Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Хорош подарочек троюродным! - воскликнул Иван Прокофьевич с непонятным злорадством.
Доставлю к морскому брегу, облобызаю на прощанье и перекрещу. А сам останусь на чужбине сиротой бесприютным прозябать. Ох, тошно Афонюшке на чужой сторонушке [Акунин, 2009а, с. 20].
Эти включения маркированы эксплицитно и носят эстетическую функцию.
Мифологические претексты.
В истории убийцы Соболева Ахимаса [Акунин, 2009б] присутствуют элементы биографии известного героя «Илиады» [Гомер, 2012] и других героических сказаний древних греков: слегка измененные имена родственников и названия (Ахимас, Пелеф, Фатима, Хасан, Скировск - Ахиллес. Пелей, Фетида, Хирон, Скирос), смерть от ранения в ногу и т.д.:
Был долгий, тягостный разговор с отцом. Глаза Пелефа, такие же светлые, как у сына, стали сердитыми и грустными. Потом Ахимас весь вечер должен был простоять на коленях, читая псалмы. Но мысли его были обращены не к Богу отца, а к Богу матери. Мальчик молился, чтобы у него глаза из белых сделались черными, как у матери и ее сводного брата Хасана. Своего дядю Хасана Ахимас никогда не видел, но знал, что он сильный, храбрый, удачливый и никогда не прощает врагов [Акунин, 2009б, с. 325].
В Скировский монастырский приют Ахимас пришел, переодевшись девочкой — стащил с бельевой веревки ситцевое платье и платок. Главной монахине, к которой надо было обращаться «мать Пелагея», назвался Лией Вельде, беженкой из разоренной горцами деревни Нойесвельт [Акунин, 2009б, с. 326].
Такие включения, вступающие в диалог с древними текстами, могут выполнять метатекстовую и эстетическую функцию.
В текстах автор повсеместно ссылается на классические произведения русской литературы, входящие в универсальную или национальную энциклопедии: эксплицитно маркированные цитаты из H.A. Некрасова, Н.М.
Карамзина, Ф.М. Достоевского носят экспрессивный характер. Примером может служить цитата из последней главы романа «Азазель», повествующей о гибели невесты главного героя:
А Лизанъка шепнула Эрасту Петровичу вот что: Бедная Лиза передумала топиться и вышла замуж [Акунин, 2009а, с. 281].
Прежде всего, имеет место сравнение главных героев с персонажами произведения Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» (эксплицитная маркированность). Оба произведения заканчиваются трагедией, а Эраст Петрович будет винить себя в смерти Лизы, как и персонаж Карамзина:
Эраст был до конца жизни своей несчастлив. Узнав о судьбе Лизиной, он не мог утешиться и почитал себя убийцею. Я познакомился с ним за год до его смерти. Он сам рассказал мне сию историю и привел меня к Лизиной могиле [Карамзин, 1977, с. 67].
Теперь перейдем к примерам имплицитного включения: герои «Азазель» Амалия Бежецкая, И. Зуров [Акунин, 2009а] - Настасья Филипповна и Парфен из романа «Идиот» Ф.М. Достоевского [Достоевский, 2012], сложные отношения героини повести «Пиковый валет» Адди с Фандориным отсылают к Карениной и Вронскому из романа «Анна Каренина» Л.Н. Толстого [Толстой, 2012], а персонаж того же произведения мошенник Момус напоминает Чичикова - героя романа «Мертвые души» Н.В. Гоголя [Гоголь, 2012]. Штабс- капитан Рыбников, герой романа «Алмазная колесница» [Акунин, 2009е], позаимствован из одноименной повести А.И. Куприна [Куприн, 1985], а начало первой главы представляет собой авторский пересказ уже известного произведения. Здесь автор апеллирует к целым отрывкам из претекста: история с портретом, посиделки с откровениями, жребий.
Аллюзия на «Плавающий город» [Берн, 1983], использованная в романе «Левиафан» [Акунин, 2008в], имеет несколько функций - метаязыковую, референтивную и экспрессивную.
Интересным фактом является то, что британский пароход «Грейт- Истерн» (англ. Great Eastern), ставший источником вдохновения для писателя, до спуска на воду носил имя «Левиафан». Этот был крупнейший корабль конца века, но имел дурную славу из-за большого числа связанных с ним несчастных случаев. Известно также, что Жюль Верн побывал на «Грейт Истерне» в 1859, когда тот ещё только строился, а позже совершил на этом корабле путешествие из Ливерпуля в Северную Америку [Белкин, 1990].
6) Жанровые претексты.
Характерна для произведений Б. Акунина явная жанровая стилизация известных детективных романов. Например, целый цикл рассказов «Нефритовые четки» [Акунин, 2008Г] посвящен различным авторам детективных произведений - С. Энтё, Э.А. По, Ж. Сименону, А. Кристи и др., о чем автор сам сообщает в начале книги.
В романе «Левиафан» [Акунин, 2008в] писатель воссоздает классическую модель детективного текста: на замкнутой площадке — в салоне корабля — несколько человек, и как минимум один среди них — убийца. Вспоминаются «Десять негритят» и «Убийство в Восточном экспрессе» Агаты Кристи [Кристи, 1990]. Кроме того, мнимая смерть Фандорина, сорвавшегося с моста в начале романа «Коронация» [Акунин, 2009г], апеллирует к мнимой смерти Ш. Холмса в «Последнем деле Холмса» А. Конана-Дойла [Конан-Дойл, 2009], а образ противника доктора Линда напоминает о другом герое рассказа - профессоре Мориарти. Пример:
Так или иначе, расследование на борту «Левиафана» обеъцало затянуться, и комиссар проявил свою всегдашнюю обстоятельность. Капитан Джосайя Клифф единственный из офицеров парохода был посвящен в тайну следствия и имел инструкцию от руководства компании оказывать французскому блюстителю закона всяческое содействие. Гош воспользовался этой привилегией самым бесцеремонным образом: потребовал, чтобы все интересующие его персоны были приписаны к одному и тому же салону [Акунин, 2008в, с. 18].
В этом случае имеют место метатекстовая и апеллятивная функции.
Кинематографические претексты.
В исторически стилизованных произведениях Акунина адресаты обнаруживают нелитературные ссылки на произведения отечественного и зарубежного кинематографа: Глеб Георгиевич Пожарский - Глеб Егорович Жеглов («Место встречи изменить нельзя» С. Говорухина - экранизация романа «Эра милосердия» братьев A.A. Вайнера, Г.А. Вайнера) [Акунин, 2009в], а сам образ Э.П. Фандорина в романе «Азазель» [Акунин, 2009а] во многом схож с образом Петра Чухонцева - главного героя фильма В. Мельникова «Первая встреча, последняя встреча». Также последняя глава романа «Азазель» [Акунин, 2009а, с. 281] перекликается с трагическим финалом шестого фильма о Джеймсе Бонде «На секретной службе ее величества», экранизацией одноименного романа Яна Флеминга. Пример:
Меткий, черт! Прямо над ухом визгнула! Это он из «рейхсреволъвера» содит! Стреляйте, ваше высокоблагородие! По коню стреляйте! Упустим! [Акунин, 2009б, с. 85]
Что ж, - шутливо воздел тросточку Глеб Георгиевич. - Место встречи определено. Время тоже. Вперед, аристократы! Засучим рукава [Акунин, 2009в, с. 196-198].
Такие включения выполняют экспрессивную функцию.
Присутствуют в текстах и стереотипы в виде крылатых выражений, афоризмов и поговорок из универсальной энциклопедии:
О времена, о нравы!
Промедление смерти подобно [Акунин, 2009а, с. 13, 67].
За свободу, равенство и братство;
Ловить черную кошку в темной комнате;
Метать бисер перед свиньями [Акунин, 2008в, с. 6, 99, 103].
Мы считаем, такие данные, выделенные Г.В. Денисовой [Денисова, 2003] в отдельную энциклопедию, носят экспрессивный характер.
9) Авторские претексты.
По наблюдениям А. Ранчина [Ранчин, 2004, Электронный ресурс] в «фандоринском» цикле есть черты, характерные для поэтики детектива, например, межтекстовые связи по принципу: если в первом романе появится некто, то он обязательно умрет во втором (граф Зуров и Анвар-эфенди - герои романов «Азазель» и «Турецкий гамбит») или, например, в четвертом (Соболев - «Турецкий гамбит» и «Смерть Ахиллеса»). Обнаруживаются во втором томе «Алмазной колесницы» [Акунин, 2009е] при пристальном осмотре и связи с первыми тремя «фандоринскими» романами. К молодому вице-консулу Фандорину по-прежнему благоволит Лаврентий Аркадьевич Мизинов (информацию о его прошлых заслугах читатели могут узнать в романах «Азазель» и «Турецкий гамбит»).
Или такой пример, одновременно отсылающий к романам «Бедная Лиза» Н.М. Карамзина и «Азазель» Б. Акунина:
Достарыңызбен бөлісу: |