упасть. В Мюнхене оставалось только одно большое помещение, в котором мы еще
не решались устраивать свои собрания: цирк Кроне.
В конце января 1921 г. Германия опять переживала особенно тяжелые времена.
Парижское соглашение, обязывавшее Германию к выплате безумной суммы в 100
миллиардов золотых марок, входило в силу и начинало давить на народ самым
беспощадным образом.
В Мюнхене издавна существовал блок так называемых патриотических союзов.
И вот этот блок проектировал теперь устроить большое собрание протеста по этому
поводу.
Время было горячее, ждать было нельзя. Я лично очень нервничал по поводу
того, что принятое решение о большом собрании
протеста все откладывалось и
затягивалось. Сначала проектировалась манифестация на Королевской площади.
Затем этот план был оставлен из опасения, что манифестация будет разогнана
красными. Потом был выдвинут проект манифестации по Аллее полководцев. Но
затем и этот проект был сдан в архив, и в конце концов остановились на проекте
общего собрания в том же помещении «Киндл». Между тем дело все затягивалось.
Так называемые большие партии вообще не обращали внимания на это событие, а
блок патриотических союзов все не решался точно назначить день предполагаемой
манифестации.
Во вторник 1 февраля 1921 г. я стал настоятельно требовать, чтобы наконец
принято было решение.
Мне обещали, что в среду решение будет принято.
Наступила среда, и я потребовал окончательного ответа. Но ясного ответа я опять не
получил. Мне было заявлено, что блок «рассчитывает» на следующей неделе в
среду непременно устроить эту манифестацию.
Но это было уже слишком. Мое терпение лопнуло, и я принял решение устроить
это собрание протеста на свой собственный страх и риск. В ту же среду после обеда
я в течение 10 минут продиктовал машинистке листовку и поручил нанять
помещение в цирке Кроне на следующий же день в четверг 3 февраля.
В ту пору это было очень рискованное предприятие. Неизвестно было, удастся
ли собрать такую аудиторию, которая смогла бы заполнить это колоссальное
помещение. Но кроме того существовала
еще та громадная опасность, что придут
красные и сорвут собрание.
Наши дружины были еще слишком слабы для такого колоссального помещения.
Конкретного плана действий на случай попыток срыва собрания у меня тоже еще не
было. Мне тогда еще казалось, что сорвать собрание в таком громадном помещении
вообще гораздо легче, чем в меньшем зале. Но опыт показал, что в этом отношении
я был совершенно неправ. Дело обстоит как раз наоборот. В этом большом
помещении гораздо легче справиться с нарушителями порядка, чем в
переполненном до краев меньшем зале. Ясно было только одно: если нас постигнет
неудача, мы можем быть отброшены назад надолго. Если бы красным один раз
удалось разогнать наше собрание, это одним ударом лишило бы нас ореола и
придало бы противнику духу повторять такие попытки на каждом нашем
дальнейшем собрании. Это привело бы к саботажу
всех наших дальнейших
собраний и прошло бы, быть может, несколько месяцев, прежде чем мы смогли бы
оправиться от удара.
Но решение было принято. Оставалось действовать. Для распространения
нашего листка и плакатов мы имели в своем распоряжении только один день, а
именно четверг. Уже с утра, к нашему огорчению, пошел дождь. Были все
основания опасаться, что многие предпочтут остаться дома, чем по дождю и снегу
идти на собрание, где к тому же возможна кровопролитная драка.
В четверг утром я стал серьезно опасаться, удастся ли нам собрать достаточно
большую аудиторию, чтобы заполнить такое гигантское помещение. Если бы это не
удалось, вся вина пала бы на мою голову и мое положение
перед блоком было бы
неважное. Я решил тут же выпустить еще пару летучек. Немедленно я продиктовал
текст, дал напечатать листки и приступил к их распространению. Летучки
естественно содержали приглашение на собрание. Затем я нанял два грузовика,
задрапировал их красной материей, водрузил на них несколько партийных знамен и
посадил на каждый из грузовиков по 15–20 товарищей. Они получили приказ
объехать все улицы города, разбросать всюду листки и вообще вести пропаганду в
пользу нашего собрания. Это был первый случай, когда на улицах Мюнхена
появились грузовики со знаменами, принадлежавшими немарксистской партии.
Буржуазное население города с раскрытыми ртами следило за разъездами красных
грузовиков с нашими знаменами. В рабочих же
кварталах по адресу наших
грузовиков раздавались проклятия, рабочие грозили кулаками в воздух и ругались
по поводу новейшей «провокации по адресу пролетариев». Ведь до сих пор никто не
сомневался в том, что большие собрания имеют право созывать только марксисты и
разъезжать со своими знаменами на грузовиках имеют право тоже только они.
К семи часам вечера помещение цирка не было еще полно. Каждые десять минут
мне сообщали по телефону о положении дел. Я сам изрядно нервничал. Когда мы
устраивали наши собрания в других помещениях, то к семи часам или к семи с
четвертью зал уже обыкновенно бывал полон. Но скоро положение стало
разъясняться: я просто не учел гигантских размеров помещения цирка. В прежних
залах наших собраний тысяча человек составляла уже заметную величину. В
помещении же цирка Кроне такое количество людей было совершенно незаметно.
Минут через 20 я стал получать уже более благоприятные сведения. В три четверти
восьмого
мне сообщали, что помещение уже на четыре пятых заполнено и что
большие массы народа толпятся еще перед билетными кассами. Тогда я отправился
в цирк.
Я подъехал к помещению цирка без двух минут восемь. Перед цирком все еще
толпилась громадная масса людей. Частью это были просто любопытствующие, но
Достарыңызбен бөлісу: