через пять, четыре, три, две…
– Так значит… ты и Кавински, да?
Он полностью меня отвлек, и я моментально забыла об игре.
– Да…
– Я удивился тому, что вы вместе, – откашлявшись, продолжает он.
– Почему? Потому что я не в его вкусе?
Я говорю это непринужденно, будто это ерунда, незначительный факт,
но он жалит, как острый камушек, брошенный мне прямо в сердце.
– Нет, ты в его вкусе.
– Тогда почему?
Я почти уверена, что Джон скажет «потому что я не думал, что он в
твоем вкусе», так же, как сказал Джош. Он отвечает не сразу.
– В тот день, когда ты пришла на Модель ООН, я пытался догнать тебя
на парковке, но тебя уже не было. Потом я получил твое письмо и написал
ответ, и ты написала, а потом пригласила меня в домик на дереве. Я просто
не знал, что думать. Понимаешь, о чем я?
Он смотрит на меня выжидающе, и я чувствую, что мне важно сказать
«да». Кровь приливает к лицу, я слышу стук в ушах и не сразу понимаю,
что это звук моего бешено колотящегося сердца. Но мое тело все еще
танцует.
Он продолжает:
– Может, было глупо так думать, потому что все это было так давно.
Все это? Я хочу знать, что все, но спрашивать будет неправильно.
– Я вспомнила один случай, – внезапно говорю я.
– Какой?
– Как однажды у Тревора порвались шорты, когда вы играли в
баскетбол. Все так сильно смеялись, что Тревор начал сердиться. Но не ты.
Ты сел на велосипед, сгонял домой и принес Тревору свои шорты. Меня это
очень поразило тогда.
Он слегка улыбается.
– Спасибо.
Потом мы оба замолкаем, продолжая танцевать. С ним легко просто
молчать.
– Джон?
– М-м?
Я смотрю на него.
– Я должна тебе кое-что сказать.
– Что?
– Ты у меня. В смысле, у меня твое имя. В игре.
– Серьезно? – Джон выглядит искренне разочарованным, от чего я
чувствую себя виноватой.
– Серьезно. Прости, – я кладу руки ему на плечи. – Ты убит.
– Что ж, теперь у тебя Кавински. Мне, правда, не терпелось самому его
убрать. Я уже целый план разработал и все такое.
– Что за план? – с жаром спрашиваю я.
– С чего я буду делиться им с девчонкой, которая только что меня
убила? – говорит он с вызовом, но не серьезно, просто для виду, и мы оба
знаем, что он все мне расскажет.
Я подыгрываю:
– Ну же, Джонни, я не просто девчонка, которая тебя убила. Я твой
друг по переписке.
Джон посмеивается.
– Ладно, ладно. Я тебе помогу.
Песня заканчивается, и мы отходим друг от друга.
– Спасибо за танец, – говорю я.
После стольких лет я наконец-то знаю, каково это, танцевать с Джоном
Амброузом Маклареном.
– Что бы ты попросил, если б выиграл?
Он ни на секунду не сомневается.
– Твой шоколадный торт с арахисовой пастой с моим именем,
написанным разноцветными драже.
Я смотрю на него в изумлении. Таким было его желание? Он мог
попросить о чем угодно, но хотел мой торт? Я делаю реверанс.
– Я польщена.
– Ну, это был действительно очень вкусный торт, – говорит Джон.
40
Несколько дней спустя, когда мы с Питером болтаем по телефону, он
внезапно спрашивает:
– У тебя мое имя, да?
– Нет!
Я не говорила ему, что на выходных вывела Джона из игры. Я не хочу,
чтобы у него и у Женевьевы, раз уж на то пошло, была какая-либо
дополнительная информация. Теперь нас осталось трое.
– Значит, у тебя я. – Он издает стон. – Я больше не хочу играть в эту
игру. От нее мне одиноко и… грустно. Я уже неделю не видел тебя за
пределами школы! Когда все это кончится?
– Питер, у меня нет твоего имени. У меня Джон. – Я чувствую себя
немного виноватой, обманывая его, но так играют победители. Нельзя в
себе сомневаться.
На другом конце трубки тишина. Потом он говорит:
– Так ты поедешь к его дому, чтобы его устранить? Он живет черт
знает где. Я могу тебя отвезти, если хочешь.
– Я еще не составила план игры, – говорю я. – А у тебя кто?
Это должна быть либо я, либо Женевьева. Питер молчит.
– Я не скажу.
– Ладно, а ты кому-нибудь говорил?
Например, Женевьеве?
– Нет.
Хм.
– Ладно, что ж, а я тебе только что сказала, так что мог бы ответить
тем же.
Питер бесится:
– Я тебя не просил, ты сама выдала эту информацию. И вообще, если
ты соврала и у тебя мое имя, то просто устрани меня уже наконец! Умоляю!
Приезжай прямо сейчас, и я позволю тебе прокрасться ко мне в комнату. Я
готов стать для тебя легкой мишенью, если это значит, что я снова тебя
увижу.
– Нет.
– Нет?
– Нет, я не хочу так выигрывать. Когда у меня будет твое имя, я хочу
победить тебя честно и справедливо. Моя первая победа в киллерах не
может быть подставой. – Я делаю паузу. – И к тому же твой дом –
безопасная зона.
Питер раздраженно вздыхает.
– Ты хотя бы придешь в пятницу на матч по лакроссу?
Матч по лакроссу! Идеальное место, чтобы его устранить. Я стараюсь
сохранять ровный и спокойный голос, когда говорю:
– Я не смогу прийти. У папы свидание, и ему нужно, чтобы я
присматривала за Китти.
Это ложь, но Питер этого не знает.
– Так возьми ее с собой. Она давно просилась посмотреть, как я
играю.
Я быстро соображаю.
– Нет, потому что у нее после школы урок фортепиано.
– С каких пор Китти играет на фортепиано?
– С недавних, вообще-то. Она услышала от соседки, что это помогает
тренировать щенков, успокаивает их. – Я закусываю губу. Неужели он
купится? И спешу добавить: – Обещаю, на следующую игру я приду, что
бы ни случилось.
Питер стонет, на этот раз еще громче.
– Ты меня убиваешь, Кави!
Скоро убью, дорогой мой Питер.
Я сделаю ему сюрприз на игре. Я вся облачусь в цвета нашей школы,
даже нарисую на лице его номер. Он будет так рад меня видеть, что ничего
не заподозрит.
Я не могу до конца объяснить, почему игра в киллеров так для меня
важна. Я только знаю, что с каждым днем я жажду победы все больше и
больше. Да, я хочу обыграть Женевьеву, но дело не только в этом. Может, я
хочу доказать, что тоже изменилась: я не маленькая мягкая зефирка, я тоже
умею драться.
Когда мы с Питером прощаемся, я пишу Джону о своем плане, и он
предлагает отвезти меня на игру, которая будет проходить в его школе. Я
спрашиваю, не против ли он ехать за мной в такую даль, и он отвечает, что
увидеть, как я устраню Кавински, стоит того. Это хорошо, потому что
последнее, что мне нужно, – это заблудиться по дороге.
В пятницу после уроков я спешу домой, чтобы подготовиться. Я
облачаюсь в цвета школы: светло-голубая футболка, белые шорты, гольфы
в бело-голубую полоску, голубая лента в волосах. Я рисую на щеке
большую цифру 15 и обвожу ее белым карандашом для глаз.
Как только Джон подъезжает к дому, я выбегаю на улицу. На нем
поблекшая кепка «Ориолс», опущенная на глаза. Он осматривает меня,
пока я залезаю в машину.
– Ты похожа на болельщицу, – усмехается он.
Я бью его по козырьку кепки.
– Тем летом ты носил эту бейсболку каждый день.
Отъезжая от дома, Джон улыбается, как будто у него есть секрет. Это
заразно. Теперь я тоже улыбаюсь, и даже не знаю почему.
– Что? Ты чего улыбаешься? – спрашиваю я, подтягивая гольфы.
– Ничего, – отвечает он.
Я тычу его в бок.
– Рассказывай!
– В начале лета мама просто ужасно меня постригла, и мне было
стыдно ходить с такой прической. После этого я больше не подпускал маму
к своим волосам. – Парень смотрит на часы на приборной панели. – Во
сколько начинается игра? В пять?
– Да! – Я не смогу сидеть спокойно. Я в нетерпении. Питеру
понравится сюрприз. Он будет гордиться мной – сомнений нет.
Мы доезжаем до школы Джона за полчаса, и до того как приедет
школьный автобус, еще остается время, поэтому Джон бежит внутрь, чтобы
купить нам что-нибудь в автомате с закусками. Он возвращается с двумя
банками газировки и пакетом чипсов.
Не успевает он вернуться, как большой черный парень в форме для
лакросса подбегает к машине. Он кричит:
– Макларен!
Парень нагибается к стеклу, они с Джоном ударяются кулаками.
– Ты идешь после игры к Данике? – спрашивает он.
Джон бросает на меня взгляд и бормочет:
– Не, не могу.
Тогда его друг меня замечает, его глаза расширяются.
– А это кто?
– Я Лара Джин, я здесь не учусь, – отвечаю я, что глупо, потому что
он, скорее всего, и так догадался.
– Ты Лара Джин! – кивает он оживленно. – Я о тебе слышал! Это из-за
тебя Макларен начал тусоваться в доме престарелых?
Я краснею, а Джон непринужденно смеется.
– Вали отсюда, Эйвери.
Эйвери перегибается через Джона и жмет мне руку.
– Рад знакомству, Лара Джин. Еще увидимся.
И он убегает к полю. Пока мы сидим и ждем, еще несколько ребят
подходят к Джону поздороваться, и все именно так, как я себе
представляла: у него много друзей, и девчонки им восхищаются. Несколько
девушек проходят мимо машины, к полю, и одна из них пристально
смотрит прямо на меня, в ее глазах немой вопрос. Джон этого не замечает.
Он спрашивает меня, какие я смотрю сериалы, что я буду делать на
весенних каникулах, какие у меня планы на лето. Я рассказываю ему, что
папа хочет поехать в Корею.
– У меня есть забавная история о твоем папе, – говорит Джон, искоса
глядя на меня.
– О нет! – стону я. – Что он сделал?
– Не он, а я. – Джон кашляет. – Это очень неловко.
Я потираю руки в предвкушении.
– В общем, я пошел к тебе домой, чтобы пригласить тебя на танцы в
восьмом классе. У меня был целый глобальный план.
– Но ты не приглашал меня на танцы!
– Да, до этого я сейчас дойду. Дашь мне рассказать историю или нет?
– У тебя был целый глобальный план, – повторяю я.
Джон кивает.
– В общем, я собрал кучу веток и цветов, чтобы составить из них
слово «Танцы?» у тебя под окном. Я уже наполовину закончил, когда твой
отец вернулся домой, и он решил, что я из тех, кто чистит чужие дворы,
чтобы немного подзаработать. Он дал мне десять баксов. Я не выдержал и
ушел домой.
Я смеюсь.
– Я… поверить не могу, что ты это сделал.
Неужели это почти со мной случилось? Я почти узнала, что
чувствуешь, когда парень делает для тебя нечто подобное. За всю историю
моих писем, моих влюбленностей ни разу я не нравилась тому же парню,
который нравился мне. Я была одна, томилась от любви, и все было
нормально, так было безопаснее. Но это что-то новое. Или старое. Старое и
новое, потому что я слышу об этом впервые.
– Самое большое сожаление восьмого класса, – вздыхает Джон, и
тогда я вспоминаю, как Питер однажды сказал, что больше всего Джон
сожалеет о том, что не позвал меня на танцы. Я тогда обрадовалась,
услышав это, но Питер тут же пошел на попятную и сказал, что пошутил.
И вот подъезжает школьный автобус.
– Шоу начинается! – говорю я.
У меня кружится голова, пока мы смотрим, как игроки выходят из
автобуса. Я вижу Гейба, Деррела, но не Питера. Вот уже вышел последний
человек, а Питера так и нет.
– Странно…
– Может, он поехал на своей машине? – спрашивает Джон.
Я качаю головой.
– Он так никогда не делает.
Я вытаскиваю телефон из сумки и пишу ему.
Где ты?
Нет ответа. Что-то не так. Я знаю. Питер никогда не пропускает игру.
Он играл, даже когда болел гриппом.
– Я сейчас вернусь, – говорю я Джону, выпрыгиваю из машины и бегу
к полю.
Ребята разминаются. Я нахожу Гейба на боковой линии, он
зашнуровывает бутсы.
– Гейб! – кричу я.
Он смотрит на меня, удивленный.
– Лардж? Привет!
Задыхаясь, я спрашиваю его:
– Где Питер?
– Не знаю, – отвечает он, почесывая затылок. – Он сказал тренеру, что
у него семейные проблемы. Должно быть, так оно и есть. Кавински не
пропустил бы игру, не будь это что-то важное.
Я уже бегу обратно к машине. Как только я сажусь, я выдыхаю:
– Отвезешь меня к дому Питера? – выдыхаю я, захлопывая дверцу.
Сначала я вижу ее машину. Она припаркована на улице напротив его
дома. А потом я вижу их двоих, они стоят на улице у всех на виду. Его руки
обвились вокруг нее, она навалилась на него, как будто не может стоять на
ногах. Лицом она зарылась ему в грудь. Он что-то говорит ей на ухо, нежно
гладя ее по волосам.
Все это происходит за долю секунды, но такое чувство, что время
замедляется, как будто я двигаюсь под водой. Кажется, я перестаю дышать.
Голова кружится, перед глазами все расплывается. Сколько раз я уже
видела, как они вот так стоят? Столько, что не сосчитать.
– Езжай дальше, – с трудом говорю я Джону, и он слушается.
Он проезжает мимо дома Питера, они даже не поднимают головы.
Слава богу, что они нас не видели.
– Можешь отвезти меня домой? – прошу я.
Я даже смотреть не могу на Джона. Мне не нравится, что он тоже это
видел.
– Может, это не… – начинает Джон, но потом останавливается. – Они
просто обнимались, Лара Джин.
– Я знаю.
Что бы то ни было, он пропустил игру ради нее.
Мы почти подъезжаем к моему дому, когда Джон наконец-то
спрашивает:
– Что ты будешь делать?
Я думала об этом всю дорогу.
– Попрошу Питера зайти сегодня, а потом выведу его из игры.
– Ты все еще играешь? – спрашивает он удивленно.
Я смотрю в окно на так хорошо знакомые места.
– Конечно. Я уберу его, а потом уберу Женевьеву, и я выиграю.
– Почему ты так сильно хочешь выиграть? – спрашивает он. – Все дело
в награде?
Я ему не отвечаю. Если я открою рот, я расплачусь.
Мы подъезжаем к дому. Я бормочу:
– Спасибо, что подвез. – И выхожу из машины прежде, чем Джон
успевает ответить.
Я бегу домой, срываю ботинки и бегу наверх в свою комнату, где
падаю на кровать и смотрю в потолок. Много лет назад я обклеила его
светящимися в темноте звездами, но они все уже отвалились, кроме одной,
которая держится крепко, как сталактит.
«Звезда моя, звезда небес, сверкающая ярче молний, увидев свет твой,
я прошу мое желание исполнить». Я желаю не плакать.
Я пишу Питеру:
Заходи, когда закончишь тусоваться с Женевьевой.
Он отвечает:
О'кей.
Просто «о'кей». Ничего не отрицая, не оправдываясь и не объясняя.
Все это время я его защищала. Я доверяла Питеру и не доверяла
собственной интуиции. Почему я шла на уступки, делая вид, что меня
устраивает то, что на самом деле меня не устраивает? Только чтобы
удержать его?
В контракте мы обещали всегда говорить друг другу правду. Мы
договорились не разбивать друг другу сердце. Так что, полагаю, Питер
нарушил сразу два пункта.
41
Мы с Питером сидим у меня на крыльце. Я слышу, как в гостиной
работает телевизор: Китти смотрит фильм. Между нами воцаряется
нескончаемо долгая тишина, слышен лишь стрекот сверчков.
Он заговаривает первым:
– Все не так, как ты думаешь, Лара Джин. Правда, не так.
Я отвечаю не сразу, пытаясь собраться с мыслями, нанизать их на
ниточку, выстроить в логическую цепочку.
– Пока тебя не было в моей жизни, я была счастлива просто сидеть
дома с папой и сестрами. Мне было уютно. А потом мы стали проводить
время вместе, и это было… ты будто вытащил меня в реальный мир. – От
этих слов его взгляд смягчается. – Сначала было страшно, но потом мне это
понравилось. Часть меня хочет всегда быть рядом с тобой. Я бы запросто
смогла так жить. Смогла бы любить тебя вечно.
Он пытается скрыть волнение.
– Тогда в чем проблема?
– Я не могу. – Мой голос дрожит, я вздыхаю. – Я видела вас вдвоем. Ты
обнимал ее, она была в твоих руках. Я все видела.
– Если бы ты видела все, то ты бы знала, что все совсем не так, как ты
думаешь, – начинает он, а я просто смотрю на него, и его лицо
вытягивается. – Да брось! Не смотри на меня так.
– Я ничего не могу с собой поделать. Сейчас я могу смотреть на тебя
только так.
– Сегодня я был нужен Джен, поэтому остался ее поддержать. Только
как друг.
– Это бесполезно, Питер. Она застолбила тебя уже очень давно, и для
меня просто нет места.
Мои глаза затуманивают слезы. Я вытираю их рукавом куртки. Я
больше не могу находиться рядом с ним. Мне слишком больно даже просто
смотреть на него.
– Знаешь, я заслуживаю лучшего. Я достойна… я достойна быть чьей-
то девушкой номер один.
– Ты и есть.
– Нет, это не так. Это она. Ты упрямо защищаешь ее и ее секрет, каким
бы он ни был. И от чего, интересно? От меня? Я-то что ей сделала?
Он беспомощно взмахивает руками.
– Ты забрала меня у нее. Ты стала самым важным для меня человеком.
– Но я такой себя не чувствую. Вот в чем проблема. Это она самый
важный для тебя человек.
Он фыркает и пытается это отрицать, но все бесполезно. Как я могла
ему верить, когда правда прямо передо мной?
– Знаешь, почему я считаю, что она – самый важный для тебя человек?
Потому что ты всегда выбираешь ее.
– Чушь собачья! – взрывается Питер. – Когда я узнал, что она сняла то
видео, я сказал ей, что если она еще хоть раз что-то тебе сделает, то больше
никогда меня не увидит.
Питер продолжает говорить, но я больше не слышу ни слова,
слетающего с его губ.
Достарыңызбен бөлісу: |