XIV
По прибытии в Париж Николь сказалась слишком усталой, чтобы, как договаривались,
идти смотреть иллюминацию на Выставке декоративного искусства. Они завезли ее в отель
«Король Георг», и как только она исчезла между плоскостями света, лившегося из вестибюля
и преломлявшегося в стеклянных дверных панелях, у Розмари словно гора с плеч свалилась.
Николь обладала силой – причем не всегда направленной на благо и предсказуемой, как у
матери, – зачастую ее поведение было невозможно предугадать. Розмари ее побаивалась.
В одиннадцать часов Розмари, Дик и Норты сидели в только что открывшемся кафе-
поплавке на Сене. Река мерцала огнями мостов и баюкала на своей поверхности множество
холодных лун. Когда Розмари с матерью жили в Париже, они нередко по воскресеньям сади-
лись на маленький прогулочный пароход, плыли на нем до Сюрена и обсуждали планы на буду-
щее. Денег у них было немного, но миссис Спирс была так уверена в красоте дочери и внушила
ей такое честолюбие, что без колебаний рискнула всем и «поставила на удачу»: встав на ноги,
Розмари вернет затраты сторицей…
С тех пор как они приехали в Париж, Эйб Норт постоянно пребывал в состоянии хмель-
ного возбуждения; от солнца и вина глаза у него покраснели. В тот вечер Розмари впервые
обратила внимание на то, что он не пропускает ни одного питейного заведения; интересно, как
к этому относится Мэри Норт, подумала она. Обычно, если не считать частых взрывов смеха,
Мэри была невозмутима, настолько невозмутима, что Розмари мало что могла о ней сказать.
Ей нравились прямые темные волосы Мэри, зачесанные назад и естественным каскадом рас-
сыпа́вшиеся к плечам; время от времени косая прядь падала на висок; когда она начинала лезть
в глаза, Мэри откидывала голову назад и прядь ложилась на место.
– Сегодня нам нужно вернуться домой пораньше, Эйб, это – последняя бутылка. – Голос
Мэри звучал непринужденно, но в нем слышался легкий оттенок тревоги. – Ты же не хочешь,
чтобы тебя доставили на корабль в жидком виде.
– Да, уже поздно, – согласился Дик. – Пора идти.
На исполненном благородного достоинства лице Эйба появилось упрямое выражение, он
решительно заявил:
– Ну уж нет! – И после веской паузы добавил: – Нет-нет, еще рано. Мы закажем еще
бутылку шампанского.
– Я – пас, – сказал Дик.
– А я имел в виду не вас, а Розмари. Она-то – настоящий алкоголик, всегда держит
бутылку джина в ванной комнате про запас, мне ее матушка рассказывала.
Он вылил остатки шампанского из бутылки в бокал Розмари. В первый же день по при-
езде в Париж ей стало нехорошо от огромного количества выпитого лимонада, после этого она
почти ничего не пила, но сейчас подняла бокал и сделала глоток.
– Что я вижу? – воскликнул Дик. – Вы же говорили, что не пьете.
– Но не говорила, что не собираюсь начать.
– А что скажет мама?
– Только один бокал. – Она вдруг почувствовала острую необходимость взбодрить себя.
Дик выпил в тот вечер не слишком много, но выпил, и, наверное, ей казалось – выпей она
тоже, это сблизит их и облегчит ей задачу сделать то, на что она уже решилась. Она залпом
Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
44
осушила полбокала, поперхнулась и сказала: – Кроме того, вчера у меня был день рождения,
мне исполнилось восемнадцать.
– Почему же вы нам ничего не сказали?! – укоризненно запричитали все разом.
– А я знала, что вы устроите суету по этому поводу, и хотела избавить вас от лишних
хлопот. – Она допила шампанское и, подняв бокал, добавила: – Будем считать, что это и было
празднование.
– Ничего подобного мы считать не будем, – возразил Дик. – Завтра устроим праздничный
ужин в вашу честь. И попробуйте только не прийти! Восемнадцать – это чрезвычайно важный
возраст.
– В свое время я думала: все, что происходит с тобой до восемнадцати, не имеет никакого
значения, – сказала Мэри.
– Это правильно, – согласился Эйб. – И все, что происходит после, – тоже.
– Для Эйба ничто не имеет значения, пока он не сядет на корабль, – сказала Мэри. – На
сей раз он связывает с Нью-Йорком большие планы. – Она произнесла это так, словно давно
устала повторять слова, потерявшие для нее всякий смысл, при том, что в действительности
жизненные планы, которыми они с мужем руководствовались – или не руководствовались, –
были не более чем благими намерениями. – Он будет писать музыку в Америке, а я – зани-
маться пением в Мюнхене, так что, когда мы воссоединимся, для нас не будет ничего невоз-
можного.
– Это прекрасно, – согласилась Розмари, чувствуя, что шампанское уже немного ударило
в голову.
– А пока – еще шампанского для Розмари! Это поможет ей осмыслить работу своих лим-
фатических желез. В восемнадцать они только начинают функционировать.
Дик снисходительно усмехнулся на реплику Эйба, которого любил, но в которого давно
перестал верить, и заметил:
– С медицинской точки зрения это абсолютно неверно. Мы уходим.
Уловив покровительственную нотку в голосе Дика, Эйб весело сказал:
– Что-то мне подсказывает, что премьера моего нового музыкального спектакля состо-
ится на Бродвее раньше, чем вы завершите свой научный труд.
– Очень надеюсь на это, – спокойно ответил Дик. – Очень надеюсь. Возможно, я даже и
не буду завершать то, что вы называете моим «научным трудом».
– О, Дик! – испуганно воскликнула Мэри, она явно была шокирована.
Розмари ни разу не видела такого бесстрастно-непроницаемого выражения на лице Дика;
она интуитивно догадалась, что в его заявлении было нечто существенно важное, и едва не
воскликнула вслед за Мэри: «О, Дик!»
Однако Дайвер вдруг снова рассмеялся и продолжил, вставая из-за стола:
– …не буду завершать этот, а примусь за новый.
– Нет, Дик, погодите. Я хочу знать…
– Расскажу в другой раз. Спокойной ночи, Эйб. Спокойной ночи, Мэри.
– Спокойной ночи, милый Дик. – Мэри улыбнулась так, словно была совершенно счаст-
лива и дальше сидеть в этом почти опустевшем плавучем ресторане. Она была мужественной,
не терявшей надежды женщиной, следовавшей за мужем невесть куда, подстраивавшейся под
него так и эдак, поскольку не могла заставить его ни на шаг свернуть с дороги, по которой он
шел, и лишь иногда с унынием сознавала, насколько глубоко внутри него запрятана тайна того,
куда он ее ведет. И тем не менее некая аура удачи витала вокруг нее, словно она была своего
рода живым талисманом…
Ф. С. Фицджеральд. «Ночь нежна»
45
Достарыңызбен бөлісу: |