Эзотерические рассмотрения кармических взаимосвязей

Переживая такие ощущения, мы снова связываем себя с инстинктивной мудростью первобытного человечества. Ибо то, что излучается из самых древних цивилизаций в чудесных поэтических образах, можно понять только в том случае, если переживаешь в себе теперь при лицезрении Луны чувство не­обходимости, проистекающее из прошлого, а при лицезрении Солнца — чувство свободы будущего. Так взаимно действу­ют в тканях нашей судьбы необходимость и свобода. Говоря на земном языке, мы говорим о необходимости и свободе. Го­воря на небесно-космическом языке, мы говорим о лунном бытии и о солнечном бытии.

И нам надлежит отыскать лунное и солнечное в сплетении нашей судьбы. Скажем, мы встречаем в жизни некоего челове­ка. Обычно мы довольствуемся тем, что просто встретились с этим человеком: ведь мы не слишком много наблюдаем, рас­сматриваем жизнь — мы большей частью принимаем жизнь, не размышляя о ней. Однако если бросить более глубокий взгляд на отдельную человеческую жизнь, тогда оказывается, что если два человека встречаются в ходе их жизни, то их пути дей­ствительно находились под неким знаменательным водитель­ством. Если два человека, которые встретились в возрасте, скажем, 25 лет у одного и 20 лет у другого, оглянутся назад — на то, что они пережили до этой встречи, то им станет ясно, как у одного из них, двадцатилетнего, все отдельные факты его жизни, проистекая из определенного места на Земле, привели его к тому, что он именно тут должен был встретиться с этим другим человеком; а этот последний также может обозреть истекшие 25 лет своей жизни и понять, что они проистекали совсем из другого уголка мира и привели его к встрече с тем человеком. А все то, что в образовании нашей судьбы не зави­сит от того, что два человека, которые начали свою земную жизнь, исходя из двух различных уголков на планете, и затем встретились друг с другом, как бы ведомые действительно же­лезной необходимостью, — вот это всегда выступает после того момента, когда они встретились. Как не видеть оком души то чудесное, что открывается при таких наблюдениях! Челове­ческая жизнь обедняется, если ее не рассматривать таким обра­зом, и она делается бесконечно богатой, когда мы ее так наблю­даем. Надо при этом обращать внимание на то, что при встрече с человеком, — встрече, по-видимому, совсем случайной, — следует говорить себе (и это важно для всего моего отноше­ния к нему): «Мы искали друг друга, искали с момента вступ­ления в эту земную жизнь, — можно тут уже сказать, — до этой земной жизни», — однако в это я сегодня вдаваться не хочу. Здесь следует только упомянуть о том, что вы не натол­кнулись бы на этого человека, если бы где-то в своей предше­ствующей земной жизни сделали какой-то свой шаг по-друго­му, направо или налево; и тогда теперь не произошло бы то, что произошло. Как было сказано, такого рода наблюдения не делаются людьми, но как раз это ведь и есть бесконечное высо­комерие человека, когда он думает, что то, чего он не наблюда­ет, не существует вообще. Оно как раз существует! Приступи­те к такого рода наблюдениям, и это откроется вам. И тогда можно заметить весьма значительную разницу между тем, что происходило, прежде чем встретились эти два человека, и тем, что происходит после этой встречи! Ибо прежде чем они встре­тились друг с другом, прежде чем они нашли друг друга в земной жизни, они оказывали воздействие друг на друга, но не сознавая этого и не зная ничего друг о друге. Теперь же, после того как они встретились, они влияют друг на друга, уже зная каждый о другом. И вот здесь и начинается снова нечто весьма значительное.

Естественно, мы встречаем в жизни очень многих людей, к которым мы, так сказать, не были приведены. Я этим не хочу сказать, что мы встречаем в жизни очень много таких людей, в отношении которых мы говорим себе: «Разумнее было бы, если бы мы с ними не встречались!» Этого я не хочу сказать. Но мы все же встречаемся со многими людьми, в отношении которых то, о чем я теперь говорю, — а именно то, что мы безусловно были приведены к встрече с ними, не может быть подтверждено описанными выше наблюдениями.

Если мы рассмотрим в целом то, о чем я сейчас говорил, — рассмотрим в свете духовной науки, — тогда обнаруживается, что все то, что разыгрывается между двумя такими людьми, прежде чем они познакомились в земной жизни, определяется лунным началом, а все то, что разыгрывается между ними пос­ле знакомства, определяется началом солнечным. Поэтому то, что разыгрывается между двумя такими людьми до того, как они познакомились, можно рассматривать только в свете же­лезной необходимости, то же, что разыгрывается после знаком­ства, надо рассматривать в свете свободы — в свете их взаим­ного свободного поведения по отношению друг к другу. Фак­тически дело обстоит так, что, когда мы знакомимся с каким-то человеком, наша душа тогда в своем подсознании оглядывает­ся назад и взирает вперед: назад на духовную Луну, вперед — на духовное солнце. И с этим связано то, как, собственно, сплетается наша карма, наша судьба.

Сегодня еще совсем мало людей имеют способность ощу­щения таких вещей. Однако, именно поэтому столько смутного брожения в нашу эпоху, так как начинает развиваться способ­ность таких ощущений. Эта способность на самом деле есть уже у сравнительно многих людей, но только они не знают об этом. Они приписывают это всевозможным другим вещам. В действительности же эта способность ощущений хочет высту­пить у людей, — хочет так выступить, чтобы люди умели ви­деть, когда они знакомятся друг с другом, в какой мере своим знакомством они обязаны железной необходимости, лунному, и в какой мере им надлежит действовать дальше в свете ясного Солнца, в свете свободы. Так ощущать судьбу — есть сама космическая судьба человечества, идущего от современности к будущему! Ибо когда мы встречаемся с каким-либо человеком в этом мире, тогда можно и нужно со всей точностью прово­дить различие между двумя родами своего поведения по отно­шению к нему. Относительно одного человека мы приходим к суждению, что все, что выступает в нас по отношению к нему, исходит из воли, относительно же другого человека приходим к такому суждению, что все, исходящее от нас в отношении его, исходит более или менее от рассудка или же от эстетического чувства.

Подумайте хоть раз о том, как тонко различаются между собой люди уже в юности, в детском возрасте, когда челове­ческое познание касается таких вещей. Какого-то человека мы, может быть, любим или ненавидим. Если наше отношение к нему не достигает такой силы, тогда мы питаем к нему симпа­тию или антипатию, и это не затрагивает нас глубоко, мы про­ходим мимо него и позволяем ему также пройти мимо нас.

Нельзя отрицать, что, например, подавляющее большинство учителей, с которыми мы встречались в школе, воспринимались нами именно таким образом: мы проходили мимо них, они про­ходили мимо нас. Но к счастливым событиям в жизни челове­ка, принадлежит то, что он может действительно узнать друго­го человека.

Однако уже в детстве существует и другое отношение к человеку. Это происходит тогда, когда он внутренне захваты­вает нас, когда мы говорим: вот этот человек делает что-то, и мы сами должны сделать то-то! Тогда наше суждение об этом человеке не таково, что мы позволяем ему пройти мимо нас. Тогда само собою наступает такое отношение между ним и нами, что мы, например, избираем его своим героем, за которым мы готовы следовать на Олимп. Короче говоря, существуют люди, которые оказывают действие только на рассудок, на рас­судочную симпатию и антипатию, — люди, которые действуют самое большее еще на эстетическую симпатию и антипатию; другие же люди действуют на нашу волю.

Или же взглянем на другую сторону жизни: разве вы все, мои дорогие друзья, сами не знаете, что нам среди различных обстоятельств жизни встречаются люди, с которыми мы мо­жем вступить в очень близкие отношения, но о них мы даже не можем мечтать? О них мы и не мечтаем! А вот другие люди встречаются нам в жизни один-единственный раз: больше нам не выпадает жребия встретиться с ними, — и все же мы вечно грезим о них. И если в этой земной жизни нам не было даро­вано вступить с ними в близкие отношения, тогда нам надле­жит думать, что это сберегается для другой земной жизни. Наше отношение к тому человеку, о котором мы начинаем мечтать едва познакомившись с ним, на самом деле глубже, чем отношение к человеку, которого мы пусть и близко знаем, но о котором вообще мечтать невозможно.

Затем существуют также сны, грезы наяву. Эти грезы на­яву разыгрываются, впрочем, у подавляющего большинства современных людей еще в весьма неопределенной форме. Но вы ведь знаете, что существуют люди, получившие посвящение, которые переживают жизнь совсем по-другому! Если они встре­чают некоего человека, который оказывает воздействие на их волю, то он оказывает воздействие также на внутреннюю речь. Такой человек говорит нам не только тогда, когда он находит­ся перед нами, но он говорит и изнутри нас. Если мы посвяще­ны в тайны космического бытия, тогда отношения людей друг к другу представляются нам двоякими. Встречаем людей, слу­шаем, что они говорят, расстаемся с ними, а когда оказываемся достаточно далеко от них, то больше не нуждаемся в том, что­бы продолжать слушать их речь. Но встречаем мы также дру­гих людей, слушаем, что они говорят, затем, может быть, мы расстанемся с ними, но тем не менее, они продолжают говорить нам из нашей собственной души.

Так вот, для посвященного дело обстоит именно так, как я только что это описал: он в полной мере несет в себе людей, которые таким образом оказывают на него воздействие. Для других людей, не получивших посвящения, это тоже происхо­дит, но только переживается больше в чувствах, в ощущениях, хотя это все-таки есть в них и подсознательно действует очень сильно. Можно сказать: некто встречает какого-то человека, а затем приходит к другому, который, оказывается, также знает того встреченного, и тогда он, может быть, скажет сообразно привычному для него способу выражаться: вот толковый ма­лый! И те другие люди, может быть, также скажут: «Да, он толковый малый». Это значит: они наблюдали его и вынесли о нем суждение при помощи рассудка.

Но мы не так относимся к людям, чтобы каждого человека трактовать как «толкового малого» или как «недотепу»: суще­ствуют и такие люди, которые нашу волю (а она ведь как я это часто объяснял вам, ведет в нас своего рода сонное бытие, хотя бы мы и находились, как говорят, в состоянии бодрствова­ния) непосредственно побуждают к следованию за ними или же к сопротивлению им. Такие люди при встрече с человеком, не получившим посвящения, не говорят, но воздействуют во­лей. В чем же здесь, собственно, различие?

Так вот, если мы встречаемся с людьми, которые затем не живут в нашей воле, — с людьми, которые не побуждают нас следовать за ними, стремиться дорасти до них или же оказы­вать им сопротивление нашей волей, — и мы всего лишь выно­сим о них рассудочное суждение, то это значит, что мы были кармически мало связаны с ними, что мы мало имели дела с ними в своих прошлых земных жизнях. Те же люди, которые вторгаются в нашу волю, так что они как бы неотступно сле­дуют за нами, как бы напечатлевают свой образ в нас, так что мы, расставшись с ними, продолжаем грезить о них наяву, — это люди, с которыми мы много имели дела в прошлых земных жизнях. Это люди, с которыми мы, так сказать, были космичес­ки связаны при прохождении через врата Луны, — тогда как в нынешней жизни со всем тем, что не живет в нас с необходимостью лунного бытия, мы становимся связанными через сол­нечное бытие.

Так сплетается наша судьба. Можно сказать: человек есть полярное существо. С одной стороны, он обладает изолиро­ванным головным бытием, а оно ведь отличается большой самостоятельностью. Это головное бытие непрестанно отде­ляет себя от всеобщего космического бытия человека, — отделяет себя уже физически. Человеческий мозг весит в среднем полтора килограмма. При такой тяжести он должен был бы, собственно, раздавить все находящиеся под ним кро­веносные сосуды. Представьте только себе, полтора кило­грамма веса давят на столь нежные кровеносные сосуды! Но это не происходит. Почему же? Потому что мозг находится в мозговой жидкости. И если вы учили физику, то вы знаете, что всякое тело, погруженное в воду, теряет в своем весе ровно столько, сколько весит вытесненная им вода: это так называемый закон Архимеда. Реально из полутора килограм­мов на кровеносные сосуды давят примерно 20 граммов, ибо мозг плавает в мозговой жидкости. Итак, наш мозг, находя­щийся в человеческом теле, давит в направлении сверху вниз с тяжестью всего лишь 20 граммов, но никак не своими 1500 граммами. Мозг изолирован, он имеет свое собственное бы­тие, — он имеет свое собственное бытие в отношении еще многих вещей.

С мозгом, действительно, обстоит так, как если бы мы пере­мещались через мир подобно человеку, который сидит в своем автомобиле. Сам человек ведь не движется в автомобиле: дви­жется автомобиль, а он в нем спокойно сидит. Не правда ли, это прекрасно? И наш мозг как носитель рассудка имеет изо­лированное бытие. Поэтому рассудок так независим от нашей индивидуальности. Никто из нас не имеет своего персонально­го рассудка. Мы очень плохо понимали бы друг друга, если бы каждый из нас имел свой персональные рассудок! Мы можем понимать друг друга только потому, что каждый из нас имеет тот же самый рассудок, что и другой; различия заключаются в градации, но сам рассудок имеет в себе нечто всеобщее. Поэто­му-то люди и понимают друг друга через рассудок, который не зависит от их личных качеств. И то, что в человеческой судьбе выступает как непосредственное настоящее (следовательно, при встрече двух людей), — это действует на рассудок и на те чувствования, побуждения, которые связаны рассудком. Когда мы говорим о ком-нибудь «толковый парень» и нас в нем больше ничего не интересует, то это означает, что он оказал действие именно на наш рассудок. Все, что в нас есть некарми­ческого, действует на наш рассудок. А все, что в нас есть кармического, что связывает нас как людей вследствие того, что мы проделали прежде с теми человеческими индивидуаль­ностями, которые теперь встречаются нам в своих физических телах, — это действует через нашу волю, это действует через глубины человеческого существа, принадлежащие именно воле. Дело обстоит так: прежде чем мы встречаемся лицом к лицу с каким-либо человеком, с которым мы кармически связаны в жизни, действует воля. Воля ведь далеко не всегда пронизана светом рассудка. Подумайте только о том, как много темного, непроницаемого действует в воле! Самое темное — как раз то, что несет карму, которая сводит вместе двух людей. Так что они лишь впоследствии, по тому роду и способу, как побужда­ется их воля, замечают, что действует карма. А с того момента, когда они встречаются лицом к лицу, начинает действовать рассудок. И то, что потом творится исходя из рассудка, — это может стать основой для ближайшей кармы. Но можно ска­зать, что в существенном — не полностью, но именно в суще­ственном — будущая карма уже сложилась для тех людей, которые кармически связаны друг с другом, когда они встре­чаются. То, как они поступают в отношении друг друга, исходя из своего бессознательного, это продолжает действовать в смыс­ле прежней кармы. Но кроме того многое вносится в судьбу, много вплетается в нее такого, что действует на рассудок че­ловека и его рассудочные симпатии и антипатии. И таким путем переплетаются между собой, соединяются друг с другом прошлое и будущее, лунное бытие и солнечное бытие. Те нити кармы, которые простираются в прошлое, сплетаются с теми нитями кармы, которые тянутся в будущее.

Мы можем со всей точностью наблюдать за космическими свершениями. Ибо когда мы утром видим восходящее Солн­це, а ночью созерцаем Луну, то в этом их нынешнем взаимодействии мы можем предощутить — сначала как образ — то, как в нашем собственном человеческом существе взаимно действуют необходимость и свобода — как они действуют в нашей судьбе. И если мы затем обрели действительную идею об этом взаимодействии необходимости и свободы в челове­ческой судьбе, тогда мы можем, исполненные этого познания, снова направить свой взор на Солнце и Луну, и они тогда начинают давать нам откровение о своей собственной духов­ности. И тогда мы не говорим о них подобно ограниченному физику, который скажет, глядя на Луну: она отражает сол­нечный свет. Тогда мы скажем, созерцая эти отраженные сол­нечные лучи лунного света, о сплетении и движении косми­ческой судьбы.

И тогда сквозь нашу собственную человеческую судьбу мы научимся познавать судьбу космическую: тогда мы верно вплетем наше человеческое бытие в космическое бытие. Вот таким образом человеку надо снова врасти в некое ощуще­ние себя в Космосе. Подобно тому, как палец человека явля­ется таковым лишь до тех пор, пока он при человеческом теле, а отрежете его, и он уже больше никакой не палец, — так и человек имеет бытие лишь потому, что он есть некий фрагмент Космоса. Однако человек страдает высокомерием, и его палец был бы, вероятно, скромнее, если бы обладал той же мерой сознания, что и человек. Но палец, быть может, также утратил бы скромность, если бы мог оторваться от че­ловека и разгуливать вокруг него, — если бы надо было только оставаться вблизи человека, в его сфере, для того чтобы остаться пальцем! Так и с человеком, поскольку он есть земной человек, ему надо оставаться в сфере Земли, что­бы быть человеком. Совсем иначе дело обстоит с его вечным существом, когда он пребывает вне земной сферы в своем предземном и послеземном бытии. Но также и это мы постиг­нем только тогда, когда познаем себя как членов Вселенной. Тогда мы не будем просто фантазировать о нашей связи со Вселенной, но постепенно научимся отчетливо чувствовать Вселенную в ее конкретности. Но тогда мы почувствуем так­же и то, что наша судьба действительно есть отображение мира небесных светил, солнечного и лунного бытия. Тогда мы научимся взирать во Вселенную и научимся читать о на­шей человеческой жизни в жизни великой Вселенной. И по­том мы научимся снова взирать внутрь нашей собственной души так, что научимся понимать Космос, исходя из нашей собственной души. Ибо никто не поймет Луны, если он не постигнет необходимости, правящей в человеческой судьбе, никто не поймет Солнца, если он не постигнет свободы в человеческом существе. Так связаны вещи с необходимостью и свободой.

Для того, чтобы такое действительно эзотерическое воз­зрение могло вступить в наши души и в будущем могло бы еще действеннее жить в мире, мы постарались дать некоторые импульсы во время Рождественского собрания в Гётеануме*(*Ср. «Рождественское собрание по случаю основания Антропософского общества» (ПСС, т. 260).). Я надеюсь, что-то, что разыгралось в эти рождественские дни, будет все больше входить в сознание наших друзей, наших дорогих коллег. Я хотел бы в этом отношении обратить ваше особое внимание на то, что теперь в руках каждого члена Общества может оказаться бюллетень под названием «Что происходит в Антропософском обществе», который выходит в свет каждую неделю** (**Первый номер «информационного листка» или «Сводного листка» («Что происходит в Антропософском обществе») появился 13 января 1924 года. Газета выходила в качестве приложения к еженедельнику «Гётеанум» (издается до сих пор).) и еще на многое другое, что разви­вается в Антропософском обществе; само оно в будущем ока­жется причастным той живой жизни, которая может произой­ти из антропософии. Изолированность друг от друга наших секций должна как-то прекратиться. Только благодаря этому антропософское общество станет чем-то целостным, так, что­бы тот, кто состоит в антропософской секции в Новой Зелан­дии, знал бы, что происходит в антропософской секции Берна или Вены, а тот, кто состоит в антропософской секции в Бер­не, знал бы, что происходит в Новой Зеландии, Нью-Йорке или Вене. Возникает возможность для этого. И среди многих вещей, которые мы создаем или, по меньшей мере, хотим со­здать, исходя из этих Рождественских дней, надо, чтобы этот бюллетень стал действительно органом, сообщающим обо всем том, что происходит в антропософском мире. Необходимо понять значение этого бюллетеня, и тогда можно будет по­нять, что в свою очередь мы должны сделать для преуспева­ния этого начинания.

В Дорнахе вышел уже 3-й номер бюллетеня, где я как раз пишу о том, как каждый отдельный наш сочлен может содей­ствовать тому, чтобы этот бюллетень действительно стал ото­бражением антропософского творчества, осуществляемого в ан­тропософском движении. Только потому, что я думаю, что жизнь в Антропософском обществе должна стать более активной, чем она была прежде, — и для этого необходимо, чтобы в антропо­софском обществе больше, чем прежде, культивировалась антро­пософия (я имею в виду не изучение материала, но, скорее, ин­тенсивность, энтузиазм, любовь), — я говорю сейчас об этом. Я ведь имел достаточно права при тогдашних условиях в мире позволить себе уйти так сказать, на пенсию: ведь я как раз достиг к тому времени надлежащего возраста для ухода на пенсию. И только потому, что я думаю о том, о чем я только что говорил, я принял решение (и это после того как в 1912 году я уже однажды отказался взять на себя личное руководство Ант­ропософским обществом*(*Когда в 1912/13 гг. произошло отделение от Теософского общества (Адьяр), в котором Рудольф Штейнер был Генеральным секретарем Не­мецкой секции, он не взял на себя в новообразованном Антропософском обществе никакой руководящей должности.)) начать сначала, и мне мнится, как будто бы я опять стал молодым и полностью способным к действию. И я хотел бы, мои дорогие друзья, чтобы меня дей­ствительно поняли в этом смысле: должен прийти более живой интерес к более живой жизни в Антропософском обществе. Это есть именно то, чего я хотел бы (если вы не были в Дорнахе, то вы могли бы прочесть это в «Гётеануме» и в бюллетене), — чтобы то, что совершилось на том Рождественском собрании, смогло как духовное слово действительно проникнуть к каждо­му отдельному члену нашего Общества. И тем самым будет достигнуто введение настоящей эзотерической жизни. Ради это­го в то Рождество была основана Свободная Высшая школа духовной науки, — ради того, чтобы в наше Антропософское общество могла войти эзотерическая жизнь.

Эти слова, которые я сегодня сказал вам, мои дорогие друзья, были призваны выразить следующее: «Пусть эзотерическая жизнь войдет в нашу среду таким образом, как я об этом постоянно говорю; это затем сможет быть осуществлено благодаря тому, что будет проистекать из Дорнаха как местонахождения нашего Всеобщего, основанного на Рождество Общества. И пусть до­рогие друзья этой Бернской секции внесут свой вклад в то, что мы хотели бы совершить из Дорнаха для антропософского дви­жения в меру тех сил, которые имеем.
ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ

Берн, 16 апреля 1924 г.

Здесь, в кругу новых бернских антропософских друзей, од­нажды уже было сказано, что Рождественское Собрание было призвано к тому, чтобы внести некую новую черту в антропо­софское движение. Возможно, что сознание этой новой черты акцентируется недостаточно часто. Ибо речь идет о том, что до этого Рождественского Собрания, — по меньшей мере, кое-где на практике, — Антропософское общество представля­лось обществом, которое ведает содержанием и жизненным импульсом антропософии. Так повелось с тех пор, как Антро­пософское общество выделилось в качестве самостоятельного из Теософского общества.

И развитие этого Антропософского общества ведь не шло так, как оно могло идти, учитывая, что я тогда не занимал в нем места ни в его правлении, ни где-нибудь еще, но находился на свободном положении внутри Общества. Притом мало об­ращали внимания, что могло развиться при такой предпосыл­ке. И произошло так, что примерно с 1919 года (после того как в военные годы руководство Антропософским обществом было затруднено) внутри Антропософского общества стали обозначаться всевозможные устремления*(*См. «Антропософское построение общины» (ПСС, т. 257), а также «Кон­ституцию Всеобщего Антропософского общества и Свободной Высшей школы Духовной науки» (ПСС, т. 260 а).), проистекавшие из тех или иных амбиций его членов, которые наносили суще­ственный ущерб собственно антропософскому делу: из-за это­го враждебность внешнего мира выступила особенно сильно. Это ведь вполне естественно: если такие устремления высту­пают внутри общества, которое стоит на оккультной почве, тогда, в конце концов, исходя из эзотерики, подобные вещи должны возникнуть. Подумайте все-таки о следующем. Если бы я с самого начала воспрепятствовал всему тому, что хотело образоваться, то сегодня большинство участников сказало бы: «Если бы все это было осуществлено, то пошло бы на пользу!»