Наиболее насыщены прецедентными именами категории «авторские претексты», «история» и «литература», а тексты серии «Провинциальный детектив» о приключениях сестры Пелагии изобилуют включениями из религиозных текстов. Стоит также отметить, что упоминаемые названия, фамилии и имена отсылают к общеизвестным текстам или событиям, а в виду своей эксплицитной маркированности не представляют труда для распознавания конкретных целей автора, их использующего.
2.3. Функции интертекста на примере произведений Б. Акунина
Определение конкретных целей автора при вкраплении интертекстуальных включений не представляется возможным, но можно перечислить функции интертекста. При их выделении мы опирались на исследования акта речевого общения P.O. Якобсона [Якобсон, 1975].
На основании этой модели нами были выделены следующие функции интертекста, перечисляемые в произвольном порядке:
метатекстовая включает интертекст, который имеет смысл при умении читателя опознавать уже знакомый текст-источник.
коммуникативная состоит в том, что читатели опознают текст за счет другого текста, воспринятого им ранее.
эстетическая имеет развлекательный характер, активизирующий игру автора с читателем на разных уровнях: легком - например, опознание цитат из универсальной энциклопедии и сложном, включающем «интеллигентские игры» [Денисова, 2003, с. 156; Земская, 1996, с. 160]. Целью этой функции является украшение речи, придание ей особого национального колорита.
апеллятивная выражается в ориентированности на конкретного адресата или читательскую аудиторию - того, кто в состоянии интертекстуальную ссылку опознать.
экспрессивная проявляется в самовыражении автора текста, его сообщении своих социокультурных ориентиров, благодаря которым текст может обрести определенную репутацию.
референтивная активизирует реальность, которая содержится в претексте.
Далее рассмотрим примеры интертекстуальных включений в произведениях Б. Акунина с указанием их функций:
1) Исторические претексты.
Тексты содержат имена исторических персонажей, маркированных как эксплицитно, так и имплицитно. К первым относятся следующие примеры:
Оказавшись в темноте, учит великий Фуше, нужно зажмурить глаза, досчитать до тридцати, чтобы сузились зрачки, и тогда зрение сможет различить самый незначительный источник света.
Так что с того? Не лучше ли, согласно науке великого Фуше, непревзойденного корифея сыска, установить за объектом слежку?
Служил бы себе по статистике или хоть по судебной части. Все романтика в голове, все таинственных Кардудалей ловить мечтаем. А у нас, голубчик, Кардудалей не водится [Акунин, 2009а, с. 45].
Ксаверий Феофилактович Грушин, герой романа «Азазель» - служащий полиции, а поэтому упоминает известного преступника (Жорж Кадудаль) и французского министра полиции (Жозеф Фуше) [Цвейг, 1991].
Писатель упоминал об этом в одном из интервью: «Я с историей обращаюсь примерно так же, как Александр Дюма. Когда беру исторического персонажа, слегка изменяю ему фамилию, чтобы не вводить читателя в заблуждение ложным историзмом» [Мурзина, 2000, Электронный источник]. Здесь можно выделить новый уровень интертекстуальности, необязательный для распознавания, но открывающий новые грани и смыслы произведения - «интеллигентские игры» [Денисова, 2003, с. 156; Земская, 1996, с. 160]. Стремясь вовлечь читателя в действие романа, Акунин «прячет» информацию за измененными фамилиями реальных исторических персонажей и названий. Перечислим их: генерал М.Д. Скобелев (Соболев - «Турецкий гамбит»; «Смерть Ахиллеса»), шеф жандармов Н.В. Мезенцев (JI.A. Мизинов - «Азазель»; «Турецкий гамбит» и др.), канцлер Российской империи, а также соученик A.C. Пушкина по Царскосельскому лицею князь A.M. Горчаков (A.M. Корчаков - «Азазель»; «Турецкий гамбит» и др.), обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев (К.П. Победин - «Пелагия и красный петух»), преступник-авантюрист Н.Г. Савин (Митя Саввин - «Особые поручения») и т.д. По нашему мнению, такие трансформации можно отнести к частичной маркированности элемента.
Между тем, существуют и более глубокие уровни интертекста, требующие специальных знаний: гостиница, где перед смертью ужинал Соболев в компании певицы Ванды, называется «Альпийская роза» (нем. Alpen rose). Факт, что на самом деле певицу звали Шарлотта Альтенроз [Ольховский, 2004, Электронный ресурс] был зашифрован в названии ресторана. Такие подробности личной жизни генерала могут относиться к индивидуальной или профессиональной энциклопедиям.
Изученный нами материал позволяет выделить примеры полной замены имен с сохранением некоторых библиографических данных - покушение на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, фигуририрующего под именем И.Ф. Храпов, описано в романе «Статский советник» [Акунин, 2009в]. Такая замена оставляет включение имплицитным.
С авторской точки зрения и в авторской интерпретации предстают события того периода истории: в романе «Смерть Ахиллеса» [Акунин, 2009б] описывается расследование загадочной смерти героя русско-турецкой войны, прозванного Ахиллесом, генерала Скобелева М.Д. (в книге - Соболев). Знание фамилии этого исторического персонажа входит в национальную энциклопедию. Его ратные подвиги были описаны в учебниках по истории, но причины смерти и таинственные обстоятельства с ней связанные до сих пор остаются невыясненными.
Функция исторических претекстов в зависимости от формы маркированности - экспрессивная, референтивная или апеллятивная, а также эстетическая.
В романах широко используются эксплицитные ссылки на разные религиозные тексты - персонаж Азазель из книги Еноха и Библии [Акунин, 2009
а], Левиафан, упоминаемый в Ветхом завете и Книге Иова [Акунин, 2008
в] и др. Например: