Часть 18
Просыпаюсь с чётким осознанием того, что за последние двадцать лет я
наконец-таки выспался. Вдыхаю полной грудью и заинтересованно смотрю в
окно. На улице так же пасмурно, небо затянуто светло-серыми тучами. Лёгкий
дождик всё ещё орошает всё вокруг, но зато гроза уже прошла.
Гроза!
Гермиона!
Резко сажусь и осматриваю постель.
Один.
Ужас охватывает всё тело, и я, выставив вперёд руки, рассматриваю их. Рыча,
запускаю пятерню в волосы и облегчённо выдыхаю, почувствовав короткие
пряди.
Для убедительности ещё оглядываю своё отражение в зеркале. Ричард... передо
мной Ричард.
Но где же Гермиона?
Испугалась и убежала к себе? Я ведь не трогал её, нет? Мы же просто уснули в
обнимку и всё. Я ведь не сделал ей ничего?
Отчего-то самые дурные мысли лезут в голову. И самой адекватной кажется
глотнуть зелья, прежде чем идти искать гриффиндорку.
Согласно киваю сам себе, отпиваю отвратительного варева. Применяю к себе
освежающее заклятие и отправляюсь на поиски моей гостьи.
Мысль о том, что нужно надеть хотя бы рубашку, меня даже не посетила, так
как думаю я лишь о Гермионе.
То, с каким грохотом отворилась дверь на кухне, заставило меня даже
дёрнуться. Девушка, подпрыгнув на месте, разворачивается и смотрит на меня,
застывшего на пороге.
Я делаю глубокий выдох и начинаю изучать её взглядом.
Стоит босиком в одной моей рубашке, с растрёпанными волосами, в руке ситечко
с мукой, а перед ней на столе стоит кастрюлька.
— Ричард, — выдыхает и громко сглатывает, когда я делаю шаги к ней. —
Блинчики, — шепчет, когда я останавливаюсь перед ней.
— Это моя кухня, и готовлю в ней я, — говорю спокойно и тянусь к ситечку в её
руке. Девушка удивлённо хлопает густыми ресницами, пододвигает руку вверх,
не давая мне схватить.
Я вскидываю бровь.
76/113
— Но это всего лишь блинчики, — возмущается она, и я все же тянусь вверх за
рукой девушки, хватаю за это ситце.
— Я...
— Нет!
Я даже и не понял в тот момент... она просто дёргает, а я зацепляю — и всё, что
внутри, сыплется на нас. Я фыркаю, чувствуя себя напудренным пончиком или
припорошённой снегом ёлкой.
Карие глаза девушки от ужаса расширяются. Она замирает, ожидая моей
реакции. А я лишь молчу и смотрю на неё. В моей белой рубашке, с
распущенными волосами, вся усыпанная мукой. Щёчки, носик и даже
трепещущие от волнения ресницы.
Глубокий медленный выдох. Нужно держать себя в руках. Но... но, мать твою,
какая же она смешная!
Взрываюсь и начинаю смеяться, понимая всю комичность сложившейся
ситуации.
Замечаю облегчённый выдох девушки; ещё секунда — и она сама смеётся,
рассматривая меня.
Приятно слышать её смех. Такой звонкий, чистый и заразительный. Такой
необычный, то ли по естеству, то ли для моих ушей.
Мне нравится, очень нравится...
Успокоившись, замолкаю и смотрю на неё. Гриффиндорка тоже приходит в себя
и теперь стоит и просто улыбается.
Я не знаю, что подвигло меня на дальнейшие действия. Видимо, сам чёрт
толкнул, заставив шагнуть к ней и, обхватив двумя руками её лицо, прильнуть к
губам для поцелуя.
"Раз, два, три, четыре, пять", — мысленно считаю я, как прошлой ночью, и...
щелчок. Мерлин, что я делаю?
Гермиона! Оторвавшись от её сладких губ, делаю шаг назад и поднимаю руки.
Хочу показать, что я ни на что не рассчитываю, ни на что не намекаю и ни к чему
не принуждаю.
— Прости... прости... — шепчу и так тяжело дышу, словно только что пробежал
сто кругов вокруг Хогвартса. Не могу заставить себя поднять на гриффиндорку
глаза. Ужасно боюсь видеть в них страх, отвращение или ненависть.
Ситечко отлетело на стол, заставив меня вздрогнуть, будто кто-то с помощью
Бомбарда Максима снёс стену возле меня.
— Ничего, — слышу тихий голос и не успеваю поднять взгляд, как девчонка
словно влипает в меня. Обвив руками шею, она льнёт с таким напором к моим
77/113
губам, что я пошатываюсь.
Одной рукой машинально обвиваю её талию, второй касаюсь стола, удерживая
себя на ногах. Мгновенный ступор, и я будто просыпаюсь: понимаю, что меня
целуют! Вдох через нос, и я начинаю отвечать. А она, о Мерлин, моя девочка
стонет мне в рот и, прижавшись всем телом, трётся об меня. И я готов выть от
резкого потока сносящих голову чувств. Отрываюсь от стола и обнимаю её двумя
руками. Глажу по спине, плечам, скольжу по бёдрам, обхватываю ягодицы и
прижимаю к себе ещё ближе, вызывая у неё ещё один протяжной стон.
Руки Гермионы скользят по моим оголённым плечам и выше, поглаживают шею и
зарываются в волосы на затылке, мягко массируют. Слегка надавливают,
углубляя поцелуй, и я дрожу всем телом, чтобы только не кончить от одних этих
ласк. Не разрывая поцелуй, подхватываю девушку за бёдра, и она одобряюще
обвивает меня ногами. Пара шагов — и я осторожно опускаю её на стол. Наш
стол, за которым мы обычно обедаем, ужинаем.
Мерлин, что же мы творим?
Гермиона отрывается от моих губ и принимается покрывать шею поцелуями,
отвлекая меня от ненужных мыслей.
Её руки скользят по голой груди, исследуют, поглаживают. Я стону в голос,
поскольку эта девчонка принимается не только целовать, но и покусывать мою
шею. Легонько оттягивая кожицу, тут же зализывает язычком и оставляет
лёгкие поцелуи.
Обхватывающие мои бёдра ноги сильнее прижимают меня к ней. А я с успехом
справляюсь с пуговицей на её рубашке. Скольжу под белую ткань и прикасаюсь к
ровненькому животику, поглаживаю, скольжу выше и ласкаю её красивые груди.
Сам припадаю к шее девушки и усыпаю кожу поцелуями. Глубоко вдыхаю и
ощущаю неповторимый аромат её возбуждения. Желая убедиться, скольжу
рукой вниз и провожу пальцами между её раздвинутых ножек поверх влажных
трусиков. Мокрая... для меня...
Поглаживаю её там более чувственно, и она стонет, откинув голову.
В отместку, как я предполагаю, она проводит рукой между нами поверх моих
невыносимо тесных штанов. Я рычу, а девушка не пугается, лишь хихикает и
позволяет мне на мгновение сомкнуть её ножки, чтобы снять трусики.
Справляюсь со своими брюками.
Глубокий вдох, кислород для мозга, и я снова прижимаюсь к ней. Резко вхожу и
вызываю протяжной стон, а не шипение, как в наш прошлый раз.
Замираю, прижавшись к ней. Замираю в ней. В такой тесной, такой влажной и
желанной. Чувствую, как гулко бьется её сердце, и буквально слышу, как
барабанит моё.
Северус, держи себя в руках! Спокойно. Нежно... нужно быть спокойным и
нежным. Она ведь такая хрупкая, такая ранимая. Нельзя, нельзя делать ей
больно. Удачно успокаиваю себя. Нет. Не своё желание или возбуждение, а свой
голод, голод обладания. И Гермиона будто чувствует, словно всё понимает. Тихо
прижимается ко мне и мягко целует плечи и шею.
— Гермиона, — шепчу и принимаюсь покрывать поцелуями её лицо: лоб, виски,
78/113
глаза, носик, щёки, губы, губы...
Мерлин, они невероятные!
Поглаживаю по плечам, спине. Придерживая за талию, делаю первое неспешное
движение. Девушка одобряюще стонет и даже неосознанно кивает.
Сладкая, моя волшебная девочка.
Гермиона сжимает мои плечи и так страстно постанывает, покусывая мою шею,
подбадривая меня, помогая наращивать темп. И в этот момент мою обложенную
черепицами крышу уносит в неизвестном мне направлении. Опрокидываю
девушку на стол и сам нависаю над ней, вызывая протяжное «да-а-а». Полностью
контролирую и её, и положение. Глубокими толчками буквально вжимаю
девушку в стол. Так мощно, так резко и так глубоко. Невероятно, просто
неописуемо...
Кажется, с края стола падает тарелка, но мне всё равно. На всё! Пусть хоть
Поттер со всем Орденом появится в комнате, да хоть сам Тёмный Лорд. Мир
прекратил своё существование. Только она... так сладко постанывающая на
каждый мой рывок, на каждый поцелуй и прикосновение.
Гермиона.
— Ричард, — хнычет и извивается подо мной, сильнее прижимая к себе ногами.
Бог ты мой...
Моё тело отзывается на её взрыв, и я присоединяюсь к ней, разделяю с ней наше
удовольствие. Еле держась на локтях, опускаю голову девушке на плечо.
Оба дышим так, словно только что бежали от разъяренного гиппогрифа.
Минута тишины — и гриффиндорка начинает смеяться, вызывая в моём теле
тёплую волну. Мои мысли, что ли, услышала?
— Гермиона? — Приподнимаю голову, заглядываю в глаза. — Ты чего?
— Это были самые лучшие блинчики, которые я когда-либо готовила, —
выдыхает девушка и вновь смеётся, а я вместе с ней.
Да, такого завтрака у меня еще не было... Мерлин, а всё началось с безобидных
блинчиков!
Успокаиваюсь. Улыбаюсь. Заглядываю в её глаза. Гриффиндорка улыбается в
ответ, и в её карих глазах я вижу искорки.
Такая тёплая.
Склонившись, целую в щёки, в лоб, в носик. Провожу носом по щеке к виску,
целую. Хочу быть нежным. Показать: всё то, что сейчас произошло, не просто
минутная страсть и похоть.
Я имею к тебе чувства, девочка, не только желание. И, кажется, она понимает.
79/113
Улыбается, поглаживает по щеке и целует в лицо в ответ.
Просовываю руки ей за спину и помогаю сесть. Обнимаю, прижимаю к своей
груди. Руками скольжу по спине. Запоздало приходит мысль о том, что она могла
поцарапаться о стол во время...
Пытаюсь руками исследовать её спину, поясницу, даже заглядываю через плечо.
— Гермиона, — голос такой хриплый, даже не узнаю. — Тебе не было больно? —
спрашиваю и замираю.
— Нет, — отстраняется, заглядывает в глаза, — всё хорошо. Всё просто
прекрасно, — улыбается и поглаживает по плечам.
— Хорошо, — выдыхаю и принимаюсь поправлять нашу одежду: свои штаны, её
стянутую рубашку.
— Пять минут, и блинчики будут готовы, — усмехаюсь и разворачиваюсь к печке.
Гермиона не возражает.
С ухмылкой беру закатившееся ситце. Доделываю тесто и включаю сковородку.
Наливаю тесто, завариваю чай. Ещё пара минут — и я ставлю тарелку с готовыми
блинами перед девушкой. Она уже сидит на стуле, опустив голову на сложенные
на столе руки. Такая уставшая.
— Спасибо, Ричард, — улыбается. Я лишь киваю и опускаюсь напротив.
Завтракаем мы в тишине. И эта тишина не кажется мне какой-то неудобной. Нет.
Так спокойно и так правильно.
В голове небольшой кавардак. Я ведь ни к чему её не принуждал, не было
никакого уговора с ядом. Было лишь желание... её и моё. Гермиона...
Я даже и не замечаю, как мы оба оказываемся возле мойки, справляемся с
грязной посудой, с сушкой.
Я вздрагиваю, когда Гермиона берёт меня за руку. Замирает, смотря в мои глаза,
словно пытаясь заглянуть в самого меня. Тяжело выдыхает, стянув бровки. Я
прикасаюсь свободной рукой к её щёчке, мягко поглаживаю, потянувшись,
целую в висок и обнимаю. Просто обнимаю, вызывая у неё вздох.
Ещё не время, моя девочка, ещё не время...
80/113
|