«Не знаю известно ли тебе о том, что я по
-
ссорился с «Русским Словом» благодаря – увы,
как это ни странно,
–
денежным расчетам. Не
стану излагать, как все это случилось, так как
это займет чересчур много времени и бумаги…
Скажу лишь вкратце: в ноябре прошлого года
я принужден был после нескольких демонстра
-
тивных выходок, сопровождавшихся револьвер
-
ными выстрелами, которые, к счастью, никому
не принесли вреда, покинуть редакцию и вскоре
Москву. Дорошевича, к несчастью, в то время в
Москве не было; при нем ничего подобного не
случилось бы. И вот я намеревался уехать загра
-
ницу
–
благо имелось еще достаточное количе
-
ство фунтов стерлингов. Но – всегда бывают ка
-
кие-нибудь «но»
–
железные дороги бастовали,
а когда кончилась забастовка – я был «сломан»,
как говорят англичане –
‘‘
I was broke
”
– и застрял
в России. Затем начинается мое быстрое паде
-
ние. Положение, с год тому назад бывшее бле
-
стящим и завидным, стало далеко не завидным.
Посыпались неудачи и несчастья: что только
ни предпринимал – рушилось. Адски не повез
-
ло, чего, собственно, со мной почти никогда не
бывало. И вот – в настоящее время я дошел до
последней градации несчастья и самой подлой
бедности. Друзей у меня нет, т. к. за последние
годы жил вне России или колесил по свету. Да
и к тому же, друзья, как водится, бывают лишь
когда фунты наполняют карманы. Словом я не
в состоянии в силу некоторых скверных обстоя
-
тельств найти заработок здесь в Москве и уехать
не могу также за неимением средств.
Поэтому прошу тебя, Валерий, в память наших
прежних хороших отношений и вообще основы
-
ваясь на твоем характере, зная тебя как добро
-
го малого (good fellow) – выручи меня из тисков
нужды. Мне необходимо уехать в Одессу, откуда
я отправлюсь в Севастополь или спишусь с До
-
рошевичем, который должен туда приехать из-за
границы и тогда, надеюсь, мои дела поправятся
и я уеду за границу. На поездку и на выкуп моего
пальто мне нужно рублей 50–55. Если ты можешь,
не откажи мне в этой сумме, которую я тебе не
-
медленно возвращу, как только увижусь с Доро
-
шевичем, с которым у меня связаны разного рода
финансовые комбинации. Откровенно говоря, я
в таком жалком положении, что мне остается или
совершить какое-нибудь криминальное дело или
кончить борьбу с жизнью. Но мне кажется, что я
снова поправлюсь, если оставлю Москву. Прошу
тебя, обдумай мое положение. Прибегаю к тебе
в данном случае, как к единственному человеку,
который мог бы выручить меня».
Оказывается, конфликт с «Русским словом»
приобрел такие размеры, что даже были револь-
верные выстрелы. При каких обстоятельствах
устроил пальбу Краевский – неизвестно. Но это
объясняет решимость редакции расстаться с
таким неуравновешенным сотрудником. Воз-
можно, слава вскружила голову Краевскому.
Возможно, он считал, что газета недостаточно
оценила его японскую «эпопею» в материаль-
ном плане. Взыграли эмоции, обида… В этой
нервной ситуации разыгрался, скорее всего, и
скандал в ресторане.
Краевский рассчитывал на Дорошевича. Так
он пишет Брюсову. Но был ли расположен До-
рошевич, зная, безусловно, все обстоятельства
отношений Краевского с редакцией и, конечно,
о «ресторанной истории», оказать ему поддерж-
ку – это вопрос. А судебная эпопея Краевского
затягивалась. Он то не являлся на судебные за-
седания, то не соглашался с решением суда, то
признавал свою вину, но просил об уменьшении
срока наказания, хотя он и без того был более
чем невелик… В общем, Владимир Эдуардович
годами играл с судебной системой в кошки-
мышки. И в результате власть его настигала и
упрятывала в очередной раз за решетку.
Сохранилось еще одно письмо Краевского
Брюсову. Спустя восемь лет после первого кри-
ка о помощи, обращенного к знаменитому поэту,
16 мая 1914 года он снова пишет ему, буквально
умоляет:
Достарыңызбен бөлісу: |