Моя борьба

мере и прошло с таким же подъемом.
Так начался для нас 1921 г. в Мюнхене. Теперь я перешел к устройству двух, а
иногда и трех массовых собраний в неделю. Теперь наши собрания постоянно
происходили именно в цирке, и все вечера имели одинаково большой успех.
В результате число сторонников быстро возросло; сильно увеличилось также
число членов партии.
Такие успехи не могли конечно оставить равнодушными и наших противников.
Мы уже сказали, что противники прибегали то к замалчиванию нашего движения,
то к террору. Теперь они убедились, что ни то ни другое не помогло. После
некоторых колебаний противники вновь приняли решение прибегнуть к террору, но
сделать это с такой силой, чтобы надолго отучить нас от устройства собраний.
Внешним поводом они избрали некое очень таинственное покушение на их
депутата Эргардта Ауэра. На этого Эргардта Ауэра будто бы кто-то ночью напал с
револьвером. Правда, он не был ранен и вообще неизвестно, стреляли ли в него, но
версия была пущена такая, что имело место покушение. Конечно изумительное
присутствие духа и необычайное мужество социал-демократического вождя не
только помешали преступному покушению совершиться, но и обратили в бегство
таинственных преступников. Преступники убежали так быстро, что полиции так
никогда и не удалось набрести даже на их след. Но именно этот повод показался
красным подходящим, чтобы опять начать безмерную травлю нашего движения и
опять начать хвастаться, как беспощадно они разделаются с нами. Теперь —
угрожала местная с.-д. газета — приняты уже вполне достаточные меры, чтобы раз
навсегда раздавить нас. Мускулистая рука рабочих положит-де предел всем нашим
крикливым успехам. Спустя несколько дней, красные назначили и срок нападения.
С этой целью они остановились на собрании, в котором должен был выступать я
лично. Дело шло о собрании в большом зале Придворной пивной.
4 ноября 1921 г. между 6 и 7 часами пополудни я получил точные известия, что
решено во что бы то ни стало взорвать наше собрание и что с этой целью со многих
красных предприятий посланы специально большие массы рабочих.
Только благодаря несчастному стечению случайных обстоятельств, мы не
получили этого сообщения гораздо раньше. Дело в том, что как раз в этот день мы
меняли помещение своей партийной организации и переходили в новое. Но в новом
помещении продолжали работать, и мы не сразу могли там устроиться. В старом
помещении телефон уже был снят, а в новое мы не успели еще его перенести.
Несколько раз в течение дня нам пытались звонить, чтобы сообщить нам о
готовящемся скандале, но вследствие указанных обстоятельств не могли
дозвониться.
Так как мы не знали о готовящихся событиях, то случилось так, что на собрании
присутствовала только очень слабая наша дружина. Не было даже целой сотни.
Присутствовавший отряд насчитывал всего 46 человек. Наш осведомительный
аппарат в то время был налажен еще плохо, и при тогдашней службе связи мы в
течение какого-нибудь одного часа не в состоянии были мобилизовать достаточное
подкрепление. К тому же в прошлом не раз бывали ложные тревоги и получавшиеся

сведения не оправдывались. Недаром старая пословица говорит, что заранее
назначенные революции никогда не происходят. Это правило подтвердилось и на
опыте наших собраний.
В результате всех этих обстоятельств мы не смогли принять всех тех мер,
которые были бы приняты, если бы мы заблаговременно знали о готовящемся.
Данное помещение к тому же казалось нам менее удобным для упражнения
красных. Обыкновенно мы больше боялись за цирк, вообще за собрания,
происходившие в более крупных помещениях. Но в этот день мы получили урок,
убедивший нас в противном. Все эти проблемы мы впоследствии изучили
досконально, можно сказать, научно. Результаты, к которым мы пришли, были
крайне поучительны и сослужили большую службу нашим отрядам штурмовиков на
будущее.
Когда я в три четверти восьмого вошел в небольшой зал, прилегающий к
главному помещению, где должно было происходить собрание, не было уже
никаких сомнений в том, что красные действительно подготовили провокацию.
Главный зал был уже переполнен, и полиция больше никого уже не пускала.
Противники явились очень рано и заняли много мест в зале. Большинство же наших
сторонников уже не могли проникнуть в помещение собрания. Наш маленький
отряд штурмовиков поджидал меня в небольшом зале, прилегавшем к главному
помещению. Я приказал закрыть двери, ведущие в главное помещение, и решил
переговорить сначала с моими штурмовиками. Без дальних слов я объяснил своим
молодцам, что сегодня им вероятно впервые представится случай показать на деле,
насколько они преданы нашему движению. Я заявил, что никто из нас не должен и
не смеет покинуть зал собрания — разве что его вынесут оттуда мертвым. Я сказал
им, что сам я во что бы то ни стало останусь в зале собрания и надеюсь, что никто
из них меня не покинет. Если же я замечу, что кто-нибудь из них струсит, то я
лично сорву с него повязку и отниму у него партийный значок. Затем я дал им
приказ при первых же попытках внести беспорядок в собрание моментально
наступать, памятуя, что наступление есть лучшая защита.
Ребята ответили мне троекратным «ура». Голоса их были взволнованы.
Вслед за этим я попал в большой зал. Теперь я мог собственными глазами
убедиться в том, какая создалась ситуация. Противники сидели густыми рядами и
пытались пронзить меня уже одними взглядами. Многие из них смотрели на меня с
нескрываемой ненавистью, а другие стали делать совершенно недвусмысленные
замечания с мест. Сегодня нам «приходит конец», сегодня нам «раз навсегда»
закроют рот; многие намекали на то, что нам прямо «выпустят кишки» и т. д. в том
же духе. Господа эти слишком были уверены в своем перевесе сил и чувствовали
себя соответственным образом.
Тем не менее собрание было открыто, и я приступил к докладу. Мой стол в этом
помещении обыкновенно ставился в середине зала вдоль его большой стены. Таким
образом я обыкновенно находился в самом центре аудитории. Этим может быть и
объясняется то обстоятельство, что в данном зале мне удавалось вызвать настроение
более подъемное, чем в каком-либо другом.

На этот раз перед самым моим носом, особенно слева от меня сидели сплошь
противники. Это были все физически крепкие люди, главным образом молодежь с
фабрик Кустермана, Маффея и др. Вдоль всей левой стены зала они сидели очень
густо, и ряды их доходили вплоть до моего стола. Я сразу заметил, что они стали
накапливать около своих скамей возможно большее количество кружек из-под пива.
Они заказывали все новые и новые порции, а опорожненные кружки ставили под
стол. Так накопили они целые батареи кружек. Трудно было ожидать, что при таких
обстоятельствах дело может кончиться сколько-нибудь благополучно.
Тем не менее я уже успел проговорить около полутора часов — несмотря на все
цвишенруфы. Начинало уже казаться, что мы овладели полностью положением.
Вожаки, присланные для устройства скандала, по-видимому сами начали так
думать. Это видно было по тому, как они становились все более и более
беспокойными, куда-то выходили, затем вновь возвращались и все более и более
нервно о чем-то нашептывали своей пастве.
Парируя один из цвишенруфов, я допустил небольшую психологическую
ошибку и сам почувствовал это тотчас же после того, как слова слетели с моих уст.
Это и послужило сигналом к началу скандала.
Раздалось несколько гневных выкриков, и в этот момент какой-то субъект
внезапно вскочил на стул и заорал «свобода». По этому сигналу печальные рыцари
«свободы» и приступили к делу.
В течение нескольких секунд весь громадный зал превратился в свалку. Кругом
— дико ревущая толпа, над головами которой как снаряды летают бесчисленные
глиняные кружки. Улюлюканье, крики и вопли, треск сломанных стульев, звон
разлетающихся вдребезги кружек, словом ад!
Таков был этот сумасшедший спектакль. Я остался невозмутимым на своем
месте и смог отсюда наблюдать, как превосходно исполняли свои обязанности мои
молодцы.
Посмотрел бы я в аналогичной обстановке на любое буржуазное собрание!
Скандалисты еще не успели войти в роль, как мои штурмовики (так суждено
было называться им с этого дня) уже перешли в наступление. Как стаи разъяренных
волков устремились на них мои штурмовики, группируясь маленькими кучками по
8-10 человек. Немедленно мои молодцы стали выкидывать скандалистов из зала.
Уже минут через пять со всех моих молодцов струилась кровь. Многих из этой
дружины я впервые тогда как следует узнал. Во главе их стоял мой храбрый Морис.
Затем я тут впервые узнал Гесса, который ныне является моим личным секретарем,
и многих, многих других. Даже те из них, которые были ранены тяжело,
продолжали драться, пока сколько-нибудь держались на ногах. Весь этот ад
продолжался почти 20 минут. Затем однако, противники, которых было не меньше
700–800 человек, были выбиты из зала и летели стремглав с лестницы. Только в
левом углу зала еще держалась большая группа противников, оказывавшая
ожесточенное сопротивление. В это время у входной двери по направлению к
трибуне раздалось два револьверных выстрела, после чего поднялась бешеная
пальба. Мое сердце старого солдата испытало настоящее удовольствие. Обстановка

начинала напоминать настоящую перестрелку на фронте.
Кто именно стрелял, уже нельзя было понять. Ясно было только одно, что с этой
секунды ярость моих обливающихся кровью ребят только усилилась. В конце
концов им удалось справиться с последней группой противников и полностью
очистить зал.
С момента начала боевых действий прошло примерно 25 минут. Теперь зал
выглядел так, будто в нем только что разорвалась граната. Многим из моих
сторонников пришлось сделать перевязки тут же на месте, других пришлось, увезти
в больницу. Но господами положения остались мы. Председательствовавший на
этом собрании Герман Эссер встал и невозмутимо сказал: «Собрание продолжается.
Слово имеет докладчик». И я продолжал.
Когда мы уже закрыли собрание, внезапно вбежал возбужденный полицейский
чиновник и, дико размахивая руками, закричал: «Собрание распускаю».
Невольно расхохотались мы при виде этого запоздавшего блюстителя порядка.
Как похоже это на этих героев! Чем мельче масштаб эпос господ, тем больше они
важничают и встают на ходули.
Многому важному научились мы в ходе этого собрания. Противники тоже
однако получили уроки, которые не скоро забыли.
До самой осени 1923 г. местная с.-д. газета («Мюнхенская почта») не решалась
нам больше угрожать «мускулистой рукой рабочего».

жүктеу/скачать 3,18 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: