
дама с пышной грудью недвусмысленно намекнула Томасу, что она не
прочь погулять глубокой ночью с ним на палубе, когда ее Жюль
безмятежно храпел внизу в каюте. Но Томас объяснил, что исполнение
этого ее желания не предусмотрено условиями аренды яхты. Ему
вполне достаточно и других осложнений с клиентами — не хватало
только этого!
Из-за вызванной штормом задержки обе французские пары сошли
в Марселе, чтобы добраться поездом до Парижа. Там оба бизнесмена
должны были встретиться со своими женами и уехать на целое лето в
Довиль. Расплачиваясь с Томасом перед мэрией в старом порту,
французы дали ему пятьдесят тысяч франков сверху — совсем
неплохая сумма, учитывая, что они французы. После их отъезда Томас
повел Кейт с Дуайером в тот ресторан, в котором они обедали, когда
впервые вошли в Марсель на своей «Элге Андерсон». Жаль, что их
посудины не оказалось в порту. С каким бы удовольствием они
проплыли мимо ее заржавевших бортов на своей сияющей на солнце
бело-голубой «Клотильде», приспустив флаг на клотике в честь ее
старого капитана, отъявленного нациста.
У них оставалось три свободных дня до принятия на борт
следующих клиентов, и снова Кейт приготовила широкую кровать в
главной каюте для себя с Томасом. Пришлось весь вечер держать
открытыми иллюминаторы и двери, чтобы улетучился оттуда запах
духов француженки.
— А эта курочка хороша, ничего не скажешь, — возмущалась Кейт
в постели в темной каюте. — Щеголяла голая, как на параде. У тебя,
наверное, стоял на нее все три недели.
Томас засмеялся. Кейт иногда выражалась, как грубый матрос.
— Мне не нравится твой смех, — обиделась Кейт. — Хочу
предупредить: если увижу, как ты лапаешь какую-нибудь, вроде нее, я

сигану в койку в любой ночлежке с первым же мужиком, которого
встречу, как только сойду на берег.
— Существует только один надежный способ, заставляющий меня
сохранять тебе верность, — сказал Томас.
Кейт тут же прибегла к этому надежному способу, чтобы сохранить
его верность. По крайней мере, на эту ночь. Она лежала в его
объятиях, а он ей нашептывал:
— Кейт, каждый раз, когда я занимаюсь с тобой любовью, я
напрочь забываю что-нибудь плохое из своей жизни.
Через несколько мгновений он почувствовал на плече ее теплые
слезы.
В роскошной мягкой кровати они проспали до утра и встали очень
поздно. Солнце уже ярко светило. Они выкроили время, чтобы выйти
из бухты и посетить местные достопримечательности. Доплыв до
замка Иф, погуляли там вокруг старой крепости, в темнице которой, по
преданию, был заточен закованный в цепи граф Монте-Кристо. Кейт
читала книгу о нем, а Томас видел фильм. Кейт переводила ему все
таблички, на которых было написано, что здесь сидели протестанты до
своей отправки на галеры.
— Всегда кто-нибудь висит на шее у другого, — сказал Дуайер. —
Если не протестанты на шее у католиков, то католики на шее
протестантов.
— Заткнись, ты, коммунист, — добродушно сказал Томас. — А ты
протестантка? — спросил он Кейт.
— Да.
— В таком случае я ссылаю тебя на свою галеру.
К тому времени, когда они вернулись на «Клотильду», в
капитанской каюте наконец выдохся неистребимый, казалось, запах
духов.
Они плыли под парусом без остановки, и Дуайеру пришлось
отстоять ночью восемь часов у штурвала, чтобы дать возможность
Томасу с Кейт спокойно поспать. Они добрались до Антиба еще до
полудня. Там Томаса ждали два письма — одно от брата, а второе от
кого-то другого. Почерк был незнаком Томасу.
Вначале он вскрыл письмо от Рудольфа.
«Дорогой Том, — читал он. — В конце концов я получил кое-какие
сведения о тебе, и, насколько могу судить, ты — в полном порядке.

Несколько дней назад ко мне в офис позвонил некто мистер Гудхарт и
рассказал, что провел пару недель на твоей яхте или корабле, не знаю,
уж как там называют твою яхту члены экипажа. Как выяснилось, мы с
его фирмой имели кое-какие дела, и, мне кажется, ему захотелось
встретиться с твоим братом, поглядеть на него, что за фрукт. Он
пригласил нас с Джин к себе на коктейль, и он сам и его жена
оказались очень милыми людьми, да ты, вероятно, и сам знаешь. Они
просто в восторге от тебя, твоей яхты и твоего образа жизни на море.
Может, ты на самом деле сделал капиталовложение века, благодаря
деньгам, заработанным на акциях компании «Д. К. Энтерпрайсиз».
Если бы не занятость (скорее всего, я позволю себя уговорить
выставить свою кандидатуру на выборах мэра Уитби), мы с Джин
немедленно сели бы на самолет и прилетели бы к тебе, чтобы
побороздить на твоей яхте Средиземное море. Может, в следующем
году это удастся сделать. А пока я взял на себя смелость и предложил
арендовать твою «Клотильду» (как видишь, Гудхарты от меня ничего
не скрыли) одному моему другу, который сейчас женится и хочет
провести свой медовый месяц на Средиземном море. Ты должен его
помнить. Это — Джонни Хит.
Если говорить серьезно, то я очень, очень рад за тебя, и мне
хотелось бы получить от тебя весточку. Если чем-нибудь смогу тебе
помочь, то не стесняйся, дай мне знать.
С любовью, твой Рудольф».
Томас болезненно поморщился. Ему не нравилось, что брат
напоминал, кому он обязан приобретением «Клотильды». Но все
равно, письмо было довольно дружелюбное, стоит прекрасная погода,
лето наверняка будет хорошим — для чего кукситься, вспоминать
старые обиды?
Аккуратно сложив письмо, он сунул его в карман. Второе было от
друга Рудольфа. Он интересовался, сможет ли арендовать «Клотильду»
на две недели — с пятнадцатого сентября до конца месяца. Это был
конец сезона, работы, как обычно, много не бывает, да у них и нет
никаких заказов на это время, считай, они случайно нашли эти деньги.
Хит писал, что хочет походить под парусом вдоль побережья между
Монте-Карло и Сен-Тропезом, что на борту должны быть только он с
женой, и их не интересуют продолжительные переходы. Так что на
такую работу в конце сезона только ленивый не согласится.

Томас тут же сел и написал Хиту письмо, сообщая ему, что
встретит его в аэропорту Ниццы или на автобусной станции в Антибе
пятнадцатого сентября.
Он рассказал Кейт о том, что у них появился новый клиент, что его
ему устроил брат, а она тут же заставила написать Рудольфу письмо и
поблагодарить его за заботу. Том, поставив свою подпись внизу, хотел
было уже вложить листок в конверт и заклеить, как вдруг вспомнил
слова Рудольфа: «если чем-нибудь смогу помочь, то не стесняйся, дай
мне знать».
Почему бы и нет, подумал он. Какой от этого вред?
В постскриптуме он написал: «Хочу попросить тебя об одном
одолжении. В силу разных причин я не мог вернуться в Нью-Йорк, но,
может быть, этих причин больше не существует. Вот уже несколько
лет у меня нет никаких сведений о моем маленьком сыне, я не знаю,
где он, также не знаю, женат ли я еще или уже нет. Прошу тебя, узнай,
где они, и, если это возможно, привези моего сына на яхту, когда
приедешь. Помнишь мой бой в Куинсе, на котором ты был с Гретхен, в
раздевалке я представил вам своего менеджера, назвав его Шульцем.
Вообще-то его зовут Герман Шульц. Последний его адрес, о котором я
знаю, — отель «Бристоль» на Восьмой авеню, но, может, он там
больше не живет. Разузнай в Сквер-Гардене, где можно найти Шульца,
они должны знать, узнай, жив ли он еще, находится ли в городе. У него
наверняка есть известия о моем сыне и Терезе. Пока не говори ему, где
я. Только спроси, есть ли еще дым. Он поймет, о чем речь. Сообщи мне
немедленно, что он скажет. Ты мне окажешь большую услугу, за
которую я тебе буду очень благодарен».
Он отправил оба письма авиапочтой с почтамта в Антибе и
вернулся на судно, уже готовое к приему английских клиентов.

жүктеу/скачать 4,7 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: