нравлюсь». Да, нравишься. Потом он мягко говорит:
– Ты же веришь, что я никому не говорил, будто мы занимались сексом
в школьной поездке?
– Да.
– Хорошо. – Он делает вдох. – И еще… после того как я ушел в тот
вечер, между тобой и Сандерсом что-нибудь было?
Он ревнует! Одна мысль об этом согревает меня, как горячий бульон.
Я собираюсь сказать ему, что нет, конечно, но он быстро добавляет:
– Стой, не отвечай мне. Я не хочу знать.
– Нет! – говорю я твердо, чтобы он понял, насколько я серьезна.
Он кивает, но молчит.
Потом он наклоняется, и я закрываю глаза. Сердце трепещет в груди,
будто крылья колибри. По сути, мы целовались всего четыре раза, и только
один раз по-настоящему. Я хочу уже перейти к делу, чтобы больше не
волноваться. Но Питер меня не целует. Не так, как я ожидала. Он чмокает
меня в левую щеку, потом в правую. У него теплое дыхание. А потом –
ничего. Мои глаза широко открываются. Что это за поцелуй такой? Почему
он не может поцеловать меня как следует?
– Что ты делаешь? – шепчу я.
– Растягиваю предвкушение.
– Просто поцелуй меня уже! – говорю я нетерпеливо.
Он наклоняет голову, наши щеки соприкасаются, но вдруг открывается
входная дверь, и на пороге появляется Оуэн, младший брат Питера. Он
стоит, скрестив руки. Я отскакиваю от Питера, как будто только что узнала,
что у него смертельная заразная болезнь.
– Мама хочет, чтобы вы зашли и угостились сидром, – заявляет Оуэн,
ухмыляясь.
– Через минуту, – говорит Питер, притягивая меня обратно.
– Она сказала, сейчас! – настаивает Оуэн.
Господи! Я в панике смотрю на Питера.
– Я лучше пойду, пока папа не начал волноваться…
Он подталкивает меня к двери подбородком.
– Загляни на минутку, потом я отвезу тебя домой.
Когда я захожу в дом, парень снимает с меня пальто и тихо
спрашивает:
– Неужели ты собиралась идти домой в этом платье? Пешком, по
такому холоду?
– Нет, я планировала давить на жалость, чтобы ты меня подвез, –
шепчу я в ответ.
– Что на тебе надето? – интересуется Оуэн.
– Так корейцы наряжаются на Новый год, – отвечаю я ему.
Мама Питера выходит из кухни с двумя дымящимися чашками. На ней
длинный кашемировый кардиган, свободно подпоясанный на талии, и
вязаные тапочки кремового цвета.
– Какая красота! – восхищается она. – Ты шикарно выглядишь! Очень
ярко!
– Спасибо, – отвечаю я, смущенная вниманием.
Оуэн убегает на кухню, а мы втроем усаживаемся в гостиной.
Кажется, я все еще красная из-за чуть не случившегося поцелуя и мысли о
том, что мама Питера догадывается, чем мы занимались. Мне интересно,
много ли ей известно о наших отношениях? Что именно Питер рассказывал
ей, и говорил ли о нас вообще?
– Как ты провела Рождество, Лара Джин? – спрашивает меня его мама.
Я дую на горячую жидкость.
– Очень хорошо. Папа подарил моей сестренке щенка, и мы дрались
из-за того, кто будет его держать. Еще из колледжа приехала моя старшая
сестра, это просто замечательно. А как ваши праздники, миссис Кавински?
– О, чудесно! Очень спокойно, – она показывает на свои тапочки. –
Смотри, что подарил мне Оуэн. А как праздничная вечеринка? Твоим
сестрам понравилось печенье с изюмом, которое испек Питер? Я, если
честно, его терпеть не могу.
Я удивленно смотрю на Питера, который вдруг начинает
сосредоточенно изучать что-то в телефоне.
– Ты же говорил, их испекла твоя мама.
Миссис Кавински улыбается гордой улыбкой.
– О нет! Питер все сам сделал. Он был настроен очень решительно.
– А на вкус получились отбросы! – кричит Оуэн из кухни.
Его мама снова смеется, и потом наступает тишина. Я отчаянно
перебираю в голове возможные темы для разговора. Может, планы на
новый год? Или снежная буря, которую обещали на следующей неделе? От
Питера никакой помощи: он снова уткнулся в телефон.
Миссис Кавински встает.
– Рада была тебя повидать, Лара Джин. Питер, не засиживайтесь
допоздна.
– Не будем, – обещает он и поворачивается ко мне. – Я сейчас, только
ключи возьму.
Когда Питер уходит, я говорю:
– Простите, что вот так заявилась в праздничный день. Надеюсь, я вам
не помешала.
– Мы рады тебе в любое время.
Она наклоняется, кладет руку мне на колено и, одарив меня
многозначительным взглядом, говорит:
– Просто будь осторожней с его сердцем. Это все, о чем я прошу.
У меня внутри все сжимается. Неужели Питер рассказал ей о том, что
между нами случилось?
Похлопав меня по колену, женщина встает.
– Доброй ночи, Лара Джин.
– Доброй ночи, – отзываюсь я эхом.
Несмотря на ее теплую улыбку, я чувствую, что сделала что-то не так.
В ее голосе я отчетливо услышала нотку упрека. « Не тронь моего сына»,
вот что она говорила. Неужели Питер был так расстроен из-за того, что
между нами случилось? С виду не скажешь. Может, раздражен или слегка
обижен, но не настолько, чтобы обсуждать это с мамой. Хотя, возможно,
они очень близки. Только этого мне не хватало! Произвести плохое
впечатление на маму Питера, еще даже не начав с ним встречаться.
На улице кромешная тьма, звезд на небе почти не видно. Похоже,
скоро снова пойдет снег. Дома на всем первом этаже горит свет, а наверху –
только в спальне Марго. Через дорогу, в окне дома мисс Ротшильд,
светится маленькая рождественская елка.
Нам с Питером тепло и уютно в его машине. Из кондиционера дует
теплый воздух.
– Ты рассказывал маме о том, как мы расстались? – спрашиваю я его.
– Нет. Ведь мы не расставались, – говорит он, выключая печку.
– Нет?
Он смеется.
– Нет, потому что мы даже не были вместе, так ведь?
Достарыңызбен бөлісу: |