Людмила Давидюк, Людмила Дядечко, Инна Халабаджах
жүктеу/скачать 7,35 Mb. Pdf көрінісі
|
11 kl Ros literatura hrestomat elektronna
| Литература
Старые туфли брюнетки были выброшены за занавеску, и туда же про следовала и сама она в сопровождении рыжей девицы и Фагота, несшего на плечиках несколько модельных платьев. Кот суетился, помогал и для пущей важности повесил себе на шею сантиметр. Через минуту изза занавески вышла брюнетка в таком платье, что по всему партеру прокатился вздох. Храбрая женщина, до удивительности по хорошевшая, остановилась у зеркала, повела обнаженными плечами, по трогала волосы на затылке и изогнулась, стараясь заглянуть себе за спину. — Фирма просит вас принять это на память, — сказал Фагот и подал брюнетке открытый футляр с флаконом. — Мерси, — надменно ответила брюнетка и пошла по трапу в партер. Пока она шла, зрители вскакивали, прикасались к футляру. И вот тут прорвало начисто, и со всех сторон на сцену пошли женщины. В общем возбужденном говоре, смешках и вздохах послышался мужской голос: «Я не позволю тебе!» — и женский: «Деспот и мещанин, не ломайте мне руку!» Женщины исчезали за занавеской, оставляли там свои платья и выходили в новых. На табуретках с золочеными ножками сидел целый ряд дам, энергично топая в ковер заново обутыми ногами. Фагот становился на колени, орудовал роговой надевалкой, кот, изнемогая под грудами сумочек и туфель, таскался от витрины к табуретам и обратно, девица с изуродованной шеей то появлялась, то исчезала и дошла до того, что уж полностью стала та рахтеть пофранцузски, и удивительно было то, что ее с полуслова понимали все женщины, даже те из них, что не знали ни одного французского слова. Общее изумление вызвал мужчина, затесавшийся на сцену. Он объ явил, что у супруги его грипп и что он поэтому просит передать ей что нибудь через него. В доказательство же того, что он действительно женат, гражданин был готов предъявить паспорт. Заявление заботливого мужа было встречено хохотом, Фагот проорал, что верит, как самому себе, и без паспорта, и вручил гражданину две пары шелковых чулок, кот от себя до бавил футлярчик с помадой. Опоздавшие женщины рвались на сцену, со сцены текли счастливицы в бальных платьях, в пижамах с драконами, в строгих визитных костю мах, в шляпочках, надвинутых на одну бровь. Тогда Фагот объявил, что за поздним временем магазин закрывается до завтрашнего вечера ровно через одну минуту, и неимоверная суета под нялась на сцене. Женщины наскоро, без всякой примерки, хватали туф ли. Одна, как буря, ворвалась за занавеску, сбросила там свой костюм и овладела первым, что подвернулось, — шелковым, в громадных букетах, халатом и, кроме того, успела подцепить два футляра духов. Ровно через минуту грянул пистолетный выстрел, зеркала исчезли, провалились витрины и табуретки, ковер растаял в воздухе так же, как и занавеска. Последней исчезла высоченная гора старых платьев и обуви, и стала сцена опять строга, пуста и гола. И вот здесь в дело вмешалось новое действующее лицо. Приятный звучный и очень настойчивый баритон послышался из ложи № 2: 186 — Всетаки желательно, гражданин артист, чтобы вы незамедли тельно разоблачили бы перед зрителями технику ваших фокусов, в особенности фокус с денежными бумажками. Желательно также и возвращение конферансье на сцену. Судьба его волнует зрителей. Баритон принадлежал не кому иному, как почетному гостю сегодняш него вечера Аркадию Аполлоновичу Семплеярову, председателю акусти ческой комиссии московских театров. Аркадий Аполлонович помещался в ложе с двумя дамами: пожилой, дорого и модно одетой, и другой — молоденькой и хорошенькой, одетой попроще. Первая из них, как вскоре выяснилось при составлении про токола, была супругой Аркадия Аполлоновича, а вторая — дальней род ственницей его, начинающей и подающей надежды актрисой, приехав шей из Саратова и проживающей на квартире Аркадия Аполлоновича и его супруги. — Пардон! — отозвался Фагот, — я извиняюсь, здесь разоблачать нечего, все ясно. — Нет, виноват! Разоблачение совершенно необходимо. Без этого ваши блестящие номера оставят тягостное впечатление. Зрительская масса тре бует объяснения. — Зрительская масса, — перебил Семплеярова наглый гаер, — как будто ничего не заявляла? Но, принимая во внимание ваше глубокоува жаемое желание, Аркадий Аполлонович, я, так и быть, произведу разо блачение. Но для этого разрешите еще один крохотный номерок? — Отчего же, — покровительственно ответил Аркадий Аполлонович, — но непременно с разоблачением! — Слушаюсь, слушаюсь. Итак, позвольте вас спросить, где вы были вчера вечером, Аркадий Аполлонович? При этом неуместном и даже, пожалуй, хамском вопросе лицо Аркадия Аполлоновича изменилось, и весьма сильно изменилось. — Аркадий Аполлонович вчера вечером был на заседании акустиче ской комиссии, — очень надменно заявила супруга Аркадия Аполлонови ча, — но я не понимаю, какое отношение это имеет к магии. — Уй, мадам! — подтвердил Фагот, — натурально, вы не понимаете. Насчет же заседания вы в полном заблуждении. Выехав на упомянутое заседание, каковое, к слову говоря, и назначеното вчера не было, Арка дий Аполлонович отпустил своего шофера у здания акустической комис сии на Чистых прудах (весь театр затих), а сам на автобусе поехал на Ело ховскую улицу в гости к артистке разъездного районного театра Милице Андреевне Покобатько и провел у нее в гостях около четырех часов. — Ой! — страдальчески воскликнул ктото в полной тишине. Молодая же родственница Аркадия Аполлоновича вдруг расхохо талась низким и страшным смехом. — Все понятно! — воскликнула она, — и я давно уже подозревала это. Теперь мне ясно, почему эта бездарность получила роль Луизы! И, внезапно размахнувшись коротким и толстым лиловым зонтиком, она ударила Аркадия Аполлоновича по голове. 187 Литература Подлый же Фагот, и он же Коровьев, прокричал: — Вот, почтенные граждане, один из случаев разоблачения, которого так назойливо добивался Аркадий Аполлонович! — Как смела ты, негодяйка, коснуться Аркадия Аполлоновича? — грозно спросила супруга Аркадия Аполлоновича, поднимаясь в ложе во весь свой гигантский рост. Второй короткий прилив сатанинского смеха овладел молодой род ственницей. — Уж ктокто, — ответила она, хохоча, — а уж ято смею коснуться! — и второй раз раздался сухой треск зонтика, отскочившего от головы Аркадия Аполлоновича. — Милиция! Взять ее! — таким страшным голосом прокричала супру га Семплеярова, что у многих похолодели сердца. А тут еще кот выскочил к рампе и вдруг рявкнул на весь театр челове ческим голосом: — Сеанс окончен! Маэстро! Урежьте марш!! Ополоумевший дирижер, не отдавая себе отчета в том, что делает, взмахнул палочкой, и оркестр не заиграл, и даже не грянул, и даже не хватил, а именно, по омерзительному выражению кота, урезал какойто невероятный, ни на что не похожий по развязности своей марш. На мгновенье почудилось, что будто слышаны были некогда, под юж ными звездами, в кафешантане, какието малопонятные, но разудалые слова этого марша: Его превосходительство Любил домашних птиц И брал под покровительство Хорошеньких девиц!!! А может быть, не было никаких этих слов, а были другие на эту же музыку, какието неприличные крайне. Важно не это, а важно то, что в Варьете после всего этого началось чтото вроде столпотворения вавилон ского. К Семплеяровской ложе бежала милиция, на барьер лезли любо пытные, слышались адские взрывы хохота, бешеные крики, заглушае мые золотым звоном тарелок из оркестра. И видно было, что сцена внезапно опустела и что надувало Фагот, равно как и наглый котяра Бегемот, растаяли в воздухе, исчезли, как раньше изчез маг в кресле с полинявшей обивкой. Прочитайте фрагменты 17 главы романа «Мастер и Маргарита». Ответьте на вопросы и выполните задания в учебнике. жүктеу/скачать 7,35 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|