Джек Лондон Морской Волк Глава первая

– Каково ваше мнение? – спросила она.
– Вам не повезло, особенно если вас ждут сейчас неотложные дела. Но раз вы говорите, 
что предприняли путешествие в Японию с целью поправить здоровье, то, смею вас уверить, 
на борту «Призрака» вы окрепнете как нигде.
В   ее   взгляде   вспыхнуло   негодование,   и   на   этот   раз   потупиться   пришлось   мне;   я 
чувствовал, что у меня горят щеки. Я вел себя, как трус, но другого выхода не было.
– Ну, тут мистеру Ван-Вейдену и карты в руки, – рассмеялся Волк Ларсен.
Я кивнул, а мисс Брустер уже овладела собой и молча ждала, что последует дальше.
– Нельзя   сказать,   чтобы   он   стал   здоровяком, –   продолжал   Волк   Ларсен, –   но   он 
изменился к лучшему, поразительно изменился. Посмотрели бы вы на него, когда он только 
появился на шхуне. Жалкий, щупленький человечишко – смотреть не на что. Верно, Керфут?
Керфут был так захвачен врасплох этим неожиданным обращением к нему, что уронил 
на пол нож замычал в знак согласия что-то маловразумительное.
– Чистка картофеля и мытье посуды пошли ему впрок. Так, что ли, Керфут?
Сей достойный муж снова что-то промычал.
– Поглядите   на   него   сейчас.   Силачом   его,   правда,   не   назовешь,   но   все   же   у   него 
появились мускулы, чего раньше и в помине не было. И теперь он довольно твердо стоит на 
ногах. А вначале, поверите ли, совершенно не мог обходиться без посторонней помощи.
Охотники посмеивались, но сочувственный взгляд девушки вознаградил меня с лихвой 
за все издевательства Волка Ларсена. По правде говоря, я так давно не встречал ни в ком 
участия, что теперь оно глубоко тронуло меня, и я сразу стал ее добровольным рабом. Но на 
Волка   Ларсена   я   был   зол.   Своими   оскорблениями   он   бросал   вызов   моему   мужскому 
достоинству, как бы подстрекая меня доказать, насколько твердо я стою на ногах, – ведь 
этим, по его словам, я был обязан ему.
– Возможно, что стоять на ногах я уже научился, – отпарировал я, – а вот попирать 
людей ногами – к этому еще не привык.
Он пренебрежительно поглядел на меня.
– Значит,   ваше   перевоспитание   еще   далеко   не   закончено, –   сухо   обронил   он   и 
повернулся   к   мисс   Брустер:   –   Мы   здесь   на   «Призраке»   очень   гостеприимны.   Мистер 
Ван-Вейден уже убедился в этом. Мы идем на все, лишь бы наши гости чувствовали себя как 
дома. Не так ли, мистер Ван-Вейден?
– Даже разрешаете им чистить картофель и мыть посуду,  не говоря уже  о том, что 
порой хватаете их за горло в знак особого дружеского расположения.
– Боюсь,   что   со   слов   мистера   Ван-Вейдена   вы   можете   составить   себе   превратное 
представление о нас, – с притворным беспокойством перебил меня Волк Ларсен. – Заметьте, 
мисс   Брустер,   что   он   носит   на   поясе   тесак,   а   это,   гм,   вещь   довольно   необычная   для 
помощника капитана. Вообще мистер Ван-Вейден человек, достойный всяческого уважения, 
но иногда он, как бы это сказать, бывает довольно неуживчив, и тогда приходится прибегать 
к крутым мерам. Впрочем, в спокойные минуты он достаточно рассудителен и справедлив, 
как, например, сейчас, и, вероятно, не станет отрицать, что лишь вчера грозил убить меня.
Я чуть не задохнулся от возмущения, и глаза мои, верно, пылали. Ларсен указал на 
меня.
– Вот, посмотрите на него! Он еле сдерживается, даже в вашем присутствии. Конечно, 
он не привык к женскому обществу! Придется и мне вооружиться, иначе я не рискну выйти 
вместе с ним на палубу.
– Прискорбно,   прискорбно, –   помолчав,   пробормотал   он,   в   то   время   как   охотники 
покатывались со смеху.
Осипшие от морского ветра голоса этих людей и раскаты их грубого хохота звучали 
зловеще и дико. Да и все кругом было диким. И, глядя на эту женщину, такую далекую и 
чуждую всем нам, я впервые осознал, насколько сам я сжился с этой средой. Я успел хорошо 
узнать  этих людей, узнать  их  мысли  и чувства;  я стал  одним из  них, жил их  жизнью – 
жизнью морских промыслов, питался, как все на морских промыслах, и был погружен в те 

же заботы. И это уже не казалось мне странным, как не казалась странной эта грубая одежда 
и грубые лица, дикий смех, ходившие ходуном переборки каюты и раскачивающиеся лампы.
Намазывая маслом ломоть хлеба, я случайно остановил взгляд на своих руках. Суставы 
были ободраны в кровь и воспалены, пальцы распухли, под ногтями грязь. Я знал, что оброс 
густой щетинистой бородой, что рукав моей куртки лопнул по шву, что у ворота грубой 
синей рубахи не хватает пуговицы. Тесак, о котором упомянул Волк Ларсен, висел в ножнах 
у пояса. До сих пор это казалось мне вполне естественным, и только сейчас, взглянув на все 
глазами Мод Брустер, я понял, насколько дикий, должно быть, у меня вид – и у меня и у всех 
окружающих.
Она   почувствовала   насмешку   в   словах   Волка   Ларсена   и   снова   бросила   мне 
сочувственный   взгляд.   Но   я   заметил,   что   она   смущена.   Ироническое   отношение   ко   мне 
Волка Ларсена заставило ее еще больше встревожиться за свою судьбу.
– Быть может, меня возьмет на борт какое-нибудь встречное судно? – промолвила она.
– Никаких   судов,   кроме   охотничьих   шхун,   вы   здесь   не   встретите, –   возразил   Волк 
Ларсен.
– Но   у   меня   нет   одежды,   нет   ничего   необходимого, –   сказала   она. –   Вы,   верно, 
забываете,   сэр,   что   я   не   мужчина   и   не   привыкла   к   той   кочевой   жизни,   которую, 
по-видимому, ведете вы и ваши люди.
– Чем скорее вы привыкнете к ней, тем лучше, – отвечал Волк Ларсен. – Я дам вам 
материю, иголку и нитки, – помолчав, добавил он. – Надеюсь, для вас не составит слишком 
большого труда сшить себе одно-два платья.
Она криво усмехнулась, давая понять, что не искушена в швейном искусстве. Мне было 
ясно, что она испугана и сбита с толку, но отчаянно старается не подать виду.
– Надо полагать, вы, вроде нашего мистера Ван-Вейдена, привыкли, чтобы за вас все 
делали другие.
Думаю все же, что ваше здоровье не пострадает, если вы будете кое-что делать для себя 
сами. Кстати, чем вы зарабатываете на жизнь?
Она поглядела на него с нескрываемым изумлением.
– Не в обиду вам будь сказано, но людям ведь надо есть и они должны как-то добывать 
себе пропитание. Эти вот бьют котиков, тем и живут, я управляю своей шхуной, а мистер 
Ван-Вейден,   по   крайней   мере   сейчас,   добывает   свой   харч,   помогая   мне.   А   вы   чем 
занимаетесь?
Она пожала плечами.
– Вы сами кормите себя? Или это делает за вас кто-то другой?
– Боюсь,   что   большую   часть   жизни   меня   кормили   другие, –   засмеялась   она, 
мужественно стараясь попасть ему в тон, но я видел, как в ее глазах, которые она не сводила 
с него, растет страх.
– Верно, и постель вам стлали другие?
– Мне случалось и самой делать это.
– Часто?
Она покачала головой с шутливым раскаянием.
– А вы знаете, как поступают в Соединенных Штатах с бедняками, которые, подобно 
вам, не зарабатывают себе на хлеб?
– Я очень невежественная, – жалобно проговорила она. – Что же там делают с такими, 
как я?
– Сажают в тюрьму. Их преступление заключается в том, что они не зарабатывают на 
пропитание, и это называется бродяжничеством. Будь я мистером Ван-Вейденом, который 
вечно рассуждает о том, что справедливо и что нет, я бы спросил вас: по какому праву вы 
живете на свете, если вы не делаете ничего, чтобы оправдать свое существование?
– Но вы не мистер Ван-Вейден, и я не обязана отвечать вам, не так ли?
Она насмешливо улыбнулась, хотя в глазах у нее по-прежнему стоял страх, и у меня 
сжалось сердце – так это было трогательно. Я чувствовал, что должен вмешаться и направить 

разговор в другое русло.
– Заработали   вы   хоть   доллар   собственным   трудом? –   тоном   торжествующего 
обличителя спросил капитан, заранее уверенный в ее ответе.
– Да,   заработала, –   отвечала   она   не   спеша,   и   я   чуть   не   расхохотался,   увидев,   как 
вытянулось лицо Волка Ларсена. – Помнится, когда я была совсем маленькой, отец дал мне 
доллар за то, что я целых пять минут просидела смирно.
Он снисходительно улыбнулся.
– Но это было давно, – продолжала она, – и навряд ли вы станете требовать, чтобы 
девятилетняя девочка зарабатывала себе на хлеб.
И, немного помедлив, она добавила:
– А сейчас я зарабатываю около тысячи восьмисот долларов в год.
Все, как  по команде,  оторвали глаза  от тарелок и уставились на нее.  На женщину, 
зарабатывающую   тысячу   восемьсот   долларов   в   год,   стоило   посмотреть!   Волк   Ларсен   не 
скрывал своего восхищения.
– Это жалованье или сдельно? – спросил он.
– Сдельно, – тотчас ответила она.
– Тысяча восемьсот. Полтораста долларов в месяц, – подсчитал он. – Ну что ж, мисс 
Брустер, у нас здесь на «Призраке» широкий размах. Считайте себя на жалованье все время, 
пока вы остаетесь с нами.
Она   ничего   не   ответила.   Неожиданные   выверты   этого   человека   были   для   нее   еще 
внове, и она не знала, как к ним отнестись.
– Я забыл спросить о вашей профессии, – вкрадчиво продолжал он. – Какие предметы 
вы изготовляете? Какие вам потребуются материалы и инструменты?
– Бумага и чернила, – рассмеялась она. – Ну и, разумеется, пишущая машинка!
– Так вы – Мод Брустер! – медленно и уверенно проговорил я, словно обвиняя ее в 
преступлении.
Она с любопытством взглянула на меня.
– Почему вы так думаете?
– Ведь я не ошибся? – настаивал я.
Она кивнула. Теперь уже Волк Ларсен был озадачен. Это магическое имя ничего не 
говорило ему. Я же гордился тем, что мне оно говорило очень много, и впервые за время 
этой томительной беседы почувствовал свое превосходство.
– Помнится, мне как-то пришлось писать рецензию на маленький томик... – начал я 
небрежно, но она перебила меня.
– Вы? – воскликнула она. – Так вы...
Она смотрела на меня во все глаза.
Я кивком подтвердил ее догадку.
– Хэмфри Ван-Вейден! – закончила она со вздохом облегчения и, бросив невольный 
взгляд в сторону Волка Ларсена, воскликнула: – Как я рада!..
Ощутив некоторую неловкость, когда эти слова сорвались у нее с губ, она поспешила 
добавить:
– Я помню эту чересчур лестную для меня рецензию...
– Вы   не   правы, –   галантно   возразил   я. –   Говоря   так,   вы   сводите   на   нет   мою 
беспристрастную оценку и ставите под сомнение мои критерии. А ведь все наши критики 
были согласны со мной. Разве Лэнг не отнес ваш «Вынужденный поцелуй» к числу четырех 
лучших английских сонетов, вышедших из-под пера женщины?
– Но вы сами при этом назвали меня американской миссис Мейнелл!
12
– А разве это неверно?
– Не в том дело, – ответила она. – Просто мне было обидно.
– Неизвестное   измеримо   только   через   известное, –   пояснил   я   в   наилучшей 
академической   манере. –   Я,   как   критик,   обязан   был   тогда   определить   ваше   место   в 
12 Мейнелл Алиса (1847-1922) – английская поэтесса и литературный критик.

литературе.  А теперь вы сами стали мерой вещей. Семь ваших томиков стоят у меня на 
полке, а рядом с ними две книги потолще – очерки, о которых я, если позволите, скажу, что 
они   не   уступают   вашим   стихам,   причем   я,  пожалуй,   не   возьмусь   определить,   для   каких 
ваших произведений это сопоставление более лестно. Недалеко то время, когда в Англии 
появится никому не известная поэтесса и критики назовут ее английской Мод Брустер.
– Вы,   право,   слишком   любезны, –   мягко   проговорила   она,   и   сама   условность   этого 
оборота   и   манера,   с   которой   она   произнесла   эти   слова,   пробудили   во   мне   множество 
ассоциаций,   связанных   с   моей   прежней   жизнью   далеко,   далеко   отсюда.   Я   был   глубоко 
взволнован.   И   в  этом   волнении   была   не   только   сладость   воспоминаний,   но   и   внезапная 
острая тоска по дому.
– Итак, вы – Мод Брустер! – торжественно произнес я, глядя на нее через стол.
– Итак,   вы   –   Хэмфри   Ван-Вейден! –   отозвалась   она,   глядя   на   меня   столь   же 
торжественно и с уважением. – Как все это странно! Ничего не понимаю. Может быть, надо 
ожидать, что из-под вашего трезвого пера выйдет какая-нибудь безудержно романтическая 
морская история?
– О нет, уверяю вас, я здесь не занимаюсь собиранием материала, – отвечал я. – У меня 
нет ни способностей, ни склонности к беллетристике.
– Скажите, почему вы погребли себя в Калифорнии? – спросила она, помолчав. – Это, 
право,   нелюбезно   с   вашей   стороны.   Вас,   нашего   второго   «наставника   американской 
литературы», почти не было видно у нас на Востоке.
Я ответил на ее комплимент поклоном, но тут же возразил:
– Тем не менее я однажды чуть не встретился с вами в Филадельфии. Там отмечали 
какой-то юбилей Браунинга, и вы выступали с докладом. Но мой поезд опоздал на четыре 
часа.
Мы   так   увлеклись,   что   совсем   забыли   окружающее,   забыли   о   Волке   Ларсене, 
безмолвно внимавшем нашей беседе. Охотники поднялись из-за стола и ушли на палубу, а 
мы все сидели и разговаривали. Один Волк Ларсен остался с нами. Внезапно я снова ощутил 
его присутствие: откинувшись на стуле, он с любопытством прислушивался к чужому языку 
неведомого ему мира.
Я оборвал незаконченную фразу на полуслове. Настоящее, со всеми его опасностями и 
тревогами, грозно встало предо мной. Мисс Брустер, видимо, почувствовала то же, что и я: 
она взглянула на Волка Ларсена, и я снова прочел затаенный ужас в ее глазах. Ларсен встал и 
деланно рассмеялся. Смех его звучал холодно и безжизненно.
– О, не обращайте на меня внимания! – сказал он, с притворным самоуничижением 
махнув рукой. – Я в счет не иду. Продолжайте, продолжайте, прошу вас!
Но поток нашего красноречия сразу иссяк, и мы тоже натянуто рассмеялись и встали 
из-за стола.

жүктеу/скачать 0,93 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: