Маргарет Митчелл Унесенные ветром

на другую, ища доктора Мида. И тут же поняла, что ничего у нее не выйдет, так как надо было смотреть себе

под ноги, чтобы не наступить на какого-нибудь беднягу. Она подобрала юбки и стала осторожно пробираться

между лежавшими на земле телами, направляясь к группе мужичин, стоявших поодаль и отдававших

распоряжения санитарам с носилками.

    На пути чьи-то руки судорожно хватали ее за юбку, она слышала хриплые восклицания:

    – Леди, пить! Леди, пожалуйста, пить! Бога ради, леди, пить!

    Пот струился по ее лицу, она старалась вырваться из цеплявшихся за ее юбку рук. Если – казалось ей – она

нечаянно наступит на одного из этих людей, то завизжит и потеряет сознание. Она перешагивала через мертвых

и через раненых, лежавших неподвижно с остекленелыми глазами, зажимая руками рваные раны в животе, с

присохшими к ним обрывками окровавленной одежды, и повсюду были торчавшие колом от запекшейся крови

бороды, раздробленные челюсти, разорванные рты, откуда неслись нечленораздельные звуки, означавшие,

должно быть:

    – Пить! Пить!

    Если она сейчас же не разыщет доктора Мида, у нее начнется истерика. Она бросила взгляд в сторону группы

мужчин, стоявших под навесом, и закричала что было мочи:

    – Доктор Мид! Есть здесь доктор Мид?

    Один из мужчин обернулся, отделился от группы и поглядел в ее сторону. Это был доктор Мид: без сюртука,

рукава рубашки закатаны по локоть, и штаны, и рубашка алы от крови, как у мясника, и даже кончик седеющей

бородки – в крови. Он был словно пьяный – пьяный от смертельной усталости, жгучего сострадания и

бессильной злобы. На серых от пыли щеках струйки пота проложили извилистые борозды. Но голос его, когда

он обратился к ней, звучал спокойно и решительно:

    – Слава богу, что вы пришли. Мне дорога сейчас каждая пара рук.

    На мгновение она замерла, глядя на него в растерянности, выпустив из руки подол. Подол упал на грязное

лицо какого-то раненого, и тот беспомощно завертел головой, стараясь высвободиться от душивших его оборок.

О чем он толкует – этот доктор? От пыли, летевшей из-под колес санитарных повозок, у нее защекотало в горле,

в носу стало липко от омерзительного зловония.

    – Скорей сюда, детка! Скорей!

    Она подобрала юбки и торопливо направилась к нему, снова перешагивая через распростертые тела. Она

схватила доктора за руку и почувствовала, как дрожит его рука от напряжения и усталости, хотя лицо сохраняло

твердость.

    – Ах, доктор! – воскликнула она. – Вы должны пойти к нам – Мелани рожает.

    Он поглядел на нее так, словно ее слова не доходили до его сознания. Какой-то раненый, лежавший на земле,

с походным котелком под головой, добродушно ухмыльнулся, услыхав ее слова:

    – Ну, с этим-то они умеют справляться, – одобряюще произнес он.

    Скарлетт даже не поглядела на него, она потрясла доктора за плечо.

    – Мелани! У нее ребенок! Доктор, вы должны пойти! Она… у нее. – Сейчас было не до околичностей, но

среди этих сотен мужских ушей слова не шли у Скарлетт с языка. – У нее сильные схватки. Доктор, прошу вас!

    – Что? Рожает? Да черт побери! – внезапно вскипел доктор, и лицо его исказилось от ярости-ярости,

направленной не на Скарлетт, а на весь мир, в котором могут твориться такие дела. – Вы что, рехнулись? Как я

могу оставить этих людей? Они умирают сотнями! Я не могу оставить их ради растреклятого ребенка.

Раздобудьте какую-нибудь женщину, она поможет. Позовите мою жену.

    Скарлетт открыла было рот, хотела сказать ему, почему миссис Мид не может прийти, и осеклась. Он даже не

знает, что его собственный сын ранен! Промелькнула мысль: остался ли бы доктор тут, знай он об этом, и что-то

подсказало ей – да, если бы даже Фил умирал, доктор остался бы на своем посту, чтобы оказывать помощь

многим, и не одному.

    – Вы должны пойти к ней, доктор. Вы сами говорили, что у нее будут тяжелые роды… – Да неужели и

вправду она, Скарлетт, стоит тут, среди всего этого ада, среди стонов и воплей, и во всеуслышание произносит

такие ужасные, грубые слова? – Она умрет, если не придете!

    Доктор резко выдернул руку из вцепившихся в нее пальцев и сказал так, словно не расслышал ее слов или не

понял их значения:

    – Умрет? Да они все умрут – все эти люди. Нет бинтов, нет йода, нет хинина, нет хлороформа. О господи,

хоть бы чуточку морфия! Хотя бы для самых тяжелых! Хоть немного хлороформа! Будь прокляты янки! Будь

они прокляты!

    – Провалиться бы им в преисподнюю, доктор! – сказал лежавший у их ног человек, и оскал его зубов блеснул

над спутанной бородой.

    Скарлетт начала дрожать всем телом, и от страха на глазах у нее выступили слезы. Доктор не пойдет с нею к

Мелани. И Мелани умрет. А она только что желала ей смерти. Нет, доктор не пойдет.

    – Во имя господа бога, доктор! Ну, пожалуйста!

    Доктор закусил губу, на скулах его заиграли желваки, он овладел собой.

    – Дитя мое, я постараюсь. Обещать не могу, но постараюсь. После того, как мы сделаем, что можем для этих

людей. Янки подходят, и наши войска покидают город. Я не знаю, как янки могут поступить с ранеными.

Поезда не ходят. Дорога на Мейкон в руках янки… Но я постараюсь… А вы ступайте пока. Не мешайте мне

работать. Принять ребенка не такое уж сложное дело. Надо только перевязать пуповину…

    Санитар тронул его за руку, и он, отвернувшись от Скарлетт, начал быстро отдавать распоряжения, указывая

то на одного, то на другого раненого. Лежавший на земле человек поглядел на Скарлетт с сочувствием. Она

повернулась к нему спиной, но доктор уже позабыл про нее.

    Она снова начала торопливо пробираться между ранеными – назад к Персиковой улице. На доктора надежды

нет. Ей придется справляться самой. Еще слава богу, что Присей знает все по части акушерства. Голова у нее

разламывалась от жары, и она чувствовала, что мокрый от пота лиф прилип к телу. Мозг ее отупел, и ноги стали

как ватные – словно в страшном сне, когда знаешь, что надо бежать, и не можешь сдвинуться с места. Обратный

путь до дома представился ей бесконечным.

    А потом в голове у нее опять завертелся знакомый припев: «Янки подходят!» Сердце заколотилось сильней, и

тело стало возвращаться к жизни. – Убыстрив шаг, она слилась с толпой у Пяти Углов – народу здесь было

столько, что ей пришлось сойти с узкого тротуара на мостовую. Ряд за рядом проходили солдаты – покрытые

пылью, едва волоча ноги от усталости. Казалось, им не будет конца – этим бородатым, грязным людям с

винтовками за спиной, двигавшимся мимо походным маршем. Ездовые сыромятными бичами погоняли тощих

мулов, тащивших орудия. Провиантские фургоны с изодранным в клочья брезентовым верхом подпрыгивали на

выбоинах мостовой. Поднимая клубы пыли, нескончаемой чередой проезжала конница. Никогда еще Скарлетт

не доводилось видеть сразу такого количества военных. Отступление! Отступление! Армия покидала город.

    Ее оттеснили обратно на запруженный людьми тротуар, и она ощутила резкий тошнотворный запах дешевого

кукурузного виски. В толпе на углу Декейтерской улицы стояли несколько пестро разодетых женщин, чьи

празднично яркие одеяния и размалеванные лица бросались в глаза своим грубым несоответствием с

окружающим. Почти все они были пьяны, а солдаты, на которых они висли, схватив их под руку, – и того

пьянее. Мелькнули огненно-рыжие завитки волос, прозвучал резкий хмельной смех, и Скарлетт узнала это

жалкое создание – Красотку Уотлинг, прильнувшую к подгулявшему однорукому солдату, с трудом

державшемуся на ногах.

    Кое-как пробившись туда, где за квартал от Пяти Углов толпа начала редеть, Скарлетт подхватила юбки и

снова припустилась бегом. Добежав до часовни Уэсли, она вдруг почувствовала, что у нее перехватило

дыхание, голова кружится и ее мутит. Корсет впивался ей в ребра, не давая дышать. Она опустилась на ступени

паперти и, уронив голову на руки, постаралась отдышаться. Хоть бы удалось вздохнуть поглубже. Хоть бы

сердце перестало так колотиться и выделывать эти невероятные скачки! Хоть бы в этом обезумевшем городе

нашелся один-единственный человек, к которому она могла бы обратиться за помощью!

    Никогда на протяжении всей жизни не приходилось ей ни о чем заботиться самой. Рядом всегда был кто-то,

кто все делал за нее, оберегал ее, опекал, баловал. Просто невозможно было поверить, что она вдруг попала в

такую переделку. И ни соседей, ни друзей – никого, чтобы помочь ей в беде. Прежде всегда вокруг были друзья,

соседи, умелые руки услужливых рабов. А сейчас, в эту самую тяжелую в ее жизни минуту, – никого. Как это

могло случиться, что она оказалась совсем одна, вдали от родного гнезда, перепуганная насмерть?

    Тара! О, если бы только она могла очутиться дома, пусть даже там янки! Пусть даже у Эллин тиф! Лишь бы

увидеть ее родное лицо, ощутить объятия крепких Мамушкиных рук!

    Пошатываясь, она поднялась на ноги и зашагала дальше. Подойдя к дому, она увидела Уэйда, катавшегося на

калитке. При ее появлении лицо его жалобно сморщилось, и он захныкал, показывая ей ссадину на грязном

пальце.

    – Больно! – всхлипнул он. – Больно!

    – Замолчи! Замолчи сейчас же! Не то я тебя отшлепаю. Ступай на задний двор, поиграй там в песочек и не

смей оттуда отлучаться никуда!

    – Есть хочу! – заскулил он и сунул поцарапанный палец в рот.

    – Не выдумывай! Ступай на задний двор и…

    Скарлетт подняла голову и увидела Присей, высунувшуюся из окна верхнего этажа: озабоченность и страх

были написаны на ее лице, но при виде хозяйки она сразу приободрилась. Скарлетт помахала ей рукой, чтобы

она спустилась вниз, и вошла в дом. Как прохладно было в холле. Она развязала ленты шляпы, кинула ее на

подзеркальник и провела рукой по вспотевшему лбу. Наверху отворилась дверь, и до Скарлетт долетел

протяжный, жалобный, исполненный жестокой муки стон. Присей сбежала с лестницы, прыгая через две

ступеньки.

    – Доктор пришел?

    – Нет. Он не может.

    – Господи, мисс Скарлетт! Мисс Мелли совсем худо!

    – Доктор не может прийти. Никто не может. Тебе придется принимать ребенка. Я тебе помогу.

    Присей онемела, разинув рот, напрасно силясь что-то произнести. Она затопталась на месте, искоса

поглядывая на Скарлетт.

    – Что ты корчишь из себя идиотку! – прикрикнула на нее Скарлетт, взбешенная ее дурацким поведением. –

Что с тобой?

    Присей попятилась обратно к лестнице.

    – Господи помилуй! Мисс Скарлетт… – Растерянность и стыд были в ее вытаращенных от страха глазах.

    – Ну в чем дело?

    – Господи помилуй, мисс Скарлетт! Надо, чтоб пришел доктор. Я… я… мисс Скарлетт, я этих делов не знаю.

Мать меня близко не подпускала, когда ей случалось принимать ребенка.

    Скарлетт ахнула: от ужаса у нее перехватило дыхание. Затем ею овладела ярость. Присей попыталась

проскользнуть мимо нее и пуститься наутек, но Скарлетт схватила ее за руку.

    – Ах ты, черномазая лгунья! Что ты мелешь? Ты же говорила, что всему обучена. Ну, отвечай правду! Говори!

– Она тряхнула ее так, что курчавая черная голова беспомощно закачалась из стороны в сторону.

    – Я соврала, мисс Скарлетт! Сама не знаю, чего это на меня нашло. Я только разочек видела, как это бывает, и

ма выдрала меня, чтоб не подглядывала.

    Скарлетт в ярости молча смотрела на нее, и Присей вся сжалась, пытаясь вырваться. Какое-то мгновение мозг

Скарлетт еще отказывался признать открывшуюся ей истину, но как только она с полной ясностью осознала, что

Присей смыслит в акушерстве не больше, чем она сама, бешеная злоба обожгла ее как пламя. Еще ни разу в

жизни не подымала Скарлетт руки на раба, но сейчас, собрав остатки сил, она с размаху отвесила своей черной

служанке пощечину. Присей пронзительно взвизгнула – больше с испугу, чем от боли, – и запрыгала на месте,

стараясь вырваться из рук хозяйки.

    Когда Присей завизжала, доносившиеся сверху стоны оборвались, и секундой позже послышался слабый,

дрожащий голосок Мелани:

    – Скарлетт? Это ты? Пожалуйста, поднимись ко мне! Пожалуйста!

    Скарлетт выпустила руку Присей, и девчонка, всхлипывая, повалилась на ступеньки лестницы. С минуту

Скарлетт стояла неподвижно, прислушиваясь к тихим стонам, которые снова стали доноситься из комнаты

Мелани. И пока она стояла там, ей почудилось, что на плечи ее легло ярмо, которое придавит ее к земле своей

тяжестью, стоит ей ступить хоть шаг.

    Она пыталась припомнить, чем старались ей помочь Мамушка и Эллин, когда она рожала Уэйда, но все

расплывалось как в тумане, милосердно изглаженное из памяти муками родовых схваток. Все же кое-что ей

удалось вспомнить, и она быстро, решительно начала давать указания Присей:

    – Ступай, затопи плиту, поставь на огонь котел с водой. Принеси все полотенца, какие сыщутся, и моток

шпагата. И ножницы. И не говори, что не можешь ничего найти. Быстро достань и принеси мне. Ну, живо!

    Она рывком подняла Присей на ноги и толкнула ее к кухонной двери. Потом распрямила плечи и начала

подниматься по лестнице. Нелегкая ей предстояла задача – сообщить Мелани, что она сама с помощью Присей

будет принимать у нее роды.

   

   

    

     Глава XXII

    

    Возможно ли, чтобы день мог быть так долог, чтобы послеполуденные часы тянулись без конца и чтобы была

такая удушающая жара? И столько мух, назойливых ленивых мух. Они тучами вились над Мелани, невзирая на

то что Скарлетт не переставая махала пальмовой ветвью, так что у нее даже онемели руки. Однако все ее

усилия, казалось, были тщетны: стоило ей согнать мух с потного лица Мелани, как они уже ползали по ее

липким от пота ногам, и ноги беспомощно дергались, и Мелани восклицала:

    – Пожалуйста! Сгони их с ног!

    Скарлетт опустила жалюзи, чтобы защититься от зноя и нестерпимого сверканья солнца, и комната была

погружена в полумрак. Лишь по краям жалюзи и сквозь узкие щелки в них проникали лучики света. Комната

превратилась в жарко натопленную печь, и насквозь пропотевшее платье Скарлетт становилось с каждым часом

все более влажным и липким. От Присей, скорчившейся в углу, нестерпимо разило потом, и Скарлетт давно

выставила бы ее за дверь, если бы не боялась, что девчонка, выйдя из-под ее надзора, тотчас удерет. Мелани

лежала на темных от пота и пролитой воды простынях и крутилась в постели, поворачиваясь то на правый бок,

то на левый, то на спину, и снова – то туда, то сюда.

    Временами она пыталась приподняться и сесть, но тотчас падала на подушки и опять начинала вертеться с

боку на бок. Сначала она старалась не кричать и так искусала губы, что они стали кровоточить, пока наконец

Скарлетт, у которой уже кровоточили нервы, не прошипела:

    – Бога ради, Мелли, перестань геройствовать. Кричи, если хочется кричать. Никто же, кроме нас с тобой, не

услышит.

    Послеполуденные часы ползли, и Мелани, как ни крепилась, все же начала стонать, а порой и вскрикивать.

Тогда Скарлетт закрывала лицо руками, затыкала уши и, покачиваясь из стороны в сторону, мечтала умереть.

Что угодно, лишь бы не быть беспомощной свидетельницей этих мук! Что угодно, лишь бы не сидеть здесь как

на привязи, ожидая, когда появится этот ребенок, который никак не хочет появляться на свет. Ждать и ждать, в

то время как янки скорее всего уже у Пяти Углов!

    Она горько сожалела, что в свое время не прислушивалась более внимательно к словам матрон, когда они

перешептывались, обсуждая чьи-нибудь роды. Ах, почему она этого не делала! Проявляй она больше интереса к

таким вещам, ей было бы яснее сейчас, затянулись у Мелани роды или нет. Ей смутно припомнился рассказ

тетушки Питти о какой-то ее приятельнице, которая рожала двое суток и в конце концов умерла, так и не

разрешившись от бремени. Что, если у Мелани это тоже будет длиться двое суток? Но она же такого хрупкого

сложения! Ей не выдержать долго этих мук. Она умрет, если ребенок не поторопится появиться на свет. И как

тогда она, Скарлетт, поглядит в глаза Эшли – если, конечно, он еще жив, – как сообщит ему, что Мелани

умерла, – ведь она же дала ему слово позаботиться о ней!

    Первое время Мелани, в минуты особенно сильных схваток, держала руку Скарлетт и сжимала ее с такой

силой, что хрустели суставы. Через час руки Скарлетт вспухли, побагровели, и она едва могла ими пошевелить.

Тогда она взяла два длинных полотенца, перекинула через изножье кровати, связала концы узлом и вложила

узел в руки Мелани. И Мелани вцепилась в него, как утопающий в спасательный круг; она то изо всей силы

тянула за полотенца, то отпускала их, то словно бы пыталась разорвать их в клочья. И кричала, как

затравленный, попавший в капкан зверек, – час за часом, час за часом. Иногда она выпускала из рук полотенца,

бессильно терла ладонь о ладонь и поднимала на Скарлетт огромные, расширенные мукой глаза.

    – Поговори со мной. Пожалуйста, поговори со мной, – еле слышно шептала она, и Скарлетт принималась

болтать что попало, пока Мелани не начинала снова извиваться на постели, вцепившись в полотенца.

    Сумеречная комната плавилась в зное, стонах, жужжании мух, и так томительно-тягуче ползли минуты, что

Скарлетт казалось, будто утро отодвинулось куда-то в необозримую даль. Будто она всю жизнь просидела здесь,

в этой влажной, душной полутьме. Всякий раз, как Мелани вскрикивала, Скарлетт хотелось закричать тоже, и

она так закусывала губы, что боль заставляла ее опомниться, и она цепенела на грани истерики.

    Один раз она слышала, как Уэйд на цыпочках прокрался по лестнице наверх и остановился за дверью, хныча:

    – Есть хочу!

    Скарлетт направилась было к двери, но Мелани взмолилась шепотом:

    – Не уходи. Пожалуйста. Без тебя я этого не вынесу.

    И Скарлетт велела Присей спуститься вниз, разогреть оставшуюся от завтрака мамалыгу и накормить

ребенка. Сама она, думалось ей, после сегодняшних испытаний никогда больше не сможет проглотить ни

кусочка.

    Часы на камине остановились, и Скарлетт не имела ни малейшего представления о том, который теперь был

час, но когда жара в комнате начала спадать и пробивавшиеся снаружи лучи потускнели, она подняла жалюзи и,

к своему удивлению, увидела, что день уже клонится к вечеру и багровый шар солнца стоит низко над землей.

Ей почему-то все казалось, что этому палящему полдню никогда не будет конца.

    Она сгорала от желания узнать, что происходит в городе. Все ли войска уже оставили его? Вошли ли в город

янки? Неужели конфедераты сдадут город без боя? И сердце ее упало, когда она подумала о том, как мало

осталось конфедератов и как много солдат у Шермана, сытых солдат! Шерман! Это имя нагоняло на нее такой

страх, словно в этом человеке воплотился сам сатана. Но времени для раздумий не было: Мелани просила пить,

просила сменить мокрое полотенце на лбу, помахать на нее, отогнать мух, садившихся на лицо.

    Когда совсем стемнело и Присей, черным призраком мельтешившая по комнате, зажгла лампу, Мелани

начала слабеть. И призывать к себе Эшли – снова и снова призывать его, словно в бреду, пока жуткая

монотонность ее призывов не породила у Скарлетт желания заткнуть ей рот подушкой. Может быть, доктор все

же, в конце концов, придет? О господи, если бы только он поскорее пришел! Снова в душе ее затеплилась

надежда, и она велела Присей сбегать к Мидам, посмотреть, нет ли дома доктора или миссис Мид.

    – А если доктора нет, спроси у миссис Мид или у кухарки, что нужно делать. Попроси кого-нибудь прийти.

    Присей с грохотом скатилась с лестницы, и Скарлетт видела в окно, как она мчится по улице с совершенно

неожиданной для этой нерасторопной девчонки быстротой. Отсутствовала она довольно долго и вернулась

одна.

    – Доктора нет дома цельный день. Думают, может, он ушел с солдатами. Мисс Скарлетт, мистер Фил

преставился.

    – Умер?

    – Да, мэм. – Присей раздувалась от важности, сообщая эту весть. – Тальбот, ихний кучер, сказал. Его

ранили…

    – Ладно, давай по делу.

    – А миссис Мид я не видела. Кухарка сказала, миссис Мид обмывает его и убирает, хочет похоронить, пока

нет янки. Кухарка сказала: если мисс Мелли будет шибко больно, надо положить нож под кровать, и нож

разрежет боль пополам.

    Скарлетт едва удержалась, чтобы не закатить ей еще одну оплеуху в ответ на этот полезный совет, но тут

Мелани открыла огромные, расширенные от страха глаза и прошептала:

    – Дорогая… Янки подходят?

    – Нет, – твердо сказала Скарлетт. – Присей выдумывает.

    – Да, мэм. Я выдумываю, – горячо подтвердила Присей.

жүктеу/скачать 1,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: