Отчет №17  3 октября

3 октября. 
Все быстрее вниз под уклон. Появляются мысли о самоубийстве, чтобы остановить
падение, пока я еще могу контролировать свое поведение и осознавать окружающий мир. Но тут
я вспоминаю ждущего у окна Чарли. Я не могу распоряжаться 
его
жизнью. Я всего лишь
ненадолго одолжил ее, и теперь меня просят вернуть долг.
Нельзя забывать, что я – единственный, с кем случалось подобное. До последнего момента
я буду записывать свои мысли и чувства. Это подарок человечеству от Чарли Гордона.
Я стал злым и раздражительным. Поссорился с соседями из-за того, что допоздна не
выключаю проигрыватель. Я часто так делаю с тех самых пор, как перестал играть на рояле.
Конечно, я не прав, что постоянно кручу пластинки, но музыка не дает мне спать. Я знаю, что
должен иногда спать, но дорожу каждой секундой бодрствования. Это не только из-за
кошмаров, но и потому, что я боюсь поглупеть во сне.
Не устаю напоминать себе, что высплюсь, когда на меня падет тьма.
Мистер Вернор, сосед снизу, никогда раньше не жаловался на шум, но в последнее время
взял привычку колотить по трубам отопления или в потолок своей квартиры. Поначалу я
игнорировал эти звуки, но вчера ночью он явился ко мне в халате. Мы поругались, и я
захлопнул дверь перед его носом. Через час он вернулся с полицейским, и тот объяснил мне, что
не следует заводить пластинки так громко в четыре часа ночи. Ухмылка на физиономии
Вернора была настолько отвратительной, что я с трудом удержался, чтобы не ударить его. Когда
они ушли, я разбил все пластинки, а заодно и проигрыватель. Все равно такая музыка мне
совсем не нравится.

4 октября. 
Самый непонятный сеанс терапии в моей жизни. Штраус явно не ожидал этого и здорово
разозлился.
То, что произошло (я не осмеливаюсь назвать это воспоминанием), больше всего походило
на галлюцинацию. Не буду пытаться объяснить или интерпретировать этот случай, просто
опишу его.
В кабинет Штрауса я вошел в состоянии легкого раздражения, но он притворился, что не
заметил этого. Я сразу улегся на кушетку, а он, как водится в таких случаях, уселся на стул
сбоку от меня и чуть-чуть сзади, как раз вне пределов видимости. Сел и стал ждать, когда же я
начну лить на него скопившиеся в моем мозгу нечистоты.
Я украдкой посмотрел на Штрауса. Он выглядел постаревшим, каким-то потасканным и
напомнил мне Матта, ждущего посетителей. Я сказал об этом Штраусу. Он кивнул и продолжал
ждать. Тогда я спросил:
– А 
вы
тоже ждете клиентов? Вам следовало бы сконструировать кушетку в форме
парикмахерского кресла. Когда речь зайдет о свободных ассоциациях, вам надо будет только
откинуть кресло с пациентом назад, как парикмахеру, когда он собирается намылить жертву.
Проходит пятьдесят минут, кресло возвращается в исходное положение, и вы вручаете бедняге
зеркало, чтобы он мог как следует рассмотреть свое свежевыбритое «я».
Штраус молчал, и хотя мне было стыдно за свое словоблудие, я уже не мог остановиться:
– Потом пациент перед каждым сеансом будет говорить: «Снимите немного с верхушки
волнения, пожалуйста» или «Не стригите мой эгоизм слишком коротко». Он может попросить
даже яич… я имел в виду я-шампунь. Ага! Заметили оговорку, доктор? Я сказал, что нужен
яичный шампунь вместо я-шампуня. Яйцо… Я. Близко, вам не кажется? Не означает ли это, что
мне хочется отмыться от грехов? Возродиться? Что это? Баптистский символизм? Или все же
мы стрижем слишком коротко?
Я ждал его реакции, но он только поерзал в кресле.
– Вы не уснули? – спросил я.
– Я внимательно слушаю, Чарли.
– Только слушаете? Вам случалось когда-нибудь выходить из себя?
– А тебе этого очень хочется?
Я вздохнул.
– Непоколебимый Штраус… Вот что я вам скажу: мне надоело таскаться сюда. Какой
смысл в терапии? Вам не хуже меня известно, что будет дальше.
– Мне почему-то не кажется, что наши сеансы тебе надоели, – сказал Штраус.
– Но это же глупо! Пустая трата времени, и моего, и вашего!
Я лежал в полутемной комнате и разглядывал квадратики, которыми был выложен потолок
– звуконепроницаемые панели, тысячами дырочек впитывающие каждое слово. Звук,
похороненный заживо…
В голове вдруг образовалась пустота. Мозг опустел, и это было необычно, потому что во
время таких сеансов мне всегда находилось что сказать. Сны… воспоминания… проблемы…
ассоциации…
А сегодня – только дыхание Непоколебимого Штрауса позади меня.
– Я очень странно себя чувствую, – сказал я.
– Расскажешь мне?
О, как он блестящ, как искусен! Какого черта я приперся сюда? Чтобы мои ассоциации

поглощались маленькими дырочками в потолке и огромными дырами в моем терапевте?
– Не уверен, хочется ли мне говорить об этом… Непонятно почему, но сегодня я чувствую
враждебность к вам… – И тут я выдал Штраусу все, что я о нем думаю.
Даже не видя Штрауса, я догадывался, как он задумчиво кивает головой.
– …Это трудно объяснить, – продолжал я, – такое у меня бывало всего один или два раза,
перед тем как я терял сознание. Головокружение… Все чувства обострены до предела…
Конечности немеют…
– Продолжай! – Теперь его голос был резким и взволнованным. – Что еще?
– Я не чувствую своего тела. Кажется, что Чарли где-то рядом. Мои глаза открыты… Я
уверен в этом… Они открыты?
– Да, широко открыты.
– Из стен и потолка исходит голубовато-белое сияние… оно собирается в мерцающий
шар… Висит в воздухе… Свет… Он впивается в глаза… в мозг… все сверкает… Я плыву… нет,
я расширяюсь… Я не смотрю вниз, но знаю, что лежу на кушетке. Что это – галлюцинация?
– Чарли, что с тобой?
Не это ли описывают в своих сочинениях мистики? Я слушаю голос Штрауса, но не хочу
отвечать. Меня раздражает его присутствие. Не буду обращать на него внимания. Успокойся и
дай 
этому
, чем бы оно ни было, наполнить меня светом, поглотить меня…
– Что ты видишь, Чарли? Да что с тобой?!
Я лечу вверх, словно подхваченный потоком теплого воздуха листочек. Ускоряясь, атомы
моего тела разлетаются в разные стороны. Я становлюсь легче и больше… больше… Взрываюсь
и превращаюсь в солнце. Я – расширяющаяся вселенная, всплывающая в спокойном море. Тело
мое поглощает комнату, здание, город, страну… Если я посмотрю вниз, то увижу, как течь моя
затмевает планету.
Вот-вот я прорву оболочку существования, словно рыба, выпрыгивающая на поверхность
океана, но тут начинаю чувствовать, как что-то тянет меня вниз.
Я разозлился и хочу стряхнуть с себя невидимые путы. На грани полного единения со
Вселенной я слышу вокруг себя шепот. Он зовет меня вниз, в мир смертных. Волны медленно
опадают, мой непомерно разросшийся дух возвращается в земные измерения – отнюдь не
добровольно, я предпочел бы потеряться, – но потому, что меня тянут вниз… к себе… в себя, и
через мгновение я снова лежу на кушетке, натягивая перчатку своего бренного тела на пальцы
сознания. Если я захочу, то смогу поднять руку или подмигнуть – но только если захочу.
Однако я не хочу! Я не сдвинусь с места!
Я лежу и жду. Чарли не хочет, чтобы я раздвинул занавес мозга. Чарли не желает знать, что
скрывается за ним.
Неужели он боится увидеть Бога? Или он боится не увидеть 
ничего
?
Я лежу, жду, момент самосознания проходит, и опять я теряю ощущение собственного
тела: Чарли втягивает меня в себя. Я смотрю внутрь, в центр невидимого, на красную точку, и
она превращается в цветок со множеством лепестков – мерцающий, клубящийся, светящийся
цветок, растущий в глубине моего подсознания.
Я уменьшаюсь. Это не сближение атомов моего тела – это сплавление, словно атомы моего
«я» соединяются в микрокосм. Будет страшная жара и непереносимо яркий свет – ад внутри
ада, – но я не смотрю на свет, только на цветок, 

жүктеу/скачать 1,33 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: