Ночь нежна

Ф.  С.  Фицджеральд.  «Ночь нежна»

41

любовь достигла того накала, когда она наконец начала чувствовать себя до отчаяния несчаст-

ной и не знала, что делать, ей хотелось поговорить с матерью.

– Многие умерли уже после того, и мы скоро умрем, – утешил Эйб.

Розмари напряженно ждала продолжения рассказа Дика.

– Видите ту речушку – до нее две минуты ходу. Англичанам понадобился месяц, чтобы

дойти до нее – целая империя медленно двигалась вперед, теряя солдат на передней линии и

заменяя их теми, кто шел сзади. А другая империя так же медленно, на несколько дюймов за

день, отступала, оставляя за собой погибших, – словно покрывала поле битвы окровавленным

тряпьем. Никто из европейцев в нынешнем поколении не решится это повторить.

– Да ну? А как насчет Турции? Там только что перестали воевать, – напомнил Эйб. –

И в Марокко…

– Это другое дело. А вот те события на западном фронте нельзя будет повторить еще

очень долго. Молодежь думает, что она на это способна, но она ошибается. Первое Марнское

сражение еще можно было бы выдержать снова, но то, что произошло здесь, – никогда. Для

этого нужны были религия, годы процветания, непоколебимая вера и существовавшая тогда

четкость классовых отношений. Русские и итальянцы на этом фронте были бесполезны. Здесь

требовалось такое благородное душевное оснащение, которое уходит корнями в незапамят-

ные времена. Нужно было хранить в памяти домашние рождественские праздники, открытки

с изображением кронпринца и его невесты, маленькие кафе Валанса, пивные на Унтер-ден-

Линден, бракосочетания в мэрии, поездки на дерби и дедушкины бакенбарды.

–  Такую  военную  тактику  генерал  Грант  изобрел  еще  в  шестьдесят  пятом  году,  при

Питерсберге.

– Ничего подобного – Грант устроил просто массовую бойню. А битву такого рода при-

думали Льюис Кэрролл, Жюль Верн, тот немец, как там его, который написал «Ундину», дере-

венские священники – любители покатать шары, солдатские «крёстные» в Марселе и совра-

щенные девушки из вюртембергских и вестфальских захолустий. В сущности, это ведь была

любовная битва – последняя любовная битва; здесь покоится вековая любовь среднего класса.

– Еще немного – и вы припишете ее заслугу Д.Г. Лоуренсу, – сказал Эйб.

– Весь мой прекрасный, восхитительно безопасный мир взлетел здесь на воздух от вели-

кого взрыва легковоспламеняющейся любви, – скорбно настаивал Дик. – Вы согласны со мной,

Розмари?

– Не знаю, – серьезно ответила она. – Это 

вы

 все знаете.

Снова двинулись в путь. Дик и Розмари шли, немного отстав. Вдруг на них градом посы-

пались комья земли со щебнем, и Эйб закричал от следующего траверса:

– В меня опять вселился дух войны! За мной – столетие огайской любви, и я намерен

разнести эту траншею в клочья. – Его голова показалась над бруствером. – Вы что, правил не

знаете? Вы убиты. Это была граната.

Розмари рассмеялась, а Дик поднял было с земли горсть камешков, чтобы нанести ответ-

ный удар, но, помешкав, высыпал их обратно.

– Не могу дурачиться в таком месте, – произнес он немного виновато. – Пусть серебряная

цепочка порвалась, золотой сосуд разбит и как там дальше

11

, но старый романтик вроде меня

ничего не может с собой поделать.

– Я тоже романтик, – сказала Розмари.

Они выбрались из досконально реконструированной траншеи и оказались перед мемори-

алом солдатам королевского полка «Ньюфаундленд». Прочитав надпись, Розмари неожиданно

разрыдалась. Как большинство женщин, она любила, чтобы ей говорили, что она должна чув-

11

 «…доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и

не обрушилось колесо над колодезем». Книга Екклесиаста, 12:6.

Ф.  С.  Фицджеральд.  «Ночь нежна»

42

ствовать, и ей нравилось, когда Дик подсказывал ей, что смешно, а что печально. Но сейчас,

когда она шла по полю былого сражения словно в тревожном сне, потому что любовь перевер-

нула для нее все вокруг, больше всего ей хотелось, чтобы он понял, как она его любит.

Потом они сели в машину и поехали обратно в Амьен. Мелкий теплый дождь окроплял

молодой низкорослый лес с подлеском и огромные «погребальные кострища», сложенные из

пролежавших шесть лет в земле ошметков обмундирования, из ржавых бомб, гранат, артилле-

рийских гильз и остатков амуниции – касок, штыков, оружейных прикладов и полусгнивших

кожаных ремней. И вдруг за поворотом открылось безбрежное море могил, покрытое буру-

нами белых надгробий. Дик попросил водителя остановиться.

– Вон та самая девушка… Кажется, она так и не нашла, куда возложить венок.

Выйдя из машины, он направился к девушке с венком, в нерешительности стоявшей у

входа на кладбище. Ее ждало такси. Это была юная рыжеволосая американка из Теннесси, с

которой они познакомились утром в поезде, она приехала из Ноксвилла, чтобы почтить память

брата. По ее щекам текли слезы досады.

– В военном министерстве мне, должно быть, неправильно указали номер участка, –

всхлипывая, сказала она. – Там написано совсем другое имя. Я брожу тут с двух часов, но

могил так много.

– Знаете, я бы на вашем месте положил венок на любую могилу, не глядя на имя, –

посоветовал Дик.

– Вы думаете?

– Я думаю, он хотел бы, чтобы вы поступили именно так.

Темнело, дождь усиливался.

Девушка оставила свой венок на ближней могиле у ворот и приняла приглашение Дика

отпустить такси и вернуться в Амьен вместе с ними.

Розмари снова всплакнула, узнав о злоключениях девушки – такой уж «слезный» полу-

чился день, – однако она чувствовала, что чему-то он ее научил, хотя и не могла бы точно ска-

зать, чему именно. Задним числом вся эта поездка представлялась ей беспечно приятной – как

одно из тех вроде бы ничем не примечательных мгновений, которые кажутся только мостиком

между прошлыми и будущими радостями, но которые по зрелом размышлении и оказываются

само́й радостью.

Амьен, город в лиловатых тонах, гулко отражавший звуки, так же как иные вокзалы –

парижский Северный или лондонский Ватерлоо, – все еще нес на себе скорбную печать войны.

Днем в таких городах с их маленькими, двадцатилетней давности трамвайчиками, пересекаю-

щими серую мощеную площадь перед собором, чувствуешь себя опустошенным, и даже сама

погода, вылинявшая, словно старая фотография, кажется немного старомодной. Но с наступле-

нием темноты на улицы выплескивается типичная для французских городов жизнь с ее малень-

кими водоворотиками – разбитными уличными девицами, мужчинами, в бесконечных спорах

проводящими многие часы в кафе и пересыпающими речь бесконечными «voilа», парочками,

которые, прижавшись друг к другу, бредут без цели, благо такие прогулки ничего не стоят, –

и тогда картина начинает обретать краски.

В ожидании поезда они сидели за столиком в большом зале со сводом, достаточно высо-

ким, чтобы поглощать дым, людской гомон и музыку; оркестр любезно исполнил для них мод-

ную польку «Простите, а вот бананов у нас сегодня нет», и они дружно похлопали музыкантам,

их руководитель казался очень довольным собой. Девушка из Теннесси, забыв о своих горе-

стях, от души веселилась и даже начала флиртовать с Диком и Эйбом, одаривая их знойными

взглядами и кокетливыми прикосновениями, а они добродушно подначивали ее.

Затем, предоставив уже неразличимо малым частицам останков вюртембергцев, прус-

ских гвардейцев, альпийских стрелков, манчестерских ткачей и итонских выпускников уходить

дальше в вечность, гния под теплым дождем, они сели в парижский поезд. В пути ели бутер-

Ф.  С.  Фицджеральд.  «Ночь нежна»

43

броды с сырокопченой колбасой и сыром бель паэзе, приготовленные для них в вокзальном

ресторане, и запивали их божоле. Николь казалась отрешенной; беспокойно покусывая губу,

она вчитывалась в прихваченные Диком путеводители по местам сражений – конечно, он успел

изучить основные события этой битвы, но упростил их до той степени, когда они стали слегка

напоминать приемы в его собственном доме.

жүктеу/скачать 0,71 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: