Я набит морской травой,
Но трава была живой:
Колыхалась,
Волновалась
В лад с подводной синевой.
"Мальчик не спит".
Тема природного, врожденного, одиночества становится сквозной. Особенно в "позднем творчестве Саши Черного, - считает один из исследователей, - все чаще в стихах о смысле жизни проскальзывает мысль об одиночестве и конечной печали бытия. Отраду поэт находит в общении с природой, в мире "простых и естественных" вещей. Таковы известные стихи "В пути", "У Эльбы", "Платан" и др. Трудно (если бы даже это было возможно в принципе) найти какие-либо "доказательства" или свидетельства тому, как в Саше Черном зародилось "светлое" поэтическое мировосприятие, давшее жизнь его лирическому "альтер эго", второму лирическому герою, пребывающему с самого рождения в тени знаменитого мрачного героя "циничного обывателя". Часто у Черного в наличии двое - взрослый покровитель и ребенок:
Мы с тобой на столе сидели,
Потому что на стульях скучно...
Но теперь привычная ситуация зеркально отражена: ребенок "спасает" старика, делает маленькое чудо.
Русским чаем его мы согрели,
Угостили борщом и ватрушкой.
Помнишь? Первые тихие трели
Золотистой завились стружкой...
"Городская сказка".
Для Черного, однако, взрослые навсегда остались детьми, постаревшими раньше детства.
Для нас уже нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
Грызущие тихо миндаль.
"Мой роман".
При всей своей цельности всякий поэт - есть некоторый синтез бытия, его квинтэссенция - Черный стал не тем, кем, возможно, хотел либо мог стать. Он мечтал иметь свой тихий уголок в суетливом мире, но волею судьбы стал странником. Он был бродягой - гимназистом, бежавшим в Америку, был почти уголовником для сыскного отдела, предметом "оперативной разработки", наконец - просто эмигрантом, человеком без Родины. Парадокс Черного - парадокс рано повзрослевшего мальчика, жившего своей особой, одинокой жизнью. Мальчик не играл - заброшенный родными, он не просто скучал без "набивных зайцев", но учился отстраненности. Общался с миром вещей, и их призрачные голоса были теплее, чем слова людей:
Опустивши худенькие плечи,
Теребишь ты тихо мой мешок
И внимаешь шумной чуждой речи,
Как серьезный, умный старичок.
Ноги здесь, а сердце - там, далече,
Уплывает с тучей на восток.
"С приятелем".
Мальчик, герой стихотворения, смотрит "на восток", но вряд ли думает он о людях, с которыми мог быть связан ранее. Двое - мальчик и его собеседник - эмигранты:
Мы с тобой два знатных иностранца:
В серых куртках, в стоптанных туфлях.
Один из них - взрослый - "отравлен темным русским ядом", Россия для него была "домом", с ней связано что-то из "человеческих" воспоминаний. Он уже не может так же просто и отрешенно, подобно мальчику, думать о России как о "рябине среди межей". Мальчик - характерный для Черного образ странника, но странника просто воспринимающего жизнь природы как подлинную и потому не отягощенного ничем кроме естественной природной тоски. Этот мальчик - тоска самого поэта по возможному, но не состоявшемуся для него "природному", безболезненному и беспечальному существованию. Образ этого мальчика для Черного стал символом "вечного покоя", аналогом булгаковской мечте об отдохновении "мастера".
Пантеистическая философия представляет природные стихии как непосредственно определяющие жизнь человека. А. Куприн тонко подметил пантеистическую глубинную подоснову творчества поэта, свойственное ему "интимное, безыскусственное понимание чудес природы: детей, зверей, цветов" [13. С. 7]. Но Саша Черный как раз был уже "отравлен Россией": у него когда-то, в детстве, был и свой дом, и своя семья, он слишком вникал в проблемы людей, "общества".
Гимназист Александр Гликберг был выброшен из жизни, из мира людей. Саша Черный хотел уже выйти из него сам. В Берлине и Париже Черный понял, что "ветка рябины" для него еще не Россия. "Моей России больше не существует", - признался поэт. У него не получилось быть природным человеком. Черный остался скучающим на острове Робинзоном. Как сказал К.И. Чуковский, два мотива - тоска по утраченной родине и нежная любовь к миру детства - определили тональность последнего этапа творчества поэта.
Сборник "Детский остров" в творчестве Саши Черного занимает несколько обособленное место, - он является кульминацией его "детской" части. Собственно, детская линия у Саши Черного может рассматриваться как ещё один, не прекратившийся этап его творчества. Итогом его жизни стали "Солдатские сказки", печальные и грустные.
У Саши Черного как детского поэта творчество, предназначенное для детей, это поиски не только нового слушателя, способного понять и принять, но и - главное - выстраивание себя, поиски в себе новой личности. Для других поэтов, может быть, это прежде всего простая, как арифметика, коммуникация, или даже информирование (как вариант, обучение) в рифму.
Саша Черный пишет о "Трубочисте" (1918): "Я хотел немного приоткрыть дверь в таинственную: жизнь трубочиста: немного показывать трубочиста за его работой в добром: освещении. Сказать просто, что он не страшный, - мало. Ребёнок не поверит:" [14. С. 555].
Для кого-то скрытый смысл стихотворения (подтекст) будет заключаться в несбыточности возвышенных мечтаний - у каждого разгадка текста своя. Главное - читатель может использовать свой опыт, обогащенный другим поэтическим текстом, для восприятия стихотворения, достигая при этом умения понимать неоднозначный художественный текст.
Таким образом, вызванная одним поэтическим текстом совокупность "видимого", "переживаемого", "изображаемого" и "ассоциируемого" дополняется в сознании читателя образным впечатлением, уже заложенным другим текстом. Благодаря этому усиливается эстетическое переживание читателя, углубляется его понимание отношения автора к предмету изображения, активизируется способность оценивать и комментировать текст, а значит, формируется способность к сотворчеству.
Итак, стихотворение можно рассматривать как единицу акта художественной коммуникации "автор - текст - читатель", в котором все предопределено образом ребенка-читателя. Особенности детского восприятия поэтического текста косвенно влияют и на организацию всех элементов структуры и семантики стихотворения. Детскость восприятия является органическим признаком произведения и живет в отраженном мироощущении в такой же мере, как в лексике, синтаксисе, ритмике и строфике.[7]. Это можно проиллюстрировать на нескольких уровнях организации стихотворений.
Фонетические единицы в определенной степени участвуют в выражении смысла произведения. Поэтому организация звукового уровня текстов детской поэзии обычно рассчитана на то, чтобы пробудить в ребенке душевный отклик. Поэт, пишущий для детей, должен иметь в виду, что ребенок воспринимает стихотворение, как и весь окружающий его мир, физиологически активнее, чем взрослый. Вероятно, поэтому для детской поэзии характерна достаточно большая звуковая плотность, обеспечиваемая сходством звуков консонантного и вокалического типов, и повтор звуковых элементов (и в пределах одного слова, и в пределах строки, и в пределах целого текста). Наверное, особый отбор слов, которые своим звучанием способствуют образной передаче мысли, характерен для детской поэзии потому, что ее адресату свойствен синкретизм восприятия, когда чуть ли не все органы чувств ребенка задействуются в процессе чтения или слушания стихотворения.
Отдельные группы созвучий, располагающиеся в пределах строки, создают более тесную смысловую связь между словами. Звуковой рисунок способствует появлению в воображении соответствующей картины, причем в некоторых строках повтор звуковых элементов организован так, что последующее слово, содержащее сходные элементы, как бы обогащает эту картину. Не случайно такие слова имеют переносный смысл; они словно усиливают впечатление от картины пурги (делают ее не только зримой, но и слышимой) [9. С. 57].
Предназначение, и ценность поэзии для детей состоит в том, что она способна производить в сознании ребенка резкий смысловой сдвиг, когда, казалось бы, далекие друг от друга понятия сближаются, и в этом сближении дети узнают похожий на свой, свежий взгляд на мир. В детских стихах нередко используется способ выражения душевного состояния через изображение природы: природа наделяется чувствами - живого существа. Это неотъемлемое свойство лирики. В детской поэзии этот прием выступает как средство постижения мира природы и всей окружающей ребенка жизни. Ведь для детей искусство - второй мир. Грань между ним и реальной действительностью стирается в силу особенностей детского восприятия. Сопереживание как следствие проникновения ребенка в суть авторского замысла возникает только в том случае, если читатель верит автору
Саша Черный настолько близко понимает природу детского восприятия жизни, что буквально передаёт путь восхождения ребёнка "от конкретного к абстрактному", от перечня предметов до осмысления их свойств: "В будках куклы и баранки, Чижики, цветы: Золотые рыбки в банке Разевают рты:" [5. С. 134].
В заключительном стихотворении книги выражена мысль поэта о "соборном разрешении всех главных проблем" [10. С. 564]. "Вообще: почему так любят его стихи и рассказы дети: В нем самом, в его природе было что-то близкое детям" [10. С. 565]. Видимо, если Саша Черный настолько близок детям и сейчас, то - очень возможно - детям не хватает именно такой природной близости маленькому читателю.
Современное детское чтение оказывается невозможным без включения в его круг достижений русской и зарубежной детской литературы. Если поэт нашёл верное слово и нужную интонацию, то его творения никогда не будут скучны, не нужны маленьким читателям. В случае с Сашей Черным сказалось то обстоятельство, что волею судьбы его творчество стало доступным массовому российскому читателю через долгое время после его кончины. Поэт, живший настоящим, утратил русского читателя при жизни. "Вторая жизнь" Саши Черного будет долгой.
Можно сказать, что "Детский остров" Саши Черного является символом всей русской детской литературы: ведь, с другой стороны, не только художник "спасается" на этом острове, а и дети воспринимают своё "детство" (состояние детства) как пребывание на острове, охраняющем их от взрослых. Мотивы сборника "Детский остров": радостное и острое переживание единственности бытия, выявление множественности и неисчислимости мира, насыщенного вещами, нахождение рядом с собой многих и многих субъектов действования - вплоть до букашек, зверьков и оживающих предметов, одиночество обиженного ребёнка.
Своеобразие художественного мира Саши Черного заключается в его единстве. Единство же достигается через сохранение искренней интонации повествования всепроникающего и всеобъемлющего образа поэта - одновременно и взрослого, и ребёнка. Выявляется структура сборника, в котором центральным становится образ "большого ребенка", "дитяти, умудренного опытом сотен тысяч прожитых лет и дней", - поэта. Композиционно вокруг этого образа выстраиваются образы окруживших его детишек. Следующий круг - обступившие поэта и детей-слушателей звери, птицы, насекомые, словом, всякая живность, включая и растения, и деревья. Сюда же примыкает высокое небо и близкая добрая земля.
Своеобразие художественного мира "Детского острова" состоит в одновременности сосуществования и взаимообращённости поэта, его адресатов, персонажей художественного мира и объединяющем одушевлении всего сущего на земле.
Значение "Детского острова" в истории русской литературы состоит в состоявшемся постижении детского мира через художественно-поэтический (в этом Саша Чёрный может быть сравнен с Л.Н. Толстым в "Детстве", "Отрочестве", "Юности", Н.М. Гариным-Михайловским в "Детстве Темы"). В творчестве же Саши Черного этот сборник ознаменовал особое отношение поэта к миру детства, отношение, близкое к отношениям поэта и мира. Дар перевоплощения в дитя, воспринимающее мир соразмерным себе, для Саши Черного органичен.
Творчество Саши Черного оказывается актуальным сейчас. Оно востребовано как историей литературы и общественной мысли, так и маленькими читателями, узнающими в лирическом герое самих себя.
Список использованных источников:
Александров В. Видим столько, сколько в нас заложено: [О корневых проблемах детской литературы] // Детская литература. 1993. № 2; № 10/11. С. 55-57.
Алексеев А.Д. Литература русского зарубежья: Материалы к библиографии. СПб.: Наука, 1993.
Антонов А. Анафема "детской литературе": [Литературно-критические заметки] // Грани. 1993. № 168. С. 119-140.
Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии. М.: Современник, 1990.
Евстигнеева Л.А. Журнал "Сатирикон" и поэты-сатириконцы. М.: Наука, 1968. С. 159-208.
6. Есаулов И. Где же ты, Где же ты, золотое руно?: Идиллическое в детской поэзии // Детская литература. 1990. № 9. С. 26-30.
7. Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения. М.: Флинта; Наука, 1999. 248 с.
8. Иванов А.С. "Жил на свете рыцарь бедный:" // Черный Саша. Избранная проза. М.: Книга, 1991. С. 394-431.
9. Колесникова О.И. Заметки о языке поэзии для детей // Русский язык в школе. 1994. № 4. С. 59-64.
10. Кривин Ф. Саша Черный // Черный Саша. Стихотворения. М.: Художественная литература, 1991.
11. Соколов А.Г. Проблемы изучения литературы русского зарубежья // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. 1991. № 5. С. 11-17.
12. Соложенкина С. И никаких проблем...: [О задачах детской литературы] // Детская литература. 1993. № 8/9. С. 3-9.
13. Усенко Л.В. Улыбка Саши Черного // Черный Саша. Избранное. Ростов н/Д., 1990. Черный Саша. Собрание сочинений: В 5 т. М.: Эллис Лак, 1996. Т. 5.
Достарыңызбен бөлісу: |