А. Мырзахметов атында

Мақалада кәмелетке толмағандардың топтық қылмыскерлік жағдайы мен ұғымы қарастырылады. Ересек адамдардың қылмыскерлік өзара байланысы зерттеледі, сонымен қатар кәмелетке толмағандардың қылмыскерлік жағдайға байланысты криминологиялық бағасы беріледі.

Concept and position of minors’ grouped delinquency is discussed in the given article. There is investigated a criminal relation of age groups and also given a criminological value of underaged delinquency.

В Республике Казахстан одной из актуальных проблем последнего времени стала тема детской подростковой преступности, которая, по статистике МВД РК, крайне активизируется в данное время. Подростковый возраст – один из самых сложных периодов развития личности. Несмотря на относительную кратковременность, этот период практически определяет дальнейшую судьбу каждого человека. В целом по данным Комитета по правовой статистике и специальным учетам Генеральной прокуратуры Республики Казахстан в 2010 году до 207 (61% от общего числа) возросло количество преступлений, совершенных в группе несовершеннолетними. Из них смешанными группами, в состав которых входят учащиеся школ, совершено 94 преступления (45%), 113 (54,5%) – группами, состоящими только из числа несовершеннолетних, в том числе учащихся школ [4]. По численному составу наибольшую распространенность прибрели группы несовершеннолетних из 2-4 человек. Преступные группы численностью более 5 человек формируются в основном под влиянием взрослых и характеризуются элементами организованности. Групповой характер преступности несовершеннолетних во многом определяется психологическими особенностями поведения человека в группе. Совершая преступление в группе, человек в известной мере теряет присущие ему индивидуальные черты. Его поведение больше определяется психическим комплексом, свойственным группе в целом. Самый отъявленный хулиган в одиночку, как правило, не представляет для окружающих особой опасности. Однако стоит ему оказаться среди своих единомышленников, у него возникает немотивированное проявление агрессии по малейшему поводу, а иногда и без оного. Одновременно проявляется тенденция интеграции и дифференциации групповой преступности несовершеннолетних. С одной стороны, все большее количество преступлений совершается несовершеннолетними с участием ранее судимых взрослых, происходит активное внедрение в подростковую среду «авторитетов» преступного мира. С другой стороны, заметна тенденция к автономизации преступности несовершеннолетних от преступности взрослых. В результате интересы группы несовершеннолетних преступников сталкиваются с интересами взрослых преступников в сфере рэкета, наркобизнеса, проституции и т.д. Возрастает криминальный профессионализм несовершеннолетних преступников. Эта особенность проявляется в наличии у них универсальной специализации, приобретении ими уголовной квалификации. Преступная деятельность становится для некоторых групп несовершеннолетних основным способом проведения досуга [5].

Таким образом, групповая преступность несовершеннолетних это совокупность преступлений, совершенных на определенной территории в тот или иной период времени, группой лиц в возрасте от 14 до 18 лет.

Также, групповую преступность несовершеннолетних можно определить как самостоятельный вид преступности, характеризуемый особенностями количественных и качественных показателей ее состояния и развития, обусловленный, прежде всего личностью преступника, в основе поведения которого лежат эгоцентрические мотивы и неустойчивая психика. Активное влияние преступности в целом возросло на динамику и состояние групповой преступности несовершеннолетних, так как преступность старших групп пополняется за счет несовершеннолетних лиц.

Предотвращение возникновения таких групп – одно из главных направлений борьбы с групповой преступностью несовершеннолетних.
ЛИТЕРАТУРА

1. 
   Алауханов Е. Криминология. Учебник. – А. Атамекен 2008. - 429 с.
   
2. 
   Понятие и состояние групповой преступности несовершеннолетних // www.kisi.kz
   
3. 
   Групповая преступность несовершеннолетних: основные тенденции и проблемы предупреждения Ю.Р. Орлова // www.jurist.kz
   
4. 
   Статистика зарегистрированных преступлений в Казахстане данные Комитета по правовой статистике // www.nashaagasha.org
   
5. 
   К. Исенгулов «Казахстан» омолаживает» преступность»//www.allpravo.ru
   

Мақала заң ғылымдары бір қатарының ұғымдық аппаратында қолданылатын кешендi әлеуметтiк – заң дәрежесі ретінде қылмыс мәнін зерттеуге бағытталған.

The article considers the nature of crime as a complex socio-legal categories used in the conceptual apparatus of a number of legal sciences.

Термины «криминал», «криминальный» заимствованы из латинского языка: crimen - преступление, criminalis - относящийся к преступлению. Понятия «преступление» и «преступность», обозначающие соответствующие социальные явления, привлекали и привлекают внимание философов, социологов, правоведов и трактуются ими далеко неоднозначно. В этой связи П. Таппен («юрист-социолог», по его собственному выражению) подчеркивал, что «существующая путаница в определении такого важного понятия, как преступление, внушает тревогу» [3, c. 96].

«Самое точное и наименее двусмысленное определение преступления, - писали американские криминологи Майкл и Адлер еще в начале XX - это то, согласно которому преступным признается поведение, запрещенное уголовным кодексом... Юридическое определение преступления является не только точным и недвусмысленным, но также и единственно возможным определением» [4, c. 28].

В отечественной юридической науке наиболее отчетливо жесткий нормативно-юридический подход проявился в позиции Н.Ф. Кузнецовой, утверждавшей: «Что преступно, определяет исключительно уголовный закон. Не существует собственно криминологических понятий преступлений. Поэтому попытки создать отличные от уголовно-правовых понятия преступлений не перспективны» [6, c. 34].

Следует заметить, что существует и иная точка зрения, согласно которой объективно невозможно определить преступность (преступление), абстрагируясь от уголовного закона, поскольку вне связи с ним, за его пределами социальная наука не может оперировать этими категориями. Так, по мнению Я.И. Гилинского, с позицией которого трудно не согласиться, вообще не существует преступлений per se (самих по себе), ибо непротиворечивое определение преступления (преступности) вообще невозможно в силу того, что оба критерия – «опасность для общества» и «уголовная наказуемость»- лежат в разных плоскостях и являются релятивными.

Ученые-юристы (в отношении к «mala in se»), как и сам законодатель (при формировании «mala prohibita»), при отнесении тех или иных видов поведения к категории преступного, руководствуются чисто субъективными соображениями. Нет необходимости доказывать, что такой метод с научных, гносеологических позиций не может быть признан корректным.

Разрешение данного противоречия известный теоретик права проф. Л.И. Спиридонов видел в том, что «закон - не единственный источник права; им может быть обычай, судебный прецедент, нормативный договор и т.д.», поэтому преступление характеризуется как деяние, нарушающее не просто уголовный закон, уголовно-правовой запрет, но и «юридические предписания уголовно-правового характера вообще», поэтому юридическая наука «рассматривает преступление, прежде всего, как социальный факт, т.е. интересуется им как социально опасным посягательством отдельного субъекта на установившийся в обществе порядок отношений между людьми, коллективами, между личностью и коллективом» [6, c. 44].

Преступление как юридический (криминальный) конфликт представляет собой юридически значимое отношение, имеющее сложный субъектный состав. Можно провести классификацию субъектов по различным основаниям. По характеру интереса, реализуемого в процессе юридического конфликта, выделяются: субъекты, реализующие в рамках конфликта непосредственные интересы (противоборствующие стороны); субъекты, отстаивающие в рамках конфликта чужие интересы; субъекты, отстаивающие в конфликте публичные интересы (органы и должностные лица, осуществляющие правоприменительную деятельность).

Криминальный конфликт имеет двойственную юридическую природу, две взаимосвязанные системы отношений. Первая из них представляет собой не­посредственно само преступление - противоборство преступника с потерпевшим (если таковой имеется) и государством. Данное противоборство является юридически значимым материальным отношением и одновременно юридическим фактом, порождающим возникновение процессуального отношения по поводу привлечения правонарушителя к ответственности.

В связи с тем, что криминальный конфликт, как правило, является сложным - включает в себя материальную (само преступление) и процессуальную (предварительное следствие и судебное разбирательство) составляющие, он имеет и сложный объектный состав, в котором можно выделить первичный и вторичный объекты. Первичным объектом криминального конфликта выступает объект преступления - то, на что посягает преступник, совершая противоправное деяние. В качестве вторичного объекта криминального конфликта выступают права и обязанности лиц - адресатов правоприменительного акта (например, действия преступника по возмещению причиненного вреда, либо отбывание наказания в виде лишения свободы).

Анализ теоретико-правового и социального аспекта юридического конфликта, позволяет оценивать это явление как способ выявления и разрешения противоречий. Конфликт и его последующее разрешение и является одним из путей выхода из сложившейся ситуации. В этой связи необходимо сде­лать три уточняющих замечания, имеющих принципиальное значение.

Во-первых, социальный конфликт как специфическое средство разрешения противоречий является движущей силой развития общества. В этой связи любой конфликт следует рассматривать в единстве его деструктивной и конструктивной сторон. На это обращают внимание практически все ведущие ученые, исследовавшие те или иные аспекты конфликтов, возникающих в обществе: К. Маркс, М. Вебер, В. Парето, Р. Дарендорф, Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Л. Козер, А. Г. Здравомыслов, Н.В. Кудрявцев и др.

Во-вторых, для социальной характеристики конфликта чрезвычайно важное значение имеет способ его разрешения. Очевидно, что любая конфликтная ситуация, затрагивает ли она интересы двух участников либо интересы социальных групп, регионов, этносов, полиативна по «сценарию» начала, развития, завершения. Например, мирное начало конфликта может перерасти в его криминальное продолжение и криминальное же завершение. Сам способ разрешения конфликтной ситуации может носить мирный или насильственный характер.

В-третьих, социальный конфликт обладает свойством структурирования вокруг себя более широкого социального окружения, «втягивания» в конфликт новых участников. В качестве таких новых участников конфликта могут выступать и отдельные лица (например, родственники одного из участников конфликта; должностные лица, уполномоченные на решения конфликта) и целые социальные общности (например, соседние регионы), для которых продолжительность, формы и методы разрешения конфликтной ситуации имеют чрезвычайно важное социальное значение.

Преступность как массовое явление не может не нести в себе те или иные социально значимые свойства или признаки, которые отличают преступление. Это касается в первую очередь деструктивное преступности и ее свойства структурировать вокруг себя более широкое социальное окружение.

Первое свойство проявляется в том, что не отдельное преступление, а именно преступность приобретает характер ведущей угрозы национальной безопасности не только, и даже не столько в силу массового совершения отдельных видов или групп преступлений, сколько в силу заложенного в ней стремления к насилию, разрушению, деформации основных социальных ценностей, отношений, государственных и общественных институтов.

Второе свойство проявляется в том, что не отдельное преступление, а именно преступность, порождая особый тип субкультуры - криминальную, постоянно «подпитывается» теми, кто эту субкультуру принимает и разделяет. Возникает криминализация общественного сознания значительных групп населения и это придает преступности именно как массовому явлению способность к самосохранению и саморазвитию. Эта способность деструктивна и разрушительна для общества, поскольку преступность как вид массового поведения и особый тип субкультуры не приемлет «мирных вариантов» разрешения противоречий с иными видами массового поведения и иными типами субкультур, не приемлет подчиненных или паритетных отношений с обществом, а стремится к диктатуре над ним, оказывая на общественное, в том числе и правовое, сознание системное, разрушительное по своему характеру, воздействие, ориентированное на формирование криминального сознания и криминализацию общественных отношений.

Что же общество и государство может противопоставить этому конфликту? Как это странно ни прозвучит, но первое, что может сделать государство - это признать или не признать тот или иной вид поведения общественно опасным и уголовно наказуемым. Вспомним известную формулу древнеримских юристов: «Ex senatusconsultis et plebiscites crimina exercentur» преступления возникают из сенатских и народных решений. Широко известно и высказывание К. Маркса о том, что «само по себе право не только может наказывать за преступления, но и выдумывать их» [7, c. 516].

Следует иметь ввиду, что общество может признать или не признать такую позицию законодателя в силу различных причин: исторических и национальных традиций, уровня развития общественного правосознания и социальной активности населения, экономической ситуации в стране и т.д. и т.п. Например, кормление домашнего скота зерном в обыденном сознании большинства сельского населения Казахстана никогда не могло рассматриваться как преступление, хотя законодатель на определенных исторических этапах считал наоборот. Подобных примеров применительно к различным народам и типам правовых систем можно привести не мало, что и будет сделано в дальнейшем. Пока же, отметим, что древнеримская юридическая формула и марксово высказывание как бы охватывают две фундаментальные проблемы теории государства и права, имеющие непосредственное отношение к предмету нашего исследования.

Из этого свойства вытекает важный вывод о том, что при всей значимости правомерного поведения граждан как условия сокращения преступности и правонарушений, утверждение режима законности и правопорядка начинается с правомерного «поведение» самого государства, легитимности образования органов государственной власти, четкости юридической нормированности их компетенции, предметов ведения, прав и обязанностей. Нарушение этого принципа приводит к еще одному варианту конфликта интересов отчуждению государственного аппарата от общества, делигитимации государственной власти, которая в глазах населения становится преступной.

Отмеченные обстоятельства на теоретико-методологическом универсальном уровне понимания общественного бытия и правовой реальности, позволяет рассматривать преступность как самотождественное явление, обусловленное исторической относительностью, изменчивостью, качественной, содержательной неоднородностью деяний, признаваемых преступными в том или ином обществе, в тот или иной исторический отрезок времени, т.е. как некий «социальный конструкт», [27, c. 5] продукт договоренности или субъективных решений (конвенциональность социальных девиаций). С этих позиций преступность всегда выступает как некий социальный конфликт между обществом и государством по поводу признания или непризнания тех или иных форм поведения преступными, конфликт между провозглашаемыми и охраняемыми уголовным законом социальными ценностями и «поведением» самого государства по обеспечению их реальной защищенности, конфликт между нормативно закрепленными формами и методами противодействия преступности и практикой их реализации институтами государства.

Наличие конфликта предполагает и варианты его разрешения, варианты противодействия преступности. Их рассмотрению будут посвящены специальные разделы диссертации, пока же отметим следующее.

Первое. Для постмодернизма в западной, а отчасти и отечественной, социологической и правовой науки характерен значительный скепсис в вопросах перспектив противостояния общества и преступности, ибо сама социальная реальность девиантна. Неслучайны поэтому и весьма пессимистические выводы о том, что феномен девиации - интегральное будущее общества, и следует отказаться от надежд, связанных с иллюзией социального контроля, что обществу придется адаптироваться к господству криминальных структур. Теоретический скептицизм ученых, а также реальная практика обеспечения правопорядка в значительной мере стимулировали выводы Национальной Комиссии США по уголовной юстиции, предложившей «изменить повестку дня уголовной политики от войны» к «миру». Что скрывается за этой рекомендацией, о каком «мире» идет речь? Если под этим подразумевается адаптация к господству криминальных структур, то едва ли найдется достаточное количество государств, кроме разве что так называемых государств «наркодемократии», [8, c. 49] согласных с такой постановкой вопроса. Едва ли возможен и такой мир, в основе которого лежит паритет между криминалитетом и обществом, своеобразное разделение властей, одной из которых являются криминальные сообщества и лидеры преступного мира или мафия как уголовно-политический институт.

Остается, следовательно лишь один вариант, когда государство и общество в целом, не ставя перед собой утопических задач по ликвидации преступности, обеспечивают такой уровень контроля над патологическими социальными процессами, при котором они не преобладают над процессами созидательными, вызывая в общественном организме необратимые изменения, представляющие реальную угрозу национальной безопасности и ставящие государство на край гибели.

Второе. Противодействие преступности в контексте конфликтологической теории выступает процессом, который отличается одновременно и уникальностью и универсально, жесткостью и гибкость, бескомпромиссностью и компромиссом. Спектр проявлений этой фактически философской, социологической и юридической многогранности весьма разнообразен. Например, конвенциальность преступного - своего рода компромисс между историческими традициями признания тех или иных поведенческих форм нежелательными, общественно-опасными для государства и общества (национальный компонент), идеологическими представлениями о недопустимости тех или иных форм поведения (политический компонент) и культурно-идеологической глобализацией и известной унификацией правовых систем, декларирующих те или иные формы поведения как общественно-опасные (наднациональный, общецивилизациопный компонент).

Отмеченные обстоятельства предполагают более глубокое изучение широкого комплекса вопросов, связанных с формированием и реализацией научных идей и представления о сущности, содержании и формах противодействия преступности.

1. 
   Шестаков Д.А. Криминология на рубеже двух тысячелетий // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 1999. № 2
   
2. 
   Дашков Г., Долгова А., Серебрякова В. Криминологические исследования в России / Криминологические исследования в мире. М., 1995.
   
3. 
   Tappan. P.W. Who is the Criminal, American Sociological Review, 12, February, 1947
   
4. 
   Социология преступности: Пер. с англ. М.: Прогресс, 1966
   
5. 
   Криминология: Учебное пособие / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой. М.: Зерцало, ТЕИС, 1996
   
6. 
   Криминология. Учебник / Под ред. В.Н. Бурлакова, В.П. Сальникова. СПб.: СПб. Академия МВД России, 1998
   
7. 
   Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 13
   
8. 
   Глинкин А.Н. Латиноамериканский наркобизнес в международной структуре незаконного оборота наркотиков // Латинская Америка. 1996. № 4