XV
– А что это за труд, который вы решили не заканчивать? – спросила Розмари, серьезно
глядя Дику в глаза, когда они ехали в такси.
– Да так, ничего важного.
– Вы ученый?
– Я врач.
– Ух ты! – Она радостно улыбнулась. – Мой отец тоже был врачом. Но тогда почему вы
не… – Она запнулась.
– Не беспокойтесь, здесь нет никакой тайны. Я ничем не запятнал свою профессиональ-
ную репутацию и не прячусь здесь, на Ривьере, от закона. Просто сейчас я не практикую. Кто
знает, может, когда-нибудь начну снова.
Розмари молча приблизила к нему лицо для поцелуя. Секунду-другую он смотрел на нее
в нарочитом недоумении. Затем, обняв одной рукой за плечи, потерся щекой о ее мягкую щеку
и, отстранившись, еще раз посмотрел долгим взглядом.
– Какое очаровательное дитя, – серьезно сказал он.
Она улыбалась ему, машинально теребя лацканы его пиджака.
– Я влюблена в вас и в Николь. Вообще-то это мой секрет, я даже ни с кем не могу
говорить о вас, потому что не хочу, чтобы кто-то еще знал, какой вы замечательный. Честно,
я люблю вас и Николь… Да, люблю.
Сколько раз он слышал это, даже в тех же самых выражениях.
Вдруг она придвинулась к нему вплотную, и, оказавшись в фокусе его зрения, ее лицо
утратило свою юность, как будто вовсе лишилось возраста; он поцеловал ее захватывающим
дух поцелуем. Потом она откинулась на его руку, вздохнула и сказала:
– Я решила от вас отказаться.
Дик насторожился: не дал ли он ей ненароком повода считать, будто она хоть в малейшей
степени имеет на него право?
– Это жестоко. – Он попытался все перевести в шутку. – Только во мне проснулся инте-
рес, как…
– Я так любила вас… – Словно любовь длилась уже многие годы. Ее глаза налились сле-
зами. – Я та-а-ак вас любила.
Ему бы следовало посмеяться, но, к собственному удивлению, он услышал, как произ-
носит:
– Вы не только красивы, вы еще и на редкость естественны. Все, что вы делаете, притво-
ряетесь ли, что влюблены, или изображаете робость, все у вас выходит убедительно.
В темной пещере автомобильного салона, где витал аромат духов, купленных Розмари по
совету Николь, она снова прильнула к нему, и он поцеловал ее, ничего не испытывая. Он лишь
ощущал смутное присутствие страсти, но не видел ни тени ее ни в глазах, ни на губах Розмари;
ее дыхание чуть-чуть пахло шампанским. Она в отчаянии все теснее прижималась к нему,
он еще раз поцеловал ее, расхоложенный невинностью ее губ и взглядом, в момент поцелуя
устремленным в ночную темноту, во тьму Вселенной. Она еще не знала, что блаженство – это
нечто, заключенное в сердце; вот когда она осознает это и растворится во вселенской страсти,
он сможет взять ее без колебаний и сожалений.
Ее номер в отеле располагался по диагонали от их номера, ближе к лифту. Когда они
подошли к двери, она вдруг сказала:
– Я знаю, что вы меня не любите… я этого и не жду. Но вы сказали, что мне следовало
сообщить вам о моем дне рождения. Ну вот, теперь вы о нем знаете, и я хочу, чтобы в качестве
подарка вы зашли ко мне на минуту – мне нужно вам кое-что сказать. Только на минуту.
Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
46
Они вошли, он закрыл дверь, и Розмари встала перед ним, очень близко, но не касаясь
его. В ночном сумраке ее лицо выглядело бесцветным – она была бледна, как белая гвоздика,
оброненная кем-то на танцевальном паркете.
– Когда вы улыбаетесь… – он снова взял отечески-покровительственный тон, возможно,
из-за незримого, но близкого присутствия Николь, – …мне всегда кажется, что я сейчас увижу
дырочку на месте выпавшего молочного зуба.
Но было уже поздно – она прижалась к нему и жалобно прошептала:
– Возьмите меня.
– Взять вас? Куда?
От изумления он застыл в неподвижности.
– Ну, пожалуйста, – шептала она. – Умоляю вас, сделайте что положено. Не важно, если
мне это не понравится, я этого никогда не ждала, мне всегда была ненавистна сама мысль об
этом, но сейчас все не так. Сейчас я хочу, чтобы вы это сделали.
Розмари и сама была потрясена – она даже представить себе не могла, что способна про-
изнести такое. В сущности, она повторяла вычитанные из книг слова, за которыми скрывалось
то, о чем она грезила, что видела в снах все десять лет, проведенные в монастырской школе.
Вдруг ей пришло в голову, что сейчас она исполняет одну из своих самых значительных ролей,
и она с новой страстью окунулась в нее.
– Это должно быть совершенно не так, – задумчиво произнес Дик. – Наверное, все дело
в шампанском. Давайте по возможности забудем об этом.
– О нет! Сейчас. Я хочу, чтобы вы сделали это прямо сейчас. Возьмите меня, научите,
я вся ваша и хочу быть вашей.
– А вы не подумали как минимум о том, какую боль это причинит Николь?
– Она ничего не узнает, к ней это не имеет никакого отношения.
– Во-вторых, – мягко продолжил он, – есть еще кое-что, о чем вы забыли: я люблю
Николь.
– Но ведь можно любить не только одного человека, разве не так? Я люблю маму и люблю
вас… даже больше. Теперь – вас больше.
– …И еще одно: сейчас вы вовсе не влюблены в меня, но что, если влюбитесь… после?
Это могло бы сильно осложнить вашу жизнь в самом ее начале.
– Нет, обещаю, мы больше никогда не увидимся. Я вызову маму, и мы тотчас уедем в
Америку.
Воспоминание о ее юной непосредственности и свежести ее губ было еще слишком живо,
чтобы согласиться на подобную жертву. Дик сменил тон:
– Просто сейчас вы находитесь под воздействием настроения.
– О, прошу вас! Мне все равно, даже если случится ребенок. Съезжу в Мексику, как одна
актриса с нашей студии. Это совершенно не похоже на то, что я себе представляла раньше, –
мне всегда было противно, когда меня целовали всерьез. – Он понял, что она все еще наде-
ется. – У некоторых были такие огромные зубы. Но вы – совсем другое дело, вы прекрасны.
Я хочу, чтобы вы это сделали.
– Полагаю, вы думаете, что существуют особого рода поцелуи, и хотите, чтобы я именно
так вас поцеловал?
– Ах, не надо меня дразнить, я не ребенок. Знаю, что вы в меня вовсе не влюблены. –
Она вдруг сконфуженно запнулась. – На это я и не рассчитывала. Должно быть, я кажусь вам
пустышкой.
– Вздор. Но вы кажетесь мне слишком юной, – сказал Дик и мысленно добавил: «Вас
слишком многому надо было бы еще учить».
Розмари ждала, взволнованно дыша, и он закончил:
– В любом случае мы устроены так, что это не происходит по чужому желанию.
Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
47
Разочарованная, она в замешательстве опустила голову, а Дик машинально произнес:
– Давайте просто… – и тут же осекся. Подведя к кровати, он усадил ее и сел рядом. Роз-
мари плакала. Дик неожиданно смутился, но причиной тому были отнюдь не этические сооб-
ражения – невозможность поступить иначе была совершенно очевидна, – просто смутился, и
на миг его обычное обаяние, его гибкое умение в любых обстоятельствах сохранять несокру-
шимое душевное равновесие оставили его.
– Я знала, что вы не согласитесь, – всхлипнула Розмари. – Это просто была жалкая
попытка.
Он встал.
– Доброй ночи, дитя мое. Мне очень жаль. Давайте вычеркнем это из памяти. – Словно
лечащий врач больному, он добавил несколько пустых слов утешения на сон грядущий: – Вас
многие еще будут любить, и когда вы полюбите сами, порадуетесь тому, что свою первую
любовь встретили нетронутой, в том числе и эмоционально. Звучит немного старомодно,
наверное?
Он сделал шаг к двери, а она подняла голову и посмотрела ему вслед, не имея ни малей-
шего представления о том, что творится у него в голове; словно в замедленной съемке, она
видела, как он делает еще один шаг, оборачивается, глядит на нее; на миг ей захотелось вско-
чить, схватить, удержать его, прикоснуться к его губам, ушам, вороту пиджака, обвиться вокруг
него, вобрать в себя, но его рука уже легла на дверную ручку. Розмари сдалась и откинулась на
спину. Когда дверь закрылась, она встала, подошла к зеркалу и, все еще хлюпая носом, стала
расчесывать волосы. Сто пятьдесят движений щеткой в одну сторону, потом еще сто пятьде-
сят – в другую, как положено. Когда одна рука затекла, она переложила щетку в другую и про-
должила водить ею по волосам…
Достарыңызбен бөлісу: |