Это я и начинаю.
В глубине я снова вижу свет, отверстие в темнейшей из пещер, крошечное и очень далекое,
словно видимое не в тот конец телескопа – ослепительное, слепящее, блестящее, а потом снова
многолепестковый цветок (кружащийся лотос – он плавает неподалеку от входа в
бессознательность). У входа в
эту пещеру я найду ответ, если осмелюсь вернуться туда и
броситься в заполненный светом грот.
Пока нет!
Я боюсь. Ни жизни, ни смерти, ни пустоты, но открытия того, что меня никогда не было. И
когда я начинаю двигаться, то чувствую, как давление окружает меня, толкая волнообразными
судорогами к отверстию. Оно слишком маленькое! Я не пройду сквозь него!
Внезапно меня начинает бить о стены, снова и снова, и проталкивает туда, где свет грозит
выжечь мне глаза. Я знаю, что смогу пронзить покрывающую святое сияние пелену. Но
это
больше, чем я в состоянии вынести. Боль, какой я еще не знал, холод, тошнота, невыносимое
гудение
над головой, похожее на хлопанье тысяч крыльев. Я открываю ослепшие глаза,
размахиваю руками, дрожу и кричу.
Из
этого состояния я вышел, только ощутив, как меня грубо и
настойчиво трясет чья-то
рука. Доктор Штраус.
– Слава богу, – прошептал он, когда я осмысленно поглядел на него. – Я не знал, что делать.
– Со мной все в порядке.
– Хватит на сегодня.
Я встал и покачнулся. Кабинет показался мне очень маленьким.
– Да, хватит, и не только на сегодня. Навсегда.
Доктор Штраус, конечно, расстроился, но не стал переубеждать меня. Я
надел пальто и
вышел.