Маргарет Митчелл Унесенные ветром

    – Как славно они выглядят, верно? – сказала она.

    Мелани перекладывала какие-то вязаные вещички на прилавке.

    – Большинство из них выглядели бы еще лучше в серых мундирах на виргинской земле, – сказала она, не

стараясь понизить голос.

    Несколько важных матрон, чьи сыновья служили в милиции, стояли совсем близко и слышали ее слова.

Миссис Гинен вспыхнула, потом побледнела: ее двадцатипятилетний сын Уилли был одним из солдат этого

взвода.

    Скарлетт ошеломленно поглядела на Мелани. Вот уж от кого она никак не ожидала услышать такие слова.

    – Что ты, Мелли!

    – Ты знаешь, что я права, Скарлетт. Я же не имею в виду подростков и стариков. Но большинство солдат

милиции вполне способны стрелять из винтовок, чем им и следовало бы заняться, не теряя ни минуты.

    – Но… послушай, – начала Скарлетт, которая никогда над этим вопросом не задумывалась. – Кто-то же

должен остаться дома, чтобы… – Она старалась припомнить, что говорил ей Уилли Гинен, объясняя, почему

необходимо его присутствие в Атланте. – Чтобы охранять наш штат от вторжения.

    – Никто к нам не вторгается и не собирается вторгаться, – холодно возразила Мелани, глядя в сторону солдат.

– И самый лучший способ оградить нас от вторжения – это отправиться в Виргинию и бить там янки. А если

говорят, что милиция нужна здесь, чтобы охранять нас на случай восстания негров, то ничего глупее этого

вообразить себе невозможно. Зачем наши негры станут восставать? Это просто жалкая выдумка трусов. Я

уверена, что мы в один месяц расправились бы с янки, если бы войска милиции всех штатов были отправлены в

Виргинию. Вот так-то!

    – Ну что ты, Мелани! – только и могла промолвить Скарлетт, с изумлением на нее глядя.

    Кроткие глаза Мелли гневно сверкнули.

    – Мой муж не побоялся поехать туда, так же как и твой. И мне было бы легче увидеть их обоих мертвыми,

нежели спрятавшимися здесь, у себя под крышей… О дорогая, что я говорю, прости меня! Как это жестоко, как

бесчувственно с моей стороны!

    Она с мольбой погладила Скарлетт по руке, а та продолжала смотреть на нее во все глаза. Но не о мертвом

Чарлзе думала она в эту минуту. Она думала об Эшли. Что, если и он умрет? Она резко отвернулась и

машинально улыбнулась доктору Миду, подходившему к их киоску.

    – Ну, мои дорогие, – приветствовал он их, – как хорошо, что вы обе пришли. Я понимаю, что вы принесли

большую жертву, придя сюда. Но ведь это все ради нашего Дела. И я хочу открыть вам один секрет. Я нашел

замечательный способ раздобыть сегодня побольше денег для госпиталей, только боюсь, наши дамы будут

несколько шокированы.

    Он умолк и хмыкнул, поглаживая седую бородку.

    – Что же это за способ? Расскажите нам!

    – Нет, пожалуй, я лучше предложу вам догадаться самим. И я надеюсь на ваше заступничество, если наши

церковницы решат изгнать меня из города. Ведь я же, что ни говори, стараюсь для раненых. Словом, вы

увидите. Ничего подобного у нас тут еще не было.

    Он с важным видом направился в угол к группе устроительниц базара, а Мелани и Скарлетт повернулись друг

к другу, горя желанием обсудить таинственный сюрприз, но в эту минуту двое почтенных господ подошли к

киоску, громко требуя, чтобы им отпустили миль десять плетеного кружева. «Ладно, пусть хоть эти старички.

Все лучше, чем совсем никого», – подумала Скарлетт, отмеряя кружево и стыдливо позволяя потрепать себя по

подбородку. Старые жуиры, получив товар, направились затем к киоску с лимонадом, и их место заняли другие

покупатели. Киоск Мелани и Скарлетт не пользовался таким успехом, как другие киоски, откуда доносился

заливистый смех Мейбелл Мерриуэзер, хихиканье Фэнни Элсинг и задорные голоса барышень Уайтинг, бойко

отвечавших на шутки покупателей. Мелани серьезно и невозмутимо, как заправская хозяйка магазина,

отпускала клиентам явно ненужный им товар, и Скарлетт старалась ей подражать.

    Перед другими киосками толпилась куча народа: девушки весело щебетали, мужчины делали покупки. Те же

немногие покупатели, что подходили к киоску Мелани и Скарлетт, по большей части вспоминали, как кто-то из

них учился с Эшли в университете, или говорили о том, каким он теперь показал себя храбрым воином, или

почтительным тоном заявляли, что город понес в лице Чарлза тяжелую утрату.

    А потом с подмостков вдруг полились удалые звуки веселой песенки «А ну-ка, Джонни Букер», и Скарлетт

чуть не взвизгнула от злости. Ей хотелось танцевать. Танцевать! Она смотрела в зал, постукивая в такт ножкой

об пол, зеленые глаза ее сверкали. Какой-то человек, вступив в зал, приостановился в дверях, перехватил ее

взгляд, всмотрелся пристальнее – явно заинтересованный – в чуть раскосые мятежные глаза на угрюмом, злом

лице и усмехнулся про себя, прочтя в них понятный каждому мужчине призыв.

    Он был высок, на голову выше стоявших рядом офицеров – широкоплечий, узкобедрый, с тонкой талией и до

смешного миниатюрными ногами в отлично начищенных ботинках. Строгий черный костюм, тонкая

гофрированная сорочка и брюки со штрипками, элегантно открывавшие высокий подъем стопы, находились в

странном контрасте с мощным торсом и фатоватым холеным лицом. Костюм денди на теле атлета, недюжинная

дремлющая сила, таящая в себе опасность, и небрежная грация движений. Иссиня-черные волосы. Тоненькие

черные усики, в соседстве с пышными, свисающими до подбородка усами стоявших рядом кавалерийских

офицеров, делали его похожим на европейца. Лицо человека, наделенного отменным здоровьем и таким же

аппетитом, откровенно жадного до всех жизненных утех. Человека, неколебимо уверенного в себе и

беззастенчиво пренебрежительного к другим. Он глядел на Скарлетт с нагловато-насмешливым огоньком в

глазах, и, почувствовав на себе его взгляд, она повернулась в его сторону.

    Она не сразу узнала этого господина, хотя отзвук какого-то неясного воспоминания прошелестел в ее мозгу.

Однако это был единственный мужчина, впервые за много месяцев явно проявивший к ней интерес, и она

улыбнулась ему. Он поклонился, она слегка присела, но когда он мягкой, какой-то кошачьей походкой

направился к ней, она узнала его и в смятении прижала руку к губам.

    Она стояла оцепенев и смотрела, как он пробирался к ней сквозь толпу. Потом повернулась, безотчетно

стремясь скрыться в комнаты для отдыха, но ее подол зацепился за какой-то гвоздь. Она яростно дернула и

порвала юбку, и в ту же секунду он оказался рядом с ней.

    – Разрешите мне, – сказал он, наклонился и отцепил порванную оборку. – А я и не надеялся, что вы узнаете

меня, мисс О'Хара.

    Ей показалось странным, что у него такой приятный, хорошо модулированный голос человека из общества, с

певучим чарльстонским выговором.

    Зардевшись от смущения, она с мольбой подняла на него глаза, ибо их последнее свидание теперь отчетливо

воскресло в ее памяти, и встретила откровенно веселый и безжалостный взгляд угольно-черных, как ей

показалось, глаз. Каким ветром принесло его сюда, этого ужасного человека, ставшего свидетелем ее

объяснения с Эшли, которое и сейчас порой возвращалось к ней в ночных кошмарах? Почему он должен был

оказаться здесь – этот гнусный негодяй, этот обольститель, которого в порядочных домах не пускают на порог!

Этот презренный человек, посмевший заявить – и, увы, не без основания, – что она не леди.

    При звуках его голоса Мелани обернулась, и впервые в жизни Скарлетт возблагодарила всевышнего за то, что

у нее есть золовка.

    – Вы, кажется, мистер Ретт Батлер, не так ли? – сказала Мелани, улыбаясь и протягивая ему руку. – Мы с

вами встречались…

    – При самых счастливых обстоятельствах: когда была объявлена ваша помолвка, – подтвердил он, склоняясь

к ее руке. – Вы очень добры, я не ждал, что вы меня вспомните.

    – А что привело вас сюда, в такую даль, мистер Батлер? Ведь вы были в Чарльстоне?

    – Скучные деловые обязанности, миссис Уилкс. Мне теперь придется частенько наведываться в ваш город. Я

подумал, что помимо ввоза товаров мне следует еще заняться их сбытом.

    – Помимо ввоза?.. – повторила Мелли, наморщив лоб, и тут же расцвела улыбкой. – Так вы… Ну конечно же,

вы знаменитый капитан Батлер, не раз прорывавший блокаду! Мы много слышали о вас. Ведь каждая девушка в

нашем городе носит платья, попавшие сюда благодаря вам. Скарлетт, подумай, какая встреча!.. Что с тобой,

дорогая? Тебе дурно? Сядь, скорее сядь!

    Скарлетт, тяжело дыша, опустилась на стул; ей казалось, что шнуровка ее корсета вот-вот лопнет. Боаке,

какой ужас! Она никогда не думала, что может снова встретиться с этим человеком. Взяв ее черный веер с

прилавка, он принялся заботливо – о, чрезмерно, подчеркнуто заботливо – обмахивать ее. Лицо его было

серьезно, но в глазах все еще плясали насмешливые искорки.

    – По-моему, здесь слишком душно, – сказал он. – Неудивительно, что мисс О'Хара стало дурно. Разрешите

мне проводить вас к окну?

    – Не надо! – Ответ Скарлетт прозвучал так резко, что Мелани с удивлением на нее поглядела.

    – Эта дама теперь уже не мисс О'Хара, а миссис Гамильтон. Она стала моей сестрой, – сказала Мелани,

мельком одарив Скарлетт неясным взглядом.

    Скарлетт казалось, что она сейчас задохнется, в такое бешенство привело ее выражение смуглого пиратского

лица этого капитана-контрабандиста Батлера.

    – К обоюдному, я убежден, счастью обеих прелестных дам, – сказал капитан Батлер с легким поклоном. Это

был обычный подобающий случаю комплимент, но Скарлетт почудилось, что он вложил в него прямо

противоположный смысл.

    – Ваши супруги, я надеюсь, присутствуют на этом праздничном торжестве? Я был бы счастлив возобновить

наше знакомство.

    – Мой муж сейчас в Виргинии, – сказала Мелани, гордо вскинув голову. – А Чарлз… – Голос се дрогнул, и

она не договорила.

    – Он умер в лагере, – жестко произнесла Скарлетт. Словно отрубила. Когда этот субъект оставит их в покое?

Мелани снова с удивлением на нее поглядела, а капитан Батлер жестом выразил свое раскаяние за

необдуманный вопрос.

    – Милые дамы… как я неловок! Прошу простить мою бестактность. Я человек пришлый, но позвольте мне

выразить уверенность, что тот, кто пал за родину, будет жить вечно, и это должно служить вам утешением.

    Мелани улыбнулась ему сквозь слезы, а Скарлетт чувствовала, как гнев и бессильная ярость шевелятся в ее

груди, когтя ее, словно хищный зверь. Снова он, как подобает джентльмену, произносил вежливые слова

соболезнования, но сам не верил в них ни на грош. Этот человек издевается над ней. Он знает, что она не

любила Чарлза. А Мелани, конечно, слишком глупа, чтобы прочесть его истинные мысли. «О господи, лишь бы

еще кто-нибудь не сумел их прочесть!» – внезапно подумала она с ужасом. А что, если он расскажет о том, чему

был свидетелем? Как можно знать, на что способен человек, если он не джентльмен? Какой меркой его мерить?

Она подняла на него глаза. Он продолжал обмахивать ее веером, но она уловила насмешливо-сочувственную

ухмылку в углах его рта. И что-то еще в его взгляде придало ей мужества, усилив неприязнь к нему. Она

вырвала веер у него из рук.

    – Я прекрасно себя чувствую, – сказала она резко. – Совершенно не обязательно портить мне прическу.

    – Скарлетт, дорогая! Капитан Батлер, вы не должны обижаться на нее. Она… она всегда так – сама не своя,

когда при ней упоминают имя нашего бедного Чарлза… И вероятно, нам все же не следовало сегодня приходить

сюда. Вы видите, мы еще в трауре, и все это веселье, эта музыка слишком тяжкое испытание для бедной

малютки.

    – О, я понимаю, – проговорил он с подчеркнутой серьезностью. Повернувшись к Мелани, он пристально

поглядел на ее встревоженное лицо, встретил взгляд ее ясных глаз, и в чертах его смуглого лица произошла еле

уловимая перемена: они смягчились, и невольное уважение промелькнуло в его взгляде.

    – Мне кажется, вы очень сильная духом женщина, миссис Уилкс.

    «А обо мне ни слова!» – раздраженно подумала Скарлетт. Мелани смущенно улыбнулась:

    – Ну что вы, капитан Батлер! Просто комитет попросил нас обеих посидеть в киоске, потому что в последнюю

минуту… Вам нужна наволочка для диванной подушки? Вот очень красивая, с флагом.

    Она повернулась к трем кавалеристам, появившимся перед киоском. На секунду у нее мелькнула мысль, что

этот капитан Батлер вполне приятный человек. Потом она пожалела, что между ее юбкой и стоявшей возле

киоска плевательницей нет другой более основательной преграды, кроме драпировки из кисеи, ибо

янтарно-желтые комочки кавалерийской табачной жвачки далеко не так точно попадали в цель, как пули

кавалерийских пистолетов. Но она тут же забыла и про капитана Батлера, и про Скарлетт, и про плевательницу,

увидев новых покупателей, столпившихся у киоска.

    Скарлетт молча сидела на табуретке, обмахиваясь веером и страстно желая, чтобы капитан Батлер поскорее

возвратился туда, где ему положено быть, – на свой корабль.

    – Давно ли скончался ваш супруг?

    – Давно. Почти год назад.

    – И канул в Лету, думается мне.

    Не будучи уверена в том, что такое «Лета», но безошибочно чувствуя, что в этих словах скрыта насмешка,

Скарлетт промолчала.

    – И долго вы были замужем? Простите мой вопрос, но я давно не заглядывал в эти края.

    – Два месяца, – нехотя отвечала Скарлетт.

    – Как поистине трагично. – Он произнес это довольно небрежным тоном.

    «О, чтобы тебе пропасть!», – в бешенстве подумала Скарлетт. Будь это кто-нибудь другой, она окинула бы

его ледяным взглядом и попросила бы удалиться. Но этот человек знал про нее и про Эшли и понимал, что она

не любила Чарлза. Она была связана по рукам и ногам. Она сидела молча, опустив глаза на свой веер.

    – И сегодня ваш первый выход в свет?

    – Я понимаю, это выглядит странно, – поспешила объяснить Скарлетт. – Но барышням Маклюр, которые

должны были сидеть в этом киоске, неожиданно пришлось уехать, и, кроме нас с Мелани, заменить их никто не

мог, и…

    – Любую жертву не жалко принести во имя Правого Дела.

    То же самое говорила и миссис Элсинг, только ее слова звучали как-то по-иному. Гневный ответ был у

Скарлетт уже наготове, но она вовремя прикусила язык. В конце концов она ведь здесь не ради «Правого Дела»,

а потому, что ей до смерти надоело сидеть дома.

    – Этот обычай – носить траур и замуровывать женщин до конца их дней в четырех стенах, лишая

естественных жизненных радостей, – раздумчиво проговорил капитан Батлер, – всегда казался мне столь же

варварским, как индийский ритуал самосожжения.

    – Как индийский – что?

    Он рассмеялся, и она покраснела, поняв, что обнаружила свое невежество. Как отвратительны люди, которые

говорят о непонятном!

    – В Индии, когда человек умирает, его не предают земле, а сжигают, и жена тоже восходит на погребальный

костер и сгорает вместе с ним.

    – Какой ужас! Зачем они это делают? И неужели полиция не вмешивается?

    – Ну, разумеется, нет. Вдова, не пожелавшая сжечь себя вместе с мужем, становится изгоем. Все почтенные

индийские матроны станут говорить, что она не умеет вести себя как настоящая леди, – совершенно так же, как

эти почтенные матроны вон там в углу сказали бы про вас, взбреди вам в голову появиться здесь сегодня в

красном платье и пройтись в кадрили. Лично мне обряд самосожжения представляется более милосердным, чем

обычаи нашего прекрасного Юга, требующие, чтобы вдова надела траур и погребла себя заживо.

    – Как вы смеете! Я вовсе не считаю себя погребенной заживо!

    – Поразительно, как женщины исступленно держатся за свои цепи! Вы находите индийский обычай

чудовищным? А хватило бы у вас смелости появиться сегодня здесь, если бы этого не потребовалось для нужд

Конфедерации?

    Скарлетт никогда не была большой мастерицей вести такого рода споры, а на этот раз и вовсе смешалась, ибо

не могла не признать в душе правоты своего собеседника. Но пора все же дать ему отпор.

    – Ну разумеется, я никогда бы этого не сделала. Это было бы проявлением неуважения к… к памяти… Могло

бы показаться, что я не лю…

    Чувствуя на себе его веселый, откровенно насмешливый взгляд, она умолкла. Он ведь знает, что она не

любила Чарлза, и не станет снисходительно-вежливо выслушивать ее приличествующие случаю

притворно-скорбные излияния. Это невыносимо, невыносимо иметь дело с человеком, который не умеет быть

джентльменом! Джентльмен всегда делает вид, что верит даме, даже если он знает, что она говорит неправду.

Такое рыцарство у южан в крови. Джентльмен всегда ведет себя как воспитанный человек, говорит то, чего

требуют правила хорошего тона, и старается облегчить даме жизнь. А для этого субъекта, как видно, никакой

закон не писан, и ему явно доставляет удовольствие говорить о таких вещах, касаться которых не положено.

    – Я внимаю вам, затаив дыхание.

    – Вы ужасный человек, – беспомощно сказала она и опустила глаза.

    Он наклонился над прилавком и, забавно имитируя театральный шепот какого-нибудь злодея с подмостков

«Атенеум-Холла», зловеще прошипел ей в ухо:

    – Не бойтесь ничего, прекрасная госпожа! Вашу ужасную тайну я унесу с собой в могилу!

    – Господи! – испуганно прошептала она в ответ. – Как вы можете говорить такие вещи!

    – Мне просто хотелось снять тяжесть с вашей души. Или вы ожидали, что я скажу: «Стань моей, красавица,

не то я открою все!»

    Она невольно подняла на него глаза, увидела, что он получает прямо-таки мальчишеское удовольствие,

дразня ее, и неожиданно для себя рассмеялась. Как в самом деле все это глупо, в конце-то концов! Батлер

рассмеялся тоже, и так громко, что кое-кто из матрон, сидевших в углу, поглядел в их сторону. Заметив, что

вдова Чарлза Гамильтона отнюдь, по-видимому, не скучает в обществе какого-то незнакомца, они осуждающе

переглянулись и склонили головы еще ближе друг к другу.

    По залу прокатилась барабанная дробь, и все зашикали, увидя, что доктор появился на подмостках и поднял

руку, требуя тишины.

    – Мы должны от всего сердца поблагодарить наших прекрасных дам, чье патриотическое рвение и

неустанный труд не только позволили этому благотворительному базару принести нам необходимые

материальные средства, но и преобразили грубую казарму в очаровательный уголок, достойный принять под

свой кров такой цветник прелестнейших дам, какой я перед собой вижу.

    Все одобрительно захлопали в ладоши.

    – Наши дамы отдали нам не только свое время, но и свой труд, и очаровательные вещицы, которые вы

находите в этих киосках, вдвойне очаровательны, поскольку они созданы прекрасными руками прекраснейших

женщин нашего Юга.

    Снова раздались аплодисменты и крики одобрения. Ретт Батлер, стоявший, небрежно облокотясь о прилавок,

негромко сказал, обращаясь к Скарлетт:

    – Какой высокопарный козел, верно?

    Скарлетт ужаснулась: такое святотатство по отношению к самому уважаемому гражданину Атланты! Она с

укором взглянула на Батлера. Но доктор с его длинными седыми трясущимися бакенбардами был и впрямь

похож на козла, и она с трудом подавила смешок.

    – Однако это не все. Наши добрые дамы-попечительницы, принесшие облегчение стольким страждущим

одним прикосновением своих прохладных рук к их пылающим лбам и вырвавшие из когтей смерти столько

раненых в битвах за Права Юга, знают, каковы наши нужды. Я не стану их перечислять. Нам нужны деньги,

чтобы закупать медикаменты в Англии, и здесь среди нас находится сейчас неустрашимый флотоводец, не раз в

течение целого года успешно прорывавший блокаду наших портов и готовый прорвать ее снова, дабы доставить

потребные нам материалы, – капитан Ретт Батлер!

    Застигнутый врасплох знаменитый контрабандист тем не менее отвесил элегантный поклон – не слишком ли

нарочито элегантный, если вдуматься, промелькнуло у Скарлетт в уме. Казалось, он был преувеличенно

любезен, потому что слишком глубоко презирал всех собравшихся здесь. Раздались бурные аплодисменты, а

дамы в углу, вытянув шеи, уставились на капитана. Так вот, оказывается, с кем кокетничает вдова Чарлза

Гамильтона! А ведь еще и года не прошло, как схоронила этого беднягу!

    – Нам нужно золото, и я обращаюсь с просьбой о пожертвовании, – продолжал доктор. – Да, я прошу жертвы,

но жертвы ничтожно малой в сравнении с теми, какие приносят наши смельчаки в серых мундирах, даже, я бы

сказал, смехотворно малой. Я прошу вас, дамы, пожертвовать вашими драгоценностями. Я прошу? О нет, это

просит Конфедерация, это Конфедерации нужны ваши драгоценности, и я уверен, что никто из вас не ответит ей

отказом. Как красиво сверкают драгоценные камни на прелестных ваших запястьях! Как изумительно хороши

золотые броши на корсажах наших патриоток! Но все сокровища Индии померкнут перед ослепительной

красотой вашей жертвы! Золото пойдет в плавильню, а драгоценные камни – на продажу, и на вырученные

деньги будут куплены лекарства и все необходимое для врачевания. Итак, уважаемые дамы, сейчас двое наших

излечившихся от своих ран храбрецов обойдут вас, с корзинками в руках и… – Буря аплодисментов и

жүктеу/скачать 1,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: