Второй шанс

полюбить меня и, главное, за что? Уже в школе испытывала ко мне уважение и 
доверие — это её слова. Неужели она, ещё нося школьную форму, 
присматривалась ко мне? Я вот на неё обращал ни больше и ни меньше 
внимания, чем на других студентов. И за это слава всем святым, педофилии мне 
ещё в списке грехов не хватало...
Но ведь теперь... Да, она молода, но уже не школьница и не наивная девочка. 
Признаюсь хоть самому себе, что в Хогвартсе всегда считал её взрослее и, чего 
уже скрывать, умнее своих сверстников. 
А тут ещё и война. Заставила окрепнуть духом и бороться... бороться за жизни 
других. А потом ещё этот Уизли... Делать с ней такое. 
Сжимаю зубы и стискиваю вилку. Кажется, делаю это слишком резко, поскольку 
Гермиона поднимает голову. 
— Пересолил, кажется.
— Нет, — бросает взгляд на свою пустую тарелку и крепче обхватывает кружку с 
горячим чаем. Поджимает губу и не отрывает от меня своих карих глаз. 
— Я так жалела, что не смогла помочь вам тогда, — тихо начинает Гермиона, но 
я вздрагиваю, почувствовав такие сильные эмоции в голосе. — Так себя 
ненавидела за то, что оставила вас там умирать, даже не попыталась помочь...
— Гермиона, — выдыхаю, но она прерывает, махнув головой: 
— Как вы выжили?
— Я знал, что умру. Но умирать не хотелось, — усмехаюсь. — У меня было чем 
спастись после вашего ухода... Из мёртвого Пожирателя сделал свою копию и 
исчез, — признаюсь моей девочке и чувствую такое невероятное облегчение. Эти 
слова так долго застревали в горле и лишь теперь получили свободу. 
— Всё начиналось так незначительно. Уважение и доверие — вы ведь помните? 
— продолжает она, и я киваю. — Но потом, после войны, я успокоилась, — 
выдыхает. 
— Знаете, во время войны словно в шторме, словно бьешься о скалы, 
перемещаешься с места на место, ищешь, спасаешь, спасаешься, борешься. 
Такой кавардак в голове, на душе, в чувствах. А вот после войны, после победы 
всё так улеглось. На душе был штиль. И в моем сознании важные и дорогие для 
меня люди выстроились в ряд. Гарри, Рон, Джинни, Невилл, Луна и вы. Вы были 
на первом месте, профессор. Но вас уже не было. Вы умерли, — шепчет, и слёзы 
стекают по её щекам, а я молчу, вообще не дышу, боясь прервать её исповедь. — 
Это невыносимо — любить мертвого. 
Эти слова заставляют меня вздрогнуть. 
Моя девочка, я знаю о твоих муках, я понимаю. Я любил.... и это ужасно. 
— Не прикоснуться, не обнять, даже не выразить своих чувств... Я не скажу, что 
я не любила Рона. Любила, но как друга. И когда он сделал предложение, я 
согласилась, не сумев выдержать одиночества и вас, истекающего кровью в 
92/113

моих снах. А потом свадьба, ребенок и Рон с его, — она запинается, — 
попытками. И мне так захотелось к вам, — Гермиона обнимает себя за плечи, — я 
знала, что вы защитите, утешите... Странно получилось, не правда ли? Вы 
удерживали меня здесь каждый раз, когда я пыталась отправиться к вам на тот 
свет, — усмехается. 
— Злой рок или подарок судьбы, — тихо шепчу я, и она, кажется, меня не 
слышит. Отрывается от меня, вернувшись из воспоминаний, встряхивает 
головой. 
— Вы живы. И я очень рада, — выдыхает немного взволнованно. — Я больше не 
буду вам мешать. Навязывать свою любовь, свои чувства. У вас и так столько 
хлопот было из-за меня. Спасибо вам за всё, — бросает и, поднявшись со стула, 
разворачивается к двери и делает поспешные шаги. 
— Стоять!
Приказываю я, не изменяя своим школьным манерам. Замирает. Прилежная 
ученица. 
Подхожу и еле сдерживаю ругань. Останавливаюсь за её спиной. Обнимаю за 
плечи и зарываюсь носом в волосы, нахожу ушко. 
— Вот так вот, да? Развернулась и ушла. И не стыдно, а?
— Что? — взволнованно выдыхает. 
— Что — что? Оставлять меня одного, влюблённого в тебя, — это по-
гриффиндорски, да?
Девчонка шумно выдыхает и берётся за мои руки. Но я держу. 
— Молчи, Грейнджер. Сам в шоке. По двум причинам. Первая — ты любишь меня, 
и вторая — я люблю тебя. Ну, где это видано, а?
Смеётся и... и плачет. Разворачиваю к себе и прижимаю к груди. 
— Бессовестная, — шепчу в ухо, — и что, вот так вот бы и ушла?
— Северус, — хнычет, и обнимает крепче, сильнее, и рыдает так горько, и я 
понимаю, что хватит елозничать. 
— Ну, полно, Гермиона, полно, моя девочка. Если ты действительно хочешь 
остаться со мной, я постараюсь сделать тебя счастливой, Гермиона. 
— Хочу, — всхлипывает, — всегда хочу быть рядом с тобой. В хижине, в лесу, 
хоть на необитаемом острове... Лишь бы ты был рядом... живой, живой, прошу...
Сам поджимаю губу. Ну откуда в ней, в такой маленькой, столько слёз?
— Гермиона...
Даже и не слышит. Рыдает! Вот же занимательное занятие. Устало выдыхаю и 
несу мою Плаксу Миртл в спальню. Ложусь вместе с ней, услужливо 
93/113

предоставляю грудь.
— Поплачь, моя хорошая, поплачь...
Просыпаюсь оттого, что чувствую, как что-то тёплое очерчивает нос и гладит по 
щеке. Открываю глаза и замечаю, как дёргается девичья рука, а сама девушка 
утыкается в шею, притворяясь спящей.
Улыбаюсь и обнимаю крепче за талию, поглаживаю по спине. 
— Можно... мы не будем пока заниматься этим? Я хочу немного привыкнуть... — 
шепчет тихо, не поднимая головы. 
Шумно выдыхаю, поглаживаю по гладким волосам. 
— Могла бы даже и не просить об этом. Всё будет лишь тогда, когда ты 
захочешь, Гермиона, — целую в висок и чувствую, как она расслабляется, льнёт 
ещё ближе, не боясь. 
И я улыбаюсь. Так хорошо быть самим собой. Так хорошо быть с любимой. 
— Ты ведь уже успокоилась, — не спрашиваю, утверждаю. Проревев с полчаса, 
она уснула, а я вместе с ней. — Предлагаю сходить в деревню, взять что-нибудь 
вкусненькое и посидеть на озере. 
— Озеро? На то озеро?
Я киваю. 
— Да, хочу, — улыбается, заставив мое сердце стучать сильнее, и выскакивает в 
свою спальню приводить себя в порядок. 
Призываю из ванной комнаты свою мантию, нахожу последнюю бутылочку с 
оборотным зельем. Чертыхаюсь. Вновь придётся свою продукцию покупать. 
Кстати, что там в шкафу творится? Заглядываю в тумбочку и только успеваю 
зажать себе нос. Простыми чарами очищения не отделаться. Проще выкинуть, а 
вообще, пора всё кардинально менять. 
— Пойдёмте? 
Я удивлённо кошусь на гриффиндорку. Поднимаюсь и подхожу к девушке, 
обнимаю за талию и притягиваю к себе. 
— Я — Северус, Гермиона. И ко мне на "ты". Я ведь больше не твой профессор, — 
говорю тихо и ловлю её напряженный выдох. 
Напугал? 
Отстраняюсь, хочу заглянуть в глаза, но она сильнее прижимается, обвив руками 
и мягко поцеловав в шею. 
— Хорошо, Северус, — тихий шёпот, и улыбка растягивает мои губы. 
94/113

жүктеу/скачать 447,38 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: