Второй шанс

Я чуть не давлюсь отпитым кофе и, не сдерживаясь, громко смеюсь, кажется, 
тоже привлекая к себе внимание.
— Кхм, ох уж эти анекдоты в рубрике «Развлечения дня», — оправдываюсь вслух 
и вновь скрываюсь за развёрнутой газетой.
— Гермиона, — рычит Уизли.
— Гермиона не претендует на дом или на земельный участок в общем, — 
перебил Рона Брук. — Она хочет забрать лишь свои вещи: одежду, обувь, 
туалетные принадлежности. Книги. Все, кроме трёх о квиддиче. Она 
утверждает, что они ваши, мистер Уизли. И Гермиона настаивает на письменном 
столе из красного дерева, который стоит в её кабинете. Всё.
— Ой, добавь, пожалуйста, ещё в список Макклауда.
— Кого? — в один голос спрашивают мужчины.
— Цветок в горшке, который на кухне стоит. Ты его не поливал никогда. 
Зачахнет.
— Мистер Уизли, вы не против?
— Нет, — бурчит тот.
А я про себя отмечаю: поливать Макклауда.
— Гермиона, — тяжело выдыхает рыжий, — давай уединимся и спокойно 
поговорим. Развод — это не выход.
Я напрягаюсь, ожидая ответа моей девочки.
— Нет, Рон. Я уже приняла решение. Я больше не хочу быть с тобой. Не хочу быть 
твоей женой и иметь что-либо общего. И вообще видеть тебя не хочу. Если бы не 
эта формальность, — гриффиндорка тычет пальцем в бумаги, — я бы...
— Что? Дальше где-то развлекалась? Написала прощальное письмо и смылась. 
Гарри маялся, паниковал, а я знал, что ты свалила, чтобы на стороне потр...
Я настолько резко встаю, что ножки стула скребут по полу.
— Не нужно! — громко перебивает его Гермиона, и я понимаю, что она 
обращается ко мне. 
Тяжело выдыхаю, сажусь.
— Что не нужно? — фыркает Уизли.
— Не нужно делиться своим мнением насчёт того, где я была, — уже тише 
добавляет Гермиона. — Резала себе вены или изменяла тебе, это тебя не должно 
волновать. Подписывай, Рональд! — шаркают бумаги, стучит ручка.
— Не буду.
101/113

— Будешь. Не захочешь — наложу Империус.
— Будет недействительным.
— Прокляну тебя.
— Не посмеешь!
— О-о-о, посмею. Ещё как посмею, — говорит тихо и опасно. — Сделаю так, что у 
тебя больше никогда не встанет, мой дорогой.
Ох, моя красавица! Слышу нервный глоток этого ублюдка и то, как скрипит 
ручка по бумагам.
— Поздравляю, мисс Грейнджер. Всего доброго, — собрав бумаги, Брук исчезает.
На пару минут обрушивается тишина.
— Он что, твой любовник?
— Нет, Рон, — уставший голос.
— Так ты мне изменяла?
— Ох, Рональд, тебя только это волнует? — выдыхает Гермиона и призывает 
официантку. — Кофе, пожалуйста.
— А мне чай зелёный. Гермиона, может, попробуем сначала?
— Ты издеваешься?
— Ну, не всё ведь было так плохо. Лишь в последнее время...
— Ты насиловал и бил меня всего лишь, с кем не бывает, — хмыкает.
— Гермиона...
— Ваш заказ, — официантка подходит с двумя блюдечками и поспешно 
удаляется.
— Рон, всё изначально было плохо. Слушай внимательно, дам несколько советов. 
Впредь, когда будешь заводить новые отношения и заниматься сексом, думай не 
только о своём удовольствии, но и об удовольствии партнёрши.
— Гер...
— За всё время нашего взаимного секса я ни разу, ты слышишь, ни разу не 
доходила до пика. Не позорься и доводи своих партнёрш до оргазма, — 
выпаливает девушка, заставив парня замолчать, а меня — счастливо 
улыбнуться.
Моя девочка. 
102/113

— Никогда, слышишь, Рональд, ни при каких обстоятельствах не нужно заливать 
и обмазывать слюнями ухо партнёрши. Никогда. Ушко у большинства девушек 
сверхчувствительное и требует нежных, почти невесомых прикосновений, от 
которых можно с лёгкостью завестись. Лёгонькое касание мочки, такое же 
лёгкое покусывание, нашёптывание чего-нибудь приятного принесёт лучший 
результат. И третье, — тяжело выдыхает, отпивает кофе. — Рональд, грудь — 
это тоже очень чувствительная зона. Её не нужно мять, как мячик. Это не 
квоффл. Я понимаю, что ты самец и что тебе нужно потискать всё самое 
интересное, но ведь можно быть нежнее. Не сжимать округлость, а 
поглаживать; не выкручивать соски, а потирать. Попробуй, может, и тебе 
понравится.
— А я смотрю, у тебя был хороший учитель! — фыркает он.
— У меня был отличный учитель, Рональд! — сладко отвечает девушка, и я 
улыбаюсь.
— Изменница, — бурчит Рон.
— Молчи. Иначе накатаю заявление о домашнем насилии, — не остаётся в долгу 
Гермиона.
Пара секунд тишины — и они, к моему удивлению, смеются.
— Почему ты не говорила этого раньше?
— Я просто не знала, что можно по-другому. Я ведь доверяла тебе, Рон. А ты был 
таким эгоистом, а потом стал ещё и козлом.
— Гермиона... прости меня, пожалуйста. То, что я делал, — глубокий вдох и 
выдох, — то, что я делал с тобой... я не должен был. Я понял это лишь потом, 
когда ты исчезла. Что же я делал с моей маленькой, беззащитной Гермионой? Я 
ведь любил тебя, правда. Всем сердцем. День нашей свадьбы был самым 
счастливым в моей жизни... и ты, немного грустная, но такая моя, родная, чистая 
и нежная. А потом этот ребёнок. Гермиона... Для меня это было таким 
потрясением. Я рос в большой, счастливой семье и такую же семью хотел и для 
себя, для нас... и я так злился. Мой первый малыш... его не стало… злость. Но 
тому, что я делал, нет оправдания. Бить, насиловать... как я мог опуститься до 
такого? Как я мог делать такое с тобой? Гермиона, прости меня, пожалуйста, 
прошу тебя...
— Я благодарна тебе за то, что ты высказался, Рон. Но пока простить я тебя не 
могу. После потери малыша ты, — чуть ли не рычит, — ты должен был быть 
рядом, поддерживать, а не мучить. Это ведь и мой ребёнок был...
— Гермиона...
— Не смей! — рычит и, кажется, отдаляется от него. — После твоего общения я 
боялась прикосновений. Поэтому не смей. Только позволила себе чувствовать. 
Будь счастлив, Рон. Надеюсь, что увидимся ещё не скоро.
— Ты хочешь, чтобы я ушёл?
— Да, — твёрдо.
103/113

— Хорошо. Пока, Гермиона, — скрипит стул.
— И, Рон, — парень наклоняется, — ещё раз попробуешь кого-нибудь 
изнасиловать — останешься без своего «достоинства».
— Я понял, — короткий кивок — и он уходит.
Слышу глубокий вдох, и я поднимаюсь, обхожу стенку и опускаюсь возле неё. 
Гермиона пытается улыбнуться мне. Но получается фальшиво.
Поджимаю губу и поворачиваюсь к двери.
Догнать бы этого ушлёпка и преподать хороший урок. Сжимаю зубы и слегка 
вздрагиваю, когда тёплая рука моей девочки опускается на мою.
— Не нужно. Он не стоит этого, — просит.
Выдыхаю. Неужели мои эмоции отражаются у меня на лице?
— Пойдём отсюда, — просит, и я не смею отказать.
Оставляю деньги за два столика и следую за ней к выходу. Она идёт впереди, 
выходит из кафетерия и, перейдя узкую дорогу, входит в не менее широкий 
переулок. Ещё пара шагов, и отсюда можно будет трансгрессировать.
Внимательно смотрю на неё. Шумный выдох — и её ровные плечики опускаются, 
ещё вздох — и Гермиона хватается за стенку, ещё шаг — и я еле успеваю 
подхватить её. С такой болью начинает рыдать, схватившись за ткань мантии на 
моей груди.
Моя сильная хрупкая девочка.
— Ш-ш-ш, все хорошо, Гермиона, — прижимаю крепче, пытаюсь успокоить.
— Как он мог... мой друг, мой Рон, как он мог так поступать со мной? — шепчет 
сквозь слезы, и я поджимаю губу — так больно смотреть на нее.
— Я не знаю, Гермиона. Я просто понятия не имею, — шепчу ей в тон. — Но всё 
будет хорошо, он больше не обидит тебя. Больше никто не обидит тебя...
Подхватываю содрогающуюся девушку на руки и исчезаю вместе с ней в хлопке.
Нас ждут дом и успокаивающий чай с мятой.
104/113

жүктеу/скачать 447,38 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: