Кристина Старк Стигмалион Долорес
жүктеу/скачать 461,43 Kb.
|
kabdolov zeinolla soz oneri
| 39
Разве я много прошу? «Принцесса по-прежнему пленница замка, Следы от побоев на теле беглянки. Но солнце садится, темно в зале тронном, Пора делать ноги из Стигмалиона. Корону в рюкзак – переплавлю на шпагу, В плаще-невидимке и с кроличьей лапкой Иду, не дыша, мимо псов, стражей мимо — У черного входа меня ждет любимый. Он руку протянет, обнимет меня, И так я узнаю, что спасена…» Цикламены цвели весь декабрь и весь январь. Ни холод, ни ледяной дождь, ни град, ни заморозки не смогли заставить их увянуть. Они все равно вставали и тянулись из бурой палой листвы к солнцу – яркие, прекрасные, непокорные. А ведь люди тоже как цветы: можно сломать, втоптать в грязь, но разве можно уничтожить внутри ощущение приближающейся весны? Я жила предвкушением тепла, свободы и решающего побега из стен Стигмалиона. Каждое утро начиналось с сообщения от Вильяма: «Семь дней до встречи с тобой», «Шесть дней до встречи с тобой», «Пять…» Как будто не было никакого суда, как будто намечалась только наша встреча и ничего, кроме нее. Вильям снился мне каждую ночь, и эти сны были жуткими. В каждом из них он оставлял меня: бросал и возвращался к Айви, умирал от ожогов, погибал от клыков собак. Но потом я просыпалась, читала его сообщения и изо всех сил пыталась верить в лучшее. Перед отъездом из Дублина я встретилась с Крейгом и сказала, что у нас ничего не выйдет. Говорить правду – все равно что вонзать иглу: больно. Поэтому нужно делать это правильно, быстро и быть готовым к тому, что спасибо тебе за это не скажут. Я постаралась, чтобы мы расстались друзьями. А Крейг сказал, что сделает все возможное, чтобы его имя стояло первым в списке моих запасных вариантов. На том и порешили. Мама, бабушка и Мелисса (папы не было, он готовился к суду и был в Дублине) устроили мне воистину королевские каникулы: украсили дом, наготовили моих любимых блюд, устроили вечер спа – ванна с пеной, массаж, маникюр, вино и фрукты, Эд Ширан весь вечер из колонок… Сейдж и Бекки тоже приехали в Атлон, чтобы объясниться со мной, извиниться за выбалтывание моих секретов и потоп, помириться и пригласить на свою свадьбу в качестве подружки невесты. На свадьбу, о которой я услышала впервые! И самой последней. Даже троюродные братья-сестры Вибеке были в курсе. Мне хотелось рвать и метать, но потом я придумала достойное возмездие: – Я прощаю вам все ваше свинство, даже проколотые колеса. И даже потоп. Но только если ты, Бекки, специально бросишь букет в мою сторону. А ты, Сейдж, отберешь его и отдашь мне, если его поймает кто-то другой. Они громко смеялись и согласились, что это будет справедливо. Бекки было очень интересно, на какой стадии находятся наши с Вильямом отношения, и я сказала, что в Ночь Потопа (боюсь, теперь это станет семейной притчей) мы обо всем поговорили, и что, скорее всего, я дам ему второй шанс. Она пришла в восторг и долго меня поздравляла (как будто я с ним не встречаться собиралась, а уже носила первенца, ха-ха). – Он бывает очень убедительным, правда? – сказала Бекки, используя некие загадочные интонации в голосе. Я ничего не ответила, но чувствовала, что мое лицо красноречиво пылает. В ночь перед судом Вильям написал очень нежное письмо, в котором сообщил, что страшно скучает, и что как только все разрешится, он предлагает уехать на пару недель в Норвегию, в горы, где у его семьи есть загородный дом. Лыжи, снегоходы, северное сияние, длинные ночи у камина… «Что скажешь? Не могу думать ни о суде, ни об учебе, ни о работе – ни о чем, пока не услышу от тебя «да». Вместо ответа я решила нарисовать открытку и вручить ему завтра в конверте. На ней будут сугробы, елки, лось и несколько строк по-норвежски. Надеюсь, напишу все без ошибок. И смогу нарисовать лося. * * * День Икс настал. Мы приехали в суд, который уже оказался набит битком. Среди присутствующих я узнала родителей Вильяма, его друзей, кое-кого из преподавателей университета, Айви и очень похожую на нее женщину, разодетую в мех и кожу – должно быть, мать. Перед самым заседанием суда меня нашел отец, вывел в коридор и сказал: – До меня тут дошли слухи, что у вас с Вильямом наконец завязались отношения? – Похоже на то, – робко улыбнулась я. – Тогда тебе может не понравиться то, что ты услышишь на суде. – Почему? – Вся моя защита построена на его отношениях с бывшей девушкой и на том, как сильны его чувства к ней. Я буду упирать на то, что именно это ввергло его в состояние аффекта и заставило потерять над собой контроль. – Л-ладно, – выдохнула я. – Не проблема… – Я уже говорил на эту тему с Вильямом. Он не в восторге от этой идеи, но деваться некуда. Нужно убедить судью в том, что Айви ему очень дорога. Она будет тоже выступать и, вероятно, будет рассказывать о том, что тебя не слишком обрадует. Любую информацию о ваших с Вильямом отношениях лучше не бросать судье в лицо, чтобы не поставить Вильяма в уязвимое положение… – Я поняла, пап. Все нормально. Даже если они сольются в показном поцелуе у меня на глазах, я выстою. Ибо это просто представление… – Именно это я и хотел услышать. Представь, что ты пришла в театр на «Ромео и Джульетту»… – Ха-ха… Постараюсь изо всех сил. Отец обнял меня и сказал, что ему пора. – Передай это Вильяму, хорошо? – Я протянула папе конверт. – Любовные послания? – закатил глаза он. – Вроде того. – Я передам, но после суда, если ты не возражаешь. Сейчас парню нужна холодная голова, а не твои обнаженные фотки. – Клянусь, там их нет! – рассмеялась я. – Так я и поверил. Мы распрощались, и я вошла в зал, выискивая Вильяма глазами. Он не видел меня – сидел в первом ряду в окружении адвокатов и семьи. Как мне хотелось, чтобы он оглянулся: тогда бы он смог прочитать в моих глазах, как сильно мне дорог и как отчаянно я хочу снова принадлежать ему… – Всем встать. * * * Мама и бабушка сели рядом. Мама положила руку мне на плечо, бабушка крепко сжала ладонь. Я не волновалась перед судом, отец смог бы добиться оправдательного приговора даже для серийного маньяка, что уж говорить о молодом влюбленном парне, который никогда ни за что не привлекался и действовал на эмоциях. Но здесь, в здании суда, наполненном кучей народа, в присутствии стражей правопорядка и журналистов, спокойствие начало покидать меня. А когда я увидела судью – грузного, массивного человека с оплывшим красным лицом, который смотрел на сидящих перед ним людей с нескрываемой скукой, – то и вовсе стало не по себе. Я надеялась, этот человек знает, что такое любовь, помнит, что такое молодость, и в курсе, что такое отчаяние… Удар молотка, почти как в аукционном доме. Только на этот раз решаться будет судьба человека. Прокурор уже поднялся, поправляя на голове белоснежный парик, – относительно молодой мужчина с ястребиным носом и сошедшимися на переносице бровями. Его постоянно кренило вперед, словно он увидел на полу перед собой монетку и теперь раздумывал, поднять ее или нет. – Подсудимый, назовите свое имя… – Вильям Веланд. – По установленным данным, тринадцатого ноября вы проникли на территорию дома мистера Тревора Фьюри и нанесли ему тяжкие телесные повреждения. – Это правда. – Можете ли вы объяснить ваши мотивы? – Да. Фьюри изнасиловал мою девушку, Айви Эванс. Я рефлекторно сжала бабушкину ладонь, и она перевела на меня пытливый взгляд. «Мою девушку, Айви Эванс» – мозг отреагировал на эти слова так же, как реагировал бы на вой сирен: паникой. – Знали ли вы, что в отношении мистера Фьюри будет проведено отдельное расследование и по результатам расследования будут приняты соответствующие меры? – спросил прокурор, опираясь локтями о кафедру. – Предполагал и надеялся, – ответил Вильям. – Знали ли вы, что самосуд карается законом? – Да. – Но вы все равно решили сделать это. Почему? Вы не верите в справедливость суда? – Я верю в справедливость суда, – сказал Вильям. – Просто решил добавить к справедливости небольшой бонус… В зале кто-то громко хихикнул. Прокурор заложил руки за спину и хорошо поставленным голосом заметил: – Мистер Фьюри уже признал свою вину, но отдаете ли вы себе отчет в том, что если бы мисс Эванс ошиблась, то вы бы искалечили невиновного человека? Ведь ваше решение было основано только на ее показаниях. – Мне было достаточно ее слова. – Должно быть, вы испытываете очень сильные чувства к мисс Эванс, если решили отомстить ее обидчику в обход суда? Я перестала дышать, в горле встал ком. Вильям искал в зале кого-то, и когда его глаза встретились с моими, я поняла, что искал меня… – Да, нас многое связывает, – туманно ответил Вильям. – Верите ли вы всему, что она говорит? – коварно улыбнулся прокурор. – Я ни разу не уличал ее во лжи, – поспешил ответить Вильям. – Спасибо, теперь я бы хотел услышать ответ на такой вопрос: были ли вы знакомы с мистером Фьюри ранее? – Нет. – Однако в наши руки попала ваша переписка. В частности, сообщение от вас, которое было отправлено мистеру Фьюри год назад. Позвольте мне его процитировать: «Если ты еще раз позвонишь ей в полночь, то будешь выковыривать болтики от своего Никона из своей задницы…» – Прокурор откашлялся, по залу покатились смешки. – Вы можете прокомментировать его? Чем был вызван столь резкий тон? – Тем, что Фьюри преследовал Айви. – Вы хотите сказать, имел с ней очень большой и важный общий проект? – спросил обвинитель, замерев в театральной позе посреди зала и обводя глазами высокие потолки. – Нет, именно преследовал. Звонил ей ночью, просил встреч в неурочное время… – Вас это злило… – Естественно. Прокурор торжествующе взмахнул руками: по воздуху полетели его кружевные рукава и костлявые, хищные пальцы. – То есть вы допускаете, что в процессе расправы над мистером Фьюри вами управляли не эмоции и романтические чувства в отношении мисс Эванс, а давние счеты с мистером Фьюри и личная неприязнь? Я задержала дыхание от этого нелепого поворота. Бабушка с мамой задержали дыхание. Весь зал, казалось, перестал дышать в ожидании ответа. – У меня не было и нет никаких «давних счетов» с Фьюри, – раздраженно сказал Вильям. – Он всего лишь начал увиваться за моей девушкой, а я всего лишь посоветовал ему не делать этого. Банальный обмен любезностями. С тех пор я даже не вспоминал об этом. Прокурор слегка скис, но тут же вынул из рукава очередной вопрос с подковыркой и запустил его в Вильяма: – Скажите, мистер Веланд, а если бы мисс Эванс подверглась нападению сегодня, вы бы отправились к мистеру Фьюри, чтобы наказать его? – Не смог бы отказать себе в удовольствии, – ответил Вильям, глядя на прокурора с нескрываемым раздражением. В зале снова захихикали. Я тоже улыбнулась, наслаждаясь его уверенностью, и спокойствием, и голосом, который можно было слушать бесконечно. – То есть вы хотите сказать, – пропел прокурор, постукивая туфлями по паркету, – что расправа над мистером Фьюри принесла вам удовольствие? – Протестую, – вмешался отец, ставя невидимый щит между Вильямом и стрелами прокурора. – Я думаю, что мой подзащитный просто использовал неудачную метафору. – Протест принят, – утерся платочком судья; очевидно, в парике ему было жарковато. – Повторите свой предыдущий вопрос, господин прокурор. – Мистер Веланд, если бы мисс Эванс подверглась нападению сегодня, вы бы отправились к мистеру Фьюри, чтобы наказать его? – Да, потому что считаю, что заключение в тюрьме – недостаточное наказание для ублюдка вроде него. – А если бы не мисс Эванс, а какой-нибудь ваш друг подвергся бы нападению, вы бы отправились самолично наказывать виновного? – Возможно, если бы посчитал, что обвинения справедливы. – И вас не беспокоит, что вы можете ошибиться, неверно истолковать факты и наказать невиновного человека? Или наказать его несоразмерно вине? – Я думаю, что смог бы разобраться, виновен человек или нет. – Осознаете ли вы, что ваши действия могли повлечь за собой смерть мистера Фьюри? – Да. Как и то, что действия мистера Фьюри могли повлечь за собой смерть Айви. А вот здесь мой отец был доволен. Я видела его плечи, которые расслабленно опустились. – В материалах дела указывается, что это не первое ваше нападение на человека и что вы и раньше принимали участие в драках. Также следствию известно, что в детстве вы отличались задиристостью и не раз вступали в драки… Я уронила голову в ладонь. Когда же обвинитель прекратит терзать его? – Протестую, это не имеет отношения к данному делу, – снова взмахнул своим щитом отец. – Все мальчики дерутся. – Однако не все дерутся жестоко. На вашей руке, мистер Веланд, нет двух пальцев, вы можете объяснить… – Нет, – отрезал Вильям, сжимая руки в кулаки. Обвинитель был собой доволен. Не знаю, как, но ему удалось на последних минутах своего допроса окутать Вильяма аурой жестокого бунтаря. Надеюсь, отцу удастся разогнать этот дым и доказать всем, что Вильям не такой, и что такие люди, как он, не должны сидеть в тюрьме… Бабушка коснулась моего подбородка: – Как ты, милая? Ты совсем бледная. – Я в порядке, бабуль… – Этот кровопийца прокурор всем голову заморочил, но ты-то по-прежнему уверена, что Вильям – хороший мальчик? – Естественно. – Я перевела на нее глаза. – Просто не ожидала, что его будут так прессовать. Думала, что все плюнут на портрет Фьюри, разотрут и разойдутся по домам… – Я тоже, если честно, – нахмурилась она. * * * После небольшого перерыва в свидетельскую ложу поднялась Айви в качестве свидетеля защиты. Спокойная, как атомный ледокол в водах Арктики. – Мисс Эванс, как долго вы встречаетесь с мистером Веландом? – обратился к ней мой отец. – Два года. – Можете ли вы коротко рассказать о ваших отношениях с мистером Веландом? Я сжала в руках стакан с кофе, добытый для меня мамой, так сильно, что с него соскочила пластиковая крышка. – Вильям замечательный парень, – нежно улыбаясь, ответила Айви. – Я всегда была с ним как за каменной стеной. Что бы ни случилось, знала, что всегда смогу положиться на него. Когда мы впервые встретились – это случилось в баре – он обратил внимание на то, что меня хотят увести оттуда какие-то подозрительные парни. Он понял, что эти люди не мои друзья, и воспрепятствовал этому. Позже выяснилось, что мне подсыпали наркотик в стакан… Однажды я слетела с лыжной трассы на горнолыжном курорте в Норвегии и сломала ногу. Меня вынесло за пределы видимости, в глубокие сугробы. Именно Вильям нашел меня, а не спасатели… Я опустила глаза, пересчитывая дощечки паркета на полу и испытывая страшное волнение. Меня потрясла нежность в ее голосе и та теплота, с которой Айви говорила о Вильяме. Я подняла глаза и увидела, что Айви смотрит на него. Смотрит глазами, полными благодарности, а потом продолжает: – Год назад я забеременела от Вильяма. И мы решили оставить ребенка. Но на третьем месяце беременность замерла: ребенок умер. Если бы не поддержка Вильяма, то не знаю, как я смогла бы пережить все это. Он тот человек, на которого можно положиться… Господи, ЧТО? Я едва не вскочила со своего места, задыхаясь от потрясения. Так, что бабушке пришлось сжать крепче мою руку и спросить, все ли хорошо. Мой отец продолжал задавать Айви вопросы, а она воодушевленно рассказывала об их с Вильямом отношениях и о том, как сильны они были. Она, как ангел-хранитель, распростерла над ним крылья, разгоняя черный дым, который напустил обвинитель… После Айви начали выступать друзья Вильяма, Сейдж и Вибеке, но я не стала слушать. Я поднялась со своего места, протолкнулась сквозь толпу к выходу и выбежала вон. Глаза жгло, в груди все горело, слова Айви «решили оставить ребенка» пульсировали в моей измученной голове. Я прислонилась спиной к стене и прижала к лицу ладони. Мне ли на самом деле он должен принадлежать? Все, что я видела пять минут назад, все, что слышала, – никак не убеждало в том, что мы созданы друг для друга. Совсем никак. – Лори? – услышала я, открыла глаза и увидела приближающуюся ко мне бабушку. – Милая… Она обняла меня, и я расплакалась в ее руках, совсем, как ребенок… – В чем дело? Почему ты здесь? Друзья Вильяма говорят о нем такие чудесные вещи. Тебе бы понравилось услышать их. – Кажется, я услышала достаточно, бабушка… – О чем ты? – После всего, что сказала о нем Айви, я не могу поверить, что ему нужен кто-то, кроме нее. У них все было так… серьезно, черт возьми! И она до сих пор боготворит его! И она была беременна, и они… решили оставить ребенка! – истеричным шепотом добавила я, уткнувшись мокрым носом в дорогой бабушкин жакет. – Лори… Знаешь, что я думаю? Просто ей очень сильно хочется его спасти. Тем более что она чуть ли не единственная, кто может сделать это. Но все это вовсе не значит, что они созданы друг для друга. Или что они хотя бы любят друг друга. Это ничего не значит. Имеет значение только то, что ты сейчас умираешь от ревности. И то, что Вильям чуть за тобой не рванул, когда увидел, что ты выбегаешь из зала. – Правда? – Правда. Возьми себя в руки и возвращайся. Ты нужна ему… – Не знаю, бабушка, не знаю… – Боже милосердный, ну сколько это дитя еще будет сомневаться?! – внезапно воскликнула она, поднимая к небу глаза. – Как смог Ты запихнуть столько сомнений в эту маленькую головку?! Я горько вздохнула. Возможно, так и есть. Но, черт побери, сложно не засомневаться, когда в истории отношений начинает фигурировать пункт «желанный ребенок»! – Ведь ты по-прежнему намерена дать Вильяму шанс? – хмуро спросила бабушка. – Лори, ответь мне, что будет после того, как мы выйдем из здания суда? – Боюсь, мне нужно будет еще раз хорошенько все обдумать. И если у Айви есть хоть какие-то чувства к Вильяму, или у него к ней, то я отступлю. Клянусь, я больше и пальцем не притронусь к тому, кто не предназначен мне. Я достала телефон и написала сообщение отцу: «Папа, не знаю, успеешь ли ты прочитать, но пожалуйста, не передавай Вильяму мое письмо. Боюсь, я поторопилась…» – Святые угодники, – пробормотала бабушка, и я увидела, что она заглядывает в телефон через мое плечо. – И кто ж тебя воспитал такой правильной? Это точно не моя школа. Моя школа такова: нападай первой, сражайся насмерть и забирай все, что нравится. И не испытывай угрызений совести… Надо было забрать тебя в младенчестве у твоих слишком добреньких родителей, Долорес Макбрайд. А теперь слишком поздно! Возвращайся в зал, милая, а мне нужно дух перевести… * * * «Нападай первой, сражайся насмерть и забирай все, что тебе нравится. И не испытывай угрызений совести». Легко сказать! У меня только одно возражение: как потом спать по ночам? Вот серьезно. Каково это – закрывать глаза и видеть тех, кто несчастен по твоей вине? Я вернулась в зал суда перед заключительным словом обвинения и села рядом с мамой. Она хмуро оглядела мое зареванное лицо, положила руку на плечо и привлекла к себе. Прокурор был в ударе. Как и свойственно тем, кто проигрывает. – Итак, господин судья, я бы хотел подытожить аргументы обвинения. Тринадцатого ноября Вильям Веланд узнал, что на его девушку совершено нападение. Мисс Эванс, пребывая в больнице, сообщила ему, что это сделал мистер Тревор Фьюри, и мистер Веланд отправился к нему домой, чтобы наказать. Действия мистера Веланда носили крайне жестокий характер. Скорая диагностировала у мистера Фьюри множественные травмы, включая сломанную челюсть, сотрясение мозга, повреждение мягких тканей лица, а также сломанную руку. Перелом руки, вероятно, приведет к утрате профессиональной трудоспособности, так как мистер Фьюри в течение долгого времени не сможет держать фотокамеру в руке. У мистера Веланда уже была конфронтация с мистером Фьюри, и, вероятно, вовсе не жажда мести за любимую руководила им, а холодный и трезвый расчет. Мистер Веланд не раскаивается в том, что сделал, и в следующий раз готов сделать то же самое. Он не рассчитывает на справедливый суд и готов вершить его сам. Мистер Веланд должен извлечь урок и понять, что судебная система и только она должна нести правосудие, ибо суд, будь он плохой или хороший, является признаком цивилизованного общества, а самосуд отбрасывает нас к диким первобытным временам. Судебную систему можно реформировать и усовершенствовать, а самосуд как был стихийным проявлением человеческой злобы и ненависти в незапамятные времена, так им и останется. Зал встретил речь прокурора гробовым молчанием. Вильям обводил глазами зал и, когда увидел меня, выдохнул. Его грудь поднялась и опустилась, плечи расслабились. Он улыбнулся мне, но я не смогла вернуть улыбку. Я решила, что останусь до окончания судебного заседания, потом поздравлю его, а после нужно будет незаметно уйти. Вернуться домой в Атлон и еще раз хорошенько обдумать, что делать дальше… – Ваша честь. – Отец тем временем положил локти на кафедру и раскрыл перед собой кожаную папку. Он не нервничал, выглядел очень сосредоточенным и хмуро сощурился, когда его глаза на мгновение встретились с моими. Словно осуждал за то, что я не присутствовала на половине заседания. А может быть, он успел прочитать мое СМС… – Этот молодой человек, который сегодня предстал перед судом, обвиняется в нанесении тяжких телесных повреждений мистеру Тревору Фьюри. Как вам уже известно, это произошло сразу же после того, как мистер Фьюри совершил преднамеренное и жестокое нападение на девушку моего подзащитного – мисс Айви Эванс. Многие из вас видели, в каком состоянии оказалась мисс Эванс после нападения. А теперь поставьте себя на место Вильяма и представьте, что подобное совершено в отношении близкого вам человека. Не нужно быть влюбленным по уши, чтобы захотеть справедливого возмездия, не так ли? Но молодость нетерпелива и впечатлительна, поэтому часто не может ждать, пока преступнику будут предъявлены официальные обвинения. Безусловно, любой человек, совершивший покушение, должен быть наказан соразмерно своей вине, но в данной ситуации есть несколько смягчающих обстоятельств. Во-первых, мистер Веланд никогда ранее не был судим и не совершал каких-либо правонарушений. Друзья и его девушка, Айви Эванс, охарактеризовали его как человека уравновешенного и адекватного. Во-вторых, мистер Веланд на момент совершения нападения находился в состоянии аффекта, так как нападению подвергся не просто близкий ему человек, а девушка, с которой мистер Веланд встречается уже два года. И есть множество доказательств того, что отношения между мистером Веландом и мисс Эванс очень романтичны и сильны. В-третьих, по показаниям мисс Эванс отношение мистера Веланда к ней всегда носило яркий покровительственный характер. Ваша честь, за любовь и желание защищать нельзя наказывать по всей строгости. Я считаю, что для торжества справедливости условного срока будет достаточно. Я зааплодировала отцу, и зал разделил мой восторг его речью. Многие вскочили своих мест, и стало так шумно, что судье пришлось застучать молотком, призывая всех к порядку. Рядом со мной села бабушка, от которой сильно пахло сигаретным дымом, и проворчала: – Что празднуем? – Папа очень хорошо выступил, – объяснила я. – Надеюсь, судья тоже так думает, – скептически заметила она. Судья тем временем объявил итоговый перерыв перед оглашением приговора и удалился. Мой папа и Вильям уже начали принимать поздравления. К отцу подошла Айви и пожала ему руку, потом нежно обняла Вильяма, прижавшись щекой к груди. Я смотрела на них и была готова разрыдаться. Вскоре судья вернулся и, выдержав эффектную, длинную паузу, объявил: – Вильям Веланд, вы приговариваетесь к двум годам лишения свободы за нанесение особо тяжких телесных повреждений мистеру Тревору Фьюри. Ваша защита вправе обжаловать приговор в апелляционном суде. * * * В тот момент я решила, что я сплю и вижу очередной кошмар, в котором не будет драконов и огненных столбов, но в котором я все равно потеряю его. Я впилась пальцами в собственные колени так сильно, что ногти вонзились глубоко в кожу. Просыпайся же! Проснись! Зал суда погрузился в шок вместе со мной. Сначала его затопило ледяное молчание, а потом он взорвался недовольным рокотом голосов. Послышались крики протеста. Судья Маклахлан угомонил собравшихся, стуча молотком по столу и утирая красное лицо платком: – Господа, здесь вам не спортивная арена, проявляйте уважение к суду. Я вскочила со своего места и ноги сами понесли меня вперед. Они не посмеют, я не позволю им! Вильям искал меня глазами, пока его брали под стражу прямо в здании суда. Я продиралась сквозь толпу к нему, расталкивая локтями людей. Гул и недовольный ропот становились все громче. Там, где раньше сидел Вильям, всхлипывала его мать, стоял хмурый отец и белая-белая Вибеке, крепко сжавшая руку Сейджа. Я успела добежать до Вильяма, которого уже взяли под руки охранники, и вцепилась в него, обняв сзади и прижавшись к спине. И пока стража соображала, как бы оторвать меня от него, Вильям развернулся и положил руки мне на плечи. – Прости, – сказал он зачем-то. Один из конвоиров грубо схватил Вильяма за руку: Вильям даже не дернулся, но я уже знала, что на его запястье скоро проступит ожог. – Не трогайте его, не прикасайтесь к нему! – А не то что, мисс? – развернулся конвоир – здоровенный мужик с квадратной челюстью. – А не то плохо будет! – крикнула я, бесстрашно глядя на него снизу вверх. Он был такой огромный, что смог бы переломить меня двумя пальцами. – Вы угрожаете? – Конвоир бесцеремонно ухватил меня за плечо. – Не трогай ее, ублюдок. – Вильям взмахнул кулаком, и конвоир тотчас согнулся пополам, схватившись за лицо. Я вцепилась в Вильяма, и в следующий момент нас обоих тряхнуло электричеством: второй пристав достал электрошокер и ткнул им Вильяма в шею. Мы не удержались на ногах и рухнули на пол. Вильям прижал меня к себе, смягчая падение. Мама и бабушка закричали так оглушительно, что содрогнулись стены. Все остальное было как в тумане: нас подняли, разняли, и Вильяма увели, пока я пыталась сражаться с теми, кто не позволял следовать за ним… * * * Я пришла в себя только в медпункте: мне уже успели перевязать руку и теперь проверяли давление и сердечный ритм. – Где Вильям? – спросила я, оглядывая уставленную медицинской аппаратурой комнатушку. – Мы скоро сможем проведать его, – сказал отец. Он выглядел как бывалый полководец, который выиграл тысячи сражений, но только что проиграл одну – и самую важную битву. – Мы подадим апелляцию. Два года с учетом всех смягчающих обстоятельств – это фарс. Не плачь, это не конец, слышишь? – Я тоже буду сражаться, – всхлипнула я, утирая распухший нос. Не собираюсь сидеть еще два года в башне проклятого Стигмалиона. Я хочу разрушить его и построить на его руинах свое королевство! Я хочу рук, хочу объятий, хочу нежности и ласки, хочу жить, как все, хочу целоваться и заниматься любовью, хочу просыпаться и видеть рядом того, кого люблю. Хочу держать его за руку и есть с ним один сэндвич на двоих. Разве я прошу слишком многого? – И больше никогда не нападай на людей в форме. – Я не нападала. Просто сказала, чтобы они не трогали его… – Какого бесстрашного воробья мы с мамой родили, – вздохнул отец. – Но Вильяму могли накинуть срок за сопротивление. Ты должна осознавать свою власть над ним, Лори. Теперь ты его ангел-хранитель, а не он твой… Отец помог подняться и надеть плащ. Меня шатало, когда я просовывала руки в рукава. А потом папа протянул конверт, который так и не отдал Вильяму. Стоило посмотреть на него, и горло сжала невидимая рука… я предала Вильяма. В самую важную минуту я отказалась от своих слов – от всего того, что написала накануне. И именно за это меня наказали. жүктеу/скачать 461,43 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|