Психиатрия детского возраста


СИНДРОМЫ ПАТОЛОГИЧЕСКОГО ФАНТАЗИРОВАНИЯ



бет12/82
Дата14.12.2021
өлшемі1,39 Mb.
#126691
түріРуководство
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   82
Байланысты:
Kovalev V V Psikhiatria detskogo vozrasta 1979 g 608 s

СИНДРОМЫ ПАТОЛОГИЧЕСКОГО ФАНТАЗИРОВАНИЯ

Это разнородная в психопатологическом отношении и отли­чающаяся разнообразием форм группа состояний, общим для которых является их тесная связь с болезненно измененным воображением (фантазированием) ребенка или подростка. Эта группа синдромов выделена и описана советскими дет­скими психиатрами и психологами (Т. П. Симеон, 1935, 1948; К. А. Новлянская, 1935; М. П. Кононова, 1935; Г. Е. Суха­рева, 1955; В. Н. Мамцева, 1958, 1964, и др.).

Патологическое фантазирование встречается как у детей разного возраста, так и у подростков, в связи с чем не мо­жет быть отнесено к проявлению какого-либо одного уровня4, нервно-психического реагирования. Склонность к фантазиро­ванию, как одно из проявлений воображения, свойственна здоровым детям. Особенно ярко она выступает в играх и меч­тах ребенка. Живость воображения и связанная с ним склон­ность к фантазии в детском возрасте отчасти связана с не- установившимися субординационными отношениями в психи­ке ребенка, с относительной слабостью его абстрактного мышления, деятельность которого с возрастом подчиняет се­бе воображение. В связи с незрелостью психики ребенка грань между образами фантазии и реальностью у него не столь четкая, как у взрослого (Г. Е. Сухарева, 1955). Эти особенности детской психики обусловливают относительную легкость возникновения не только обычных, не болезненных, но и патологических фантазий в случае расстройства психи­ческой деятельности.

В отличие от подвижных, быстро меняющихся, тесно свя­занных с реальностью фантазий здорового ребенка, патоло: гические фантазии характеризуются необычной стойкостью, косностью, нередко оторваны от реальности, причудливы по ^ содержанию, часто сопровождаются нарушениями поведения и явлениями дезадаптации. Данные ряда советских детских психиатров, упоминавшихся выше, и наш собственный клини­ческий опыт свидетельствуют о том, что разным периодам



детского и подросткового возраста свойственны различные (как по внешним проявлениям, так и психопатологически) синдромы патологического фантазирования. Это находится в определенной связи с возрастной эволюцией воображении от его ранних форм, проявляющихся в игровой деятельности, Через преимущественно образное воображение к отвлеченным, словесно-логическим формам воображения (А. А. Люблин­ская, 1971).

Впервые о возникновении патологического фантазирова­ния можно говорить у детей преддошкольного возраста (3—

  1. лет), когда оно выражается в виде своеобразной, необыч­ной для здоровых детей игровой деятельности, которая в за­висимости от характера заболевания, особенностей личности ребенка и среды, в которой он растет, может проявляться в разных формах. Одной из них, представляющей рудимен­тарное проявление деперсонализации, является описанное впервые Т. П. Симеон (1935) игровое перевоплощение. При этом ребенок -на какое-то время, иногда довольно длительное (от нескольких дней до нескольких недель), как бы перево­площается в тот или иной образ, например, животного (волк, заяц, лошадь', собака), какого-либо персонажа из сказки или услышанной книги, иногда в образ выдуманного фантастиче­ского существа или неодушевленный объект. Поведение ре­бенка изменяется в соответствии с его представлениями об облике и образе жизни данного существа или животного. Так,, наблюдавшийся, нами мальчик 5 лет, перевоплощаясь в «паровоз», мог часами изображать езду по рельсам, крутил руками как колесами, двигался по одной линии, наклонив го­лову и корпус вперед, издавал гудки, делал остановки для того, чтобы «загрузиться углем и водой». Отвлечь его от этой игры, переключить на другие занятия было трудно. Прием пищи, необходимые режимные моменты он выполнял поспеш­но и механически, тут же возвращаясь к игре в паровоз. Отмечалась особая охваченность процессом игры, свидетель­ствующая о лежащих в ее основе механизмах сверхценности.

Г. Е. Сухарева (1955) описывает мальчика 4 лет, который, перевоплотившись в собаку, залезал под стол, лаял на детей, кусал их. Патологические фантазии данного типа встречают­ся при вялотекущей шизофрении, а также как проявление психогенных реакций. Указывается также на возможность игрового перевоплощения при хронически текущих энцефали­тах (Г. Е. Сухарева, 1955). В случае шизофрении перевопло­щение имеет особенно полный характер: ребенок в течение некоторого времени совершенно не может быть возвращен к реальности, он целиком захвачен патологической игровой деятельностью, попытки отвлечь от нее вызывают у ребенка бурный протест с криками, негативизмом, иногда даже агрес­сией. Типичен также аутистический характер поведения,

проявляющийся в том, что при этом, ребенок не замечает окружающих, не стремится привлечь к игре других детей, часто не вступает в речевой контакт. Исследования нашей клиники (В. Н. Мамцева, 1958, 1964) свидетельствуют о том, что синдром игрового перевоплощения характеризуется зна­чительной ^стойкостью. Со временем на смену ему приходят явления более выраженной деперсонализации с раздвоением личности и симптомами психического автоматизма (больная и девочка, и заяц, который ее «заставляет прыгать»).

При психогенных расстройствах игровое перевоплощение чаще всего имеет характер реакций гиперкомпенсации. Реже оно может быть выражением истероидных реакций. В пер­вом случае ребенок в игровом образе олицетворяет нереали­зованные желания и стремления, подавляет чувство неполно­ценности,' неудовлетворенность своим положением. Так, сла­бый ребенок, которого постоянно обижают другие дети и ко­торый не может постоять за себя, перевоплощаясь в волка, на время становится сильным й злым существом, которого все должны бояться. Примером примитивных истероидных реакций в форме игрового перевоплощения может быть по­ведение наблюдавшейся, нами девочки 6 лет, постоянно стремившейся быть в центре внимания, которая перевопло­щалась то в собачку, то в котенка, то в принцессу, обращая этим на себя повышенное внимание взрослых. Психогенное игровое перевоплощение всегда имеет содержание, связанное с определенной ситуацией и психологически понятное, оно отличается меньшей глубиной «ухода в изображаемый об­раз», меньшей степенью «охваченности» ребенка, сохранением у него контактов с реальной ситуацией.

Другую форму патологической игровой деятельности пред­ставляют детально описанные В. Н. Мамцевой (1958) одно­образные, стереотипные игры, имеющие сверхценный харак­тер. , Эта форма наблюдается начиная с возраста 2—3 лет, но может встречаться и у дошкольников. При ней дети часа­ми с большим, упорством производят однообразные действия с различными предметами, нередко не имеющими игрового назначения: открывают и закрывают водопроводные краны, рвут бумагу и складывают обрывки ее в кучки определенного размера, расставляют в определенном порядке бутылки, кас­трюли, раскладывают по полу веревочки, провода и т. п.

В дошкольном возрасте предметами стереотипной игровой , деятельности могут быть отдельные детали машин и при­боров (гайки, болты, колесики от часовых механизмов), а также некоторые игрушки, особенно солдатики, легковые ма­шины и др. Дети настолько «уходят» в игру, что не обраща­ют внимания на происходящее вокруг, не отвечают на вопро­сы, говорят сами с собой, раздражаются и сердятся, если их пытаются отвлечь от этого занятия.

Стереотипные игры описанного типа чаще встречаются либо при вялотекущей шизофрении, либо при синдромах ран­него детского аутизма. Реже однообразные игры с некоторы­ми объектами могут быть выражением своеобразных реакций компенсации и гиперкомпенсации. В случае вялотекущей ши­зофрении, по наблюдениям В. Н. Мамцевой (1958), описан­ная патологическая игровая деятельность имеет ярко выра­женный аутистический характер,, ребенок во время нее со­вершенно утрачивает контакт с окружающими, даже если частичные контакты вне игры сохранены. Кроме того, отме­чается тенденция к схематической систематизации предметов (составление из них групп в соответствии с размерами, фор­мой, цветом и т. п.). Весьма сходный характер стереотипные игры имеют и при непроцессуальных синдромах раннего дет­ского аутизма (G. Nissen, 1974).

При психогенных расстройствах стереотипные игры обыч­но являются своеобразным болезненным средством преодоле­ния и «изживания» эмоционального напряжения, недоволь­ства, связанных с длительной психотравмирующей ситуа­цией. Так, ребенок, подвергаемый частым физическим нака­заниям, часами может играть в солдатики, производя над ними различные экзекуции и испытывая при этом определен­ное облегчение. Однако в подобных случаях отсутствует под­линно аутистическое поведение, ребенок во время игры не утрачивает полностью контакта с окружением, содержание игры в той или иной степени психологически понятно. Сле­дует отметить, что описанные однообразные игры гиперком- пенсаторного характера обычно наблюдаются у детей интра- вертированных и имеющих аутистические черты характера.

У детей старшего дошкольного и младшего школьного возраста патологическое фантазирование чаще выступает в форме синдрома образного патологического фантазирования (В. Н. Мамцева, 1958). В основе его лежат яркие образы воображения, мечты, приобретающие характер чувственно ярких представлений. Образные фантазии активно вызыва­ются самим ребёнком, который испытывает определенную по­требность в них, а в процессе фантазирования нередко пере­живает чувство удовольствия.-Содержание образных фанта­зий весьма разнообразно и в значительной степени зависит от характера заболевания, при котором они возникают. Дети ярко представляют различных животных, маленьких человеч­ков, детей, мысленно играют с ними, наделяют их теми или иными именами или прозвищами, вместе с ними путешеству­ют, попадают в незнакомые страны, красивые города, а иног­да и на другие. планеты. У мальчиков образные фантазии часто связаны с военной тематикой, они представляют себе сцены сражений, в которых нередко участвуют воины, одетые в одежды древних римлян или в доспехи средневековых ры­

царей. Детям видятся убитые, раненые, разные виды оружия и т. п. Реже представляются неодушевленные предметы, пре­имущественно игрушки (медведи, собачки, куклы), с кото­рыми дети мысленно играют. Сюжет фантазий мойсет быть взят из повседневной жизни, придуман ребенком или же за­имствован из услышанной или прочитанной сказки, книги, кинофильма и т. п. Наблюдавшаяся нами девочка 6 лет, слышавшая рассказы взрослых о романе Дюма «Королева Марго», в течение длительного времени фантазировала на эту тему. Она ярко, в красках представляла дворец, в кото­ром жила королева Марго, «видела» ее в окружении при­дворных на балу и т. п. В образе королевы она представляла самое себя, при этом старалась уединиться, подолгу сидела молча с застывшим взглядом где-нибудь в углу, иногда что- то шептала, временами по ее лицу пробегала легкая улыбка, не обращаладвнимания на происходящее вокруг,

У некоторых детей образы фантазии имеют неприятный или даже устрашающий характер. Так, наблюдавшийся нами мальчик 11 лет в течение около 2 лет часто фантазировал на темы различных стихийных бедствий и катастроф. Он яр­ко представлял сцены наводнений, пожаров, мысленно «ви­дел» тонущих или горящих людей. Кроме того, представлял грозы, бури, ураганы, сцены взрывов и разрушений во время войны. Все эти фантазии вначале вызывал сам, хотя и было «немнрго страшно». Со временем некоторые образы описан­ного характера стали появляться сами собой, независимо от желания мальчика. Обычно, это бывало перед сном. Это на­блюдение свидетельствует о возможности участия извращен­ных, садистических влечений в происхождении некоторых об­разных фантазий^ Кроме того, оно иллюстрирует патологиче­скую динамику фантазий с переходом их в сновидные псев­догаллюцинации.

В некоторых случаях образное фантазирование садисти­ческого характера наблюдается не только в детском, но и в пубертатном возрасте. При этом образные представления до­полняются фантазиями более отвлеченного характера, при­обретают ту или иную фабулу. Так, у наблюдавшегося нами подростка 16 лет с шизоидной акцентуацией характера около 3 лет наблюдались, изолированные образные садистические фантазии, в которых он ярко представлял сцены пыток, на­силий, казней, убийств^ мысленно видел сражающихся вои­нов, которые убивали друг друга. Обладая графическими способностями, зарисовывал образы фантазий, составив боль­шую коллекцию таких рисунков. В процессе фантазирования он обдумывал различные новые способы казней, пыток, счи­тая возможным их применение для преступников. Вр время фантазий иногда появлялось сексуальное возбуждение, она­нировал.

В состоянии образного фантазирования одни дети могут стремиться к одиночеству, подолгу пребывать в задумчиво­сти, не производя никаких действий или иногда шепча что- то, другие сопровождают фантазирование выразительными жестами, восклицаниями, разговором с воображаемыми пер­сонажами.

Образное патологическое фантазирование встречается в основном при шизофрении (особенно вялотекущей), форми­рующейся шизоидной психопатии или шизоидной | акцентуа­ции характера, а также при психогенных реакциях, преиму­щественно реакциях гиперкомпенсации (чаще также у детей и подростков с аутистическими или псевдоаутистическими чер­тами характера). В случаях вялотекущей шизофрении, как показывают исследования ряда авторов (М, П. Кононова, 1935; В. Н. Мамцева, 1958 и др.), образные патологические фантазии с самого начала далеки от реальности, нередко вычурны, имеют ярко выраженный аутистический характер, в связи с чем близкие и родители часто впервые ^узнают о наличии особых фантазий у ребенка только во время кон­сультации детского психиатра. В их происхождении значи­тельную роль играет извращенное сексуальное влечение, в связи с чем фантазии нередко имеют агрессивно-садистиче­ское Содержание. По данным В. Н. Мамцевой (1958), пато­логические фантазии данного тйпа обладают тенденцией сравнительно быстро трансформироваться вначале в сновид­ные псевдогаллюцинации, а затем в элементарные зритель­ные псевдогаллюцинации и другие психические автоматизмы. В связи с этим В. Н. Мамцева называет данный вариант па­тологическим фантазированием с рудиментарными псевдо­галлюцинациями. Иллюстрацией образного патологического фантазирования при вялотекущей шизофрении может быть следующее наше наблюдение.

Мальчик 7 лет с раннего детства необщительный, странный, опере­жал сверстников в умственном развитии. С 5 лет стал фантазировать на тему об особой стране, населенной необычными существами. Одни из нйх злые гиганты, которых он называл «геробами» и «сыробами», а дру­гие — добрые, маленькие, полулюди, полузверюшки — «милинята» или «милиненки». Представлял, как эти существа сражаются между собой, «геробы подчиняют себе милиненков». В этой же стране живут фанта­стические мохнатые звери, похожие на свиней—'«хряны». Часами был погружен в свои фантазии, не реагируя на происходящее вокруг. В возрасте 6 лет фантастические существа стали появляться в голове сами по себе, «лезли в голову». К 7 годам стал иногда чувствовать, как «милинята» разговаривают его языком. Постепенно становился псе более безразличным к близким, бездеятельным, не проявлял интереса к окру­жающему.

В данном наблюдении отчетливо выступают аутистический характер патологических фантазий, их вычурность, отсутст­вие связи с какой-либо реальной ситуацией, быстрая транс-

формация в зрительные псевдогаллюцинации с присоедине­нием речедвигательных автоматизмов.

При формирующейся психопатии шизоидного круга образ­ные патологические фантазии более изменчивы по содержа­нию в зависимости от меняющейся ситуации, часто являются патологическим выражением различных психотравмирующих переживаний, связанных с неумением ребенка установить контакт со сверстниками, с переживанием моторной недоста­точности, с болезненными реакциями на отрыв от матери и от семьи, на изменение привычной обстановки при помещении в детское учреждение и т. п. В своих фантазиях такие дети играют с другими детьми, которые выполняют их требования и желания, представляют себя выступающими в цирке в ка­честве акробатов, «видят» себя в глухом лесу, окруженными дружелюбными к ним зверями и т. п.

При психогенных расстройствах (реактивных состояниях, патохарактерологических реакциях, неврозах) 'патологиче­ские образные фантазии играют обычно роль компенсатор­ных и гиперкомпенсаторных образований при чувстве непол­ноценности, сверхценных страхах, переживаниях, связанных с эмоциональной депривацией. Так, сверхценные невротиче­ские страхи могут сопровождаться яркими образными пред-’ ставлениями тех или иных ’добрых существ (людей, живот­ных, гномов), которые играют с ребенком, защищают его, помогая преодолевать страх. В случае эмоциональной депри­вации, связанной с недостаточным вниманием и заботой ро­дителей, ребенок Может создавать в фантазиях образы лю­дей и других существ, которые играют с ним, ходят с ним на экскурсии, заботятся о нем и т. п. Нередко образные па­тологические фантазии при пограничных состояниях высту­пают в виде отрицательных и устрашающих персонажей (странные люди в масках, чудовища), которые, однако, по ходу фантазирования оказываются побежденными, уничто­женными.

Некоторые зарубежные авторы (P. Strunk, 1974) описы­вают при психогенных расстройствах стойкие патологические образные фантазии, которые могут принимать вид «изолиро­ванных псевдогаллюцинаций», т. е. становиться непроизволь­ными. Наряду с их изолированным характером, не влияющим на остальное содержание психики и йоведение ребенка, они отличаются определенной зависимостью от психотравмирукн щей ситуации. В происхождении таких фантазий важная роль отводится психической переработке страхов. Указывает­ся, на способствующую роль особенностей личности и рези­дуальной церебрально-органической недостаточности в воз­никновении подобных патологических фантазий. Указанные фантазии с псевдогаллюцинаторным компонентом могут воз­никать у детей до препубертатного возраста и иногда отли-

чаются большой стойкостью, сохраняясь неделями или даже в течение нескольких лет.

Особую форму патологического фантазирования пред­ставляет фантазирование познавательного характера, осно­ванное на сверхценном увлечении какой-либо областью зна­ния или отдельным более или менее отвлеченным вопросом. Наиболее ранним проявлением патологических фантазий данного типа являются так называемые пытливые вопросы абстрактного содержания («Зачем живут люди?», «Откуда берется ветер?» и т. п.), которые тесно связаны с образными представлениями, т. е. близки к образным патологическим фантазиям. «Пытливые» вопросы возможны уже в возрасте 3—4 лет.

В более старшем, дошкольном и младшем’школьном воз­расте фантазирование данного типа проявляется в сверхцен­ном увлечении составлением различных схем, маршрутов, географических карт. Нередко при этом сохраняется компо­нент образного фантазирования.

Наблюдавшийся нами в возрасте 8 лет мальчик, который отличался ускоренным интеллектуальным развитием, умел читать и писать печатны­ми буквами к 5 годам. Вместе с тем был несколько холодным, рассуди­тельным, не дружил с детьми. Начиная с 6 лет стал фантазировать о «стране кошек». Писал рассказы о жизни в этой стране, рисовал ее карту, планы ее городов, вычерчивал схемы линий метро в,столице этой страны — «Кошкограде». Говорил, что в этом метро — две линии: «Ко­шачья» и «Котеночья». На «Кошачьей» линии обозначил две станции — «Ангорград» и «Кошкоград». Составил кроссворд на тему о кошках, в котором по горизонтали значились следующие слова: 1) родитель,

2) город в пушке, 3)' кошачий отросток (сзади), а по вертикали: 1) вид котенка, 2) кошачьи ноги, 3) кошачьи слова, 4) кошачья улица. Сам кроссворд представлял схематическое изображение кошки. Наряду с этим мальчик много времени уделял составлению схем маршрутов и остановок всех автобусов, линии которых проходили в районе, где он жил.

Один из наших больных составлял перечень названий вывесок, для чего часами ходил по улицам Москвы, записы­вал в специальный журнал названия вывесок, а потом пере­писывал их на картонки по определенной системе. Начиная с препубертатного возраста патологические фантазии позна- * вательного характера становятся сюжетно более, сложными.

Так, мальчик 13 лет занят конструированием ракет, чертит их схе­мы, записывает химические формулы топлива для ракет, предполагает . изобрести ракетный двигатель, работающий на воде без дыма. Перед сном вызывает яркое представление: видит самого себя летящим в кос­мосе в ракете собственной конструкции.

Другой наблюдавшийся нами больной с 9-летнего возраста фанта­зировал о полете на Луну, отмечалось «запойное течение». В возрасте 14—15 лет в своих фантазиях представлял себя владыкой необитаемого острова, который защищен от врагов лазерными установками, а в под­земной части острова работают роботы.

Фантазии подобного типа могут приобретать садистиче­ский оттенок. Так, больной шизофренией подросток 15 лет

мечтал создать «рабовладельческую республику на какой- нибудь отдаленной планете». Себя представлял одним из вождей этой республики. Его самого и его избранных друзей обслуживают рабы. На планете есть особая тюрьма, где под­вергают разным жестоким пыткам рабов, которые отказы­ваются повиноваться. Несмотря на то что фантазии описан­ного типа по своему содержанию могут напоминать бредовые идеи, они не являются бредовыми феноменами, поскольку при них отсутствует убежденность ребенка или подростка в ре­альности таких мыслей, а сами они осознаются как «мечты» или фантазии. Познавательные фантазии отвлеченного ха­рактера встречаются преимущественно при шизофрении либо при наличии формирующейся шизоидной психопатии. В пер­вом случае они имеют выраженный аутистический характер, нередко нелепы, обнаруживают тенденцию к переходу в па­раноидные и парафренные бредовые идеи. Во втором случае они психологически более или менее понятны и носят гип£р- компенсаторный характер, возникая под влиянием различных неблагоприятных ситуаций, связанных с трудностями адап­тации в коллективе.

В пубертатном возрасте наряду с познавательными фанта­зиями наблюдается характерный для этого возраста синдром самооговоров (В. Н. Мамцева, 1964) и оговоров, связанный с повышенными и извращенными влечениями. Чаще это — самооговоры мальчиков-подростков, которые рассказывают о мнимом участии в ограблениях, воровстве, вооруженных на­падениях, угонах автомашин, о принадлежности к различным бандам, шпионским организациям. Фантазии имеют детектив­но-приключенческий характер, изобилуют вымышленными деталями, названиями явок, кличками членов шайки, жар­гонными выражениями. С целью доказательства «истинности» всех этих историй подростки сами пишут измененным почер­ком и подкидывают знакомым и близким записки, якобы по­лученные ими от главарей и членов шайки, в которых содер­жатся всевозможные требования, угрозы, нецензурные выра­жения. Самооговоры нередко сочетаются с оговорами других лиц. У девочек-подростков оговоры нередко носят харак­тер ложных обвинений в изнасиловании.

Как при самооговорах, так и при оговорах подростки вре­менами почти начинают верить в реальность своих фанта­зий. Этот момент, а также красочность и эмоциональная за- ряженность сообщений о вымышленных событиях часто ве­дут к тому, что окружающие считают их правдивыми, в свя­зи с чем возникают попытки расследования с привлечением милиции и т. п.

Так, в одном из наблюдений К. С. Лебединской, девочка-подросток с ускоренным половым созреванием обратилась в милицию, сообщив о шайке воров, в которой она прежде якобы выполняла роль связной.

Заявила, что вступила в эту шайку для того, чтобы «вернуть оттуда на правильный путь» некоего юношу. В то же время, когда замечали противоречия в ее высказываниях, иногда признавалась, ч'то многое выду­мала. Однажды' по ее просьбе была оставлена на «очное дежурство в отделении милиции, а утром заявила начальнику отделения о том, что ночью- якобы была изнасилована дежурным милиционером. Неодно­кратно просила милиционеров проводить ее вечером домой, обвиняя их постом в изнасиловании.

Наблюдавшаяся нами девочка 14 лет, также с ускоренным половым созреванием, сообщила подругам, а позднее и матери о том, что «была якобы втянута в банду, занимавшуюся грабежами», а потом, поссорив­шись с главарем, ушла из нее, за что участники банды теперь ее пре­следуют, хотят ей отомстить. Писала сама себе анонимные письма циничного содержания с угрозами убийства, показывая их матери и по­другам. Однажды, вернувшись из школы с перевязанной рукой, заяви­ла, что' «один мальчик, связанный с бандой, нанес ей ножеруЮ рану», хотя на самом деле порезала себе руку сама. Родители девочки обрати­лись в милицию, была произведена графологическая экспертиза анонимных ‘записок, которая показала, что девочка писала их сама.

Патологические фантазии типа самооговоров и оговоров, несмотря на их близость к бредовым идеям, не могут быть отнесены к ним ввиду отсутствия полной убежденности под­ростков в реальности их высказываний. Факторами, способ­ствующими возникновению патологических фантазий данного типа, являются дисгармонически протекающий пубертатный период, особенно при наличии ускоренного полового созрева­ния со свойственным ему значительным усилением полового влечения, а также истероидные черты личности со склон­ностью к различным вымыслам.

Патологические фантазии типа оговоров ц самооговоров встречаются, с одной стороны, при шизофрении (В. Н. Мам­цева, 1964), а с другой, — при некоторых пограничных психи­ческих расстройствах, в особенности у подростков с ускорен­ным половым созреванием (К. С. Лебединская, 1969). При шизофрении, как показывает исследование В. Н. Мамцевой (1964), синдром самооговоров и оговоров склонен приобре­тать парафренную структуру с карикатурно гиперболизиро­ванными, нередко нелепыми фантазиями, грубой переоценкой личных качеств. Характерна яркая садистическая окраска фантазий. В этом случае фантазии в динамике постепенно трансформируются в идеи преследования и конфабуляторно- парафренные построения (типа бреда воображения), нередко с включением рудиментарных явлений психического автомат тизма.

При пограничных состояниях самооговоры и оговоры представляют собой либо проявление^ реакций гииеркомпен- садии у подростков с ускоренным половым созреванием, либо выражение утрированных демонстративных реакций па фоне истероидных черт характера. В этих случаях фантазии более просты, лишены вычурности, в них отсутствует стремление к гиперболизации поступков, к символике, не отмечается

трансформации в бредовые феномены, менее выражен сади­стический компонент.

Особое патологическое фантазирование с идеями пере­оценки собственной личности и даже бредоподобными идея­ми величия в сочетании с конфабуляторными компонентами описывается при маниакальных состояниях в пубертатном возрасте — так называемой mania fantastica infantilis (D. A. van Krevelen, 1962; J. de Ajuriaguerra, 1970, и др.). К этой группе фантазий могут быть отнесены высказывания следующего типа: «Я запросто поднимаю штангу в 150 кг, меня даже приглашали на международные соревнования по штанге», «Со мной дрались 'десять взрослых, я их всех раз­бросал, как щенков», «Я задавал вопросы академикам, они не смогли ответить». Содержание таких фантазий обычно нестойкое, подростки легко отказываются от них. Подобные фантазии, согласно приведенным выше авторам, встречаются при маниакальных состояниях разной нозологической при­надлежности (шизофрения, циклотимия, экзогенно-органиче- ские психические расстройства и др.). К этой же группе, по- видимому, можно отнести бредоподобные фантазии высокого происхождения.

Некоторые из описанных форм патологических фантазий, в частности, гиперкомпенсаторные образные, отвлеченные, садистические фантазии у детей и подростков с патологией формирования личности и акцентуацией характера, вероятно, генетически близки, хотя не идентичны психогенным бредо­подобным фантазиям взрослых, которые выделил К. Birnba- um (1908). Однако вопрос о связи патологического фантази­рования в детском возрасте с патологическими фантазиями взрослых специально не разработан.

Глава III

СИНДРОМЫ ПСИХИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ, НАБЛЮДАЮЩИЕСЯ ПРЕИМУЩЕСТВЕННО В ПУБЕРТАТНОМ ВОЗРАСТЕ



Пубертатному возрасту принадлежит особое место в физи­ческом и психическом созревании индивида. Для психиатра особенно важен факт завершения формирования основных свойств личности. По выражению психолога В.' Е. Смирнова (1929), в этот период «человек рождается второй раз, и не просто жить, но жить лично и социально». Исходя из пони­мания возрастных кризов как реакции организма на пере­стройку физиологических процессов в переходные возраст­ные периоды (П. М. Зиновьев, 1958), пубертатный период относят к кризовым, или кризисным, периодам.

Границы пубертатного периода определяются не одно­значно. Они находятся в определенной зависимости от расо­вых и этнических факторов, а также от акселерации, т. е. ускоренного физического и отчасти психического развития детей и подростков, наблюдаемого в последние десятилетия. В среднем пубертатный период, по данным многих авторов, обобщенным М. Я. Цуцульковской (1968), Г. К. Ушаковым (1974) и Л. Б. Дубницким (1977), ограничивается возраст­ными рамками от 11—12 до 18—20 лет. Большинство иссле­дователей подразделяет пубертатный период на две фазы. В физиологическом плане первую фазу (от 11—12 до 14— 15 лет) обозначают как препубертатную, а вторую (от 14— 15 до 18—20 лет) — как собственно пубертатную (G. Nissen, 1974). Границей между ними считается время первых мен­струаций у девочек и первых поллюций у мальчиков. Под­разделению на препубертатный и собственно пубертатный возраст частично соответствует используемое преимуществен­но в отечественной литературе деление на подростковый и юношеский возраст (М. Я. Цуцульковская, 1968).

По мнению ряда авторов (Г. К. Ушаков, 1974; Н. D. R5s- ler et al., 1974, и др.), в пубертатном периоде значительно усиливается асинхрония созревания отдельных систем и функ­ций, свойственная нормальному развитию вообще. Этот мо­мент объясняет отмечаемое многими авторами (Е. Сухарева, 1974; iG. Hall, 1920, и др.) возникновение той или иной сте­пени дисгармонии и неустойчивости как в физиологических, так и в психических проявлениях здоровых подростков. По­добная дисгармония в психической сфере еще более выраже­на при брлее ранних сроках и ускоренном темпе общего фи­зического и полового созревания у подростков с резидуаль­ной церебрально-органической недостаточностью, а также при акцентуациях характера и в случаях неблагоприятных микросоциальных условий.

Определенная физиологическая и психическая дисгармо­ния пубертатного периода, в отличие от относительного рав­новесия, существующего в детском возрасте, проявляется в специфических для подросткового и юношеского возраста личностных особенностях, которые в более или менее утри­рованном виде обнаруживаются при различных формах пси­хической патологии подростков. Поэтому знание особенно­стей психики подростков и юношей чрезвычайно важно как для понимания специфики психопатологии пубертатного пе­риода, так и для решения нередко очень сложных вопросов отграничения психологических возрастных сдвигов у подрост­ка от психической патологии.

В соответствии с подразделением пубертатного возраста на две фазы описывают также две последовательно сменяю­щихся фазы психических, прежде всего личностных измене­ний: «первую» и «вторую» пубертатную (Zeller, цит. по

  1. Nissen, 1974) или негативную и позитивную (В. И. Ак­керман, М. Я. Брайнина, Н. Keiserlingk, цит. по В. А. Гурь­евой, 1971). Первая, негативная фаза, совпадающая с пре- пубертатным и началом собственно пубертатного возраста (подростковый возраст), которая в зарубежной литературе обозначается также как «фаза негативизма», «отрицания», «упрямства» (цит. по Л. Б. Дубницкому, 1977), характери­зуется преобладанием изменений в эмоционально-волевой сфере. Отмечаются эмоциональная неустойчивость, повы­шенная аффективная возбудимость и несдержанность, коле­бания настроения по незначительному поводу, импульсив­ность, черты демонстративности и рисовки в поведении. Очень характерны контрастные, противоречивые личностные проявления: сочетание повышенной чувствительности и рани­мости по отношению к себе с холодностью, отсутствием со­чувствия и сострадания к другим, прежде всего близким; сочетание упрямства, особенно «духа противоречия», негати­визма с повышенной внушаемостью, слепым подражанием формам поведения, манерам и высказываниям случайных «авторитетов» и «предметов обожания» (киноартистов, чем­пионов в тех или иных видах спорта, эстрадных певцов и т. п.); сочетание застенчивости и робости в незнакомом обществе с показной развязностью и грубостью. Подобная противоречивость личностных проявлений и поведения под­ростка свидетельствует об отсутствии стабильности лично­сти, о несформированности взаимоотношений ее отдельных компонентов. Подросткам в этой фазе свойственны такие ха-

рактерологические реакции, как реакции активного и пас­сивного протеста (вспышки грубости, непослушание, уходы из дома и т. п.). Вариантом реакций протеста против роди-, тельской опеки может считаться оппозиционное, иногда ,и недоброжелательное отношение к родителям.

Для подростков характерен также повышенный интерес к своему физическому «Я», особенно к внешним формам и пропорциям своего тела, и в меньшей степени — к физиче­скому самочувствию, различным соматическим ощущениям и физиологическим отправлениям. В основе этого лежит, с одной стороны, связанное с появившимся половым влечени­ем желание нравиться, а с другой — мощный поток телесных ощущений в связи с бурным ростом и появлением вторичных половых признаков. Повышенное внимание к физическому «Я» может становиться источником рудиментарных, эпизоди-, ческих дисморфофобических и ипохондрических переживаний (К. А. Новлянская, 1960; Г. Е. Сухарева, 1974). Значитель­но меньше в первой фазе выражены изменения интеллекту­альных свойств личности. Они могут выражаться в чертах «аффективной логики», склонности к поверхностному рас- суждательству и необоснованному критицизму, усилении ин­теллектуальных интересов в виде элементов «запойного чте­ния», появления нестойких увлечений разными формами по­знавательной деятельности, например, занятий в кружках, некоторых видов коллекционирования и т. п.

Как видно из сказанного, уже в первой фазе пубертатного периода появляется повышенная готовность к возникновению разнообразных рудиментов сверхценных образований, близ­ких к идеаторным сверхценным переживаниям. Эта склон­ность еще более усиливается во второй фазе. Личностные сдвиги, наблюдаемые в «негативной» фазе, имеют опреде­ленные половые различия. Так, повышенная аффективная

возбудимость, несдержанность, склонность к реакциям актив­ного протеста, описанные выше изменения интеллектуальных свойств личности, более отчетливо выражены у подростков- мальчиков, тогда как эмоциональная неустойчивость, склон­ность к колебаниям настроения, повышенное внимание к своему физическому «Я» преобладают у подростков-девочек.

Вторая — «позитивная» фаза пубертатного периода, ко­торая начинается примерно с 15—16 лет, отличается посте­пенной гармонизацией личности пбдростка, установлением относительного равновесия во взаимодействии различных компонентов и свойств личности. Этот процесс у разных под­ростков протекает по-разному и часто обнаруживает боль­шую неравномерность с временными усилениями личностной дисгармонии. Гармонизация личности в первую очередь про­является в постепенном уравновешивании эмоционально-во- левой сферы, сглаживании эмоциональной неустойчивости, возбудимости, импульсивности, уменьшении контрастности и противоречивости эмоционально-волевых реакций. Наряду с этим появляются отчетливые изменения личности и поведе­ния, связанные с завершением формирования высших форм понятийного мышления, созреванием самосознания, «ростом общественного сознания» (Г. Е. Сухарева, 1937), осознанием своего места в обществе, появлением определенных целей в жизни, завершением созревания высших эмоций, в том числе интеллектуальных, и этических (Г. К. Ушаков, 1974).

Определенная степень зрелости самосознания является источником склонности к рефлексии, самоанализу, размышле­ниям, появления у части подростков, особенно мужского по­ла, повышенного интереса к отвлеченным проблемам (фило­софским, социальным, этическим и т. п.) без достаточной под­готовки к их пониманию. В связи с преобладанием в «пози­тивной» фаае изменений интеллектуальных свойств личности

В. Е. Смирнов (1929) назвал ее «фазой ведущего интеллек­туального возбуждения», а М. Tramer (1964)—«философ­ской фазой». Осознание впервые подростком себя как лич­ности, нахождение своего «Я» (М. Tramer, Д964) часто ведет к утрированному стремлению к самостоятельности, к опре­деленной переоценке своих возможностей, стремлению к ре­шению «мировых проблем», максимализму в суждениях и оценках. Вместе с тем возникает стремление к нравственному,; интеллектуальному и физическому совершенствованию, к до-/ стижению высокого идеала. При этом, однако, нравственные оценки часто бывают альтернативны, односторонни, беском­промиссны, что нередко ведет к конфликтам с окружающи­ми. У многих подростков обостряется чувство долга, ответ­ственности, которое однако также отличается определенной ригидностью.

Несмотря на постепенную гармонизацию эмоционально-* > волевой сферы, интеллектуальные свойства личности подрост­ка во второй фазе длительно остаются дисгармоничными, что обусловлено контрастом между стремлением к отвлеченным проблемам и решению грандиозных задач, к нравственному и интеллектуальному совершенствованию, с одной стороны, и полудетской наивностью, ограниченностью формальных знаний, отсутствием жизненного опыта — с другой. Во второй фазе резко возрастает готовность к возникновению различ­ных сверхценных образований, принимающих формы сверх­ценных идей, увлечений, занятий, дисморфофобических и ипохондрических опасений. Именно в связи с этим Th. Ziehen (1924) выдвинул положение о «моноидеистических тенден­циях юношества».

Описанные личностные сдвиги в пубертатном возрасте могут вести и у здоровых подростков к эпизодическим, пре­ходящим нарушениям социальной адаптации, особенно в свя« зи с реакциями протеста, оппозиционным отношением к ро­дителям, импульсивностью, склонностью к чрезмерному и не­обоснованному критицизму. Чаще такие нарушения социаль­ной адаптации возникают в первой фазе пубертатного пе­риода. Однако эпизодические нарушения социальной адапта­ции, обусловленные "переоценкой своих возможностей, повы­шенным самомнением, ригидным пониманием норм морали, обостренным стремлением к самостоятельности возможны и во второй фазе. В связи с повышенной склонностью к сверх­ценным образованиям в этой фазе нередко возникают эпизо­ды дисморфофобических расстройств (К. А. Новлянская, 1960) в виде сверхценного недовольства своим внешним ви­дом, излишней полнотой и т. п., преходящие чрезмерные од­носторонние увлечения (например, джазовой музыкой, куль­туризмом, гимнастикой йогов, отвлеченными проблемами — историей религий, древними языками, каким-либо направле­нием философии и т. п.) — так называемые реакции увлече­ния (А. Е. Личко, 1977), которые также могут на какое-то время нарушать социальную адаптацию подростков, в част­ности, отрицательно сказываясь на их учебе и взаимоотно­шениях с окружающими, особенно близкими.

Описанные личностные сдвиги и другие психологические особенности пубертатного возраста являются важнейшей предпосылкой и основным источником формирования ряда «преимущественных» психопатологических синдромов у под­ростков в случаях возникновения той или иной психической патологии. При пограничных состояниях такие синдромы нередко являются прямым результатом заострения возраст­ных личностных сдвигов и болезненного усиления связанных с ними личностных реакций.

Общая психопатология пубертатного возраста пока раз­работана недостаточно, психопатологические особенности синдромов и симптомов в рамках разных нозологических форм требуют специального углубленного изучения. В дан­ной главе описываются психопатологические особенности лишь некоторых, наиболее известных синдромов пубертатного возра9та/ К их числу могут быть отнесены гебоидный синд­ром, синдром дисморфофобии, синдром нервной (психиче- •ской) анорексии и синдромы односторонних сверхценных ин­тересов и увлечений (включая синдром «метафизической или философической интоксикации»). К синдромам, которые на­блюдаются преимущественно в пубертатном возрасте, отно­сится также гебефренный синдром, однако в связи с его кли­нической и патогенетической близостью к кататоническим расстройствам, мы сочли более целесообразным описать его в главе, посвященной клинике шизофрении. Отнесение гебо*, идного синдрома к тому или иному уровню преимуществен­ного нервно-психического реагирования в нашем понимании

затруднительно, так как гебоидные проявления возможны в разные возрастные периоды. Другие из названных синдромов пубертатного возраста, исходную психопатологическую осно­ву которых составляют сверхценные образования, мы отно­сим к проявлениям эмоционально-идеаторного уровня нерв­но-психического реагирования.

ГЕБОИДНЫЙ СИНДРОМ



Гебоидный синдром относится к группе психопатических и психопатоподобных синдромов и характеризуется болезнен­ным заострением и искажением эмоционально-волевых осо­бенностей личности, свойственных пубертатному возрасту (преимущественно в его первой фазе). Синдром впервые опи­сал в 1890 г. К^ Kahlbaum, который обозначил его термином «гебоидофрения» в связи с наличием при нем ряда призна­ков, сходных с проявлениями гебефрении.

Основными психопатологическими компонентами гебоид- ного синдрома являются выраженное расторможение и часто также извращение примитивных влечений, особенно сексу­ального, утрата или ослабление высших нравственных уста­новок (понятий добра и зла, дозволенного и недозволенного и т. п.) со склонностью в связи с этим к асоциальным и ан­тисоциальным поступкам; своеобразное эмоциональное при­тупление с отсутствием или снижением уровня таких высших эмоций, как чувство жалости, сочувствие, сострадание; повы­шенная аффективная возбудимость со склонностью к агрес­сии; выраженный эгоцентризм со стремлением к удовлетворе­нию низших потребностей; недоброжелательное и даже враж­дебное отношение к близким со стремлением делать им на­зло, изводить; нелепый критицизм с особой опозиционно- стью по отношению к общепринятым взглядам и нормам по­ведения; утрата интереса к любой продуктивной деятельно­сти, прежде всего к учебе.

Расстройства личности со своеобразным нравственным дефектом при наличии сохранного интеллекта были извест­ны психиатрам задолго до выделения К. Kahlbaum гебоидо- френии. Так, еще в 1835 г. J. С. Prichard (цит. по О. В. Кер- бикову, 1970) описал в качестве самостоятельного заболева­ния «моральное помешательство» (moral insanity), которое можно считать «предшественником» гебоидного синдрома. Психопатология гебоидного синдрома и его особенности при разных заболеваниях изучались многими исследователями (П. Б. Ганнушкин, 1933; Г. Е. Сухарева, 1937, 1974; К. С. Ви­тебская, 1958; А. В. Гросман, 1965; G. iRinderknecht, 1920; Y. Carraz, 1969; Г. П. Пантелеева, 1971, и др.). Значительно меньше описана динамика гебоидного синдрома, которая изучалась преимущественно при шизофрении у подростков и

молодых людей (К. С. Витебская, 1958; А. В. Гросман, 1965; Г. П. Пантелеева, 1971).

Как показывают исследования К. С. Витебской (1958),

И. Кириченко (1973), а также наши собственные сравни- тельно-возрастные наблюдения, предвестниками синдрома, возникающими нередко еще в детском возрасте, являются расстройства влечений, особенно садистическое извращение сексуального влечения в виде желания делать назло близ­ким, причинять боль окружающим, в том числе и детям, му­чить животных, испытывая при этом удовольствие, стремле­ния ко всему, что вызывает брезгливое отношение или от­вращение у большинства людей (дети охотно берут в руки и играют с червями,'гусеницами, пауками, часами роются в мусоре и отбросах на помойках), особого тяготения к раз­личным событиям и происшествиям отрицательного характера (дорожные катастрофы, ссоры, драки, убийства, пожары), о которых дети любят вспоминать и многократно рассказы­вать. Патология влечений может выражаться также в склон­ности к воровству, уходам, агрессивным поступкам с жесто-. костью, прожорливости. К расстройствам влечений у детей нередко присоединяются и другие компоненты гебоидного синдрома: нелепое упрямство, склонность во всем противо­речить взрослым, отсутствие жалости к окружающим. Гебо- идные расстройства у детей иллюстрируют следующие на­блюдения.

Мальчик С. в возрасте 6 лет любил играть с пауками, мохнатыми гусеницами, жуками, лягушками, не боялся их. Порезавшись, не разре­шал завязывать себе руку, заявляя, что «(будет закаляться». В младшем школьном возрасте ловил и вешал кошек и голубей, испытывая при этом особое удовольствие. Однажды поджег бороду своему деду, когда тот спал. В другой раз без всякого повода вылил на него тарелку с горячим супом. Изводил соседку-старушку, подбрасывая ей под дверь горящие бумажки. В возрасте 10—11 лет отличался повышенной аффек­тивной -возбудимостью, в аффекте был агрессивен и жесток. В ответ на замечания отца воткнул ему вилку в ягодицу. При раздражении неод­нократно бросался на мать с ножом. В школе втыкал иголку в стул учи­тельницы, которую невзлюбил за строгое отношение. В драках с ребя­тами стремился бить ногами лежавших, не обращая внимания на их крики и плач, при этом нередко смеялся. Любил по ночам разжигать ' костры. Ходил в церковь, чтобы смотреть на горящие свечи.

В другом наблюдении мальчик В. жестоко избивал детей в детском саду, с 7 лет бил мать и бабушку, мучил собаку. В 13—14 лет при наличии ускоренного полового созревания стал сексуальным, открыто онанировал, изводил родителей тем, что обнажался и мочился у них на глазах. Любил доставать живых рыбок из аквариума п разрывать их на части. Назло родителям забивал форточки в квартпрг, опрокиды­вал ведра с мусором.

Еще в одном наблюдении мальчик С. в детском саду испытывал удовольствие, когда бил и щипал детей, смеялся, если они плакали. В школе старался исподтишка .навредить детям; они считали его «вред­ным». В возрасте 13 лет при ускоренном половом созревании стал крайне жестоким по отношению к бабушке, которая воспитывала его в отсутствие родителей, находившихся в длительной командировке. По­стоянно делал ей назло, угрожал убийством. На дверях ее комнаты на­писал: «Гадюка, Смерть кровопийцам!» Угрожал ей ножом, бил головой о стену. Однажды пытался отравить ее газом. Не скрывал, что ему нра­вится злить бабушку.

Приведенные наблюдения показывают, что рудиментарные формы гебоидного синдрома, отличающиеся определенной возрастной незавершенностью и неполным набором гебоидной симптокатики, могут возникать задолго до пубертатного пе­риода, иногда еще в конце дошкольного и в младшем школь­ном возрасте: Однако значительно чаще гебоидный синдром впервые обнаруживается в пубертатном возрасте. По дан­ным К- С. Витебской (1958), он возникает, как правило, при наличии дисгармонически протекающего пубертатного перио­да, особенно в случаях ускоренного полового созревания. Наши наблюдения свидетельствуют о том, что в случаях воз­никновения гебоидных расстройств в детском возрасте они значительно заостряются и оформляются в гебоидный синд­ром под влиянием ускоренного полового созревания.

При' возникновении гебоидного синдрома в пубертатном возрасте, как и в случаях его более раннего появления, на первый план выступает патология влечений в виде их уси­ления и извращения. Подростки становятся повышенно сек­суальными, мастурбируют, нередко не пытаясь скрывать это, охотно говорят на сексуальные темы, становятся циничны­ми, часто употребляют нецензурные выражения, пытаются вступать в половые связи, иногда прибегают к различным половым извращениям. Вместе с тем обнаруживаются при­знаки извращения сексуального влечения, чаще садистиче­ского характера, которые вначале направлены главным об­разом против близких, особенно против матери. Подростки постоянно стремятся делать им назло, изводят их, избивают и всячески терроризируют членов семьи. К извращению вле­чений и инстинктов следует отнести также такие проявления, как повышенная агрессивность, отсутствие брезгливости, от­каз от мытья, неопрятность, наблюдаемые у некоторых больных.

Постепенно к расстройствам элементарных влечений и ин­стинктов присоединяются более сложные, «социализирован­ные» формы нарушений влечений в виде бродяжничества, стремления к контактам с асоциальными лицами, воровства, склонности к употреблению алкоголя и наркотиков. Возник­новению асоциального поведения наряду с патологией влече­ний способствуют также снижение нравственных установок, эмоциональное притупление, а также утрата интереса к по­знавательной, продуктивной деятельности, отказ от учебы и работы. Подростки становятся грубыми, конфликтными, тя­нутся ко всему отрицательному, склонны к имитации отри­цательного характера, всем своим поведением как бы бро­сают вызов обществу и принятым в нем нормам взаимоот­ношений. Нередко им свойственны подчеркнутая эксцентрич­ность и вычурность в поведении и одежде, стремление подра­жать «хиппи», «битникам». Часто такие подростки бросают школу или техникум, бродяжничают, без какой-либо опреде­ленной цели уезжают в другие города, примыкают к груп­пам асоциальных подростков и взрослых, становятся на путь правонарушений. В первой фазе пубертатного возраста (у младших подростков) гебоидный синдром может сочетать­ся с патологическим фантазированием, как правило, садисти­ческого содержания (К. С. Витебская, 1958; Г. П. Пантеле­ева, 1971). У старших подростков к гебоидным расстройствам поведения могут присоединяться сверхценные односторонние увлечения, элементы метафизической интоксикации (Г. П. Пан­телеева, 1971) в виде непродуктивных занятий отвлеченны­ми проблемами (реформы общественного устройства, образо­вания, военной службы, усовершенствования в системе кара­тельных мер и т. п.), в которых нередко также звучит сади­стическая направленность интересов. Приводим наблюдение гебоидного синдрома, возникшего в пубертатном возрасте.

У девочки 14 лет* пубертатный метаморфоз протекал стремительно, менструации установились в 12 лет. С началом полового метаморфоза изменилось поведение: она стала грубой, раздражительной, нетерпимой к замечаниям, перестала проявлять внимание и заботу к матери даже во время ее болезни. Испытывала удовольствие; когда выводила кого- либо из себя. Подсыпала соль в пищу родителям, выключала свет в туалете, когда там кто-пибудь находился. В пионерском лагере стара­лась незаметно повалить палатки. «Коллекционирует» наказания, выре­зая из школьного дневника замечания учителей или записывая разные случаи наказаний других детей. Просит сверстников и взрослых «поде­литься опытом, как быстрее всего вывести из себя кого-либо». Находясь в санатории, вымазала одной девочке лицо зубной пастой. В отделении психиатрической больницы очень довольна, когда ей удается довести кого-нибудь до слез. Порвала струны гитары у одного из подростков, сломала магнитофон другого мальчика, разрезала бритвой кожаную куртку у девочки. Проявляет жестокость к подросткам-мальчикам, кото­рое ей нравятся. Одного из них до кровоподтеков избила пряжкой рем­ня по лицу.

Сравнительно-возрастной анализ гебоидных расстройств в детском возрасте и в разные фазы пубертатного периода свидетельствует о том, что стержневым психопатологическим компонентом , гебоидного синдрома являются расстройства влечений в виде их болезненного усиления и особенно извра­щения. Динамика гебоидного синдрома различна в зависи­мости от того, в рамках какой нозологической формы он возникает. При пограничных состояниях, в частности психо­патиях и резидуально-органических психопатоподобиых со­стояниях, гебоидные проявления в большинстве случаев сгла­живаются к концу пубертатного периода или в ближайшем постпубертатном периоде (примерно к 20—25 годам). При

шизофрении гебоидная симптоматика может сохраняться бо­лее длительно, на протяжении 15—20 лет, не ограничиваясь рамками пубертатного возраста (А. В. Гросман, 1965).

Гебоидный синдром в его наиболее типичном виде на­блюдается при шизофрении с непрерывно-вялым течением и в инциальном периоде других форм течения при манифе­стации их в пубертатном возрасте (Г. П. Пантелеева, 1971). Высказывается также мнение о том, что некоторые затяжные гебоидные состояния представляют атипичный протрагиро- ванный приступ (шуб) шизофрении с приступообразно-про- гредиентным течением (А. В. Гросман, 1965; Р. А. Наджаров, 1974). Наряду с этим гебоидный синдром описывается при психопатиях (Т. И. Юдин, 1926; В. О. Аккерман, 1933; Н. Stutte, 1960, и др.) и психопатоподобных состояниях в результате мозговых инфекций и травм (Г. Е. Сухарева, 1974). Некоторые зарубежные авторы выделяют «гебоидную психопатию» (Н. Stutte, 1960). Однакй чаще психопатические личности с гебоидными проявлениями относят к группе так называемых антисоциальных, или «эмоционально тупых» психопатических личностей (П. Б. Ганнушкин, 1933; Между­народная классификация болезней 8-го пересмотра ВОЗ).

В связи с явлением возрастного «изоморфоза» дифферен­циация гебоидных состояний при разных нозологических формах весьма трудна. При проведении дифференциальной диагностики в большинстве случаев приходится опираться не столько на нозологические различия синдрома, сколько на сопутствующие симптомы и клиническую картину заболева­ния в целом, включая особенности динамики.

При шизофрении гебоидньщ синдром характеризуется осо­бенно резко выраженным извращением сексуального влече­ния с жестокими и вычурными садистическими действиями на эмоционально холодном фоне. Кроме того, отмечаются аути­стическое поведение, разнообразные расстройства мышления (резонерство, наплывы и остановки мыслей, соскальзывания, паралогизмы), немотивированные колебания настроения с приступами страха и трев.оги, чередования злобности и раз­дражительности с нелепыми шутками, манерностью, гримас­ничанием (напоминающими гебефренные проявления), эле­менты патологического фантазирования аутистического ха­рактера, рудиментарные продуктивные симптомы (оклики, эпизодические идеи отношения). Дополнительное значение имеет склонность к затяжному течению с постепенным фор­мированием дефекта астеноапатического типа без интеллек­туальной недостаточности (А. В. Гросман, 1965).

Особенности гебоидного синдрома при психопатиях изу­чены мало. Обоснованность выделения самостоятельной ге- боидной психопатии вызывает сомнения в виду того, что ти­пичные гебоидные проявления имеют определенную возраст­ную «приуроченность». Вместе с тем наш опыт и данные ли­тературы говорят о возможности возникновения более или менее очерченных гебоидных состояний как выражения пу« бертатной декомпенсации при некоторых формирующихся психопатиях (преимущественно, группы возбудимых и гипер- ти'мных). В этих случаях речь идет по существу о патологи­ческом заострении и нерезком искажении пубертатных; лич­ностных сдвигов, главным образом эмоционально-волевых, которые были описаны выше. В структуре гебоидных рас­стройств при этом преобладают не столько садистически из­вращенные, сколько повышенные влечения. Грубость, рез­кость, аффективные вспышки, агрессия возникают, как пра­вило, под влиянием различных ситуационных воздействий, как проявления патологических реакций протеста, а не бес­причинно или по незначительному поводу и не на эмоцио­нально холодном фоне. Оппозиционное отношение к родите­лям связано с «реакциями эмансипации» (А. Е. Личко, 1977), с болезненно усиленным стремлением к независимо­сти и не носит характера постоянных изощренных издева­тельств, физических и нравственных истязаний, которые свой­ственны больным шизофренией с гебоидным синдромом. Проявления асоциального поведения (бродяжничество, сек­суальная распущенность,, злоупотребление алкоголем, воров­ство) в связи с повышенными влечениями и особой склон­ностью к реакциям имитации обнаруживаются в основном в группе асоциальных подростков, в известной мере под влия­нием отрицательной микросреды, они лишены непонятности и нелепости, наблюдаемой при асоциальных поступках под­ростков, больных шизофренией.

Помимо сказанного, при гебоидных состояниях у подрост­ков с формирующейся психопатией не отмечаются аутистиче­ские тенденции, расстройства мышления, вычурное патоло­гическое фантазирование, рудиментарные расстройства вос­приятия и бредовые идеи, эпизоды тревоги и страха, свой­ственные больным шизофренией с гебоидным синдромом. Кроме того, гебоидное состояние при психопатии обычно не выходит за рамки юношеского возраста. Если не возникает устойчивого асоциального и делинквентного поведения, то исход таких гебоидных состояний, как правило, благоприят­ный, без явлений дефекта в эмоционально-волевой сфере.

Гебоидный синдром в случаях резидуально-органических психопатоподобных состояний с самого начала отличается на­личием отчетливого дефекта высших свойств личности: недо­статочностью критики, отсутствием чувства дистанции, гру­бым дефектом высших эмоций, в том числе нравственных и интеллектуальных; резким расторможением низших влечений в виде открытого онанизма, большой прожорливости. Асоци­альные поступки у таких больных, как правило, импульсивны

или совершаются под чьим-либо влиянием. Кроме того, ха­рактерно присутствие других признаков психоорганического синдрома: выраженной эксплозивности, колебаний, настрое­ния от эйфорического до злобно-раздражительного, назойли­вости, истощаемости, психической инертности. Часто встреча­ются диэнцефально-вегетативные расстройства, цереброэндо- кринная патология (ожиренце, гипертрихоз и др.)> признаки гидроцефалии с гипертензионными явлениями. В отличие от гебоидного синдрома при шизофрении, в этих случаях отсут­ствуют аутистическое поведение, специфические расстройства мышления, не наблюдается патологическое фантазирование и другие продуктивные симптомы.

Отдельные гебоидные проявления, связанные с растормо­жением влечений и заострением некоторых черт пубертатной психики, возможны у подростков с ускоренным темпом поло­вого созревания, в основном резидуального церебрально-ор­ганического происхождения (К. С. Лебединская, 1969). В их число входят эксплозивность, повышенная агрессивность, склонность к бродяжничеству и некоторым другим асоциаль­ным действиям (мелкое ворЪвство, употребление алкоголя) у мальчиков и аффективная возбудимость в сочетании с, рез­ко повышенным сексуальным влечением, сопровождающимся сексуальной распущенностью, у девочек. Однако указанные проявления составляют лишь отдельные компоненты гебоид­ного синдрома при отсутствии целостной психопатологической картины, свойственной последнему.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   82




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет