Книга адресована всем, кто заинтересован в разобла

правду. Обнаружение лжи представляет со-
бой всего лишь догадку, основанную на ин-
формации. Но эта догадка все же значительно
снижает возможность совершения ошибок
веры лжи и неверия правде. И наконец, она
дает почувствовать и верификатору, и лжецу
всю трудность предсказаний успешности или
безуспешности процесса разоблачения.
Техника обнаружения лжи позволит чело-
веку, подозревающему обман, оценить, на-
сколько основательны или безосновательны
его подозрения. Порой все, что ему удается
узнать, состоит в том, что узнать он ничего не
может, как это было в случае с Отелло. А по-
рой он может выявить все ошибки и узнать,
на что лучше обратить внимание, что имен-
но слушать и на что смотреть. Эта техника
может оказаться полезной и для самого лже-
ца; указать ему, что на этот раз обстоятель-
ства против него, и не дать ему пуститься во
все тяжкие, удержать от дальнейшей лжи.
Или же наоборот — лжец может воодуше-
виться той легкостью, с какой он уворачива-
ется от ловушек, и сосредоточить все свое
внимание на том, как избежать их в дальней-

шем. Но в следующей главе я объясню, поче-
му содержание этой книги все-таки более по-
лезно верификаторам, а не лжецам.
Чтобы обнаружить ложь, необходимо от-
ветить на 38 вопросов. Большая их часть уже
упоминалась в предыдущих главах, теперь
же я просто сведу их в единый опросный лист
и добавлю еще некоторые из тех, какие до сих
пор не было смысла рассматривать. На осно-
вании этой анкеты я проведу анализ разнооб-
разных видов лжи, чтобы показать, почему
одни люди лгут легко, а другие — с большими
трудностями. (Анкета помещена в табл. 4 при-
ложения (Таблица 4 «Полный список вопро-
сов верификатора»).)
Человек, лгущий легко, совершает мало
ошибок; таким образом, верификатору труд-
но его обнаружить, в то время как лгущего с
трудом, обнаружить легко. При легкости ис-
полнения лжи человеку не требуется ни
скрывать, ни фальсифицировать свои эмо-
ции, у него достаточно возможностей лгать о
конкретных вещах и богатый опыт в таком
деле; кроме того, у жертвы (то есть потенци-
ального верификатора) обычно даже не воз-

никает подозрения. Газетная статья под на-
званием «Как охотники за головами высле-
живают свои жертвы в корпоративных джун-
глях»  [174]  описывает множество именно та-
ких, с легкостью совершаемых обманов.
Эти охотники сманивают работников из
одной компании в другую, как правило, кон-
курирующую. А поскольку ни одна компания
не хочет лишаться способных работников,
охотники за головами действуют отнюдь не в
лоб. Сара Джонс, например, охотник за голо-
вами из некой нью-йоркской фирмы, расска-
зывала, что получала всю необходимую ей
информацию, задавая для начала простой,
якобы касающийся совершенно общих и от-
влеченных исследований, вопрос: «Мы изуча-
ем влияние образования на карьеру. Могу я
задать вам пару вопросов? Мне не нужно
знать вашего имени, меня интересуют только
статистические данные, касающиеся вашего
образования и трудовой деятельности». И за-
тем выспрашиваю у кандидата всё что мне
нужно: и сколько денег он получает, и каково
его семейное положение, возраст, и сколько у
него детей… Так охотники за головами вы-

нуждают человека давать о себе всю необхо-
димую им информацию — и прямо не сходя с
места, что и требуется» [175]. Другой охотник
описывает свою работу следующим образом:
«Когда люди порой спрашивают меня, чем я
занимаюсь, я отвечаю, что лгу, жульничаю и
ворую, тем и живу» [176].
Примером же трудной лжи может являть-
ся ложь пациентки психиатрической клини-
ки Мэри, о которой я рассказывал во введе-
нии.
Врач. Ну, Мэри, как вы себя сегодня чув-
ствуете?
Мэри. Отлично, доктор. Мне бы хотелось
провести выходные… эээ… дома, с семьей, вы
же знаете. Ведь прошло… эээ… уже пять
недель, как я тут, в больнице.
Врач. И никакого чувства подавленности,
Мэри? Никаких мыслей о самоубийстве? Вы
точно от них избавились?
Мэри. Мне, правда, так неудобно за всю эту
историю. И теперь… Теперь я точно об этом
не думаю. Мне просто хочется домой, к мужу.
И Мэри, и Сара преуспели в своей лжи. Не
поймали ни ту ни другую, несмотря на то, что

поймать Мэри было очень нетрудно. Все пре-
имущества были на стороне Сары, Мэри же
лгала трудно, была менее опытным обманщи-
ком, а врач, наоборот, обладал всеми преиму-
ществами верификатора. Но давайте, не каса-
ясь особенностей лжецов и верификаторов,
сначала рассмотрим, какова бывает ложь са-
ма по себе.
Мэри вынуждена была лгать о чувствах,
Сара же — нет. Мэри скрывала страдание, мо-
тивировавшее ее планы о самоубийстве; та-
кие чувства вообще скрыть трудно, а кроме
того, усилия, направленные на сокрытие, мо-
гут исказить и изображаемые положитель-
ные эмоции. Мэри пришлось лгать не только
о своих чувствах, но и, в отличие от Сары,
сильно переживать свою ложь и скрывать
еще и эту эмоцию. Обман Сары, как часть ее
работы, полностью санкционирован, и пото-
му ей не приходится чувствовать себя за него
виноватой. Несанкционированная же ложь
Мэри порождала чувство вины, поскольку
обычно предполагается, что пациент должен
быть честен с лечащим врачом, пытающимся
ему помочь, а Мэри к тому же еще и симпати-

зировала своему доктору. Ей было стыдно и
за свою ложь, и за вынашиваемые планы. Са-
мые большие трудности при обмане возника-
ют из-за тех эмоций, которые человек ощуща-
ет в момент лжи; чем сильнее эмоции, кото-
рые необходимо скрывать, и чем их больше,
тем трудней лгать. Вот почему помимо стра-
дания Мэри чувствовала еще и стыд, и вину.
И теперь, когда мы перейдем от рассмотрения
лжи к анализу лжецов, мы увидим, что Мэри
испытывала еще и некую четвертую эмоцию,
которую тоже была вынуждена скрывать.
Мэри гораздо менее опытна и искушена во
лжи по сравнению с Сарой; до сих пор она и
не пыталась скрывать ни своих страданий,
ни мысли о самоубийстве, а кроме того, нико-
гда не лгала психиатрам. Из-за отсутствия
опыта она боялась, что ее поймают, и, таким
образом, к грузу скрываемых чувств добав-
лялся еще и этот страх, который тоже, без со-
мнения, выдавал ее. Сама специфика заболе-
вания делала Мэри особенно уязвимой имен-
но для страха, вины и стыда, больше того —
она, судя по всему, оказалась неспособной хо-
рошо скрывать эти чувства.

Мэри не предвидела всех вопросов врача и
вынуждена была идти у него на поводу. С Са-
рой же дело обстоит прямо противополож-
ным образом; она обладала большим опытом
именно в этом роде обмана, была уверена в
своих способностях и имела хорошо отрабо-
танную твердую линию поведения. Кроме то-
го, за Сарой было преимущество активной по-
зиции, умения играть роль так убедительно,
что порой она и сама не сомневалась в своей
абсолютной правдивости.
Однако у врача, выступающего в качестве
верификатора, были еще три преимущества.
Он не в первый раз встречался с пациенткой,
и предыдущее знание специфических особен-
ностей ее поведения давало ему хороший
шанс избежать капкана Брокау. Затем, он,
как и большинство психиатров, прекрасно
умел обнаруживать скрываемые эмоции. И
наконец, он был осторожен, ждал обмана, хо-
рошо зная, что суицидальные больные даже
после нескольких недель пребывания в кли-
нике могут скрывать свои планы, вырваться
на свободу и повторить попытку.
Ошибки Мэри были отчетливо видны в ре-

чи, голосе, движениях тела и выражениях ли-
ца. Она не умелый лжец, не бойкий говорун,
и потому признаки обмана проявлялись и в
подборе слов, и в самом голосе: речевые ого-
ворки, непоследовательность, многословие и
паузы. Кроме того, сильные негативные эмо-
ции, испытываемые ею, дали еще один при-
знак — повышение тона. Признаки четырех
эмоций (страдания, страха, вины и стыда)
проявлялись в эмблемах (пожатие плеч), ма-
нипуляциях, приостановленных иллюстраци-
ях и микровыражениях. Они были видны и в
соответствующих движениях лицевых мышц,
несмотря на все попытки Мери контролиро-
вать свою мимику. А поскольку врач знал Мэ-
ри уже давно, он должен был гораздо тща-
тельнее интерпретировать ее движения и ма-
нипуляции, в то время как на самом деле он и
вообще не обнаружил никаких признаков об-
мана с ее стороны. Однако уверен, если бы он
знал все только что изложенные мной пози-
ции, он обнаружил бы обман своей пациент-
ки без труда.
Сара находится в почти идеальном поло-
жении для лгущего: ей не надо скрывать свои

эмоции, у нее опыт в обманах именно такого
рода, у нее есть время отрепетировать свою
роль, есть (благодаря минувшим успехам)
уверенность, она обладает природным даром,
отточенным практикой, ложь ей разрешена,
ее жертва ничего не подозревает, видит ее в
первый раз и, кроме того, не особенно иску-
шена в оценке людей. Разумеется, в случае с
Сарой, в отличие от Мэри, у меня не было воз-
можности для обнаружения признаков обма-
на просмотреть видеопленку или запись, и
приходится основываться только на газетной
статье. Поэтому можно предположить, что в
ее случае ни я и никто другой не смогли бы
заметить никаких признаков обмана. Сара
лгала легко, и оснований совершать промахи
у нее не было.
Но ни у Сары, ни у Мэри не было того пре-
имущества, которое заключается в своеобраз-
ном пособничестве жертвы, в желании жерт-
вы (по каким-либо собственным причинам)
быть обманутой. А вот у Руфи (из романа Ап-
дайка «Давай поженимся») такое преимуще-
ство было. Она лгала трудно, совершая мно-
жество промахов, но ее жертва сама не хоте-

ла замечать их. Напомню, что Джерри, муж
Руфи, услышал ее телефонный разговор с лю-
бовником и, заметив в голосе жены некие
необычные нотки, поинтересовался, с кем это
она говорила. Пойманная врасплох, Руфь на-
чала лепетать что-то о женщине из воскрес-
ной школы, чему он вряд ли поверил, однако
от дальнейших расспросов все же отказался.
Подразумевается, что Джерри не сумел обна-
ружить обман жены именно потому, что
имел некие основания не раскрывать ее из-
мены — у него самого была любовница, и как
впоследствии выяснилось, жена любовника
Руфи!
Давайте теперь сравним ложь Руфи, труд-
ную, но так и не раскрытую, с простой ложью,
тоже остающейся нераскрытой, но совершен-
но по другой причине. Это пример из недав-
него анализа техники обмана, применяемого
жуликами-виртуозами.
«В этой "зеркальной игре"… жулик прики-
дывается, что даже не подозревает, о чем мо-
жет думать его жертва, разоружая ее неожи-
данным открытым высказыванием ее мыс-
лей, казалось бы, совершенно во вред соб-

ственным же намерениям. Вот Джон Хамрак,
один из самых изобретательных жуликов та-
кого рода начала нашего века, одетый как
техник, входит в контору члена городской
управы в Сити-холл, в Венгрии. Хамрак заяв-
ляет, что пришел за часами, которые нужно
починить. Олдермэн, вероятно из-за большой
ценности часов, отдавать их не хочет. А Ха-
мрак, вместо того чтобы настаивать на своём,
начинает расхваливать часы, обращая вни-
мание чиновника на их колоссальную стои-
мость и как бы вскользь замечая, что именно
поэтому-то и явился за часами самолично. Та-
кие виртуозы добиваются своего, обращая
внимание жертвы на самые тонкие стороны
ситуации и таким образом как бы удостове-
ряя подлинность своей роли кажущимся на-
рушением своей выгоды» [177].
И первыми вопросами, которые нам необ-
ходимо в связи с этим рассмотреть, являются
следующие: есть в таких ситуациях какие-ли-
бо признаки обмана или их нет вовсе, а
также испытывает такой лжец какие-либо
эмоции в момент обмана или нет. Как я уже
объяснил в главе 2 (Глава 2 ПОЧЕМУ ЛОЖЬ

ИНОГДА НЕ УДАЕТСЯ) и проиллюстрировал в
анализе лжи Мэри, основные трудности при
обмане возникают из-за переживания эмо-
ций в сам момент лжи. Правда, дело конечно
же не только в эмоциях, однако начать рас-
смотрение лучше всего все-таки именно с
них.
Сокрытие эмоций может быть принципи-
альной целью лгущего (так было в случае с
Мэри). Но даже если это не так, даже если
лгут не о чувствах, чувства при лжи все равно
неизбежно присутствуют. В случае с Руфью
весьма многое говорило за то, что она чув-
ствовала угрызения совести и боязнь разобла-
чения. Она явно боялась последствий раскры-
тия своего обмана: она не только не смогла
бы продолжать роман, но была бы еще и на-
казана. Джерри мог бросить ее, узнай он об
измене, и в случае развода факт ее адюльтера
привел бы к ухудшению ее материального
положения. (Роман Апдайка был написан еще
до отмены разводов на основании вины.) Де-
тей тоже могли у нее забрать. Но даже и при
сохранении брака семейная жизнь Руфи все
равно значительно ухудшилась бы.

Конечно, не каждого обнаруженного лже-
ца наказывают; при неудаче не понесли бы
наказания ни Сара, ни Мэри. Тем не менее Ха-
мрак испытывал боязнь разоблачения в го-
раздо меньшей степени, чем Руфь. Он опытен
в такого рода делах и знает ценность того, что
заставляет его лгать. А Руфь, хотя и преуспела
в своем обмане, плохо знает, как вести себя в
таких ситуациях. Не уверена она и в своих
способностях обманщицы.
Единственным источником боязни разоб-
лачения является для Руфи наказание, кото-
рому она неминуемо будет подвергнута. Боит-
ся она наказания и за саму ложь. Если Джер-
ри узнает, что она его обманывает, его недо-
верие к ней станет источником беспокойства
и помимо ее измены. Порой рогоносцев стра-
шит даже не столько сама неверность, сколь-
ко потеря доверия — этого они не в силах про-
стить. Кроме того, еще раз заметим, что не
каждого лгущего наказывают за сам факт
лжи; это происходит только в том случае, ко-
гда обманщик и жертва намереваются быть
вместе и в дальнейшем, чему неверие дей-
ствительно является реальной угрозой. Если

ложь будет раскрыта, Сара как охотник за го-
ловами потеряет лишь возможность полу-
чить какую-то конкретную информацию; Ха-
мрака накажут не за перевоплощение в тех-
ника, а за кражу (или попытку кражи) часов.
Даже Мэри накажут не собственно за ложь;
обнаружение ее обмана только заставит вра-
ча вести себя с ней более осмотрительно. А
вера в то, что человек будет правдив всегда,
не предполагается (и не может быть востребо-
вана) никакими длительными отношениями,
даже браком.
Боязнь быть разоблаченной в случае с Ру-
фью усиливается еще и тем, что она знает о
подозрениях мужа. Жертва Хамрака, Олдерм-
эн, тоже подозревает всякого, кто хочет взять
ценные часы. И вся прелесть «зеркальной иг-
ры» заключается в том, что прямое обраще-
ние к тайным опасениям жертвы значитель-
но снижает ее подозрения. Жертва полагает,
что действительный вор никогда не будет на-
столько дерзким, чтобы высказать вслух
именно то, что и заставляет ее быть более
осторожной. Логика порой вынуждает вери-
фикатора не верить самым явным признакам

обмана, ибо очень непросто поверить в то,
что обманщик совершает такие явные прома-
хи. В своем исследовании так называемой во-
енной хитрости Дональд Дэниэл и Катрин
Хербиг заметили, что «чем значительнее про-
мах, тем труднее принять его за свидетель-
ство обмана, поскольку это кажется слишком
большим подарком для того, чтобы быть на-
стоящим (и действительно военные во мно-
гих случаях явной утечки информации пред-
почитают не верить ей)… и слишком бесстыд-
ным для того, чтобы быть чем-либо иным,
кроме подвоха» [178].
Руфь, как и Мэри, придерживается тех же
самых социальных ценностей, что и жертва
ее обмана, и поэтому может испытывать чув-
ство вины за свою ложь. Но Руфь испытывает
это чувство в гораздо меньшей степени, чем
Мэри, поскольку понимает, что сокрытие из-
мены не является преступлением. Даже осуж-
дающие адюльтер люди порой считают, что
неверному супругу лучше не признаваться в
своей неверности. В случае с Хамраком дело
еще более ясное. Как и охотник за головами
Сара, он не чувствует за собой никакой вины:

ложь — это то, что позволяет ему существо-
вать. Возможно, Хамрак просто прирожден-
ный лжец или психопат, что также снижает
возможность возникновения у него угрызе-
ний совести. Его ложь, как и ложь Сары, мож-
но назвать санкционированной.
Ложь Руфи и Хамрака позволяет отметить
еще два момента. Руфь не в состоянии пред-
видеть, когда именно ей потребуется солгать,
и потому не вырабатывает и не репетирует
своей линии поведения. Это увеличивает ее
боязнь разоблачения поскольку она знает,
что не имеет возможности прикрыть себя за-
ранее приготовленными ответами. В случае
же уличения Хамрака (что, правда, редко слу-
чается с профессиональными обманщиками),
у него в запасе всегда есть талант импровиза-
ции, который отсутствует у Руфи. Но у нее
есть другое большое преимущество перед Ха-
мраком, уже мной упомянутое, — ее жертва
сама хочет быть обманутой, не желая разоб-
лачать обманщицу из соображений собствен-
ной же выгоды. Иногда такие жертвы и сами
не сознают, что содействуют обману. Апдайк
так и оставляет невыясненным, осознавал

Джерри свое невольное содействие обману
или нет, и что думала об этом Руфь. Добро-
вольные жертвы облегчают задачу лжецов,
как правило, двояким образом. Если обман-
щик знает, что жертва как бы не замечает его
ошибок, он меньше боится разоблачения. А
если он еще и убежден, что делает именно то,
чего от него ждут, то практически не чувству-
ет за собой и никакой вины.
Итак, мы проанализировали четыре раз-
личных примера лжи и поняли, почему в слу-
чаях Мэри и Руфи можно и должно было за-
метить признаки обмана и почему это было
невозможно в случаях Сары и Хамрака. Те-
перь давайте рассмотрим еще один пример, в
котором лжецом был признан человек, гово-
ривший правду, и посмотрим, как техника
обнаружения обмана может помочь предот-
вратить подобные ошибки.
Джеральд Андерсон был обвинен в изнаси-
ловании и убийстве Нэнси Джонсон, жены
своего соседа. Муж Нэнси вернулся домой с
работы среди ночи, обнаружил ее мертвой и
побежал к соседям Андерсонам, где и расска-
зал, что жена убита, а сын пропал. Затем он

попросил мистера Андерсона вызвать поли-
цию.
Множество мелких случайностей застави-
ли полицию заподозрить в происшедшем
именно Андерсона. (На следующий день по-
сле убийства он не пошел на работу, напился
в местном баре, много говорил об убитой, а
когда его приволокли домой, разрыдался и
сказал жене: «Я не хотел этого делать, а сде-
лал». Впоследствии он утверждал, что имел в
виду свое опьянение, а не убийство, но ему не
поверили.) Когда полиция спросила его о про-
исхождении пятна на обивке его машины, он
заявил, что оно так там и было с момента ее
покупки. А в дальнейшем во время следствия
признался, что солгал о пятне, поскольку ему
было стыдно, так как пятно появилось тогда,
когда он как-то раз ударил жену, и у нее из
носа пошла кровь. Следователь не раз гово-
рил Андерсону, постоянно ссылаясь на этот
случай, что он человек, склонный к насилию,
и мог совершить убийство, да к тому же и
лжец, поскольку отрицает это. Дальше Андер-
сон признался и в том, что, будучи двенадца-
тилетним, участвовал в попытке совращения,

которая, правда, не принесла девочке никако-
го вреда и впоследствии никогда не повторя-
лась. Затем выяснилось и то, что ему в это
время было не двенадцать, а уже пятнадцать.
И это, как настаивал следователь, являлось
сильнейшим доказательством его лживости,
а также наличия сексуальных проблем — и,
значит, уличало в изнасиловании и убийстве
соседки Нэнси.
К делу привлекли Джо Таунсенда, профес-
сионального оператора детектора лжи, кото-
рого следователи считали непогрешимым в
деле разоблачения уголовников.
Сначала Таунсенд провел тест, состоящий
из двух длинных серий вопросов, и получил
несколько сбивающих с толку и противоре-
чивых результатов. При вопросе об убийстве
ответ Андерсона вызывал тот импульс, кото-
рый обычно свидетельствует об обмане при
отрицании вины. Но когда вопрос касался ви-
да орудия убийства и способа его совершения,
детектор не фиксировал никаких импульсов.
Короче говоря, Андерсон выказывал вину, ко-
гда речь шла об убийстве, и невиновность, ко-
гда дело касалось оружия, которым была чу-

довищно истыкана и располосована Нэнси.
На вопросы же о том, где он взял нож, какой
это был нож и где он от него избавился, Ан-
дерсон постоянно твердил одно и то же — «не
знаю», и никаких импульсов не было… Три
раза прогнал Таунсенд подозреваемого отно-
сительно орудия убийства — результаты оста-
вались без изменений. По окончании испыта-
ния Джо Таунсенд заявил Андерсону, что тот
испытания не прошел[179]. Мнение операто-
ра детектора устраивало следователей, убеж-
денных в том, что у них в руках истинный
преступник. Они тотально допрашивали Ан-
дерсона еще шесть дней (по видеозаписям
видно, как его сломали и заставили в конце
концов признаться в преступлении, которого
бедняга не совершал). Однако почти до само-
го конца он утверждал, что невиновен, что не
мог изнасиловать и убить Нэнси хотя бы по-
тому, что у него нет об этом даже никаких
воспоминаний. В ответ следователи заявили,
что на убийц, как правило, находит затмение,
и тот факт, что он ничего такого не помнит,
еще никак не доказывает того, что он дей-
ствительно не убивал и не насиловал. Андер-

сон сломался после того, как ему сказали, что
в убийстве соседки его обвиняет собственная
жена (последняя категорически отрицала это
впоследствии). Однако несколько дней спустя
Андерсон отказался от своего признания, а
через семь месяцев, после еще одного изнаси-
лования и убийства, был пойман настоящий
убийца Нэк Джонсон, сам признавшийся в
этом в ходе следствия.
Исходя из моего анализа, я предполагаю,
что эмоциональная реакция Андерсона на во-
просы об убийстве в ходе испытаний на де-
текторе, была вызвана факторами, имеющи-
ми меньше всего отношения ко лжи. Вспом-
ним, что детектор на сам деле выявляет не
ложь, а только эмоциональное возбуждение.
И здесь следовало обязательно выяснить, мог
Андерсон испытывать эмоциональное воз-
буждение только в том случае, если действи-
тельно убил соседку, или у него для подобно-
го возбуждения могли иметься и другие при-
чины. И если да, результаты испытания
должны были быть признаны неточными.
Но на карту обычно поставлено так много,
и наказание столь серьезно, что большинство

[180]  подозреваемых, виновных в соверше-
нии подобного преступления все-таки дей-
ствительно боятся; но при этом боятся и неко-
торые невиновные. Операторы детектора пы-
таются снизить боязнь незаслуженного обви-
нения у невиновных испытуемых (а равно и
усилить боязнь разоблачения у виновных),
говоря им о непогрешимости техники. Одна
из причин, по которой Андерсон боялся, что
ему не поверят, заключалась в самом харак-
тере следствия, проводимого еще до примене-
ния детектора.  Специалисты[181]  различают
допросы, проводимые с целью получения ин-
формации, и следственные действия, нося-
щие обвинительный характер и производи-
мые с целью получения признания у предпо-
лагаемого виновного. И следователи, как это
и произошло в случае с Андерсоном, зачастую
используют силу своего убеждения относи-
тельно вины подозреваемого для того, чтобы
вынудить последнего отказаться от утвержде-
ний о своей невиновности. Мало того, что это
затрудняет признание действительно винов-
ных, это еще и запугивает невиновных, пони-
мающих, что следователи относятся к ним

предвзято. Испытание на детекторе было
предложено Андерсону после 24 часов такого
безостановочного запугивания.
Эмоциональное возбуждение Андерсона,
отмеченное детектором, могло происходить
не только из-за страха перед тем, что ему не
поверят, но также из-за чувств стыда и вины.
Будучи невиновен в убийстве, он тем не ме-
нее стыдился двух других своих нехороших
поступков. И следователи знали, что ему
стыдно за то, что он ударил жену и участво-
вал в попытке совращения девочки; больше
того, знали они и о том, что он испытывает
вину за свои попытки скрыть это, — и упорно
играли на этом, чтобы убедить подозреваемо-
го в его способности изнасиловать и убить. А
это, в свою очередь, только усиливало у Ан-
дерсона чувства вины и стыда, к тому же еще
и все больше связывающиеся с преступлени-
ем, в совершении которого его обвиняли.
Техника обнаружения лжи объясняет, по-
чему любые признаки страха, стыда или ви-
ны (которые могли проявляться у Андерсона
в мимике, жестах, голосе, речи, деятельности
ВНС, регистрируемой детектором) в качестве

признаков обмана выглядят несколько дву-
смысленно. Эмоции могли отражать в равной
степени как невиновность, так и виновность
подозреваемого. Было и еще одно неизвест-
ное следователям обстоятельство, которое по-
мешало им верно оценить эмоциональные
реакции Андерсона. После того как Андерсон
был уже освобожден, Джеймс Филан, журна-
лист, чья статья и помогла освобождению
невиновного, поинтересовался, что же «поме-
шало» ему пройти испытание на детекторе. И
Андерсон открыл еще один источник своего
эмоционального возбуждения относительно
преступления, в котором его обвиняли: в
ночь убийства, придя в дом Нэнси вместе с
полицией, он несколько раз посмотрел на об-
наженное тело убитой, чувствуя при этом,
что совершает нечто ужасное и что этого ни-
как делать не следовало бы. В его сознании
это отложилось как преступление конечно
же меньшее, чем убийство, но все же вызыва-
ющее вину и стыд. Он лгал, скрывая это свое
постыдное поведение от следствия, что не
преминул заметить оператор детектора —
действительно Андерсон чувствовал себя ви-

новатым за ложь. Следователи по делу Андер-
сона совершили классическую ошибку Отел-
ло. Как и несчастный мавр, они верно опреде-
лили, что подозреваемый эмоционально воз-
бужден, но неверно идентифицировали при-
чину этого возбуждения, а кроме того, не по-
няли, что все эти столь верно замеченные
ими чувства человек может испытывать и
вне зависимости от того, виновен он или нет.
Как и страдания Дездемоны явились след-
ствием отнюдь не потери ею любовника, так
и стыд, вина и страх Андерсона относились
вовсе не к убийству соседки, а совсем к иным
проступкам. И, как Отелло, следователи стали
жертвами собственного предубеждения про-
тив подозреваемого; они тоже не могли выне-
сти своей неуверенности относительно того,
лжет подозреваемый или нет. Однако у следо-
вателей была информация об орудии пре-
ступления, которой мог обладать только дей-
ствительный убийца и никто более. И тот
факт, что Андерсон никак не реагировал на
вопросы о ноже, должен был заставить опера-
тора детектора сделать вывод о невиновно-
сти подозреваемого — однако, вместо того

чтобы последовательно провести тест на зна-
ния виновного, Таунсенд зачем-то трижды
повторил испытание в своей обычной мане-
ре.
Хамрак, жулик, и Андерсон, обвиняемый в
убийстве, являют собой два типа ошибок, как
чума поражающих все попытки обнаружить
лжецов в уголовных расследованиях. Если
предположить, что Хамрака стали бы прове-
рять на детекторе он, скорей всего, показал
бы полное эмоциональное спокойствие и был
бы признан невиновным. Техника обнаруже-
ния лжи и проясняет, почему именно опыт-
ные профессионалы, природные обманщики
или психопаты так редко совершают прома-
хи. Хамрак — яркий пример человека, чьей
лжи, как правило, верят; Андерсон же пред-
ставляет собой явление прямо противополож-
ное. Он, невиновный, был признан винов-
ным — налицо ошибка неверия правде.
Целью моего анализа двух этих случаев яв-
ляется вовсе не призыв к запрещению приме-
нения детектора лжи и расшифровки пове-
денческих признаков при расследовании уго-
ловных дел. Наоборот, если это поможет даже

хотя бы в одном проценте случаев, приме-
нять и то и другое надо. В конце концов, лю-
бое наше впечатление о других людях так
или иначе создается на основании их поведе-
ния, но поведение это говорит не только об
их правдивости или лживости, а гораздо о
большем. Поведение — это основной источ-
ник информации о дружелюбности, привле-
кательности и обаятельности, уме, общитель-
ности, понятливости и так далее. Обычно по-
добные впечатления создаются неосознанно,
человек и не задумывается о том, что рас-
сматривает и анализирует поведенческие
признаки. В главе 5 (Глава 5 ОСНОВНЫЕ
ОШИБКИ И МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ) я
o6ъяснял, почему вероятность ошибок стано-
вится меньше, когда суждения стараются вы-
носить более тщательно и взвешенно. Если
отчетливо сознавать источник впечатлений,
если знать правила интерпретации поведе-
ния, возможность вынесения правильного
суждения заметно возрастает. К тому же та-
кое суждение и более доступно оценке окру-
жающих, коллег и даже того человека, о кото-
ром оно вынесено, его легче исправить и лег-

че уточнить. Большинство же полицейских
приучено не обращать особого внимания на
поведенческие признаки обмана, а я предпо-
лагаю, что детективы, как правило, и вовсе не
знают точного основания своих интуитивных
выводов о том, виновен подозреваемый или
нет. В то время как операторов детекторов
все-таки учат обращать внимание на невер-
бальные признаки обмана, информация о по-
веденческих признаках у них практически
отсутствует; кроме того, не уделяется должно-
го внимания и тому, как и когда подобные
признаки могут быть бесполезны и даже
опасны.
Отменить анализ поведенческих призна-
ков обмана в уголовных расследованиях
невозможно; я просто не представляю, как
функционировало бы в этом случае наше пра-
восудие. Ведь в особо тяжелых случаях, когда
невиновному грозит тюрьма или казнь, а на-
стоящий убийца останется на свободе, избе-
жав наказания, для раскрытия правды хоро-
ши любые санкционированные законом сред-
ства. И потому я говорю лишь о том, чтобы
сделать процесс интерпретации подобных

признаков более осторожным и более осмот-
рительным, а тем самым и более точным. Я
уже говорил о возможности ошибок и о том,
как верификатор, применяя вопросы моей ан-
кеты (см. табл. 4 приложения (Таблица 4
«Полный список вопросов верификатора»)),
сможет оценить шансы обнаружения лжи и
правды. И я верю в то, что тренировка в обна-
ружении признаков обмана, изучение опас-
ностей и мер предосторожности, то есть отта-
чивание техники обнаружения лжи, сделают
полицейских более внимательными и снизят
риск ошибок неверия правде и веры лжи. Но
для того, чтобы подтвердить мою правоту,
требуются полевые исследования и анализ
поведения следователей и подозреваемых. Та-
кая работа уже начата, и ее результаты вот-
вот проявятся, но, увы, до окончательных вы-
водов еще далеко[182].
Между тем есть случаи, когда обман гораз-
до более опасен, чем при расследовании уго-
ловных дел, а его обнаружение еще труд-
нее, — я имею в виду встречи национальных
лидеров противостоящих друг другу стран в
период международных кризисов. Здесь став-

ки выше, чем в самом ужасном и подлом уго-
ловном деле. Однако только несколько поли-
тологов писали о важности обнаружения об-
мана при личных встречах глав государств
или высокопоставленных чиновников. Алек-
сандр Грос утверждает, что «дело угадывания
истинных намерений и определения степени
искренности противоположной стороны яв-
ляется решающим при оценке любой полити-
ки» [183].  Порой, если национальный лидер
не хочет приобретать репутацию хладнокров-
ного лжеца, государству это может обойтись
очень дорого, говорит Роберт Джервис, «осо-
бенно когда удачный обман может изменить
основное соотношение сил в мировой систе-
ме. Ведь если ложь может помочь стране за-
нять главенствующую позицию в мире, то
кто же решится осудить ее» [184].
Генри Киссинджер, похоже, спорит с ним,
подчеркивая, что ложь и мошенничество —
политика неумная: «Только романтики дума-
ют, что переговоры можно выиграть мошен-
ничеством… нет, это для дипломата не путь
мудрости, а скорее — беда. Если вам прихо-
дится иметь дело с одним и тем же человеком

постоянно, то обман может сойти лишь раз, а
затем будет служить лишь (постоянным) кам-
нем преткновения»  [185].  Впрочем, диплома-
ты, похоже, относятся с такой серьезностью к
проблеме лжи только по завершении своей
карьеры, да и то не столь радикально, как
Киссинджер. В любом случае, описание его
собственных дипломатических усилий полно
примеров того, как он сам участвовал в скры-
тых и полускрытых обманах, и того, как га-
дал, не занимаются ли тем же самым его оп-
поненты.
Сталин сформулировал это наиболее жест-
ко: «Слова дипломата не должны иметь ниче-
го общего с его делами — иначе какая ж это
дипломатия?.. За хорошими словами прячут-
ся дурные дела. Искренняя дипломатия столь
же невозможна, как сухая вода или деревян-
ное железо» [186].
Конечно, это крайнее утверждение. Иногда
дипломаты говорят правду, и далеко не все-
гда их правдивость серьезно вредит нацио-
нальным интересам страны. Когда не суще-
ствует сомнений в том, что служить нацио-
нальным интересам может только одна-един-

ственная политическая линия, и другие наро-
ды знают об этом, то вопрос о лжи и не под-
нимается, ибо любая другая линия была бы
откровенно фальшивой. Но чаще всего дела
обстоят совсем неоднозначно. Один народ ве-
рит в то, что помыслы другого можно выве-
дать только секретными действиями, плутов-
ством, ложными заявлениями, не считаясь с
тем, что впоследствии его недостойные дей-
ствия будут разоблачены. И в то же время об-
манывающая нация претендует на честность
точно так же, как это делала бы действитель-
но честная. Джервис замечает: «Вне зависи-
мости от того, собираются русские плутовать
(относительно запрещения ядерных испыта-
ний) или нет, они всегда пытаются создать
впечатление полной честности. Ведь и чест-
ный человек и лжец всегда ответят утверди-
тельно на вопрос, собираются ли они гово-
рить правду» [187].
И потому нет ничего удивительного в том,
что каждое правительство всегда, ищет воз-
можности обнаружить ложь своих соперни-
ков. Международные обманы могут происхо-
дить во множестве разнообразных контек-

стов и служить множеству целей. Одним из
таких контекстов, как я уже говорил, являет-
ся встреча лидеров (или их высокопоставлен-
ных представителей) с целью разрешения
международного кризиса. Здесь каждая сто-
рона может начать блефовать, формально до-
бивать не того, чего желает на самом деле, и
иметь тайные намерения. И каждая сторона
периодически будет стараться удостоверить-
ся, что соперник верит в их утверждения,
фактически являющиеся лишь блефом, и про-
должать уверять, что их условия окончатель-
ны и намерения ясны.
Навыки во лжи или в обнаружении лжи
также очень важны для сокрытия и обнару-
жения неожиданных нападений. Политолог
Майк Хэндел так описывает один недавний
случай: «Ко 2 июня (1967) израильскому пра-
вительству стало ясно, что война неизбежна.
Проблема теперь заключалась в том, чтобы
умудриться напасть внезапно, ибо обе сторо-
ны уже провели мобилизацию и находились
в состоянии полной боевой готовности. Реа-
лизуя часть обмана, скрывавшего намерение
Израиля вступить в войну, Даян (министр

обороны Израиля) 2 июня сказал британско-
му журналисту, что для Израиля начинать
войну, с одной стороны, уже слишком позд-
но, а с другой — слишком рано. То же самое
он повторил и на пресс-конференции 3 июня»
[188]. Наряду с этим Израиль проделал еще
несколько трюков, чтобы одурачить своих
противников, в результате чего умение Даяна
лгать привело к успеху их неожиданного на-
падения, состоявшегося 5 июня.
Другой целью обмана бывает и попытка
ввести противника в заблуждение относи-
тельно своей военной мощи. Анализ тайного
наращивания вооружений в Германии, про-
исходившего в периоде с 1919 по 1939 год, сде-
ланный Бартоном Вейли, дает множество
примеров того, как ловко это порой делается.
«В августе 1938 года, когда под давлением
Гитлера вот-вот должен был разразиться че-
хословацкий кризис, Герман Геринг (маршал
немецкой авиации) пригласил руководите-
лей французского военно-воздушного флота в
инспекционный тур для осмотра Люфтваффе
[189].
Генерал Йозеф Вюйеман, начальник гене-

рального штаба воздушного флота Франции,
принял это приглашение… (немецкий гене-
рал Герман Удет) взял его на борт своего лич-
ного самолета сопровождения… Ведя свою ма-
ломощную машину на предельно низкой ско-
рости, он предвкушал то впечатление, кото-
рое произведет на гостя его тщательно проду-
манный план. Через несколько минут перед
ними на полной скорости с ревом и свистом
пронесся "хейнкель-100". Оба самолета при-
землились одновременно, и немцы повели
пораженного француза осматривать новин-
ку… "Скажи-ка, Удет, — с наигранной беспеч-
ностью обратился к нему другой немецкий ге-
нерал, Мильх, — как у нас обстоят дела с мас-
совым выпуском этих машин?" Удет, как это
и было оговорено заранее, ответил: "Вторая
линия уже готова, а третья вступит в строй в
течение двух недель". Удрученный Вюйеман
выпалил, что совершенно "потрясен"… В ре-
зультате французская военно-воздушная де-
легация вернулась в Париж с пораженческим
настроением, уверенная, что Люфтваффе
непобедимы» [190].
Знаменитый «хейнкель», предельная ско-

рость которого показалась намного большей
на фоне едва плетущегося самолета сопро-
вождения, был тогда только одной из трех по-
строенных машин. И этот род обмана, на-
правленный на создание впечатления о непо-
бедимости немецкой авиации, «стал важней-
шей частью дипломатических переговоров
Гитлера, закончившихся серией блестящих
побед, во многом основанных на страхе перед
Люфтваффе» [191].
И хотя международные обманы далеко не
всегда требуют непосредственного личного
контакта лжеца и его жертвы (они могут вы-
ражаться в маскировке, ложных заявлениях
и т. д.), вышеприведенные примеры говорят о
том, что иногда ложь говорится и прямо в ли-
цо. Однако в такого рода отношениях невоз-
можно применение детектора или другого ка-
кого-либо способа, откровенно направленно-
го на выяснение правдивости или лживости
противной стороны. Поэтому в последние де-
сять лет интерес в этой области повернулся в
сторону того, возможно или невозможно и
вообще использовать в таких случаях ка-
кие-либо научные методики обнаружения об-

мана. В предисловии я объяснял, что при
встречах с чиновниками различных прави-
тельственных уровней мои предупреждения
об опасностях не произвели на них особого
впечатления, и потому одним из мотивов на-
писания этой книги явилось желание еще раз
сделать такое предупреждение, но уже более
осторожно и более убедительно, а кроме того,
представить необходимую информацию го-
раздо более широкому кругу чиновников.
Здесь, как и в случае с уголовными обманами,
выбор непрост. Иногда поведенческие при-
знаки обмана могут помочь определить, лжет
национальный лидер или нет, а иногда и не
могут. Проблема заключается в том, чтобы
научиться точно определять, когда ложь воз-
можна, а когда нет, и когда и как лидеры госу-
дарств могут быть введены в заблуждение
своим (или своих специалистов) толковани-
ем признаков обмана.
Давайте вернемся к примеру, приведенно-
му мной на первых страницах этой книги, —
первой встрече Чемберлена и Гитлера в Берх-
тесгадене 15 сентября 1938 года, за пятна-
дцать дней до Мюнхенской конференции[192]

.
Гитлер стремился убедить Чемберлена в
том, что вовсе не намерен начать войну про-
тив всей Европы, а хочет только решить про-
блему судетских немцев в Чехословакии. И
если Британия согласится на этот план (в тех
областях Чехословакии где преобладали су-
детские немцы, предполагалось провести
плебисцит и в случае положительного ре-
зультата отдать эти области Германии), то
Гитлер войну никоим образом не начнет. На
самом деле Гитлер уже мобилизовал свою ар-
мию и 1 октября стянул ее к границам Чехо-
словакии, вовсе не собираясь останавливать-
ся на присоединении Судетской области.
Вспомните уже цитированное мной письмо
Чемберлена к сестре после его первой встре-
чи с Гитлером: «Несмотря на замеченные
мной жесткость и жестокость его лица, у ме-
ня сложилось впечатление, что это человек,
на которого можно положиться, если он дал
слово» [193]. В ответ на критику со стороны
лидеров оппозиционной лейбористской пар-
тии Чемберлен писал, что Гитлер «экстраор-
динарное создание» и «человек, который го-

раздо лучше своих слов» [194].
Неделю спустя Чемберлен встретился с
Гитлером во второй раз в Годсберге. На этот
раз фюрер выдвинул новые требования: гер-
манские войска немедленно оккупируют об-
ласти проживания судетских немцев, плебис-
цит будет проведен после, а не до оккупации,
а занимаемая территория превысит оговорен-
ную ранее. Вынуждая свой кабинет принять
и эти требования, Чемберлен сказал: «Для то-
го чтобы понять действия человека, необхо-
димо сначала оценить его мотивы и увидеть,
о чем он при этом думает… Господин Гитлер
ограничен и сильно предубежден относи-
тельно определенных вещей, но обманывать
человека, которого уважает и с которым ве-
дет переговоры, не станет. А меня он опреде-
ленно уважает. Кроме того, если господин
Гитлер заявляет, что намерен сделать то-то и
то-то, значит, именно это он и сделает» [195].
Процитировав этот отрывок, Телфорд Тейлор
спрашивает: «Неужели Гитлер действительно
обманывал британского премьера столь со-
вершенно? Или Чемберлен сам обманывал
своих коллег, чтобы вырвать у них согласие

на требования Германии?» [196]
Давайте предположим, как это и делает
Тейлор, что Чемберлен действительно все-та-
ки верил Гитлеру, по крайней мере, после той
первой встречи в Берхтесгадене[197].
Очень высокие ставки в игре могли бы за-
ставить Гитлера почувствовать некоторую
боязнь разоблачения, но, вероятно, этого не
произошло. Он имел дело с добровольной
жертвой. Лидер нацистов прекрасно пони-
мал: едва Чемберлен раскроет обман, как сра-
зу же увидит, что все его попытки решить во-
прос удовлетворением требований Гитлера
несостоятельны. А ведь эта политика британ-
ского премьера была в то время отнюдь не по-
стыдной, а наоборот, вызывала восхищение;
все изменилось несколько недель спустя, ко-
гда неожиданное нападение Германии пока-
зало, что Чемберлен просто-напросто был
одурачен. Теперь известно, что Гитлер имел
намерение захватить всю Европу силой. Но
если бы Гитлеру можно было верить, если бы
он выполнил все условия соглашений, Чем-
берлен удостоился бы мировых похвал за спа-
сение Европы. Поэтому английский премьер

очень хотел верить Гитлеру, и тот прекрасно
знал это. Еще одним фактором, из-за которого
Чемберлен потерял бдительность, явилось то,
что Гитлер отлично знал, когда и что надо
сказать, а потому мог хорошо подготовиться
и отрепетировать свое поведение. Причин же
чувствовать себя виноватым за свой обман,
стыдиться его, у Гитлера не было, поскольку
обманывать британцев он считал делом бла-
городным, делом, которого требовала его роль
и его восприятие истории в целом. Обманы-
вая своих противников, не чувствуют обычно
ни вины, ни стыда и не столь презренные во-
жди, как Адольф Гитлер. Многие политологи
считают, что ложь предусмотрена самой меж-
дународной дипломатией и ставится под со-
мнение лишь тогда, когда не служит; нацио-
нальным интересам. Единственная эмоция,
которая могла выдать Гитлера, это, пожалуй,
восторг надувательства. Есть сведения, что он
получал удовольствие от своей способности
обманывать англичан, а присутствие на пере-
говорах других немцев, способных хорошо по-
нимать происходящее, могло лишь усилить
его возбуждение и радость от одурачивания

Чемберлена. Однако Гитлер был очень опыт-
ным лжецом и явно принял все меры к то-
му, чтобы никак не выказать и этих своих
чувств.
Кроме того, обнаружение обмана в этом
случае крайне затруднялось еще и тем, что
лжец и жертва относились к различным
культурам и говорили на разных языках[198].
Так что даже если бы Гитлер допускал про-
махи, а Чемберлен не был добровольной
жертвой, последнему все равно трудно было
бы заметить совершаемые его собеседником
ошибки. Во-первых, переговоры шли через
переводчиков, что дает лжецу сразу два пре-
имущества. При совершении вербальных
ошибок (оговорок, затянувшихся пауз или
сбоев речи) переводчик прикрывает их, а про-
цесс синхронного перевода позволяет говоря-
щему, пока переводится очередная фраза,
лучше продумать, как преподнести очеред-
ную порцию лжи. И даже если слушатель зна-
ет язык, на котором говорит его оппонент,
этот язык все равно не является для него род-
ным, и всегда существует возможность про-
пустить тонкие различия и намеки, которые

могли бы послужить признаками обмана.
Затруднить интерпретацию голосовых,
мимических и телесных признаков обмана
могут и различия в национальной и культур-
ной традициях; правда, происходит это в бо-
лее тонкой и сложной форме. Каждая культу-
ра обладает собственными предпочтениями,
которые до некоторой степени определяют
темп, тон и громкость речи, а также движе-
ния рук и мимику, иллюстрирующие эту
речь. Мимические и голосовые признаки эмо-
ций, в свою очередь, управляются описанны-
ми мной в главе 4 (Глава 4 МИМИЧЕСКИЕ
ПРИЗНАКИ ОБМАНА) правилами лица, проч-
но связанными с национальной культурной
традицией. Если верификатору неизвестны
эти различия или он не принимает их во вни-
мание, он становится более уязвим для оши-
бок неверия правде и веры лжи.
Чиновники из разведывательного управ-
ления могут спросить меня в связи с этим,
смог ли бы я проанализировать в то время
встречи Гитлера и Чемберлена точно так же,
как я это делаю сейчас. Ибо если это можно
сделать только по прошествии стольких лет,

то практической пользы такая техника обна-
ружения лжи дать не может. Внимательно
изучив все имеющиеся материалы, рискну
предположить, что большинство моих выво-
дов были очевидны и тогда, по крайней мере,
в 1938 году. Желая верить Гитлеру, Чемберлен
поставил на карту слишком много, и осталь-
ные (если уж не он сам!) должны были осо-
знать, что, веря его словам о правдивости
Гитлера, про осторожность все-таки забывать
не следует. Но, говорят, Чемберлен считал се-
бя самым способным из всех своих коллег и
лишь снисходил к  ним[199],  а потому мог и
не принять во внимание ничьих предупре-
ждений.
Желание же Гитлера обмануть Англию на
момент встречи в Берхтесгадене тоже было
всем хорошо известно. Чемберлену даже не
обязательно было читать Mein Kampf или
что-нибудь о ней слышать, чтобы знать, о
чем там говорится. Кроме того, на тот момент
уже существовало много примеров лжи
немецкого канцлера, таких как тайное рас-
торжение англо-германского военно-морско-
го пакта или его фальшивые обещания каса-

тельно Австрии. До личной встречи с Гитле-
ром Чемберлен публично высказывал опасе-
ния о том, что тот лжет и насчет Чехослова-
кии, скрывая за присоединением Судетской
области план завоевания всей Европы[200].
Известно было и то, что Гитлер способен на
ложь не только в дипломатических отноше-
ниях и на военных маневрах, но и при лич-
ном общении. Он мог мгновенно переходить
от гнева к обаянию и с большим мастерством
скрывал и искажал свои чувства и мысли.
Политологи и историки, специализирую-
щиеся на англо-германских отношениях 1938
года, смогут оценить, насколько я прав, пред-
полагая, что и на то время подобной инфор-
мации было уже достаточно. Конечно, я не
убежден, что тогда кто-либо мог с полной уве-
ренностью утверждать о лжи Гитлера, но
предсказать то, что, если Гитлер пустится в
обман, Чемберлен вряд ли станет его на этом
ловить, можно было вполне. Из встречи
канцлера и премьера можно вынести и еще
некоторые уроки, но их будет лучше рассмот-
реть после анализа другого примера того, как
ложь государственного лидера не была обна-

ружена, даже несмотря на явные поведенче-
ские признаки обмана.
В ходе кубинского кризиса за два дня до
встречи президента Кеннеди и советского ми-
нистра иностранных дел Андрея Громыко
[201]  во вторник 14 октября 1962 года Мак-
Джордж Банди поставил президента в извест-
ность о том, что после разведывательного по-
лета U-2 у него имеются неоспоримые доказа-
тельства того, что Советский Союз размещает
на Кубе свои ядерные боеголовки. Поползли
многочисленные слухи (в ноябре начиналась
предвыборная кампания), и Хрущев (как
утверждает политолог Грэхэм Алисон) «пере-
дал Кеннеди по прямому каналу связи, что
понимает его внутренние проблемы и услож-
нять их не намерен. И особо заверил прези-
дента, что размещать ядерные боеголовки на
Кубе никоим образом не намерен» [202]. Кен-
неди был «разъярен» [203] (по словам Артура
Шлезингера), но, «несмотря на то, что был
разгневан на Хрущева, пытавшегося так неук-
люже его обманывать, воспринял последние
новости спокойно и скорее с удивлением»
(Теодор Соренсон) [204]. По словам Роберта

Кеннеди: «…в то утро, просмотрев материалы
ЦРУ, то есть фотографии, сделанные с U-2…
мы поняли, что все утверждения Хрущева от
начала до конца ложь, одна гигантская фаб-
рика лжи» [205]. Советники президента нача-
ли срочно обсуждать возможные ответные
действия. Президент решил, что «не должно
быть никакого публичного разглашения того
факта, что нам известно о размещении Сою-
зом боеголовок на Кубе, до тех пор пока не бу-
дет готов точный план ответных действий…
Главное — безопасность, и потому президент
дал понять, что твердо намерен хотя бы раз в
истории Вашингтона не допустить никакой
утечки информации» (Роджер Хилсман, впо-
следствии чиновник госдепартамента) [206].
Два дня спустя, 16 октября, в четверг, в то
время как его советники все еще обсуждали
ответные действия США, Кеннеди встретился
с Громыко. «Громыко находился в Штатах уже
больше недели, но никто из американских
должностных лиц не знал, с какой именно це-
лью… Он попросил аудиенции в Белом доме.
Запрос этот почти совпал со временем появ-
ления полученных разведкой материалов. За-

секли ли русские наш самолет? Хотели ли
они переговорить с Кеннеди, чтобы почув-
ствовать его реакцию? Или просто намерева-
лись использовать эту аудиенцию, чтобы про-
информировать Вашингтон о том, что Хру-
щев уже открыто собирается пустить в ход бо-
еголовки и нанести удар еще до того, как США
подготовятся к ответным мерам?» [207]
Кеннеди «по мере приближения встречи
волновался все больше, но, увидев Громыко и
Анатолия Добрынина (советского посла), за-
ставил себя улыбнуться» (Соренсон) [208]. Все
еще не готовый к конкретным действиям,
президент решил, что сейчас главное —
скрыть от Громыко факт существования мате-
риалов ЦРУ и не дать Советам никакого пре-
имущества[209].
Встреча началась в 17.00 и продолжалась
до 19.15. С одной стороны, слушали и наблю-
дали госсекретарь Дин Раск, Ливеллин Томп-
сон (бывший посол США в Советском Союзе) и
Мартин Гилдебранд (директор департамента
по делам с Германией), с другой — Добрынин,
Владимир Семенов (заместитель министра
иностранных дел СССР) и третий советский

чиновник. Присутствовали также и перевод-
чики с обеих сторон. «Кеннеди сел в свое
кресло-качалку, глядя на камин, Громыко по
правую от него руку, на бежевом диване. Во-
шли операторы, сделали снимки (см. Рисунок
18) и удалились. Русский политик откинулся
на полосатую подушку и начал говорить…»
[210].

жүктеу/скачать 2,32 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: