Эзотерические рассмотрения кармических взаимосвязей

И вот, для меня обнаружилось, что эта личность в своей прошлой земной жизни, уже в христианскую эру, была ирланд­ским посвященным, который в качестве миссионера пришел из Ирландии в Эльзас; там он был учителем в одном из святи­лищ мистерий и имел в качестве своих учеников тех индиви­дуумов, которые воплотились на Земле в XIX столетии почти одновременно с ним и почти там же, где и он. В различных мистериях посвящения существовал закон, согласно которому некоторым ученикам надлежало так связать себя со своим учителем, что он больше не смел их оставить, если они опять встречались с ним при определенных обстоятельствах в одной из позднейших земных жизней. Так дело обстояло прежде всего с индивидуальностью Виктора Эммануила, которую Га­рибальди не мог не чувствовать связанной с ним самим, ибо эта индивидуальность была его учеником в его прошлой жиз­ни посвященного. Тут не играют роли никакие теории. Но в позднейшей земной жизни приходится следовать не какой-то внешней преемственности, но, пусть бессознательно, тому внут­реннему закону, который сводит людей вместе сообразно тем импульсам, которые проистекают изнури процесса историчес­кого развития.

На примере всего этого можно усмотреть, как былой посвя­щенный в своей позднейшей земной жизни выступает как та­кая личность, которая внешне не проявляет себя в качестве посвященного, хотя былое посвящение обнаруживается и в жизненной судьбе этой личности, и в ее деяниях; это происхо­дит потому, что человеческая телесность позднейшего времени и воспитание, получаемое тогда человеком, не дают возможно­сти посвященному выступить в таком своем позднейшем воплощении в качестве посвященного. Это случилось также и с той личностью, которая жила при дворе Гарун аль Рашида и которая после прохождения через врата смерти должна была избрать другой путь, чем сам Гарун аль Рашид. Эта личность была внутренне глубоко родственна, глубоко внутренне связа­на с тем, что она восприняла в себя из восточной мудрости, как тайны посвящения. Она не могла проделать тот путь, которым пошел Гарун аль Рашид, тяготевший больше к внешнему блес­ку. Она избрала другой путь, который привел ее к такому перевоплощению в позднейшее время, что эти обе индивиду­альности снова встретились в тех течениях европейской циви­лизации, которые развились под влиянием их обоих, Гарун аль Рашида и его советника, и которые насаждались ими в Европе. И душа этого советника появилась опять на Земле как Амос Коменский, который тогда также не мог внешним образом из­живать то, что было им обретено в древнем посвящении. Но он со всей энергией вторгся в дело воспитания и обучения, в педагогику того времени (которое есть также и время Бэкона Веруламского), — и это выявило то глубокое и значительное, что жило в Амосе Коменском. Мы видим, что Амос Коменский обладал более внутренней активностью по сравнению с тем, какой была личность советника при дворе Гарун аль Рашида; примерно тогда же снова воплотился и Гарун аль Рашид. И, взирая на эти личности, мы видим, как через них проходит поток развития, в котором смешиваются цивилизации и куль­туры. Взирая на развитие европейской жизни и в XVI-XVII столетиях, мы повсюду находим арабизм — пусть в новых формах. Во всем, что проистекало от Бэкона, арабизм выступа­ет более внешним, блистательным образом. А во всем том, что проистекало от Амоса Коменского, можно заметить еще глубо­кую восточную сосредоточенность на внутреннем мире чело­века.

То, что я вам сейчас говорю, — ни в какой мере не мысли­тельные конструкции. Ибо истину этих вещей невозможно найти путем понятийного мышления: это возможно только тогда, когда сам внутренне соединяешься с соответствующими духовными индивидуальностями и при помощи инспиративного исследо­вания ищешь путь, ведущий от одной их земной жизни к другой. Вот таким образом многое от арабизма было перенесено в Новое время — путем перевоплощения душ, вступивших в новую земную жизнь. Тут важно прежде всего никогда не искажать смысл такого исследования кармических закономернос­тей.

Итак, к прошлым земным жизням интересующих вас чело­веческих личностей ведут пути, исходящие от кажущихся не­существенными особенностей этих личностей, как например, недоразвитая ступня. Вообще надо обладать чуткостью к внут­ренним жизненным конфигурациям, если хочешь говорить о карме в истории.

Я хотел бы привести еще один пример. В той области, кото­рую ныне называют северо-востоком Франции, жила в VIII-IX веках одна личность, которая по тогдашнему времени была состоятельным владетелем земельного имения. Но сама она была авантюристом по натуре и предпринимала военные похо­ды в соседние области. Сегодня это кажется не очень правдо­подобным, но в тогдашние времена все же случалось, что эта личность время от времени оставляла свой дом и двор и от­правлялась в опасные военные набеги на соседние области. Но однажды по возвращении она нашла свое имение захвачен­ным другим, обладавшим таким могуществом в отношении людей и оружия, что прежнему владельцу пришлось отказаться от борьбы. И поскольку он был лишен возможности отправиться в далекие страны, ему пришлось стать вассалом, своего рода крепостным у этого нового владельца (термин «крепостной» взят из отношений более позднего времени). Так между этими людьми сложились своеобразные отношения. Положение пер­вого владельца земельного имения в корне изменилось. На земле, которой прежде владел он, сидел теперь другой владелец, а сам он оказался в том положении, в котором, прежде находи­лись люди, зависящие от него. И он стал устраивать в соседних лесах с единомышленниками ночные собрания, как их на­звали бы сегодня, на которых они давали выход своему озлоб­лению против похитителей их прежних владений и против тех отношений между людьми, которые все это допускают. Очень интересно узреть эти ночные сборища и прислушаться к тому, что там говорилось из глубины человеческого негодования и озлобления.

Так вот, мне удалось проследить путь обеих этих личностей после прохождения ими врат смерти в IX веке, приведший их к новому воплощению в XIX столетии. Первый из них, который сначала был собственником и у которого потом его земельное владение было отнято, стал в XIX столетии основоположни­ком социализма — Карлом Марксом*(*Карл Маркс (1818-1883).). Внешние спекуляции и т. п. ни к чему не приводят, настолько изменились внешние обстоятельства, но тем не менее можно проследить некоторые общие подосновы душевного склада у низвергнутого земель­ного собственника IX века и у Карла Маркса в XIX столетии. А тот другой собственник, который вытеснил его и причинил ему так много зла, есть его друг Фридрих Энгельс**(**Фридрих Энгельс (1820-1895) - политик-социалист и писатель, ста­рый друг, товарищ по борьбе и помощник Карла Маркса.). Я гово­рю об этом не ради какой-либо сенсации, но потому что надо научиться понимать жизнь людей и историю человечества, ис­ходя из взаимосвязей повторных земных жизней.

К таким вещам надлежит относиться с глубокой серьезнос­тью не только в мыслях, но и в ощущениях души, и не гово­рить о них из сенсационных амбиций. Этот пример характерен для развития духовной жизни европейского человечества, но в эту европейскую культуру оказалось включенным и то, что проистекало из арабизма. В Европе Нового времени присут­ствует много арабизма, хотя и совсем в другой форме.

Одним из предшественников Гарун аль Рашида, — более ранним, чем он, преемником пророка Магомета, — был халиф Муавия***(***Муавия — халиф с 661 по 680 г.; перенес резиденцию из Медины в Дамаск.), живший в VII веке христианской эры. Это была примечательная личность, жаждавшая арабских вторжений в страны Запада, их завоевания, но мало преуспевшая в этом; после того как она прошла через врата смерти, это ее внутрен­нее устремление на Запад, оставшись неизжитым в земной жизни, сохранилось у нее и в духовном мире — вплоть до ее нового рождения на Земле. То, что было в душе этой личности, — тяга на Запад, изживание арабизма — привело к тому, что один из ранних преемников пророка Магомета опять появился на Земле в качестве одного из задававших тон деятелей XX века. В те времена, когда Рождественское Собрание в Гётеануме еще не оказывало своего влияния, я многократно возвра­щался к вопросу о повторных земных жизнях определенной личности. И было не слишком понятно, о чем шла речь: в конечном счете все доказательства лежат именно в наблюде­нии кармических взаимоотношений земной жизни. Ибо Муавия опять появился на Земле в наше время как Вудро Вильсон*(*Вудро Вильсон (1856-1924) - с 1913 по 1921 г. президент Соединен­ных Штатов Америки.), доведя абстрактный арабизм до его крайнего выражения в условиях внешней цивилизации нашего времени. И мы ви­дим, как в Вудро Вильсоне выступает такая индивидуальность, которая энергично — особенно в его пресловутых «Четыр­надцати пунктах»** (** Имеется в виду Вильсонова программа мира по окончании I мировой войны. Впервые провозглашена в послании Американскому Конгрессу 8 января 1918 г.) - изживает арабизм в наше время. То, что пришло, к несчастью нашего времени, через Вудро Вильсо­на, лучше всего можно изучить путем сравнения формулиро­вок этих «Четырнадцати пунктов» с некоторыми оборотами речи Корана. Тогда многое для вас станет понятным, и вы обнаружите, какие замечательные тайны открываются после того, как вы постигаете взаимосвязи, заключенные в этих ве­щах.

В наши дни, мои дорогие друзья, проведение удовлетворяю­щих человека исторических наблюдений возможно только тог­да, когда мы со всей серьезностью обращаемся к конкретным фактам повторных земных жизней и к наблюдениям над кар­мой и внутренними взаимосвязями, проявляющимися в отдель­ных земных жизнях человека. После того как Антропософское общество в течение двух десятилетий подготавливало то, что сегодня может совершиться под влиянием нашего Рожде­ственского Собрания, я решаюсь теперь все чаще обращаться к тому, о чем уже было сообщено в 1902 году при основании немецкой секции Теософского общества, — «Практическим уп­ражнениям относительно кармы». Эти практические упражне­ния ради познания кармы должны стать одной из частей нашей антропософской жизни, — но никак не в сенсационных целях, а ради того, чтобы они сделались основой тех значительных импульсов, которые должны жить внутри Антропософского об­щества. Будем же смотреть на эти сообщения, как на излияние того эзотерического, которое должно просвечивать сквозь ан­тропософское движение и должно быть воплощено в Антро­пософском обществе. Уясните себе то, с какой глубокой серь­езностью надлежит рассматривать такие вещи. Если вы отне­сетесь к ним с такой серьезностью, то сможете продолжить дальше начинание Лессинга, когда он в заключении своего «Воспитания человеческого рода» указал на повторные зем­ные жизни человека. Ибо человеку надлежит, исходя из более глубокого интимного наблюдения над существом человека, над судьбой человека, заново признать следующую истину: благо­даря духовной науке постигаешь истинное существо человека. А если человек познает самого себя, то он всегда может произ­нести слова: «Так не принадлежит ли мне вся вечность?!» Но при этом надо познать, как конкретно структурирована эта вечность, как в ней действуют кармические закономерности, проявляясь в распорядке человеческих судеб, в исторической жизни человечества.
ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ

Штутгарт, 1 июня 1924 г.

Большое спасибо доктору Унгеру*(*Карл Унгер (1878-1929): с 1905 г. - ведущий штутгартский антро­пософ. Оратор и писатель; занимал множество важных должностей в Антропософском обществе. Убит в 1929 г. человеком, страдавшим пси­хическим расстройством.) за сказанные им слова. Поверьте, что я очень доволен возможностью опять говорить в кругу штутгартских друзей.

В последний раз, выступая здесь по случаю Вальдорфской школьной конференции, я показал вам кое-что из того, что относится к кармическим закономерностям, действующим в развитии человечества. Сегодня я хотел бы продолжить ту лекцию; при этом буду исходить из более или менее известно­го, чтобы затем перейти к неизвестному.

Вы знаете, что человек, пройдя через врата смерти, прежде всего переживает факт рассеяния своего эфирного тела в Кос­мосе после того, как он в момент смерти сложил с себя физи­ческое тело. Так вот, сегодня мы будем рассматривать не этот первый посмертный этап, то есть не сложение человеком с себя или собственно рассеяние эфирного тела в Космосе, но то, что следует за этим. И мы лучше всего поймем это, если спер­ва бросим взор на человеческую земную жизнь, как она ра­зыгрывается между рождением и смертью. Эта человеческая земная жизнь протекает в чередовании двух резко различаю­щихся состояний — бодрствования и сна. Из различных ант­ропософских рассмотрений вы знаете, что состояние бодрство­вания возникает потому, что четыре члена существа нынешне­го человека — физическое тело, эфирное тело, астральное тело и «я» — тесно соединены между собой, побуждают и поддер­живают друг друга в их деятельности. А состояние сна возни­кает потому, что физическое тело и эфирное тело лежат в постели, временно ведя растительное существование, тогда как астральное тело и организация «я», отделившись от физичес­кого и эфирного тел, самостоятельно живут в духовном мире.

Из обыкновенного жизненного опыта вы знаете, что когда человек в своей земной жизни воспоминает прошлое, то он, собственно, в известном смысле фальсифицирует это воспоми­нание. Ибо когда мы, обладая обыкновенным сознанием, взи­раем в свое прошлое, тогда оно предстает перед нами в виде непрерывного потока: одно событие вытекает из другого, и мы при этом почти никогда не принимаем во внимание того, что мы ведь имеем дело вовсе не с таким непрерывным пото­ком воспоминаний. В действительности ход воспоминаний не­престанно прерывается ночами, и мы, собственно, должны были бы увидеть в таком воспоминании следующее: день, ночь, день, ночь... Всегда, так сказать, нечто светлое перетекает в нечто темное, это последнее опять перетекает в нечто светлое и так далее. Почти всегда бессознательной — за исключением сно­видений, вздымающихся из ночного сна, — является та часть земной жизни, которую мы проводим во сне, просыпаем; как правило она составляет одну треть земной жизни, если только человек не оказывается соней. Вполне можно подсчитать (при­няв во внимание и то, насколько больше спит ребенок) то время, что мы просыпаем, и получается приблизительно одна треть времени жизни человека на Земле.

Прежде всего вы можете задать вопрос: «Что же делают во время сна организация «я» и астральное тело?» Они ведь находятся тогда в духовном мире. Но они не имеют восприя­тий в духовном мире, они остаются бессознательными — за исключением, как сказано, сновидений. Если бы человек — такой, какой он есть на Земле с его обыкновенным сознанием, — постоянно получал восприятия в состоянии сна, то он был бы сбит с толку в ту или другую сторону: либо так, что он странствовал бы там с парализованным сознание, какое бывает у человека днем в обморочном состоянии, — это если он силь­нее предрасположен к ариманическому; либо же так, что он странствовал бы там со спутанным сознанием, когда мысли и ощущения захлестывают друг друга, — это если человек силь­нее предрасположен к люциферическому.

Вообще говоря, человек ночью защищен «стражем порога», от восприятия окружающего его духовного мира. Лишь когда человек прошел через врата смерти, то после первых дней, сложив с себя эфирное тело, он вступает в такое посмертное существование, при котором переживает минувшую жизнь, но — в обратном порядке, начиная со дня смерти и вплоть до рождения. Но мы переживаем тогда не прошедшие дни, а ночи. Поэтому время, в течение которого мы переживаем в обратном порядке свою земную жизнь, занимает приблизительно одну треть времени той нашей жизни. У человека, достигшего шес­тидесятилетнего возраста и затем умершего, это посмертное странствование в обратном направлении длится около двадца­ти лет. Значит, посмертная жизнь проходится человеком в три раза скорее, чем земная. И тогда мы переживаем жизнь между смертью и новым рождением таким образом, что взираем в ночи, в течение которых бессознательно создавались образы, являющиеся в известном смысле негативными отображениями жизни.

Если бы человек не был защищен стражем порога, то он каждую ночь имел бы следующее переживание (и он не мог бы их вынести, ибо результатом было бы то, что я опишу): если он причинил зло какому-либо человеку, то он должен был бы переместиться в того другого человека, — в его ощу­щения и переживания из-за зла, причиненного ему. Человек во время сна действительно оказывается внутри человека, на ко­торого он так или иначе воздействовал. Но только мы этого не сознаем во время сна по указанной причине. Но после смерти мы переживаем это очень, очень интенсивно. Мы пере­живаем тогда минувшую земную жизнь в обратном порядке и везде имеем переживания компенсации в отношении того, что сделали или же упустили сделать. Благодаря чему мы имеем эти переживания компенсации?

Чтобы ответить на этот вопрос, укажем на одно космичес­кое событие. Как я часто говорил вам, Луна, которая в ходе развития Земли первоначально была ее частью, затем отдели­лась от Земли. Я недавно излагал здесь, как Луна вышла из Земли и обрела самостоятельное физическое существование. Я также упоминал, что через некоторое время после того, как Луна отделила свое физическое существо от Земли, туда ушли древнейшие первоучителя человечества, которые на Земле воп­лощались не в физическом, но в эфирном теле. Поэтому воздействие на людей они оказывали посредством имагинации и инспирации. Чудесные учения, которые в поэтически-образной форме сохранились в сказаниях народов, происходят от неког­да бывшей на Земле великой, величественной мудрости, какая была сообщена человечеству этими первоучителями. Они смогли затем, в силу их природы, уйти на отделившуюся Луну, и жи­вут с тех пор там.

Когда человек проходит через врата смерти, то начинает переживать Космос. И он фактически переживает Космос та­ким образом, что сам, вместе со всем своим бытием все сильнее увеличивается в размерах. Сперва он врастает в лунную сферу. Врастая в лунную сферу после своей смерти, человек встречает­ся с тем, чем теперь являются эти великие первоучителя чело­вечества. Эти великие первоучителя неким образом хранят наи­вно-инстинктивное, невинное состояние человечества. Прежде, чем люди впали в возможность творить зло, на Земле были эти первоучителя. Поэтому они воспринимают то, что вписывается в Акаша-хронику; во время ночного сна пережитое нами в зем­ном существовании они пронизывают своей собственной сущ­ностью и затем дают пережить нам это в ходе посмертного обратного прохождения минувшей земной жизни, занимающего одну треть ее времени, — пережить сильнее, чем это пережива­лось здесь на Земле. Кто может ясновидчески взирать в то, что переживает умерший в эти первые десятилетия после смерти, тот знает, что хотя земные переживания являются достаточно сильными, чтобы наносить нам удары и погонять нас, но то, что переживает умерший из-за магии первоучителей, развернувших свою колонию на Луне, действует гораздо сильнее земных пере­живаний, заглушая и обесцвечивая их. И мы действительно про­ходим через это, переживаем это после смерти. Скажем, вы дали какому-то человеку пощечину; и вот, когда вы после смерти переживаете это в обратном порядке, то испытываете тогда не гнев или злобу, приведшие к этой пощечине, и не удовлетворе­ние, но вы проникаете в того другого человека и переживаете его боль, потрясение его души, — вы в точности ощущаете то, что он тогда пережил. Созерцание, сопереживание этих сверше­ний вместе с умершим если и не потрясает душу, то чрезвычай­но сильно ее затрагивает.

Приведу пример. Почти все вы можете вспомнить, что сре­ди моих мистерий-драм*(*Ср.: «Четыре Мистерии-Драмы» (1910-1913) (ПСС, т.14).) есть образ Штрадера. Этот образ Штрадера, как и почти все образы мистерий, взяты мною из жизни. Была одна личность** (**Бывший монах ордена Капуцинов, позднее профессор философии Ги­деон Спикер (1840—1912). Ср.«Эзотерические рассмотрения..., том IV (ПСС, т. 238).), которая прожила свою жизнь почти в точности так, как Штрадер, изображенный в моих мис­териях. Я питал большой интерес к этой личности во время ее физического земного существования. И вот в 1912 году она умерла. Тогда меня заинтересовали ее переживания после смер­ти. Все то, что эта личность (которая в конце концов стала теологом-рационалистом) пережила здесь, на Земле, явилось ей с гораздо большей интенсивностью при посмертном пережива­нии воздействия ее книг, ее теологического рационализма и так далее. После того как я некоторое время вживался в то, что она пережила после смерти, я уже не мог продолжить жизнь Штрадера в моих мистериях-драмах: он там умирает. Ибо у меня больше не было интереса к его земной жизни: он был погашен превосходящим интересом к тому, что он пере­живал после смерти.