в вальсе всю жизнь. Я даже сама не понимала, как мне этого не хватало!
– Вы танцуете божественно. Мне еще не доводилось танцевать с такой великолепной партнершей.
– Не прижимайте меня к себе так крепко, капитан Батлер. Все на нас смотрят.
– А если бы никто не смотрел, тогда бы вы не стали возражать?
– Вы забываетесь, капитан Батлер.
– Вот уж нет. Разве это возможно, когда я держу вас в объятиях?.. Что это за мелодия? Что-то новое?
– Да. Восхитительная музыка, верно? Мы взяли ее у янки.
– Как она называется?
– «В час победы нашей».
– А какие там слова? Спойте мне.
Милый, помнишь нашу встречу?
Ты у ног моих
Мне в своей любви признался…
Помнишь этот миг?
Ты, гордясь мундиром серым,
Клялся, что готов
Мне хранить до гроба верность
И земле отцов.
Слезы лью я одиноко,
Новой встречи жду!..
Верю в час победы нашей
И в твою звезду!
Там, конечно, было сказано «синим», но мы переменили на «серым». А вы прекрасно вальсируете, капитан
Батлер. Знаете, у рослых мужчин это редко получается. И подумать только, что пройдут годы, прежде чем мне
можно будет снова потанцевать.
– Не годы, а всего несколько минут. Я намерен пригласить вас на следующую кадриль. А также и на
следующую и еще.
– О нет! Я не могу! Вы не должны меня приглашать. Моя репутация погибнет.
– От нее и так уже остались одни лохмотья, так что еще один танец ничего не изменит. После пяти, шести
танцев я, конечно, могу уступить эту честь и другим, но последний танец должен быть моим.
– Ну, хорошо. Я знаю, что это безумие, но мне все равно. Мне наплевать, что они там будут говорить. Мне так
прискучило сидеть дома взаперти. Я буду танцевать и танцевать…
– И снимете траур? Вид этого похоронного крепа вызывает во мне содрогание.
– Нет, снять траур я не могу… Капитан Батлер, не прижимайте меня так крепко. Я рассержусь.
– А вы великолепны, когда сердитесь. Я прижму вас еще крепче – вот так, – нарочно, чтобы поглядеть, как вы
рассердитесь. Вы даже не подозреваете, как ослепительны вы были тогда в Двенадцати Дубах, когда,
рассвирепев, швырялись вазами.
– Ах, будет вам… Вы что, никак не можете про это забыть?
– Никак. Это одно из драгоценнейших моих воспоминаний: благовоспитанная красавица-южанка, в которой
взыграла ее ирландская кровь. Вы – ирландка до мозга костей. Известно вам это?
– О боже, музыка кончается, а из задней комнаты появилась тетушка Питтипэт. Конечно, миссис Мерриуэзер
уже напела ей в уши. О, бога ради, отойдемте, постоим у окна, я не хочу, чтобы она вцепилась в меня сейчас.
Вы видите, глаза у нее стали от ужаса как плошки.
Глава Х
На следующее утро во время завтрака тетушка Питтипэт прикладывала платочек к глазам, Мелани хранила
молчание, а Скарлетт держалась вызывающе.
– Мне наплевать – пусть говорят. Я уверена, что никто не принес госпиталю столько денег, как я. Да и вся эта
дрянь, которую вы продавали в киосках, тоже принесла меньше.
– Ах, милочка, разве дело в деньгах? – ломая руки, причитала тетушка Питти. – Я просто не могла поверить
своим глазам: бедный Чарли всего год как в могиле, а вы… И этот ужасный капитан Батлер, который нарочно
выставлял вас напоказ. О, он ужасный, ужасный человек, Скарлетт. Муж миссис Колмен – кузины миссис
Уайтинг, – он родом из Чарльстона, так она мне все рассказала про этого Батлера. Он из приличной семьи, но
эта паршивая овца в стаде… просто непостижимо, как Батлеры могли произвести на свет такого сына! В
Чарльстоне для него закрыты все двери, у него чудовищная репутация, и там была история с какой-то девицей…
Нечто настолько непристойное, что миссис Колмен даже ничего не знает толком…
– А я как-то не могу поверить, что он дурной человек, – мягко проговорила Мелани. – С виду он джентльмен,
и притом храбр – доставлять нам оружие, прорывая блокаду…
– Это не потому, что он храбр, – из духа противоречия заявила Скарлетт, выливая на вафли половину сиропа
из соусника. – Он делает это ради денег. Он сам мне так сказал. Ему наплевать на Конфедерацию, и он
утверждает, что янки сотрут нас с лица земли. Но танцует он божественно.
Дамы онемели от ужаса.
– Мне все это надоело, я не намерена больше сидеть взаперти. Если они вчера перемывали мне косточки,
значит, репутация моя все равно погибла и мне нечего терять.
Она даже не заметила, что повторяет слова Ретта Батлера – так кстати они пришлись и так точно выражали ее
собственные мысли.
– Боже мой, что скажет ваша матушка, как узнает? Что она будет думать обо мне?
При мысли о том, в какой ужас придет Эллин, если ей когда-нибудь доведется узнать о скандальном
поведении дочери, Скарлетт похолодела и в душе у нее пробудилось раскаяние. Но она тут же приободрилась,
вспомнив, что от Тары до Атланты двадцать пять миль. Тетя Питти, конечно, ничего не скажет Эллин. Ведь это
бросит тень и на нее. А раз Питти не скажет, нечего и беспокоиться.
– Мне кажется… – нерешительно промолвила тетушка Питти, – мне кажется, я должна написать об этом
Генри… ужасно не лежит у меня к этому душа, но ведь он единственный мужчина в нашей семье, так пусть
поговорит, внушительно поговорит с этим капитаном Батлером… О господи, если бы Чарли был жив… Вы
никогда, никогда не должны больше разговаривать с этим человеком, Скарлетт.
Мелани сидела молча, сложив руки на коленях. Нетронутые вафли остывали на ее тарелке. Она поднялась,
подошла сзади к Скарлетт и обхватила руками ее шею.
– Дорогая, – сказала она, – не расстраивайся. Я все понимаю, и ты вчера поступила очень мужественно и
очень много сделала для госпиталя. И если кто-нибудь посмеет сказать о тебе хоть одно дурное слово, я сумею
за тебя заступиться… Не плачьте, тетя Питти. Скарлетт было очень трудно сидеть все время взаперти. Она еще
совсем ребенок. – Пальцы Мелани нежно перебирали темные волосы Скарлетт. – Может быть, и нам всем будет
легче, если мы хоть изредка начнем появляться на людях. Может быть, это было эгоистично с нашей стороны,
что мы, закрывшись в четырех стенах, предавались своему горю. В войну все по-другому – не так, как в мирное
время. Когда я думаю о всех воинах, оторванных от дома, у которых в нашем городе нет никого знакомых, и им
не к кому пойти вечерами, и о тех, кто лежит в госпиталях – а многие из них ведь уже ходят, но еще не
настолько оправились, чтоб вернуться на фронт… Да, конечно, мы вели себя эгоистично. Мы должны сейчас же
взять к себе из госпиталя трех выздоравливающих, как сделали это все в городе, и каждое воскресенье
приглашать еще несколько на обед. А ты не тревожься, Скарлетт. Люди не будут о нас плохо говорить, они
поймут. Мы знаем, что ты любила Чарли.
А Скарлетт и не думала тревожиться, и рука Мелани, неясно трепавшая ее волосы, вызвала лишь
раздражение. Ей хотелось тряхнуть головой и воскликнуть: «А, чепуха!» У нее и сейчас еще огонь пробегал по
жилам, стоило ей вспомнить, как вчера на балу и раненые из госпиталя, и другие военные – из войск
внутреннего охранения и милиции – оспаривали друг у друга право на танец с нею. И уж меньше всего на свете
жаждала она иметь защитника в лице Мелани. Весьма вам признательна, но она и сама отлично может постоять
за себя, а если старые мегеры начнут шипеть, ну и пускай себе шипят на здоровье, нужны они ей очень! На
свете слишком много молодых симпатичных военных, чтобы еще тревожиться из-за старых мегер.
Тетушка Питтипэт, слушая ласковые увещевания Мелани, вытирала платочком глаза, и тут появилась Присей
с объемистым конвертом в руках.
– Это вам, мисс Мелли. Маленький негритенок принес.
– Мне? – удивилась Мелли, вскрывая конверт.
Скарлетт продолжала уплетать вафли, не обращая внимания на происходящее, и вдруг услышала, как Мелани
громко расплакалась, подняв, глаза, она увидела, что тетушка Питти судорожно прижала руки к груди.
– Эшли убит! – взвизгнула она, и руки ее безжизненно повисли, а голова запрокинулась.
– О боже! – вскричала Скарлетт, чувствуя, как кровь отхлынула у нее от сердца.
– Нет! Нет! – воскликнула Мелани. – Скорее! Скарлетт, дай ей нюхательные соли! Успокойтесь, успокойтесь,
дорогая! Вам лучше? Дышите глубже. Это вовсе не от Эшли. Простите, что я вас так напугала. Я заплакала
просто от радости. – И она поднесла к губам какой-то предмет, который был зажат у нее в руке. – О, я так
счастлива! – И она снова расплакалась.
Что-то блеснуло у нее в пальцах, и Скарлетт увидела массивное золотое кольцо.
– Прочти, – сказала Мелани, указывая на выпавшее у нее из рук письмо. – О, как он мил, как добр!
Скарлетт, озадаченная, подняла с полу небольшой листок бумаги и прочла то, что было написано на нем
твердым решительным почерком: «Если Конфедерации нужна кровь мужчин, то ей пока еще не нужно, чтобы
женщины с кровью отрывали от сердца драгоценные для них реликвии. Примите, дорогая миссис Уилкс, этот
знак преклонения перед Вашим мужеством и не считайте Вашу жертву бесплодной, ибо за выкуп кольца
уплачена сумма, десятикратно превышающая его стоимость. Капитан Ретт Батлер».
Мелани с неясностью смотрела на кольцо, снова надетое на палец.
– Видите, я же говорила вам, что он джентльмен! – сказала Мелани, повернувшись к тетушке Питти и сияя
улыбкой, хотя слезы еще струились по ее щекам. – Только человек тонкого воспитания и очень чуткий мог
понять, как тяжело мне было расстаться… Но я пошлю им мою золотую цепочку взамен. Тетя Питти, вы
непременно должны написать капитану Батлеру и пригласить его отобедать с нами в воскресенье, чтобы я могла
лично выразить ему благодарность.
И ни тетушке, ни племяннице – в таком они были волнении – не пришло на ум, что капитан Батлер не почел
нужным возвратить и Скарлетт ее кольцо. Но Скарлетт подумала об этом и была раздосадована. Она-то
понимала, что вовсе не душевная тонкость побудила капитана Батлера совершить этот галантный поступок. Он
хотел иметь доступ в дом тетушки Питтипэт и нашел безошибочный способ получить приглашение.
«Я была крайне обескуражена, узнав о том, что ты себе недавно позволила», – писала Эллин, и Скарлетт,
читая за столом ее письмо, нахмурилась. Да, дурные вести и в самом деле долетают быстро. В Чарльстоне и в
Саванне ей не раз приходилось слышать, что нигде так не любят сплетничать и совать нос в чужие дела, как в
Атланте, и теперь ей пришлось в этом убедиться. Благотворительный базар состоялся в понедельник вечером, а
сегодня был четверг. Кто же из этих старых ведьм взял на себя труд оповестить Эллин? В первое мгновение она
заподозрила тетушку Питтипэт, но тут же отбросила эту мысль. Тетушка Питтипэт сама тряслась от страха, как
бы ей не пришлось отвечать за вызывающее поведение Скарлетт, и отнюдь не в ее интересах было доводить до
сведения Эллин, как плохо она справилась со своей ролью дуэньи. Вероятно, это дело рук миссис Мерриуэзер.
«Мне трудно поверить, что ты могла настолько забыть приличия и проявить такое отсутствие воспитания. Я
готова поглядеть сквозь пальцы на твое появление в обществе до истечения срока траура, понимая, что это было
продиктовано горячим желанием внести свою лепту в дело помощи госпиталю. Но танцевать, да еще с таким
человеком, как капитан Батлер! Я уже много слышала о нем (да и кто о нем не наслышан?), и всего лишь на
прошлой неделе Полин писала мне, что этот господин пользуется очень дурной славой, и в Чарльстоне от него
отвернулись все, даже его семья, – все, за исключением, разумеется, его убитой горем матери. Это глубоко
безнравственный человек, он способен воспользоваться твоей невинностью, твоей молодостью, чтобы погубить
тебя, опорочить в глазах общества и тебя, и твою семью. Как могла мисс Питтипэт так пренебречь своим долгом
по отношению к тебе?»
Скарлетт посмотрела на тетю Питтипэт, сидевшую напротив нее за столом. Старая дама узнала почерк Эллин
и уже надула пухлые губки, как ребенок, испугавшийся нахлобучки и готовый предотвратить ее потоком слез.
«Я прихожу в отчаяние при мысли о том, что ты могла так скоро забыть все правила хорошего воспитания. Я
хотела немедленно отозвать тебя домой, но оставила это на усмотрение твоего отца. В пятницу он приедет в
Атланту, чтобы объясниться с капитаном Батлером и забрать тебя домой. Боюсь, он будет с тобой суров,
невзирая на мои мольбы. Я же уповаю на то, что причиной твоего нескромного поведения является просто
молодость и легкомыслие. Я столь же горячо, как все, готова послужить нашему Правому Делу и хочу, чтобы
мои дочери разделяли эти чувства, но позорить…»
Дальше было написано еще много – и все в таком же духе, – но Скарлетт не прочитала письма до конца.
Впервые в жизни она испугалась не на шутку. Всю ее беззаботность и удаль как ветром сдуло. Она чувствовала
себя словно провинившийся ребенок – совсем как в десять лет, когда как-то раз за столом запустила в Сьюлин
печеньем. Впервые она слышала столь резкие укоры из уст своей всегда такой мягкой матери. Да еще приедет
отец и потребует объяснения у капитана Батлера. Она поняла, что каша заварилась нешуточная. Джералд,
видно, рассвирепел, и на сей раз впервые ей не удастся избежать наказания, забравшись к нему на колени,
ласкаясь и дерзя.
– Я… я надеюсь, неплохие новости? – с дрожью в голосе вопросила тетушка Питтипэт.
– Папа приезжает завтра, чтобы задать мне хорошую трепку, – мрачно объявила Скарлетт.
– Присей, подай мне нюхательные соли, – пролепетала тетушка Питтипэт, отодвигая от себя тарелку и
отодвигаясь от стола. – Мне… мне дурно.
– Да они же у вас в кармашке, – сказала Присей, стоя за стулом Скарлетт и упоенно предвкушая крупный
семейный скандал. Когда мистер Джералд разбушуется, тут есть на что посмотреть, лишь бы, конечно, ее
бедная курчавая голова не подвернулась ему под горячую руку. Тетушка Питтипэт порылась в складках юбки и
поднесла флакончик к носу.
– Вы обе должны заступиться за меня и не оставлять нас с ним вдвоем ни на секунду! – вскричала Скарлетт. –
Он так любит вас обеих, что не станет меня шпынять в вашем присутствии.
– Я не могу, – еле слышно пролепетала тетушка Питтипэт, поднимаясь на ноги. – Я… я совсем больна. Я
должна лечь. Завтра я не встану с постели. Вы должны извиниться за меня перед ним.
«Струсила!» – подумала Скарлетт, глядя на нее со злобой.
Мелани, бледная, испуганная при мысли о встрече с разъяренным мистером О'Хара, все же пообещала встать
на защиту Скарлетт.
– Я постараюсь помочь тебе… постараюсь объяснить ему, что ты сделала это ради госпиталя. Он поймет, я
уверена.
– Ничего он не поймет, – сказала Скарлетт. – О боже, я умру, если мне придется с позором вернуться в Тару,
как грозится мама.
– Ах, нет, вы не можете вернуться домой! – воскликнула тетушка Питтипэт и расплакалась. – Если вы уедете,
мне придется… да, мне придется просить Генри переехать к нам, а вы же знаете – я просто не в состоянии жить
с ним под одной крышей. Но когда мы с Мелли одни во всем доме, мне по ночам так страшно, в городе столько
пришлых людей. А вы, Скарлетт, такая храбрая, с вами я ничего не боюсь, даже если в доме нет мужчины.
– Да нет, не может он увезти тебя в Тару! – воскликнула Мелани. Казалось, она тоже вот-вот расплачется. –
Это же теперь твой дом. Что же мы будем делать без тебя!
«Знай вы, что я о вас думаю, верно, прекрасно обошлись бы без меня», – угрюмо подумала Скарлетт, от всей
души желая, чтобы кто-нибудь другой, только не Мелани, мог защитить ее от гнева отца. Ей претила мысль, что
она должна принимать помощь от человека, который ей так неприятен.
– Может быть, следует отменить приглашение, посланное капитану Батлеру? – заикнулась было тетушка
Питтипэт.
– Но это невозможно! Это было бы неслыханной грубостью! – в полном расстройстве вскричала Мелани.
– Помоги мне лечь в постель. Я совершенно расхворалась, – со стоном произнесла тетушка Питтипэт. – О
Скарлетт, как вы могли причинить мне столько огорчений!
И на следующий день, когда приехал Джералд, тетушка Питтипэт была больна и не вставала с постели. Из-за
ее запертой двери к нему полетело несколько посланий с выражением сожалений, и две перепуганные молодые
женщины были предоставлены за ужином своей судьбе. Джералд был зловеще молчалив, хотя и поцеловал
Скарлетт и ущипнул Мелани за щечку, назвав ее при этом «кузина Мелли». Скарлетт было бы куда легче, если
бы он бранился, разносил ее на все корки и раскаты его голоса сотрясали бы дом. Верная своему слову, Мелани
не отходила от Скарлетт и, шелестя платьем, повсюду следовала за ней словно тень, а Джералд был достаточно
воспитан, чтобы не распекать дочь в присутствии золовки. Мелани – не могла не признать Скарлетт – держалась
прекрасно, ничем не подавая виду, что знает о надвигающейся грозе, и в конце концов за ужином ей даже
удалось втянуть Джералда в разговор.
– Я жажду услышать от вас новости, – сияя улыбкой, говорила она Джералду. – Индия и Милочка пишут нам
так редко. А вы, конечно, в курсе всех событий. Расскажите нам про свадьбу у Фонтейнов.
Ее приветливость растопила лед, и Джералд принялся рассказывать, что свадьбу отпраздновали скромно –
«совсем не то, что было, когда вы венчались», – потому как Джо получил отпуск из армии всего на несколько
дней. Малютка Салли Манро выглядела прелестно. Нет, вот уж как она была одета, этого он что-то не
припомнит. А на второй день? Да она, помнится, говорили, не меняла туалета.
– Не меняла? – в один голос воскликнули обе молодые дамы, пораженные до глубины души.
– Ну да, потому что никакого второго дня попросту не было, все ограничилось первой ночью, – со смехом
пояснил Джералд, не сразу спохватившись, что эти подробности, пожалуй, не для дамских ушей. Когда отец
рассмеялся, у Скарлетт немного отлегло от сердца, и она мысленно поблагодарила Мелли.
– На другой день Джо уехал обратно в Виргинию, – поспешно добавил Джералд. – Ну и пришлось обойтись
без визитов и танцев. А близнецы Тарлтоны сейчас дома.
– Да, мы слышали. Поправляются они?
– Раны были не тяжелые. Стюарта ранило в колено, а у Брента сквозное пулевое ранение плеча. А вы знаете,
что о них упомянули в официальных сообщениях, отметив их храбрость?
– Вот как? Расскажите!
– Так ведь отчаянные головы оба. Думается, там не без примеси ирландской крови, – самодовольно заметил
Джералд. – Я что-то позабыл, чем они так отличились, только Брент уже получил чин лейтенанта.
Скарлетт было приятно услышать об их подвигах – приятно, лестно и к тому же пробуждало в ней чувство
собственности. Если мужчина был когда-нибудь ее поклонником, у нее навсегда сохранялось убеждение, что он
в какой-то мере принадлежит ей и все его славные деяния возвышали ее в собственных глазах.
– И еще у меня есть новость, которая заинтересует вас обеих, – сказал Джералд. – Поговаривают, что Стюарт
снова ищет своего счастья в Двенадцати Дубах.
– Кто же она: Милочка или Индия? – взволнованно спросила Мелани, а Скарлетт поглядела на отца с
негодованием.
– Ну конечно, мисс Индия. Он же ходил за ней по пятам, пока эта моя вертихвостка не вскружила ему голову.
– О! – промолвила Мелани, несколько ошарашенная бесхитростным прямодушием Джералда.
– Но и это не все. Брент теперь обхаживает кое-кого в Таре.
Скарлетт сидела онемев. Вероломство ее поклонников было просто оскорбительно. Особенно если
вспомнить, как бесились близнецы, когда она сообщила им, что выходит замуж за Чарлза. Стюарт даже
грозился застрелить Чарлза, или Скарлетт, или обоих. Он был великолепен!
– Сьюлин? – расцветая улыбкой, спросила Мелани. – Но мне казалось, что мистер Кеннеди…
– А, этот! – вырвалось у Джералда. – Да, мистер Кеннеди все ходит вокруг да около, пугаясь собственной
тени, дожидается, видно, чтобы я напрямик спросил, каковы его намерения. Нет, речь идет о моей младшенькой.
– Кэррин?
– Но она же еще ребенок! – резко воскликнула Скарлетт, обретя, наконец, дар речи.
– Вы были всего на год старше, мисс, когда выходили замуж, – заметил Джералд. – Может, вам жалко, что
ваш бывший поклонник переметнулся к вашей сестричке?
Мелани, не привыкшая к такой манере все говорить без обиняков, покраснела и велела Питеру подать пирог
со сладким картофелем. Она лихорадочно перебирала в уме всевозможные темы для беседы, которые не
касались бы лично никого из присутствующих и могли бы отвлечь мысли мистера О'Хара от цели его приезда.
Но как назло, ей ничего не приходило в голову, а Джералд, разговорившись, уже не нуждался в поощрении,
пока у него были слушатели. Он говорил о казнокрадстве в интендантском ведомстве, где с каждым месяцем все
повышаются и повышаются требования, о плебейской глупости Джефферсона Дэвиса и о продажности тех
ирландцев, которые вступили в ряды армии северян, польстившись на казенное жалованье.
Когда подали вино и дамы встали из-за стола, Джералд, сдвинув брови и свирепо глядя на дочь, приказал ей
задержаться на несколько минут для разговора с ним с глазу на глаз. Скарлетт с отчаянием и мольбой
посмотрела на Мелани. Беспомощно теребя в руках платочек, Мелани покорно вышла из комнаты и тихонько
притворила за собой дверь.
– Итак, мисс, – загремел Джералд, наливая себе портвейна, – как понять ваше поведение? Не успев овдоветь,
вы стараетесь подцепить себе нового мужа?
– Не кричите так, папа, слуги…
– Им уже, без сомнения, известно – как, впрочем, и всем остальным – о нашем позоре. Ваша мать от этого
слегла, а я не смею смотреть людям в глаза. Стыд какой! Нет, нет, котенок, плачь – не плачь, на сей раз тебе не
удастся обвести меня вокруг пальца, – торопливо пробормотал он с ноткой испуга в голосе, увидев, что
Скарлетт захлопала ресницами и губы у нее жалобно задрожали. – Я тебя знаю. Ты же способна строить глазки,
стоя у гроба мужа. Ладно, не плачь. Поговорили, и хватит. Теперь я намерен тотчас же повидаться с этим
капитаном Батлером, который позволил себе играть добрым именем моей дочери. А наутро… Да не реви ты,
тебе говорят. Все равно не поможет. Не поможет, поняла? Это решено – завтра мы возвращаемся домой, пока ты
здесь не опозорила окончательно нас всех. Ну, не плачь, котенок, погляди, что я тебе привез! Что, хороший
подарочек? Да ты погляди! Ну, сказки, как ты могла доставить мне столько хлопот – заставила тащиться сюда, в Достарыңызбен бөлісу: |