Женский портрет

Тачита вполне отвечают ее собственным представлениям о
человеческой натуре. Все же она позволила себе взять лорда
Уорбертона под защиту.
– Мне не верится, что лорд Уорбертон просто фразер. Остальные
меня не интересуют. Но вот его мне хотелось бы испытать на деле.
– Избави меня бог от друзей!
[24]
– процитировал мистер Тачит. –
Лорд Уорбертон отличный молодой человек, я бы даже сказал,
превосходнейший. У него сто тысяч годового дохода. На этом малом
острове ему принадлежит пятьдесят тысяч акров земли, не считая
многого другого. У него с полдюжины собственных домов, постоянное
место в парламенте – как у меня за моим обеденным столом. У него
изысканнейшие вкусы: он любит литературу, искусство, науку, милых
женщин. Но верх изысканности – приверженность к новым взглядам.
Последнее доставляет ему несказанное удовольствие – пожалуй,
большее, чем все остальное, исключая, разумеется, милых женщин.
Старинный дом, в котором он здесь живет – как бишь его? Локли, –
очень хорош, хотя наш, по-моему, приятнее. Впрочем, какое это имеет
значение? У него столько других! Его взгляды, насколько могу судить,
никому не причиняют вреда и меньше всего ему самому. И даже если
бы здесь произошла революция, он отделался бы пустяками. Его не
тронут, оставят целым и невредимым – к нему здесь слишком хорошо
относятся.
– Значит, при всем желании мучеником ему не бывать, – вздохнула
Изабелла. – Тяжелое у него положение.
– Нет, мучиться ему не судьба – разве что из-за тебя, – сказал
старый джентльмен.
В ответ Изабелла покачала головой – не без некоторой меланхолии,
что выглядело, пожалуй, даже забавно.
– Из-за меня никому не придется мучиться.
– Надеюсь, тебе тоже.
– Надеюсь. Значит, вы, в отличие от Ральфа, не испытываете к
лорду Уорбертону жалости?
Дядя посмотрел на нее долгим проницательным взглядом.
– Пожалуй, все-таки да, – мягко сказал он.

9
Обе мисс Молинью, сестры вышеупомянутого лорда, не замедлили
пожаловать с визитом, и Изабелле очень понравились эти милые леди,
на которых, как ей показалось, лежала печать своеобразия. Правда,
когда она поделилась этим наблюдением со своим кузеном, он заявил,
что подобное выражение к ним решительно не подходит: в Англии
наберется тысяч пятьдесят точно таких же молодых особ. Однако, хотя
ее гостьям и было отказано в своеобразии, некоторые достоинства за
ними все-таки остались – удивительная мягкость и застенчивость в
обхождении и большие круглые глаза, которые, как подумала
Изабелла, походили на два озерца, два декоративных пруда, посреди
партера, усаженного геранью.
– Во всяком случае, на здоровье им не приходится жаловаться, –
отметила про себя Изабелла, решив, что это большое достоинство:
среди подруг ее детства многие, к сожалению, были хилого сложения
(от чего немало теряли), да и самой Изабелле случалось опасаться за
свое здоровье. Сестры лорда Уорбертона были уже не первой
молодости, однако сохранили яркий, свежий цвет лица и почти
детскую улыбку. Большие круглые глаза, так восхитившие Изабеллу,
светились ровным спокойствием, а облеченный в котиковый жакет
стан 
отличался 
приятной 
округлостью. 
Благожелательность
переполняла их через край, так что они даже стеснялись ее
выказывать, к тому же обе, видимо, страшились нашей юной героини,
прибывшей с другого конца света, а потому изливали свое
расположение к ней не столько словами, сколько взглядами. Тем не
менее они достаточно ясно выразили надежду, что Изабелла не
откажется пожаловать на завтрак в Локли, где они жили с братом, и
что впредь они будут видеться очень, очень часто. Они также
пожелали узнать, не согласится ли Изабелла приехать к ним на целые
сутки: двадцать девятого у них собирается небольшое общество, и,
возможно, ей будет приятно присоединиться к другим гостям.
– Никого особенно интересного мы не ждем, – сказала старшая
сестра. – Но, смею надеяться, вы полюбите нас такими, какие мы есть.

– Я уверена, мне будет очень приятно в вашем доме. Вы прелестны
именно такие, как есть, – ответила Изабелла, которая имела
обыкновение не скупиться на похвалы.
Гостьи зарделись, а после их отъезда Ральф заметил кузине, что,
если она будет расточать подобные комплименты этим бедным
девицам Молинью, они подумают, что она решила попрактиковаться
на них в ехидном остроумии: их в жизни никто не называл
прелестными.
– У меня это вырвалось само собой, – оправдывалась Изабелла. –
Как славно, когда люди спокойны, разумны и всем довольны. Хотела
бы я быть такой, как они.
– Упаси господь! – воскликнул Ральф с жаром.
– Непременно постараюсь стать на них похожей, – сказала
Изабелла. – Интересно взглянуть, какие они у себя дома.
Несколькими днями позже желание ее исполнилось: в
сопровождении Ральфа и его матушки она отправилась в Локли. Когда
они туда прибыли, обе мисс Молинью сидели в просторной гостиной
(одной из многих в их доме, как выяснилось позже) среди моря
блеклого ситца и сообразно обстоятельствам были одеты в черные
бархатные платья. У себя дома они понравились Изабелле даже
больше, чем в Гарденкорте. Она еще раз подивилась их здоровому
виду, и, если при первом знакомстве ей показалось, что им недостает
живости ума – немалый недостаток в ее глазах, здесь, в Локли, она
признала за ними способность к глубоким чувствам. Она провела с
ними все время до ленча, меж тем как лорд Уорбертон в другом конце
гостиной беседовал с миссис Тачит.
– Неужели ваш брат такой непримиримый радикал? – спросила
Изабелла. Она знала, что он радикал, но, питая, как мы видели,
неодолимый интерес к человеческой натуре, решила вызвать сестер на
откровенность.
– О да, он придерживается самых передовых взглядов, – сказала
Милдред, младшая сестра.
– Вместе с тем Уорбертон очень разумен, – добавила старшая мисс
Молинью.
Изабелла перевела взгляд на противоположный конец гостиной и
посмотрела на лорда Уорбертона, который, видимо, изо всех сил
старался занять миссис Тачит. Ральф, примостившийся у камина, где

полыхал огонь, отнюдь не лишний в огромной старинной зале при
прохладном английском августе, охотно отвечал на заигрывание одной
из борзых.
– Вы полагаете, он искренне их придерживается? – спросила с
улыбкой Изабелла.
– Несомненно, а как же иначе? – незамедлительно отозвалась
Милдред, тогда как старшая сестра устремила на Изабеллу
удивленный взгляд.
– И вы полагаете, он не дрогнет, когда дойдет до дела?
– До дела?
– Я хочу сказать… ну, например, он отдаст все это?
– Отдаст Локли? – спросила мисс Молинью, когда снова обрела дар
речи.
– Да и все остальные свои владения – не знаю, как они называются.
Сестры обменялись чуть ли не испуганным взглядом.
– Вы хотите сказать… вы имеете в виду… из-за расходов? –
спросила младшая сестра.
– Пожалуй, он сдаст один или два дома, – сказала старшая.
– Сдаст или отдаст? – уточнила Изабелла.
– Мне не думается, что он отдаст свою собственность, – сказала
мисс Молинью-старшая.
– Так я и знала! – воскликнула Изабелла. – Все только поза. Вам не
кажется, что это ложное положение?
Ее собеседницы пришли в явное замешательство.
– Положение брата? – переспросила мисс Молинью-старшая.
– Его положение считается очень хорошим, – сказала младшая. –
Он занимает самое высокое положение в графстве.
– Право, я, наверно, кажусь вам ужасно дерзкой, – сказала
Изабелла, воспользовавшись паузой. – Вы, конечно же, боготворите
своего брата и, возможно, даже боитесь его.
– Разумеется, брата нельзя не уважать, – совсем просто сказала
мисс Молинью.
– Он, наверно, очень хороший человек, потому что вы обе чудо
какие хорошие.
– О, он необыкновенно добрый. Никто даже не представляет себе,
сколько он делает добра.

– Но все знают, как много он может сделать, – добавила Милдред. –
Он очень многое может.
– О да, о да, – согласилась Изабелла. – Правда, на его месте, я
стояла бы на смерть… я хочу сказать, стояла бы на смерть за наследие
прошлого. Я отстаивала бы его всеми силами.
– Ну что вы! Надо быть шире… Мы всегда, с самых ранних
времен, держались самых широких взглядов.
– Что ж, – сказала Изабелла, – у вас это отлично получается.
Неудивительно, что вам это нравится. Вы, я вижу, любите вышивать
гладью?
После ленча лорд Уорбертон повел ее осматривать дом –
безупречный по благородству, как она и ожидала, но не более того.
Внутри он был очень модернизирован, и многое, лучшее в его облике,
потеряло свою первозданную прелесть. Но потом они вышли из дому,
и перед ними, подымаясь прямо из широкого полузаросшего рва,
встала величественная серая громада, отмытая капризами непогоды до
нежнейших, до самых глубоких оттенков, и тогда жилище лорда
Уорбертона показалось Изабелле сказочным замком. День был
прохладный, неяркий, чувствовалось приближение осени; слабые
бледные солнечные лучи ложились на стены размытыми неровными
бликами, словно намеренно согревая те места, где острее ощущалась
боль от вековых ран. К ленчу приехал брат хозяина, викарий, и
Изабелла улучила пять минут для беседы с ним – время вполне
достаточное, чтобы попытаться обнаружить истового сына церкви и
убедиться в тщетности таковой попытки. Локлийский викарий
отличался огромным ростом, атлетическим телосложением, открытым
простоватым лицом, неистовым аппетитом и склонностью к
внезапным взрывам смеха. Позже Изабелла узнала от Ральфа, что до
принятия сана он был первоклассным борцом и даже сейчас при
случае – разумеется, в узком семейном кругу – мог уложить
противника на обе лопатки. Изабелле он очень понравился – в этот
день ей все нравилось, но воображению ее пришлось немало
потрудиться, чтобы представить его в роли духовного пастыря.
Покончив с завтраком, общество направилось в парк, и лорд
Уорбертон, проявив некоторую находчивость, предложил своей
чужеземной гостье прогулку отдельно от других.

– Я хочу, чтобы вы здесь все как следует, по-настоящему
осмотрели, – сказал он. – А если вас будут отвлекать праздной
болтовней, ничего не получится.
Беседа, которою лорд Уорбертон занимал Изабеллу, – притом, что
он сообщил ей множество подробностей о доме и его любопытной
истории, – касалась, однако, не только археологических подробностей;
иногда он обращался к сюжетам более личным – личным как в
отношении Изабеллы, так и в отношении себя самого. Однако в конце
прогулки, выдержав долгую паузу, он вернулся к отправной точке.
– Право, я искренне рад, если вам пришлась по вкусу эта старая
развалина. Жаль, что вы так бегло ее осмотрели – что не можете
погостить у нас подольше. Мои сестры просто влюбились в вас –
может быть, это приманит вас в наш дом.
– О, приманок в нем более чем достаточно. Но, увы, я не считаю
себя вправе принимать приглашения. Я целиком отдала себя в руки
тетушки.
– Простите, если я позволю себе не совсем поверить вам.
Напротив, я убежден – вы поступаете, как вам хочется.
– Жаль, что я произвожу на вас такое впечатление. Такое дурное
впечатление, не правда ли?
– Для меня, во всяком случае, тут есть свои достоинства. Это
позволяет мне надеяться.
И лорд Уорбертон умолк.
– Надеяться? На что?
– Что впредь я смогу видеть вас чаще.
– Вот как? – сказала Изабелла. – Ну, чтобы доставить вам это
удовольствие, мне вовсе нет нужды становиться такой уж
эмансипированной девицей.
– Разумеется, нет. И все же, при всем том, ваш дядюшка, мне
кажется, не слишком меня жалует.
– Напротив, он очень хорошо о вас отзывался.
– Рад слышать, что вы говорили обо мне, – сказал лорд
Уорбертон. – И все же, мне кажется, он был бы недоволен, если бы я
зачастил в Гарденкорт.
– Я не могу быть в ответе за дядюшкины вкусы, – сказала
Изабелла, – хотя, мне думается, я не должна ими пренебрегать. Что же
касается меня – я всегда рада вас видеть.

– А мне приятно слышать это от вас. Я счастлив это от вас
слышать.
– Однако вас легко сделать счастливым, милорд, – сказала
Изабелла.
– Нет, меня не легко сделать счастливым, – сказал он и вдруг
запнулся. – Но видеть вас для меня большое счастье, – закончил он.
При этих словах голос его неуловимо изменился, и Изабелла
насторожилась: за этой прелюдией могло последовать что-то
серьезное. Она уже однажды слышала такую же интонацию и узнала
ее. Однако сейчас ей менее всего хотелось, чтобы подобная прелюдия
имела продолжение, и, поборов, насколько могла, охватившее ее
волнение, поспешила ответить в самом безмятежном тоне.
– Боюсь, мне не удастся снова приехать сюда.
– Никогда?
– Отчего же «никогда». Это звучит так мелодраматично.
– Могу ли я приехать к вам на следующей неделе?
– Конечно. Что может вам помешать?
– Практически ничего. Но я не знаю, как вы это воспримите. У
меня такое чувство, что вы все время судите людей.
– Если даже и так, вы при этом нимало не проигрываете.
– Весьма благодарен за доброе мнение, но, хотя я и в выигрыше,
суровый глаз судьи мне не очень по нраву. Вы собираетесь с миссис
Тачит за границу?
– Да, надеюсь, она возьмет меня с собой.
– Вам не нравится Англия?
– Что за макиавеллевский вопрос?.
[25]
Право, он не заслуживает
ответа. Я просто хочу повидать как можно больше стран.
– Чтобы судить и сравнивать?
– Ну и чтобы получать удовольствие.
– Мне кажется, именно это и доставляет вам наибольшее
удовольствие. Мне не совсем ясно, к чему вы стремитесь, – сказал
лорд Уорбертон. – У меня создалось впечатление, что у вас какие-то
таинственные цели, обширные планы.
– Как мило! Да у вас целая теория на мой счет, которой я вовсе не
соответствую. Право, в моих целях нет ничего таинственного.
Пятьдесят тысяч моих соотечественников ежегодно, ни от кого не

таясь, преследуют те же цели – они совершают заграничное
путешествие, чтобы развить свой ум.
– Вам решительно не к чему развивать ваш ум, мисс Арчер, –
заявил ее собеседник. – Он и без того достаточно грозное оружие:
держит нас всех на прицеле и разит наповал своим презрением.
– Презрением? Вас? Да вы смеетесь надо мной, – сказала Изабелла
уже серьезно.
– Нисколько. Вы считаете нас, англичан, людьми «с причудами».
Разве это не то же самое? Я вовсе не хочу слыть «чудаком» и не
принадлежу к подобным людям. Я протестую.
– Ну знаете. Ничего чуднее, чем это ваше «протестую», я в жизни
не слышала, – сказала Изабелла с улыбкой.
Последовала пауза.
– Вы судите всегда со стороны, – снова начал он. – Вы ко всему
равнодушны. Не равнодушны вы лишь к тому, что занимает вас.
В голосе его вновь появилась та же интонация, и к ней примешался
явный оттенок горечи – горечи столь внезапной и неоправданной, что
Изабелла испугалась, уж не обидела ли она его. Она часто слышала,
что англичане весьма эксцентричны, и даже у какого-то остроумца
читала, что в глубине души они самый романтичный из всех народов.
Неужели у лорда Уорбертона приступ романтического настроения и он
устроит ей «сцену» в собственном доме, видя ее всего в третий раз?
Но, вспомнив, как он безупречно воспитан, она тут же успокоилась, и
даже тот факт, что, выражая свое восхищение юной леди,
доверившейся его гостеприимству, он дошел до предела, дозволенного
приличиями, не пошатнул ее доброго мнения о нем. Она оказалась
права, полагаясь на его воспитанность, так как он улыбнулся и словно
ни в чем не бывало возобновил разговор; в голосе его не осталось и
следа той интонации, которая так смутила ее.
– Я не хочу сказать, что вы тратите время на пустяки. Вас
интересуют высокие материи – слабости и несовершенства
человеческой натуры, особенности отдельных народов.
– Ну, что до последнего, – сказала Изабелла, – мне вполне хватило
бы занятий на всю жизнь в собственной стране. Но нам предстоит
долгий путь, и тетушка, наверное, вскоре захочет уехать.
Она повернула назад, чтобы присоединиться к остальному
обществу; лорд Уорбертон молча шел с нею рядом. Но, прежде, чем

они поравнялись с остальными, он сказал:
– Я буду у вас на следующей неделе.
Ее словно что-то ударило, но, оправляясь от удара, она подумала,
что не могла бы, положа руку на сердце, сказать, будто ощущение это
было так уж ей неприятно. Тем не менее ответ ее прозвучал
достаточно сухо.
– Как вам будет угодно.
Сухость эта не была расчетом кокетства – игра, которой она
предавалась значительно реже, чем в это сочли бы возможным
поверить ее недоброжелатели. Ей просто стало немного страшно.

10
На следующий день после визита в Локли Изабелла получила
письмо от своей приятельницы, мисс Стэкпол, и это письмо, на
котором вместе с ливерпульским штемпелем красовались ровные
буквы, выведенные проворными пальчиками Генриетты, произвело в
ней приятное волнение.
«А вот и я, милая моя подруга, – писала мисс Стэкпол. – Наконец-
то удалось вырваться. Все решилось за день до моего отъезда из Нью-
Йорка: в „Интервьюере" согласились наконец ассигновать мне
требуемую сумму. Я, как бывалый журналист, побросала вещи в сак и
помчалась на конке к причалу. Где ты сейчас и как нам встретиться?
Ты, наверно, гостишь в каком-нибудь старинном замке и уже
выучилась говорить с настоящим английским произношением. А,
может быть, ты уже вышла аамуж за лорда? Я втайне на это надеюсь:
мне нужно получить доступ 
в 
самые высокие круги, и я рассчитываю
на твои знакомства. В „Интервьюере" ждут новых фактов об
аристократии. Мои первые впечатления (об англичанах вообще) не
самые радужные, но мне хотелось бы обсудить их с тобой – ты ведь
знаешь, при всех моих недостатках, поверхностными мнениями я не
грешу. Да! У меня для тебя интересные новости. Пожалуйста,
постарайся ускорить нашу встречу. Может быть, ты приедешь в
Лондон (чудесно было бы вместе осмотреть этот город)? Или же
пригласи меня к себе, 

жүктеу/скачать 6,47 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: