–
Чарли
!
Она не прокричала и не прошептала мое имя. Она выдохнула его, как пробуждающийся от
кошмара человек.
– Ма… – я встал на первую ступеньку. – Это я…
Мое движение напугало ее, она отступила еще на шаг, опрокинула ведро с водой, и грязная
мыльная пена водопадом хлынула по ступенькам.
– Что ты здесь делаешь?
– Мне так хотелось увидеть тебя… поговорить…
Язык все еще мешал мне, и голос звучал не как обычно. В нем чувствовался какой-то
плаксивый оттенок. Должно быть, именно так я и говорил много-много лет назад.
– Не уходи! – молил я. – Не убегай от меня!
Но Роза уже шмыгнула в прихожую и закрыла дверь. Секунду
спустя она отодвинула
снежно-белую занавеску на двери и уставилась на меня через стекло расширенными от ужаса
глазами. Губы ее бесшумно двигались.
– Уходи! Прочь от меня!
Почему? Почему мама отказывается от меня? По какому праву?
– Открой дверь! Нам надо поговорить! Впусти меня!
Я забарабанил по стеклу. Оно треснуло, и одна из трещин защемила кожу на пальце так,
что какое-то время я не мог вырвать ее. Наверно, Розе показалось, что я окончательно сошел с
ума и явился рассчитаться с ней за прошлое. Она отпрянула и ринулась к ведущей в глубь дома
двери.
Я нажал посильнее, дверной крючок не выдержал и, потеряв равновесие, я
буквально
ввалился в прихожую. Из пореза шла кровь и, не зная что делать, я сунул руку в карман, чтобы,
избави Боже, не запачкать свежевымытый линолеум.
Я проскочил по коридору мимо лестницы на второй этаж. Сколько раз демоны хватали
меня на этой лестнице за ноги и тащили вниз, в подвал! Я пробовал кричать, но язык душил
меня и обрекал на молчание… Как тихих ребятишек в Уоррене.
На втором этаже жили хозяева дома – Мейерсы. Они всегда были добры ко мне –
подкармливали сладостями, разрешали сидеть у них на кухне и играть с собакой. Никто мне
ничего не
говорил, но я почему-то догадался, что их уже нет в живых и наверху обитают
незнакомцы. И эта тропинка закрыта для меня навеки…
Дверь, за которой исчезла Роза, оказалась запертой, и секунду я стоял в нерешительности.
– Открой дверь!
Ответом был визгливый лай маленькой собачонки. Странно.
– Не бойся, я не замышляю ничего плохого. Я долго шел к тебе и не собираюсь уходить
просто так! Если ты не откроешь дверь, мне придется сломать ее!
Я услышал ее голос:
– Ш-ш-ш, Наппи… Иди в спальню, иди…
Еще через секунду замок щелкнул, дверь открылась и мама вдруг очутилась совсем рядом
со мной.
– Мама, – прошептал я. – Не бойся меня и выслушай! Пойми, я уже не тот, что был
раньше… я изменился… я нормальный человек… Понимаешь? Я больше не слабоумный… я не
кретин. Я – как все, как ты, как Матт, как Норма…
Я говорил и говорил, моля в душе, чтобы она не захлопнула дверь. Мне хотелось рассказать
ей все, сразу.
– Мне сделали операцию, и я стал другим, каким ты меня всегда хотела видеть. Читала про
это в газетах? Это
новый научный эксперимент, который повышает умственные способности
человека, и я стал первым! Пойми же меня! Почему ты так на меня смотришь? Я стал умным,
умнее, чем Норма, дядя Герман или Матт! Я знаю вещи, которых не знают даже профессора в
университете! Скажи мне что-нибудь! Ты можешь гордиться мной и рассказать про меня всем
соседям! Тебе больше не нужно прятать меня в подвале, когда приходят гости! Поговори же со
мной! Расскажи, как я был маленьким! И не бойся меня! Я ни в чем не виню тебя, просто мне
надо узнать побольше о самом себе, пока еще не поздно! Я не смогу стать полноценным
человеком, пока не пойму самого себя, и ты – единственная в мире, кто может мне помочь!
Впусти меня. Посидим вместе.
Мои тон, а не слова, заворожили ее. Она просто стояла и смотрела на меня. Не подумав, я
вынул из кармана окровавленную руку и протянул вперед, словно моля о помощи. Лицо ее сразу
смягчилось.
– Тебе больн… – Вряд ли она по-настоящему жалела меня. То же самое чувство она
испытала бы и к поранившей лапу собаке, и к исцарапанному в боевой схватке коту. Не потому,
что я – ее Чарли. Наоборот.
– Заходи и вымой руки. Я принесу йод и бинты.
Я
подошел к треснувшей раковине, над которой мама так часто умывала меня, когда я
возвращался со двора, когда мне нужно было идти есть или спать. Пока я закатывал рукава, она
смотрела на меня.
– Не надо было бить стекло. Хозяйка рассердится, а у меня нет денег, чтобы заплатить ей…
Потом, словно недовольная тем, что я делаю все так медленно, она отобрала у меня мыло и
сама занялась моими руками. Занятие это полностью захватило ее, и я боялся шевельнуться,
чтобы не спугнуть счастье. Иногда она цокала языком или вздыхала:
– Ох, Чарли, Чарли, и где ты только ухитряешься перепачкаться… Когда же ты научиться
следить за собой?
Она вернулась на двадцать пять лет назад, когда я был ее маленьким Чарли, а
она готова
была до последнего сражаться за мое место под солнцем.
Но вот наконец кровь смыта, руки вытерты бумажным полотенцем. Вдруг она посмотрела
мне в лицо и снова глаза ее округлились от ужаса:
– Боже мой! – всхлипнула она и отстранилась от меня.
Я заговорил снова, тихо, успокаивая ее, стараясь внушить, что намерения у меня самые
благородные. Роза меня не слушала. Она рассеянно осмотрелась, прикрыла рот ладонью и
простонала:
– В доме такой беспорядок… Я никого не ждала. Взгляни только на эти окна… а
плинтусы…
– Все в порядке, ма, не волнуйся.
– Нужно получше натереть полы… Они должны блестеть!
Тут она заметила пятна крови на двери и тряпочкой быстро стерла их.
Потом снова
посмотрела на меня и нахмурилась.
– Вы пришли по поводу счета за электричество?
Прежде чем я успел ответить «нет», она укоризненно погрозила мне пальцем:
Я всегда посылаю чек первого числа, но мужа сейчас нет дома, он уехал по делам… Дочь
обязательно получит деньги на этой неделе, и мы заплатим сразу за все. Так что вы явились
напрасно, мистер.
– У вас только один ребенок? Других нет?
Роза вздрогнула, взгляд ее устремился куда-то вдаль.
– У меня был мальчик. Он был таким умным, что все матери завидовали мне. Но его
сглазили… Да, сглазили! Если бы не это, он стал бы великим человеком. Он был таким