ГЛАВА 6. Седентаризация по-сталински*

ных потребностей, и в преломлении этой цели оно пред­
ставлялось как раз таки достаточно рациональным. 
Что касается "примитивизма", то этотэпитет без ого­
ворок на свою относительность, по-видимому, также вряд 
ли применим к столь самобытной форме исторической 
эволюции, явившей миру уникальный тысячелетний опыт 
освоения гигантских аридных территорий. B самом деле, 
правомерно ли считать "убогой" системухозяйства, в нед­
рах которой сформировалась собственная цивилизация с 
эффективным социальным механизмом адаптации и раз­
витыми культурными традициями. 
He "вписывается" в такое понимание и констатация 
общепризнанного факта довольно высокой диверсикации 
(сложности) технологических навыков кочевников. Еще 
древние насельники степи выработали до удивления чет­
кие принципы организации производства, научились гиб­
ко и оперативно реагировать на вероятность природной 
среды, умели смягчить идущие отсюда возмущения пос­
редством продуманной утилизации рассредоточенных во 
времени и пространстве ресурсов. B совершенстве вла­
дели они методами улучшения скота и целевого управле­
ния концентрацией и структурой стада, обнаруживали 
глубокие познания в области этологии (поведения) жи­
вотных и фенологии. Весь этот опыт транслировался из 
поколения в поколение, обретая в каждом из них все но­
вые и новые импульсы к своему саморазвитию и совер­
шенству. И этот момент служил одним из источников 
динамизма скотоводческой культуры. 
Обладая развитым адаптивно-адаптирующим (при­
способление к среде обитания и одновременно приспо­
собление ее в своих интересах) механизмом и достаточ­
но мощными потенциями синергизма, т.е. самоорганиза­
ции, структура оказывалась способной интегрироваться 
в аридную экосистему. Причем процесс этот протекал 
столь гармонично, что само скотоводческое хозяйство 
превратилось в носителя вполне определенной экологи­
ческой функции (как доказано, недогрузка пастбищ, на­
пример, снижает продуктивность травяного покрова, за­
медляет азотный цикл и в конечном счете вызывает дег-
114 

радацию растительности) (1). 
Об эффективности "включения" номадного комплек­
са в окружающую среду свидетельствовало и то, что в 
рамках его получала благоприятные предпосылки для сво­
его развития тенденция к сохранению динамического рав­
новесия естественно-природных и социально-экономи­
ческих факторов. Идеей такого эквилибриума (равнове­
сия) была спонтанно движимая здесь вся хозяйственно-
поведенческая мотивация. Благодаря этому достигался 
относительно разумный баланс природопользовательных 
и природосберегающих аспектов деятельности, что поз­
воляло избегать глубоких конфликтов по отношению к 
природе, а следовательно, максимально смягчать возмож­
ные последствия деструктивных обратньгх связей в дей­
ствовавшей системе "общество - среда". (Именно в кон­
тексте последних следует рассматривать и природу воз­
никновения таких страшных для степи явлений, как джут 
и эпизоотии. Отдельные исследователи, например, Ф. 
Шахматов, рассматривая их в пределах тренда - вековой 
статистики, пытались уловить здесь какую-то периоди­
чески строго повторяющуюся частотность. Характерно 
это было и для народной культуры, где выделялся 12-
летний кризисный цикл - мушель. Нам представляется, 
что джут есть рефлексия (отражение) самоорганизующей­
ся системы "природа" на сверхдопустимые нагрузки сис­
темы "общество". Резкое количественное увеличение со­
вокупного поголовья скота вызывало неадекватное дав­
ление на пастбища C целью его снятия природная среда 
"включала" свои регулятивные механизмы, в том числе и 
через джуты и эпизоотии. He следует забывать, что Земля 
как частица космоса постоянно обменивается с ним ве­
ществом и энергией. A это значит, что в случае антропо­
генного нарушения природного равновесия неизбежно 
возникают обратные энергетические связи восстанавли­
вающего действия (см.: космосоциологические теории Ш. 
Фурье, Э. Леруа, П. Тейяр деШардена, В.И. Вернадского, 
A. Чижевского). Что касается джутовых частот и их со­
впадения по промежуткам времени, то они, по-видимо­
му, являли собой те временные циклы, в течение которых 
115 

количество скота подходило к своей репродуктивной кри­
зисной массе. Одним словом, природа жестоко мстила (а 
на самом деле регулировала) за игнорирование законо­
мерностей космоса). 
Из сказанного выше правомерно заключить, что ско-
товодческоехозяйство почти адекватно отвечало чрезвы­
чайно жестким природно-климатическим характеристи­
кам региона. Собственно, иначе и быть не могло, пос­
кольку обозначенный тип хозяйственно-культурной дея­
тельности был обязан своей данностью не какой-то "из­
начальной консервативности и отсталости", а объектив­
ной эволюции, корректировавшейся условиями экосисте­
мы. Аридное пространство, представляющее собой ярко 
выраженную экстремальную среду, требовало совершен­
но особых форм адаптации. И такие формы нашли свою 
реализацию в системе пастбищно-кочевого скотоводст­
ва, которая в тех условиях только и могла относительно 
эффективно противостоять постоянной экологической 
напряженности и даже влиять на ее некоторое "снятие". 
Если тезисно очертить обозначившуюся здесь объ­
ективную обусловленность, то логическая схема разво­
рачивается примерно в таком виде. Территория Казахста­
на по своим характеристикам суть преимущественно арид­
ное пространство. Ho при рассмотрении ее как единого 
функционального целого она выступает как аридная эко­
система. Следовательно, она вместе с тем может быть 
воспринята и как аридная экологическая ниша. Если по­
пытаться рассуждать далее в русле одного из фундамен­
тальных правил экологической аксиоматики - правила 
обязательности заполнения экологических ниш,* то по 
аналогии необходимо констатировать, что территория 
Казахстана как экологическая ниша должна была быть 
* Данное правило гласит, что пустующая экологическая ниша 
всегда бывает естественно заполнена. To есть экологическая ниша как 
функциональное место вида в экосистеме дозволяет форме, способ­
ной выработать приспособительные особенности, заполнить эту нишу. 
(См.: РеймерН.Ф. Природопользование. M., 1990. C.389). Думается, 
что данный императив не утрачивает силы и применительно к хозяй­
ственным системам. 
116 

кем-то занята. Ho поскольку речь идет именно об арид­
ной экологической нише, то интегрироваться в нее уда­
лось лишь скотоводческому типу хозяйственно-культур­
ной деятельности. Причем это было не просто скотовод­
ческое хозяйство, а пастбищно-кочевое, так как только 
посредством выработки совершенно особого экологичес­
ки адекватного номадного (кочевого) способа производ­
ства хозяйствующим субъектам удавалось утилизовать 
обширные степные ландшафты, т.е. социально адапти­
ровать пространство. 
Итак, в силу объективной заданности экосистемных 
пределов и объективно же сложившегося уровня разви­
тия производительньгх сил жители полупустынь Казах­
стана ничем другим, кроме как пастбищным скотоводст­
вом, заниматься попросту не могли. Лишь только пос­
редством данной системы хозяйства удавалось интегри­
роваться в аридную экосистему и тем самым обеспечи­
вать более или менее приемлемое функционирование 
"экономики выживания". И именно в преломлении к дей­
ствовавшим экологическим предписаниям (и на фоне су­
ществовавших производительных сил) скотоводческий 
комплекс продолжал оставаться достаточно рациональ­
ным и оказывался еще способным демонстрировать вы­
сокий и конкурентоспособный (по отношению к возмож­
ным тогда альтернативным хозяйственным системам) 
потенциал. 
Однако, как известно, экологическая рациональность 
очень часто входит в противоречие с экономической це­
лесообразностью, а потому жертвуется в угоду послед­
ней. B пределах фактора аридности такая развязка имела 
слабые перспективы, так как способность "влиться" в эко­
систему в этом случае одновременно означала и возмож­
ность ее экономически эффективного освоения. И наобо­
рот, отторжение средой неадекватных хозяйственных 
инвазий (вторжений) неминуемо вызывало если не пол­
ное блокирование, то, во всяком случае, сильную нейтра­
лизацию желаемых экономических целей (неважно, про­
исходило это сразу или по прошествии определенного 
времени). Такова была логика естественно-исторических 
117 

процессов, и вторгаться в нее можно было лишь при на­
личии твердой опоры на весьма развитые производитель­
ные силы, но отнюдь не на абстрагированную от объек­
тивных реалий голую веру во всемогущество революци­
онно-преобразующего начала. 
Земледельческий труд, предполагавшийся в качест­
ве основной альтернативы пастбищно-кочевому скотовод­
ству, воспринимался тогда как экономически более раци­
ональная система материального производства. И для это­
го были основания, поскольку данное порождение циви­
лизации всегда привлекало именно тем, что отличалось 
исключительно высокой продуктивностью. Доказательств 
на сей счет не требовалось, так как аккумулированный 
хозяйственный опыт подтверждал этот постулат беско­
нечное множество раз. Тем не менее справедливость та­
кой посылки, будучи абсолютной для генерализирован­
ных представлений, становилась не такой уж аксиоматич­
ной по мере понимания, что и здесь возможны исключе­
ния из правил. Именно такой прецедент и создавал, в част­
ности, фактор аридности, который, препятствуя земле­
дельческой культуре как неадекватной при том уровне 
развития производительныхсил хозяйственной системы, 
в значительной степени "снимал" ее возможные преиму­
щества. Казахстан в этом плане служил достаточно убе­
дительной иллюстрацией. 
B столь экстремальных условиях и при сохраняющем­
ся тогда фактически доиндустриальном уровне развития 
производительных сил было бы противоестественным 
ожидать эффективной реализации потенциалаземледель-
ческого хозяйства. И в самом деле, он оказывался весьма 
суженным и не мог выйти на такие параметры, которые 
бы однозначно свидетельствовали обэкономических пре­
имуществах аридного земледелия перед традиционным, 
веками складывавшимся пастбищным скотоводством. 
0 низкой (даже на фоне тех скромных достижений 
агрикультуры) продуктивности земледелия в аридных 
условиях Казахстана ярче всего свидетельствовала мно­
голетняя динамика урожайности зерновьгх. Так, за38 лет, 
отслеженных дореволюционной статистикой края (1880-
118 

1917гг.), средняя урожайность в Северном Казахстане 
составляла лишь 5,3 ц/га (2). B советское время средняя 
урожайность зерновых оставалась примерно на том же 
уровне: 1922 - 5,2ц/гa, 1928-1932гг. - 5,8ц/гa, 1925-1934гг. 
- 6,7ц/гa (здесь ряд лет оказывался по климатическим ус­
ловиям очень благополучным) (3). Даже в исключитель­
но благоприятном 1934г., когда в республике был выра­
щен один из самых высоких (за то время, что велась ста­
тистика) урожаев, средний показатель так и не смог до­
стигнуть десятицентнеровой отметки (4). 
Следует иметь в виду, что фиксировавшиеся тогда 
статистикой урожайности многолетние средние значения 
в своей большей части формировались за счет показате­
лей, полученных по относительно давним, т.е. более или 
менее сложившимся, земледельческим районам. A это, 
как правило, были еще до революции отведенные под 
переселения участки из колонизационного фонда. Дан­
ные массивы представляли собой самые лучшие, т.е. на­
иболее пахотнопригодные земли, в свое время тщатель­
но отбонитированные квалифицированными специалис­
тами из Переселенческого управления. 
Ho даже на этих маргинальных (лесостепных) зем­
лях частые неурожаи были обычным явлением. Бороться 
с ними удавалось лишь посредством экстенсификации 
хозяйства: сняв один-дваурожая, землепашцы переходи­
ли на другой участок (5). Ясно, что экологическая цена 
такой "экономической рациональности" оказывалась бо­
лее чем высокой. Хищническая эксплуатация земельного 
фонда рано или поздно (но неизбежно) должна была при­
вести к региональному (на первых порах) нарушению 
природно-ресурсного потенциала, а в этом случае любые 
экономические цели стали бы попросту иррациональны­
ми. 
Приведенная выше аргументация будет не совсем 
корректной, если мы проигнорируем то обстоятельство, 
что "социалистическую реконструкцию" сельского хозяй­
ства предполагалось осуществлять на базе качественно 
более совершенного технологического обеспечения. B 
борьбу со стихийными силами природы вступал уже не 
119 

какой-то мелкий, энергетически ничтожно вооруженный 
"индивидуальщик", а "крупное механизированное соци­
алистическое хозяйство". Bo многом осознание именно 
этой перспективы порождало веру в возможность фрон­
тального проникновения в аридное пространство и по­
вышения продуктивности разворачиваемого в его пре­
делах земледелия. 
Безусловно, импульсы научно-технического прогрес­
са были способны оказать самое радикальное влияние на 
потенции земледельческой отрасли в аридной зоне. Ho 
реально это могло состояться только при условии комп­
лексного включения этого фактора, т.е по мере внедре­
ния научных систем земледелия, создания высокоурожай­
ных и засухоустойчивых сортов зерновых культур, хими­
зации и т.д. Между тем в силу все той же неразвитости 
производительных сил удалось задействовать лишь тот 
фрагмент НТП, который проецировался на отдельные 
процессы механизации земледельческого труда. Други­
ми словами, весь "прогресс" сводился к наращиванию 
вложений в земледелие энергии, достигавшемуся посред­
ством расширения материально-технической базы сель­
ского хозяйства, а если конкретнее, то через "тракториза­
цию". 
Такая вынужденно односторонняя и суженная интен­
сификация, деформировавшаяся к тому же попранием 
экологической аксиоматики, оборачивалась противопо­
ложной тенденцией - экстенсификацией. И это понятно: 
если раньше хищнические широкомасштабные распаш­
ки хоть как-то ограничивались лимитом технических воз­
можностей, то теперь это уже не могло являться препят­
ствием, поскольку механизация позволяла начать более 
мощную атаку на так называемые целинные земли. 
Земледелие же, базирующееся на примитивном на­
ращивании посевных площадей, не может быть призна­
но безусловно продуктивным и целесообразным и в прин­
ципе отождествляет собой типично экстенсивную доин-
дустриальную модель. A в ее рамках закон убывающего 
(естественного) плодородия почв всегда играл роль 
чрезвычайно жесткой реальности. B условиях аридной 
120 

зоны она сказывалась еще сильнее, очень быстро блоки­
руя благоприятные тенденции во времени и пространст­
ве (скоро продвигаться стало бы просто некуда, а старые 
площади со временем в силу своего истощения резко сни­
зили бы свою продуктивность). 
Таким образом, ограниченность развития произво­
дительных сил, а отсюда - и слабое использование дости­
жений НТП сдерживали трансформацию экстенсивного 
земледелия в интенсивное. Вследствие этого удавалось 
не столько эффективно интегрироваться в аридную эко­
логическую нишу, сколько насильно "втискиваться" в нее 
на условиях конфликта, цена которому в плане ближай­
ших и особенно долгосрочных перспектив оказывалась, 
мягко говоря, весьма сомнительной. 
Преимущества, уверенно прогнозировавшиеся для 
"крупного высокомеханизированного колхозного земле­
делия", заметно "угасали" не только в силу деформации 
социо- экологической системы "общество - природа", но 
и по ряду других причин. Ha отдельных изних есть смысл 
несколько задержаться. 
C этой целью предварительно вспомним некоторые 
положения, выдвинутые в свое время основателем орга­
низационно-производственного направленияА.В. Чаяно­
вым. Так, пытаясь вникнуть в поведенческую логикутру-
дового семейного хозяйства, очень часто представ­
лявшуюся иррациональной, он, как уже говорилось выше, 
пришел к выводу, что во многом ею движет идея оптиму­
ма. Bo всех процессах и операциях своей функциональ­
но-производственной деятельности крестьянский двор ис­
ходил прежде всего из задачи обеспечения таких опти­
мальных режимов, при которых не происходило подры­
ва физических сил работников, т.е. хозяина и его семьи. 
B полной мере эта установка распространялась и на раз­
меры хозяйства, которые всегда соответствовали возмож­
ностям трудовой семьи, потенциалу ее самоэксплуатации 
(6). 
Коллективизация же, представлявшая собой по сути 
горизонтальную концентрацию (объединение многих мел­
ких хозяйств в крупную хозяйственную единицу - сель­
хозартель), в плане организации производства ориенти-
121 

ровала отнюдь не на оптимальные характеристики. При­
нцип "чем крупнее, тем лучше" очень быстро превратил­
ся в стойкий стереотип, надолго заполнивший умы "ор­
ганизаторов сельскохозяйственного производства". Поэ­
тому неудивительно, что коллективизация, уже сама по 
себе обнаруживая огромную сумму негатива, вылилась 
еще и в гипертрофированные формы гигантомании. Кол­
хозы, объединявшие несколько сот хозяйств с большими 
посевными площадями, стали повсеместными реалиями 
(7). Что касается зерновых совхозов, то по сравнению с 
ними даже колхозы-гиганты выглядели "пигмеями": им 
отводились площади в размерах от 50 до 100 тыс.га (8). K 
весне 1931г. в Казахстане насчитывалось 19 зерновых 
совхозов с земельным фондом в 2109 тыс.га (9). 
Как видим, просторы были воистину необъятны. 
Между тем, когда подоспевали сроки сева, уборки или 
вспашки, однотипные операции приходилось вести од­
новременно на всем обширном пространстве. Если же 
такая синхронизация не удавалась, и работы проводились 
сначала на одних, потом на других и лишь затем на треть­
их полях, то потери от растягивания сроков могли вы­
литься в самые печальные для хозяйства-гиганта послед­
ствия. Как показывают современные расчеты, только из-
за увеличения длительности уборочных работ теряется до 
10-15 процентов урожая. A сюда надо добавить еще и 
потери вследствие слишком раннего или, наоборот, позд­
него сева, запаздывание со вспашкой, боронованием и 
т.д. 
Смягчить проблему операционной оптимальности, а 
следовательно, уменьшить связанные с ней огромные 
потери можно лишь путем наращивания парка механи­
зации. Однако это неминуемо сказалось бы на резком 
повышении себестоимости сельхозпродукции, причем в 
таких масштабах, которые наполовину и больше могли 
перекрыть все возможные здесь преимущества (10). Ho 
дело было даже не в этом, а в том, что в тех условиях о 
подобном наращивании не могло быть и речи (даже в 
более позднее советское время этот момент частично до­
стигается лишь благодаря широкомасштабным переброс-
122 

кам из региона в регион техники и обслуживающего пер­
сонала). 
Об этом убедительно свидетельствует статистичес­
кая отчетность. B интересующий нас период она фикси­
рует крайне низкий уровень механизации. B 1930г. MTC 
смогли охватить своим обслуживанием лишь один про-
центсозданныхколхозов, в 1931г. - 13,3 процента, в 1932 
- 20,7, в 1933 - 25,8, в 1934 - 32,2 (11). B 1933г. в совхозах, 
колхозах, MTC и MCTC работала всего 381 грузовая ма­
шина, а в 1935 - 2072 (12). B этом же году на полях совхо­
зов и колхозов Казахстана было задействовано около 1500 
комбайнов (14). Если соотнести это количество с посев­
ной площадью, то получится, что на один комбайн при-
ходилосьболееЗтыс.га(15). 
Естественно, при такой обеспеченности техникой 
разрыв в сроках проведения земледельческих работ ока­
зывался оченьзначительным. B 1933г., например, в опти­
мальные сроки было засеяно лишь 18,4 процента всех 
посевных площадей республики, в допустимые сроки -
25,9 процента и в поздние (агротехнически неприемле­
мые) - 55,7 процента (16). B северных районах Казахста­
на дело обстояло и того хуже. Так, в Кустанайской облас­
ти те же пропорции были следующими: 12,9 процента, 
23,2 процента и 63,9 процента. Если взять уборочные ра­
боты, то, скажем, в 1934г. в северных областях они затя­
нулись на 2-2,5 месяца, а в южных - наЗ-3,5. B результате 
было потеряно более 20 процентов урожая (17). Отсюда 
ясно, что продуктивность земледелия могла быть значи­
тельно снижена в силу действия фактора "горизонталь­
ной концентрации", роль которого в зоне "рискованного 
производства" и при отсутствии должного материально-
технического обеспечения (опуская аспект себестоимос­
ти) возрастала еще более существенно, чем в районах с 
благоприятным биоклиматическим потенциалом. 
B огромной мере идея возможности расширения 
аридного земледелия подпитывались иллюзией, что обоб­
ществленное производство, не в пример хозяйству, орга­
низованному на базе частной собственности, способно 
решать любые задачи, что даже "простое сложение кресть-
123 

янских орудий в недрах колхозов" может дать такой эф­
фект, "о котором и не мечтали наши практики" (18). 
Между тем уже тогда серьезные ученые, признавая в 
целом высокую эффективность концентрации на базе ко­
операции, считали, что ее основным звеном все же долж­
но оставаться крестьянское трудовое хозяйство с прису­
щими ему стереотипами хозяйского поведения (19). Ho 
такая постановка противоречила целям коллективизации, 
а потому предусматривалось полное отчуждение со­
бственника от средств производства и его результатов. 
Естественно, что очень скоро все стало определяться сте­
реотипами "нехозяйского" поведения, так как собствен­
ник попросту перестал отождествлять себя с объектом 
собственности (20). A как не раз доказывал историчес­
кий опыт, "даже самые изощренные системы стимулиро­
вания несобственников не могут сравниться с силой един­
ственного мотива "хозяйского самоотождествления" по 
своему положительному воздействию на рациональность 
производства" (21). 
Таким образом, декларируемые на всех уровнях иде­
ологической пропаганды преимущества колхозной фор­
мы производства в деле освоения аридных территорий 
также оказывались далекими от прогнозов, поскольку 
именно в рамках рискованного земледелия такие предпо­
сылки, как рачительное отношение к земле, выполнение 
жестких технологических требований, упорство, строгая 
последовательность в сезонных операциях, обретали по­
вышенную функциональную значимость. Ho в условиях 
возобладавшей "нехозяйской" мотивации эти извечные 
атрибуты крестьянского благополучия подавлялись стрем­
лением к созданию лишь образа рационального хозяйство­
вания, нежели к действительному улучшению работы и 
ее результатов. И понятно, что ожидать в этом случае ка­
ких-то неординарных возможностей, неведомых частно­
му производителю, было излишне самонадеянно. 
B рассматриваемые годы существовали определен­
ные общественные силы, представителей которых отли­
чало альтернативное понимание проблемы оседания но­
мадов и распространения в аридной зоне земледелия. 
124 

Наиболее полно их воззрения нашли отражение в ходе 
дискуссии по поводу судеб казахского кочевого хозяйст­
ва и перспектив зернового производства на аридных зем­
лях республики, развернувшейся в самый канун коллек­
тивизации. K числу публикаций, связанных с данным во­
просом, следует отнести прежде всего статьи AH. Челин-
цева, A.A. Рыбникова, М.Г. Сириуса, О.П. Швецова, K.A. 
Чувелева, И.В. Дарина, A.H. Донича и др. 
Так, М.Г. Сириус в ряде своих выступлений в печати 
на достаточно серьезном материале доказал, что в рай­
онах Казахстана, расположенных между изогиетами в 250-
300мм осадков, рентабельность сухого земледелия при 
данном уровне развития производительных сил крайне 
проблематична, а потому главной отраслью, по его мне­
нию, здесь должно оставаться скотоводство. B зоне же с 
количеством атмосферных осадков не менее 250мм зем­
леделие вообще не может играть сколько-нибудь значи­
тельной роли, вследствие чего "наиболее рациональной 
формой эксплуатации природы этого района является 
именно кочевая формахозяйства" (22). Предвидя недаль­
новидность иных оптимистических оценок, М.Г. Сириус 
предупреждал: "Естественноисторическиеусловия... Се­
верного Казахстана настолько суровы, что без напря­
женной борьбы, без детального обследования каждой пяди 
земли совершенно нецелесообразно осваивать новые зем­
ли земледельческим хозяйством. Необходима чрезвычай­
ная осторожность в оценке пригодности тех или иных 
районов к насаждению земледельческого хозяйства" (23). 
Известный теоретик размещения сельскохозяйствен­
ного производства A.H. Челинцев в принципе являлся 
сторонником расширения земледельческого ареала в Ка­
захстане. Однако как серьезный ученый он хорошо со­
знавал всю пагубность игнорирования объективных ус­
ловий и потому, выступая на специальном заседании в 
Земплане РСФСР, признавал существование достаточно 
жестких пределов развития в крае зернового хозяйства. 
B частности, им подчеркивалось, что в зоне с осадками 
от 200 до 300мм ведущие позиции должны сохраняться 
заэкстенсивным скотоводством, поскольку культуразем-
125 

леделия могла быть распространена здесь лишь в ограни­
ченных размерах. По мере приближения к районам с осад­
ками 300-350мм возможности земледелия будут возрас­
тать, а экстенсивно-скотоводческое хозяйство станет об­
ретать предпосылки, позволяющие ему включаться "с 
ходом времени" в земледельческую эволюцию (24). Да­
лее делается акцент на том, что "преобладающим типом 
хозяйства, обусловленным самой природой края, являет­
ся экстенсивное скотоводческое хозяйство, которое и яв­
ляется характерной и отличительной чертой Казахстана 
сравнительно с сельским хозяйством других районов 
CCCP". И как бы резюмируя оказанное, А.И. Челинцев 
высказывает убеждение, что "эта черта в общем должна 
будет сохраняться в Казахстане на продолжительное вре­
мя и впредь" (25). 
He составляет большого труда заметить, что А.И. 
Челинцев выступает здесь не только за осторожность в 
подходах к перспективам земледельческого и скотовод­
ческого хозяйств, но и противником форсированно-во­
левого решения проблемы седентаризации, ратуя за ес­
тественно-исторический ход событий и постепенную 
трансформацию, считая, что экстенсивное скотоводство 
не имеет на данном этапе альтернативы, так как все еще 
достаточно адекватно отвечает стечению объективньгх 
обстоятельств и комплексу сложившихся условий. По-
видимому, именно так или примерно так следует пони­
мать постоянные оговорки ученого на фактор времени. 
Приверженность взвешенным подходам можно об­
наружить у целого ряда современников, имевших прямое 
или косвенное отношение к решаемой проблеме, т.е. рас­
ширению земледельческой зоны через сужение скотовод­
ческого хозяйства и оседание. Понятно, что не все они 
отстаивали свою точку зрения на страницах периодичес­
кой печати или в открытых дискуссиях: уже тогда делать 
это было далеко небезопасно. Кроме того, становилось 
все более очевидным, что оппоненты переводят полеми­
ку на уровень неадекватной аргументации, апеллируя не 
столько к научным доводам, сколько к идеологизирован-
126 

ным представлениям, навеянным в одних случаях рево­
люционной романтикой, а в других - перестраховочным 
политическим начетничеством в угоду собственной без­
опасности. 
Надо сказать, что концепции, "не вписывающиеся" в 
директивно санкционированные схемы, подавлялись на­
растающе планомерно. Если в 1926-1928гг. еще просле­
живается видимость некоего диалога, то в последующем, 
т.е. когда коллективизация стала обретать ранг абсолют­
ной и официальной истины государства, спор превратил­
ся в "идеологическое избиение" сторонников иной точки 
зрения. 
Критика противников силовых подходов разворачи­
валась на самых различных уровнях, но инициировалась 
она непосредственно из "коридоров власти". Так, пред­
седатель CHK KACCP У. Исаев, выступая на Первом кра­
еведческом казахстанском съезде и выдвигая важнейшие, 
по его разумению, научно-исследовательские задачи, в 
качестве одной из самых главных назвал "работу над оп­
ровержением "научных" (так у Y Исаева - Ж.А.) данных 
Сириуса". B этой связи глава правительства предлагал 
серьезно подумать над следующим: "нельзя ли еще боль­
ше увеличить наши посевные площади, нельзя ли с куль­
турой нашей пшеницы спуститься еще ниже к централь­
ному Казахстану, ниже зоны в 250мм осадков" (26). 
И надо сказать, "идея" насаждения пшеницы в полу­
пустынях и пустынях Центрального Казахстана нашла 
благоприятный отклик в умах иных "энтузиастов". Веро­
ятно, оптимизм на этот счет прибавлял "опыт" совхозов 
КарЛАГа ОГПУ, раскинувшихся на площади в 1716 тыс. 
га в полупустынных степях Центрально-Казахстанского 
региона. Здесь, как сказано в отчете научно-исследова­
тельского сектора КарЛАГа, "чекисты, неся ответствен­
ность за осуществление исправительно-трудовой поли­
тики партии и правительства, проводя гигантскую рабо­
ту по культурно-политическому перевоспитанию и тру­
довой перековке бывших правонарушителей, взяли на себя 
127 

ответственность за успех наступления на малоизученные 
степи с суровыми климатическими условиями, за успех 
организации здесь крупнейшего советского сельского 
хозяйства" (27). 
K счастью, столь "обнадеживающий эксперимент" не 
получил распространения в более широких масштабах, и 
Центральный Казахстан был все-таки "оставлен" за жи­
вотноводческим хозяйством. Очевидно, все же нашлись 
более или менее трезвые головы, осознавшие, что создать 
в "вольных" колхозах и совхозах научный потенциал и 
материально-техническую базу, равные "учреждениям" 
КарЛАГа, ни при каких условиях не удастся* и что меж­
ду рабско-каторжным трудом заключенных и феодально-
крепостным трудом колхозников есть, хоть и небольшая, 
но разница. 
Общественный остракизм в отношении ученых и 
практиков, высказывавших отличные от официальных 
установок суждения, достиг своего накала после Первой 
Всесоюзной конференции аграрников-марксистов (де­
кабрь 1929г.) и сфабрикованного органами ОПТУ "дела" 
так называемой Трудовой крестьянской партии. Руковод­
ство этой "контрреволюционной организацией" было 
инкриминировано Н.Д. Кондратьеву, A.H. Чаянову, А.И. 
Челинцеву (28). После разгрома "кулацко-эссеровской" 
группы (29) в центре началось "очищение" периферии. B 
этой связи только в 1930-1932гг. здесь было арестовано 
более тысячи человек (30). 
Казахстан не являл собой в этом отношении исклю­
чения. "Адепты кулачества и байства", "мелкобуржуазные 
и буржуазные недобитки", "двурушники и вредители сель­
ского хозяйства" усилиями местных идеологов и пропа­
гандистов, а также "марксистско-мыслящих ученых и 
* B КарЛАГе был организован так называемый научно-иссле­
довательский сектор, в который входили секции растениеводства и 
борьбы с вредителями сельского хозяйства, контрольно-семенная ла­
боратория, агрохимическая и ветеринарно-бактериологическая лабо­
ратория, секция пастбищ и лугов, метеорологическая сеть, в которых 
работали арестованные специалисты высокого уровня. 
128 

практиков" были "разоблачены" здесь более чем опера­
тивно. B "идейном разгроме кондратьевцев-чаяновцев" 
сыграл "выдающуюся роль" сборник статей "Кондрать-
евщина в Казахстане", вышедший в 1931 г. Авторов сбор­
ника особенно возмущало то, что "в то время как аграр­
ная политика пролетарского государства решительно от­
вергает оппортунистические минималистические установ­
ки, равнение на узкие места (естественно-исторические 
и климатические условия) и в то время как признано, что 
земледелие в Казахстане возможно в районах с годовы­
ми осадками ниже 250мм" (сугубо аридная территория), 
кондратьевцы (сюда включились все, кто имел иную точ­
ку зрения) стремятся "сознательно и с очевидною вреди­
тельской целью... приуменьшить перспективы земледе­
лия в Казахстане" (31). По мнению "разоблачителей", вы­
ступать с подобными заявлениями могли лишь люди, ра­
тующие за капиталистический путь развития народного 
хозяйства, сохранение феодальных пережитков, укрепле­
ние кулацко-байского хозяйства, противящиеся планам 
индустриализации, не жалеющие сил, чтобы сохранить 
аграрный характер страны и законсервировать вековую 
отсталость казахского народа и являющиеся к тому же 
великодержавными шовинистами (а если это были лица 
казахской национальности, то - буржуазными национа­
листами). Вот примерно та стилистика, в духе которой 
писались страницы сборника. 
Наиболее ожесточенной критике в названном сбор­
нике были подвергнуты М.Г. Сириус и С.П. Швецов. B 
"обличительной" литературе того времени, а также в гнев­
ных филиппиках партийных чиновников взгляды послед­
него неизменно характеризуются как апология байства и 
"идеология великорусской державной колонизаторской 
политики" (32). B таком мнении многочисленных оппо-
нентов убеждали высказывания СП. Швецова о том, что 
"уничтожение кочевого быта в Казахстане знаменовало 
бы собой не только гибель степного скотоводства и ка­
захского хозяйства, но и превращение сухих степей в без-
людные пустыни" и что "казах-скотовод и кочевник по-
тому, что иным он не может быть при данных, окружаю-
129 

щих его условиях; от него требует этого окружающая его 
природа" 
B своей статье "Природа и быт Казахстана", которая, 
собственно, и послужила поводом для отнесения ее авто­
ра в стан злостных врагов социалистического преобразо­
вания сельского хозяйства и адептов кулацко-байских эле­
ментов, В.П. Швецов писал: (орфография и стилистика 
документа - Ж.А.): "B прошлом у нас многими с ранней 
школьной скамьиусваивалось положение, что человечес­
тво в своем развитии обязательно проходит через три ста­
дии хозяйственного быта: охотничью, пастушескую и зем­
ледельческую. Развиваясь одна из другой, они неуклонно 
следуют в указанном порядке и ни в каком ином. Некото­
рые с этим положением... как бы срослись, ...оно опреде­
ляло их отношение к окружающему, руководило их кри­
тической деятельностью. Для них зверолов - бродячий 
инородец", "дикарь", иным он и быть не может; скотовод 
- "кочевой инородец", если и не дикарь, то и не тот, кто 
способен к восприятию высшей культуры, которая совмес­
тима только с оседлым состоянием", т.е. земледельчес­
ким бытом. Скотовод самим бытом своим как бы осуж­
ден на примитивную культуру и примитивное развитие, 
высшие формы культуры и развития для него откроются 
только тогда, когда он перейдеткземледелию, станет осед­
лым жителем... И чем скорее исчезнет с лица земли коче­
вание, тем лучше, со всяких точек зрения, лучше для са­
мого кочевника, который получит возможность выйти из 
первобытного состояния. 
Эта же мысль, притом в ее грубейшей форме, была 
почти фанатически усвоена и некоторыми из царских уч­
реждений, такими, как бывшее Министерство земледе­
лия и землеустройства и Переселенческое управление, 
составляющее его как бы автономную часть. От нее исхо­
дили в своей практической деятельности везде, где толь­
ко сталкивались с представителями "низшей культуры" -
звероловами или скотоводами. Bo имя ее, со спокойной 
совестью и ясностью во взоре, ломали народную жизнь, 
отнимая в одном случае промысловые угодья у остяков 
или якутов, в другом - лучшие земли у бурят или казахов, 
130 

разоряя хозяйства "дикарей" и "полудикарей", превращая 
часто в нищих дотоле обеспеченных людей. 
И все это в конце концов прикрывалось заверения­
ми, что отнятие промысловых угодий у одних, земель­
ных угодий у других производится в их же - остяков или 
казахов - интересах, ставя их в условия возможности даль­
нейшего культурного развития, какового блага, покуда они 
оставались в условиях звероловства или кочевания, они 
были лишены. И всякие в этом случае возражения при­
нимались как свидетельство политической неблагонадеж­
ности возражающих. 
Эта была целая система хозяйственного управления, 
жестокая, ни с чем не считавшаяся, вносившая в жизнь 
много зла. И если нельзя сказать, что она всецело выро­
сла из указанной мысли..., то с нею она во всяком случае 
теснейшим образом связана, и в ней, в этой мысли, жес­
токая система разорения лесных охотников и степных 
кочевников находила свое обоснование, свою теоретичес­
кую и моральную опору. 
Можно категорически утверждать, что никакая дру­
гая часть царской России так жестоко не пострадала от 
практического приложения этой мысли, как Казахстан, 
необъятный степной простор которого царским чинов­
никам не давал покоя до последних дней. 
У нас установился взгляд на казахское кочевое хо­
зяйство как на хозяйство крайне отсталое, примитивное. 
Отсталое потому, что оно кочевое, а следовательно, мало 
культурное, впереди которого стоит хозяйство более вы­
сокого типа - оседлое, примитивное по своим приемам, а 
главное, по сравнению с теми образцами ведения его, 
которые выработаны опытной агрономией. Так ли это 
действительно? 
...Кочевой быт, характеризующий большую часть 
Казахстана, сохранился до сегодняшнего дня здесь не 
потому, что сам казах и казахское хозяйство еще так при­
митивно, что они еще не доросли в большей своей части 
до культурного уровня оседлого состояния. C этим пред­
рассудком, нелепым и вредным, давно и решительно сле­
дует расстаться. Казах-скотовод и потому, что иным он 
131 

не может быть при данных окружающих его условиях: от 
него требует этого окружающая природа. 
...B сухих степях с редкими и скудными водными 
источниками человек может вести только скотоводчес­
кое хозяйство, притом хозяйство кочевое, т.к. раститель­
ность в таких местах скудная, пригодная для корма скота 
относительно короткое время, и скот вынужден передви­
гаться за кормом с места на место, иногда на огромные 
расстояния. 
...Устраните это периодическое передвижение скота 
- и казаху нечего в ней будет делать, т.к. никакое иное 
хозяйство здесь невозможно, и степь, кормящая теперь 
миллионы казахского населения, превратится в пустыню. 
...Надо удивляться не тому, что казахи до сих пор 
сохранили кочевой быт, а тому, как они сумели при по­
мощи кочевания овладеть сухими безводными степными 
пространствами и установить постоянное их хозяйствен­
ное использование. 
... Современное казахское хозяйство должно рассмат­
риваться как наиболее полно приспособленное к окружа­
ющей природе, как наиболее продуктивное... Из всего 
этого как "правило поведения" вытекает необходимость 
внимательного и осторожного к нему отношения... Унич­
тожение кочевого быта в Казахстане знаменовало бы со­
бою не только гибель степного скотоводства и казахско­
го хозяйства, но и превращение сухих степей в безлюд­
ные пустыни" (33). 
B ходе дискуссий второй половины 20-х гг., развер­
нувшихся по поводу дальнейших судеб скотоводческого 
и земледельческого комплексов в аридных регионах Ка­
захстана, сторонники взвешенных подходов выдвигали 
достаточно серьезные доводы, чтобы быть услышанны­
ми инициаторами радикальных перемен. Однако их мне­
ние было проигнорировано, а затем квалифицировано как 
"яркое свидетельство буржуазного непонимания огром­
ного потенциала революционного творчества масс". Ду­
мается, что если бы аргументы оппонентов были еще 
более доказательными, то и в этом случае они вряд ли 
оказались бы понятыми, ибо вектор их мыслей не совпа-
132 

дал в данном вопросе с интересами Системы. 
Итак, что же побудило сталинское руководство и его 
креатуру на местах решиться на проведение беспрецедент­
ного социального эксперимента - массового оседания 
кочевых и полукочевых хозяйств? B предшествовавшей 
историографии сложилось мнение, что эта акция была 
движима исключительно задачей как можно более быст­
рого выведения степных номадов на дорогу социального 
прогресса и всеобщего благополучия. 
Приверженность такой категоричной трактовке в об­
щем-то объяснима, ибо официальные документы тех лет 
прикрыты столь плотной завесой идеологической казу­
истики, что в комплексе дают картину, будто именно идея 
благосостояния и прогресса предопределила курс на мас­
совое оседание кочевых и полукочевых хозяйств. Ho так 
ли это на самом деле? A если нет, то что же послужило 
начальным импульсом для развертывания кампании имен­
но на рубеже 20-30-х гг., и почему она не началась рань­
ше или позднее? 
Как будет рассмотрено в следующем разделе, планы 
гипердинамичного индустриального развития резко ак­
туализировали так называемую зерновую проблему. Bo 
весь рост вставала задача обеспечения минимума продо­
вольствия для миллионов рабочих и служащих, занятых 
в промышленности. Без крупного увеличения производ­
ства зерна становилась проблематичной также закупка 
технического оборудования (а индустриализация с само­
го начала строилась на импортзаменяющей основе), ибо 
для этого требовалась валюта, а ее в условиях ограни­
ченной экспортной структуры можно было получить глав­
ным образом в обмен на хлеб. Междутем мироваяэконо-
мика вступала в кризисный цикл, что сказалось на рез­
ком падении цен на зерно (34). Поэтому необходимый для 
обеспечения индустриализации объем валютных средств 
достигался путем наращивания продажи зерна за кордон. 
Если в 1926г. вывоз зерна из CCCP составил 0,1 млн.т то 
в 1929 г, - 1,3, в 1930 - 4,8,a в 1931г. - 5,2млн.т (35). 
Таким образом, зернатребовалось все больше и боль­
ше. B этой связи возникал не только вопрос, как его по 
133 

возможности бесконфликтно изъять из аграрного секто­
ра, но и просто как произвести требуемые объемы. Что 
касается первого, то это становилось возможным по мере 
уничтожения частной собственности, полного обобщест­
вления средств производства, массового объединения 
крестьянских хозяйств в огосударствленные квазикоопе­
ративы. После этого уже ничто не могло помешать без­
возмездной перекачке общественного продукта из сель­
ского хозяйства. 
По поводу второй задачи в условиях недостаточного 
развития производительных сил и факторов научно-тех­
нического прогресса, деформации мотивационного ме­
ханизма (устранения частного интереса) виделся только 
один вариант решения: экстенсивный путь максимально­
го расширения посевных площадей. Поэтому зерновая 
ориентация приветствовалась даже в тех регионах, где 
комплекс возможных разнохарактерных издержек (эконо­
мических, социальных, экологических и т.д.) абсолютно 
не оправдывал ее. Главным был вал. И получить его нуж­
но было любой ценой. Если не за счет повышения уро­
жайности и интенсификации (последняя могла быть до­
стигнута даже без включения факторов НТП, только бла­
годаря рационализации системы экономического стиму­
лирования, всяческого развязывания интересов произво­
дителя), то хотя бы через увеличение посевных площа­
дей. 
B этой связи у сталинского руководства резко воз­
растает интерес к необъятным земельным просторам вос­
тока страны. Тем более, что картины здесь"рисовались" 
заманчивые. Так, союзный нарком земледелия Я.А. Яков­
лев рапортовал с трибуны XVI съезда ВКП(б): "По расче-
там...в Казахстане от 50 до 55 млн. га можно считать год­
ными для посева, из которых около 36 млн.га расположе­
ны в северных округах...: Актюбинском, Кустанайском, 
Петропавловском, Акмолинском, Павлодарском, Семипа­
латинском. Здесь посевы пшеницы занимают только 5 
процентов всей пахотноспособной площади. Если из этих 
36 млн.га, годных для посева,до 30 процентов занять под 
пшеницу, то мы к концу пятилетки в одном только Казах-
134 

стане получим дополнительно 8-10 млн. га под пшени­
цей при среднем урожае 6-7 ц/га" (36). 
Столь "радужные перспективы", однако, "омрача­
лись" тем обстоятельством, что "годные для посева" зем­
ли служили объектом хозяйственной утилизации кочевых 
и полукочевых скотоводов, ибо испокон веков использо­
вались ими под пастбища. Иными словами, случилось так, 
что планы Системы натолкнулись на "некое" препятст­
вие в виде традиционного скотоводческого комплекса. B 
призме данной констатации проблема оседания начинает 
обретать несколько иные светотени. B частности, появ­
ляется основание предположить, что на тот момент (ру­
беж 20-30-х гг.) степные номады с их специфическим спо­
собом производства вошли в противоречие не столько с 
логикой развития производительных сил или какими-то 
другими объективными предпосылками, сколько с госу­
дарственным курсом на всемерное расширение зерново­
го производства во имя сверхбыстрых темпов индустри­
ализации. Развязка конфликта виделась в форсированном 
и массовом переводе кочевников и полукочевников всего 
радиуса "пахотноспособной площади" на оседлые фор­
мы хозяйства и быта, т.е. превращении скотоводов в зем­
ледельцев или"культурныхживотноводов". Посредством 
этого предполагалось, во-первых, высвободить новые 
земельные площади (т.е. пастбища) под зерновые посе­
вы, а во-вторых, обеспечить их субъектами хозяйствова­
ния в лице вчерашних скотоводов (37) (там, где трудовых 
ресурсов не хватало, земли должны были осваиваться за 
счет переселенцев) (38). 
O том, что решение проблемы мыслилось именно в 
такой заданности, говорят официальные источники того 
периода, Так, председатель Совнаркома KACCP в своем 
докладе о пятилетнем плане развития народного хозяй­
ства республики прямо дал понять, что "один из момен­
тов, обусловливающих большой рост посевных площа­
дей и продукции растениеводства республики, - это осе­
дание казахского населения" (39). Еще более недвусмыс­
ленные акценты были расставлены на этот счет в докладе 
Наркома земледелия республики на VII съезде Советов 
135 

Казахстана (апрель 1929 г.): "Казахстан по своим естест-
венноисторическим условиям имеет громаднейшие воз­
можности для развития зернового хозяйства... Каким 
конкретно путем мы можем достигнуть расширения по­
севной площади
9
Конкретно мы сейчас ставим такие за­
дачи. Первая задача по расширению посевной площади, 
на которую мы сейчас должны обратить самое централь­
ное наше внимание,- это вопрос об оседании казахского 
населения...Сейчас мы переходим к землеустройству боль­
шого масштаба, поэтому берем такую установку, что раз 
земля годна для земледелия, то на всей территории каж­
дое хозяйство должно быть земледельческими, казахские 
хозяйства также должны заниматься земледелием" (40). 
Достаточно показательна в этом отношении и резо­
люция, принятая VII съездом Советов KACCP по докла­
ду Наркомзема. B ней постановлялось: 
"1... Съезд советов считает, что наличие колоссаль­
ного количества пахотноспособных земель, не использу­
емых сейчас вовсе или используемых под выгон в экстен­
сивном пастбищно-скотоводческом хозяйстве, обуслов­
ливает возможность превращения Казахстана в один из 
важнейших зерновых районов Союза. 
2. Развитие зернового хозяйства в крае упирается 
прежде всего в проблему оседания полукочевого и коче­
вого населения Северного Казахстана и ряда районов 
Южного. 
Расширение посевных площадей должно быть до­
стигнуто за счет: ...оседания казахского населения во всех 
частях республики, пригодных ...для развития зернового 
хозяйства" (41). 
O том, что проблема номадизма рассматривалась в 
этот момент не как самодовлеющая (т.е. актуальная сама 
по себе) задача, а преимущественно как "досадный" фак­
тор, препятствующий включению обширных земельных 
пространств Казахстана в экстенсивное зерновое произ­
водство, говорит и то, что о ней вспоминали лишь там, 
где, по мнению администрации, имелись перспективы 
приращения зернового клина или культивированияхлоп-
чатника. B отчете Наркомзема KACCP за 1932г. отмеча-
136 

лось, что "оседание... увеличило площадь под хлопком в 
старых хлопковых районах,...дало возможность заложить 
новые хлопковые участки в новых, ранее... неосвоенных 
районах - Туркестанском, Таласском и Аулие-Атинском, 
что вдребезги разбили пресловутую теорию националис­
тов и правых оппортунистов о приспособленности каза­
хов только к кочевой жизни... Посевная текущего года 
доказала, что кочевники..., даже в районах чисто коче­
вых.., могут возделывать культуры, ранее совершенно им 
неизвестные (хлопок, корнеплоды, огороды, кукуруза, 
масличные культуры и т.д.)" (42). 
Что касается регионов, считавшихся для этих целей 
явно непригодными, то здесь интерес к судьбам номадов 
заметно ослабевал. Более того, если в "районах возмож­
ного товарного земледелия "пастбищное скотоводство 
категорично и однозначно признавалось "вредным пере­
житком", то во втором случае (т.е. "непригодных" рай­
онах) оно вопреки декларируемым приоритетам квали­
фицировалось как "пока единственно возможная форма 
хозяйственного использования территории". Иными сло­
вами, несмотря на то, что в обоих вариантах речь шла об 
аридных районах, имела место явная избирательность в 
подходах, что лишний раз свидетельствует об их подчи­
ненности зерновой проблеме и достижению "хлопковой 
независимости CCCP". 
Надо сказать, что в этом смысле здесь она являлась 
почти слепком "степной" концепции царской админис­
трации (хотя та, естественно, предполагала более откро­
венные и грубые методы своего решения). B этой связи 
можно напомнить, например, известную установку Им-
перскогоДепартаментаземледелия, который, сокрушаясь, 
что на пути переселенческой политики и земледельчес­
кого освоения степей стоит кочевое хозяйство, недвус­
мысленно давал понять, что "кочевой быт должен быть 
уничтожен, и все кочевники должны быть выдвинуты в 
определенные границы земельных владений" (44). 
B свете вышесказанного правомерно предположить, 
что в рассматриваемый период идея форсированного раз­
вертывания кампаний по массовому оседанию кочевни-
137 

ков и полукочевников была движима больше утилитар­
ными интересами административно-командной системы, 
нежели ее стремлением в одночасье приобщить жителей 
степи к "достижениям цивилизации". Хотя, безусловно, 
преследовался и последний момент, но он, повторяем, не 
являлся для системы приоритетным и, по-крайней мере 
на начальном этапе, рассматривался скорее как вторич­
ный, т.е. лишь как сопутствующий элемент. 
Говоря о зерновой проблеме как факторе, в то время 
более всего стимулировавшем политику оседания кочев­
ников и полукочевников и резко усилившем интерескней 
со стороны государства, необходимо все же подчеркнуть, 
что она имела характер казуса тактического плана. Меж­
ду тем у Системы были в этом отношении и стратегичес­
кие цели, которые рано или поздно привели бы к ликви­
дации номадного комплекса. Ho и среди них, по-видимо­
му, было бы наивным искать мотивы повышения благо­
состояния и культурного уровня, ибо, повторяем, эти ка­
тегории вообще выносились за скобки сталинской кон­
цепции построения социализма, где приоритет человека 
воспринимался сугубо абстрактно. 
Думается, что все здесь было движимо также куда 
как более прозаичными интересами. Во-первых, проводя 
оседание кочевников и их коллективизацию, Система до­
бивалась реализации центрального критерия социалис-
тичности - тотального обобществления средств производ­
ства (точнее, государственной узурпации собственности 
на них) и ликвидации частной собственности. 
Во-вторых, будучи непримиримым антагонистом 
гражданского общества, Система стремилась во что бы 
то ни стало разрушить любые естественно возникшие в 
его недрах горизонтальные социальные связи, какой бы 
характер они ни носили и какими бы предпосылками ни 
объективировались (45). B казахском ауле, как было уже 
сказано, доминировавшим типом таких социальных свя­
зей выступали общинные отношения, интегрировавшие 
значительную часть населения и отождествлявшие собой 
функцию совершенно самоуправляемых образований. 
Включенные в их данность индивиды во всех сферах своей 
138 

жизнедеятельности исходили из примата действовавше­
го здесь мотивационного механизма и сложившейся 
структуры интересов, а потому оставались как бы вне ав­
торитарно-этатистских устремлений государственной 
власти. Понятно, что уже в силу только этого обстоятель­
ства связи такого типа не вписывались в интенсивно фор­
мировавшуюся Административную Систему, а потому 
были обречены на полное блокирование через ликвида­
цию источника их генерирования - традиционных струк­
тур. 
Выделяя отмеченный фактор в качестве одной из 
определяющих причин, было бы, однако, крайне опро­
метчивым предполагать, что корпоративные связи как 
таковые были чужды нарождавшейся государственно-ре-
дистрибутивной модели и являли собой ее контртенден­
цию. Напротив, тоталитарная механика, зиждясь на влас­
тных, внерыночных, невещных императивах, воспроиз­
водила именно ту систему отношений, которая во мно­
гих своих чертах более всего напоминала традиционно-
личностную парадигму. 
Конфликт состоял лишь в том, что режим, сохраняя 
за системой связи все тот же традиционный и глубоко 
личностный характер, стремился перевести ее из гори­
зонтальной плоскости в вертикальную с тем, чтобы все 
функционировавшие в обществе структуры были строго 
субординированы и в вертикалях своей иерархической 
соподчиненности замыкались исключительно на верхов­
ном Редистрибуторе (распределителе), будь то узурпиро­
вавший власть Аппарат или персонифицировавший его 
харизматический лидер. Поэтому, с точки зрения власти, 
венцом преобразований в ауле должна была стать не про­
сто ликвидация, азамена традиционно-личностных струк­
тур с их горизонтальными связями, централизованной 
Системой, конструированной также во вневещной ори­
ентации, но уже с вертикальными связями, где "сверху до 
низу все рабы", все несвободные, несуверенные статис­
ты, "человеки-винтики". Решению этой задачи как нель­
зя лучше и отвечала политика оседания и коллективиза­
ции. C ее осуществлением жесткая зависимость личнос-
139 

ти от корпоративно-общинных связей заменялась гораз­
до более страшнойзависимостью оттоталитарно-корпо-
ративной государственной власти. 
Надо сказать, что "теневые" утилитарные притязания 
Системы определялись ее внутренней логикой. Думать 
обратное - значит сводить все не к глубинным порокам 
самой системы, а к неким частностям, вроде паранойи 
вождя-диктатора, утраты контроля над органами безопас­
ности, нарушения норм партийной жизни или чего-то еще 
из этого же кабаллистического ряда. Одним словом, бу­
дет гораздо ближе к истине считать, что существовал объ­
ективно заданный алгоритм, который, собственно, и со­
общал импульс тем или иным целевым установкам. 
Очень часто последние не выступали в своем явном 
виде, а камуфлировались изощренными формами соци­
альной иммитации и реализовывались под прикрытием 
идеологической мистификации. Подобное имело место 
и в ходе осуществления политики седентаризации, в рам­
ках которой для этого открывались более чем благопри­
ятные возможности. 
Дело в том, что к тому времени в общественном со­
знании уже достаточно твердо закрепился такой стерео­
тип понимания социального прогресса, который ассоци­
ировался с революционной ломкой всего старого. Коче­
вое же хозяйство рассматривалось как атрибут даже не 
старого быта, а вообще "допотопной архаики". A раз так, 
то ни у кого не должно было возникать сомнений в целе­
сообразности его немедленной ликвидации, ибо эта ак­
ция абсолютно вписывалась в доктрину отрицания ста­
рого, и, следовательно, была во благо социального про­
гресса. 
Подобная сентенция подкреплялась и возобладавши­
ми в научных сферах концепциями географического ин­
детерминизма (отрицания природного фактора). B уни­
сон официальным трактовкам общественного прогресса 
они насаждали идею, что для номадов путь к нему не 
может пролегать вне радикальной трансформации хозяй-
140 

ственно-культурных типов деятельности, т.е. вне форси­
рованного и массового оседания, и чем быстрее это про­
изойдет, тем лучше. 
B силу отмеченных обстоятельств установка на тож­
дество социального прогресса и массовой седентариза-
ции очень скоро заполонила все ниши общественного 
сознания и стала восприниматься им как стопроцентная 
аксиома, опровергать которую могут лишь враги народа, 
великодержавные шовинисты и буржуазные националис­
ты. Поскольку же такое упрощенное понимание стало 

жүктеу/скачать 1,84 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: