Людмила Давидюк, Людмила Дядечко, Инна Халабаджах
жүктеу/скачать 7,35 Mb. Pdf көрінісі
|
11 kl Ros literatura hrestomat elektronna
| Литература
было. — Он приложил щеку к голове своей подруги, обнял Маргариту и стал бормотать: — Бедная, бедная… — Не бывает, вы говорите? — сказал Воланд. — Это верно. Но мы по пробуем. — И он сказал: — Азазелло! Тотчас с потолка обрушился на пол растерянный и близкий к умо исступлению гражданин в одном белье, но почемуто с чемоданом в руках и в кепке. От страху этот человек трясся и приседал. — Могарыч? — спросил Азазелло у свалившегося с неба. — Алоизий Могарыч, — ответил тот, дрожа. — Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, на писали на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегаль ную литературу? — спросил Азазелло. Новоявившийся гражданин посинел и залился слезами раскаяния. — Вы хотели переехать в его комнаты? — как можно задушевнее про гнусил Азазелло. Шипение разъяренной кошки послышалось в комнате, и Маргарита, завывая: — Знай ведьму, знай! — вцепилась в лицо Алоизия Могарыча ногтями. Произошло смятение. — Что ты делаешь? — страдальчески прокричал мастер, — Марго, не позорь себя! — Протестую, это не позор, — орал кот. Маргариту оттащил Коровьев. — Я ванну пристроил, — стуча зубами, кричал окровавленный Мога рыч и в ужасе понес какуюто околесицу, — одна побелка… купорос… — Ну вот и хорошо, что ванну пристроил, — одобрительно сказал Аза зелло, — ему надо брать ванны, — и крикнул: — Вон! Тогда Могарыча перевернуло кверху ногами и вынесло из спальни Во ланда через открытое окно. Мастер вытаращил глаза, шепча: — Однако, это будет, пожалуй, почище того, что рассказывал Иван! — совершенно потрясенный, он оглядывался и наконец сказал коту: — А простите… это ты… это вы… — он сбился, не зная, как обращаться к коту, на «ты» или на «вы», — вы — тот самый кот, что садились в трамвай? — Я, — подтвердил польщенный кот и добавил: — Приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почемуто гово рят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта. — Мне кажется почемуто, что вы не оченьто кот, — нерешительно ответил мастер, — меня все равно в больнице хватятся, — робко добавил он Воланду. — Ну чего они будут хвататься! — успокоил Коровьев, и какието бумаги и книги оказались у него в руках, — история болезни вашей? — Да. Коровьев швырнул историю болезни в камин. — Нет документа, нет и человека, — удовлетворенно говорил Коро вьев, — а это — домовая книга вашего застройщика? 218 — Даа… — Кто прописан в ней? Алоизий Могарыч? — Коровьев дунул в страни цу домовой книги, — раз, и нету его, и, прошу заметить, не было. А если застройщик удивится, скажите, что ему Алоизий снился. Могарыч? Ка кой такой Могарыч? Никакого Могарыча не было. — Тут прошнурован ная книга испарилась из рук Коровьева. — И вот она уже в столе у за стройщика. — Вы правильно сказали, — говорил мастер, пораженный чистотой работы Коровьева, — что раз нет документа, нету и человека. Вот именно менято и нет, у меня нет документа. — Я извиняюсь, — вскричал Коровьев, — это именно галлюцинация, вот он, ваш документ, — и Коровьев подал мастеру документ. Потом он завел глаза и сладко прошептал Маргарите: — А вот и ваше имущество, Маргарита Николаевна, — и он подал Маргарите тетрадь с обгоревшими краями, засохшую розу, фотографию и, с особой бережностью, сберега тельную книжку, — десять тысяч, как вы изволили внести, Маргарита Николаевна. Нам чужого не надо. — У меня скорее лапы отсохнут, чем я прикоснусь к чужому, — на пыжившись, воскликнул кот, танцуя на чемодане, чтобы умять в него все экземпляры злополучного романа. — И ваш документик также, — продолжал Коровьев, подавая Маргарите документ, и затем, обратившись к Воланду, почтительно до ложил: — Все, мессир! <…> — Теперь все оставьте меня одного с ними, — приказал Воланд, ука зывая на мастера и Маргариту. Приказание Воланда было исполнено мгновенно. После некоторого молчания Воланд обратился к мастеру: — Так, стало быть, в Арбатский подвал? А кто же будет писать? А меч тания, вдохновение? — У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет, — ответил мастер, — ничто меня вокруг не интересует, кроме нее, — он опять положил руку на голову Маргариты, — меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал. — А ваш роман, Пилат? — Он мне ненавистен, этот роман, — ответил мастер, — я слишком много испытал изза него. — Я умоляю тебя, — жалобно попросила Маргарита, — не говори так. За что же ты меня терзаешь? Ведь ты знаешь, что я всю жизнь вложила в эту твою работу. — Маргарита добавила еще, обратившись к Воланду: — Не слушайте его, мессир, он слишком замучен. — Но ведь надо же чтонибудь описывать? — говорил Воланд, — если вы исчерпали этого прокуратора, ну, начните изображать хотя бы этого Алоизия. Мастер улыбнулся. — Этого Лапшенникова не напечатает, да, кроме того, это и неинте ресно. 219 Литература — А чем вы будете жить? Ведь придется нищенствовать. — Охотно, охотно, — ответил мастер, притянул к себе Маргариту, об нял ее за плечи и прибавил: — Она образумится, уйдет от меня… — Не думаю, — сквозь зубы сказал Воланд и продолжал: — Итак, че ловек, сочинивший историю Понтия Пилата, уходит в подвал, в намере нии расположиться там у лампы и нищенствовать? Маргарита отделилась от мастера и заговорила очень горячо: — Я сделала все, что могла, и я нашептала ему самое соблазнительное. А он отказался от этого. — То, что вы ему нашептали, я знаю, — возразил Воланд, — но это не самое соблазнительное. А вам скажу, — улыбнувшись, обратился он к мастеру, — что ваш роман еще принесет вам сюрпризы. — Это очень грустно, — ответил мастер. — Нет, нет, это не грустно, — сказал Воланд, — ничего страшного уже не будет. Нус, Маргарита Николаевна, все сделано. Имеете ли вы ко мне какуюнибудь претензию? — Что вы, о, что вы, мессир! — Так возьмите же это от меня на память, — сказал Воланд и вынул изпод подушки небольшую золотую подкову, усыпанную алмазами. — Нет, нет, нет, с какой же стати! — Вы хотите со мной поспорить? — улыбнувшись, спросил Воланд. Маргарита, так как в плаще у нее не было кармана, уложила подкову в салфетку и затянула ее узлом. Тут чтото ее изумило. Она оглянулась на окно, в котором сияла луна, и сказала: — А вот чего я не понимаю… Что же, это все полночь да полночь, а ведь давно уже должно быть утро? — Праздничную полночь приятно немного и задержать, — ответил Воланд. — Ну, желаю вам счастья. Маргарита молитвенно протянула обе руки к Воланду, но не посмела приблизиться к нему и тихо воскликнула: — Прощайте! Прощайте! — До свидания, — сказал Воланд. И Маргарита в черном плаще, мастер в больничном халате вышли в коридор ювелиршиной квартиры, в котором горела свеча и где их дожи далась свита Воланда. <…> Через час в подвале маленького домика в одном из Арбатских пере улков, в первой комнате, где было все так же, как было до страшной осен ней ночи прошлого года, за столом, накрытым бархатной скатертью, под лампой с абажуром, возле которой стояла вазочка с ландышами, сидела Маргарита и тихо плакала от пережитого потрясения и счастья. Тетрадь, исковерканная огнем, лежала перед нею, а рядом возвышалась стопка нетронутых тетрадей. Домик молчал. В соседней маленькой комнате на диване, укрытый больничным халатом, лежал в глубоком сне мастер. Его ровное дыхание было беззвучно. <…> 220 татья в публици тиче ком тиле на актуальную оциально-культурную тему 55 жүктеу/скачать 7,35 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|