Михаил лакербай

– Отнести в машину!

Абхаз-крестьянин даже не повернул головы в его сторону. – Ты что, не слышишь меня? Я же сказал – отнести виноград в машину!

Продавец участливо спросил его:

– Вы больны?

Тот удивленно ответил:

– Нет, я здоров. А почему ты спрашиваешь?

Абхаз рассмеялся:

– Если бы ты был болен или твоя спутница одна покупала виноград, я охотно отнес бы корзину. Но ты здоров, отнести сам.

– Вы обязаны отнести то, что я купил! – возмутился иностранец.

Крестьянин спокойно ответил:

–Ты, как князь, хочешь приказывать мне. Но эти времена давно прошли. Мы с тобой одного возраста. Возьми и неси сам.

…Мы сели в машину и поехали дальше. В пути разгорелся спор. Интуристы возмущались не услужливостью продавца.

Курортник, рабочий с Урала, твердо сказал:

– А мне нравится этот крестьянин. Он держится гордо, с достоинством.

Что и говорить, психология заморского гостя и абхазского крестьянина весьма отличаются. В то же время симпатии читателя на стороне абхазского крестьянина. Но в этой маленькой новелле М. Лакербай показаны и перемены, произошедшие в психологии крестьянина. Раньше бы он никогда не вышел на улицу продавать виноград. Для него считалось постыдным торговать фруктами. Но новые веяния изменили его взгляды, его образ жизни.

М. Лакербай в своих новеллах клеймит суеверие, хитрость, невежество. Конечно, суеверия - плод тысячелетних традиций. Этой теме посвящена, например, новелла «Дьявол», идея которой выражена в словах: «Вот как полезно знание».

В новеллах М. Лакербай «Штраф», «Собака Кучиты», «Предпочел смерть», «Слово», «Человек и волк», «Собака и лиса», «Тот, кто врет», «Амыртак», «Исповедь Щааба», «Аджика», «Ты мамина или папина?» отражен универсальный характер абхазского аламыса, во многих отношениях совпадающий с общечеловеческой этикой.

Упомянутые новеллы затрагивают следующие проблемы: значение воспитания современного человека, вопросы защиты природы, взаимосвязь между словами и делами, моральной облик руководителя, вопросы совести, чести. Автор утверждает облик руководителя, вопросы совести, чести. Автор утверждает силу правды и клеймит уход от этой правды. Именно это придает некоторым его новеллам оттенок беллетризированной публицистики, делает их злободневными и актуальными.

Приведем еще одну новеллу об особенностях абхазского характера и об остроумии абхазских долгожителей «Джон Пристли и Шхангерий Бжаниа».

Когда машина с гостями подъехала к домику Шхангерия, оказалось, что хозяина нет дома: он собирал колхозный виноград.

– Хочу повидать его на работе, – сказал Пристли.

Желание гостя было, разумеется, удовлетворено. И вот Пристли подвели к могучему дереву грецкого ореха, высотой метров пятнадцать, вокруг которого, как удав, обвилась толстая виноградная лоза. Обычная картина здешних мест. В абхазских селах, утопающих в зелени, нет дерева без такой «виноградной нагрузки». Лоза до того оплела ветви этого великана, что невозможно было определить, чего на нем больше – ореха или винограда? Орех и виноград! Не нужно было делать аджинджух: сидя на дереве, вы могли есть ее в естественно-натуральном виде.

Председатель сельсовета, приведший сюда гостей, поднял голову и крикнул:

– Слезай, Шхангерий! К тебе гости приехали! – И, будучи уверен, что никто из гостей не знает абхазского языка, добавил:

– Много гостей к тебе приезжает. Отрывают от дела. Надоели мне и они, и ты сам! Тогда, к удивлению гостей, откуда - то сверху, с макушки дерева, донесся бодрый и приветливый голос:

– Добро пожаловать! Я всегда рад гостям. Но где же этот непоседа мальчишка? Опять убежал куда-то! Прими ты, Тарашь, этот виноград, а я сейчас спущусь.

И все увидели, как на длинной веревке стала медленно спускаться корзинка, полная черного сочного винограда «Изабелла». Когда корзинка коснулась земли, председатель сельсовета поднял ее и высыпал в большой желоб, выдолбленный в бревне. Пустая корзина ушла вверх и больше не опускалась. Вместо нее спустился человек. Обхватив обеими руками ствол дерева, он полез вниз. Когда до земли оставалось около двух метров, он легко спрыгнул.

Это и был стосорокасемилетний Шхангерий Бжаниа.

Он изумил всех своим видом: высокий, худой, подтянутый. Одет он был в короткий рабочий архалук. Открытое лицо. Глаза голубые, острые, умные. Добродушная улыбка.

Обменявшись приветствиями и познакомившись с гостями, хозяин радушно пригласил их к себе в дом.

– Я приехал в вашу страну, – обратился Пристли через переводчика к Шхангерию, – чтобы познакомиться с вашим абхазским народом.

– Ну, и как, понравился тебе¹ мой народ? – спросил Шхангерий.

– Не могу еще судить о нем, – ответил Пристли. – Я ведь здесь недавно: всего четыре дня.

– Но одну черту характера моего народа ты мог бы уже оценить, – заметил хозяин.

Гость смутился и, переглянувшись со спутниками, спросил озадаченно:

– Какую черту?

Старик лукаво улыбнулся.

– Вкус! – ответил он. – Неплохую страну избрал мой народ для своего жительства. Не правда ли?! Много солнца, плодов, цветов! Шхангерий испытующе посмотрел на гостя:

– Ты – человек ученый. Не скажешь ли мне, какового расстояние между правдой и ложью?

Пристли пожал плечами:

– Я полагаю, что расстояние это очень большое. А вы как думаете?

Старик отрицательно качнул головой:

– Нет, всего в четыре пальца!

И в подтверждение своих слов он приложил к виску, между глазом и ухом, четыре пальца.

– То, что видишь глазами, – правда, а то, что слышишь, часто бывает ложь. Не всякому слуху можно верить. Согласен?

– Да, это правильно! – сказал Пристли.

– И еще вопрос, – продолжал Шхангерий. – Почему природа дала человеку два глаза, два уха, две ноги, две руги, а рот – один?

– Интересно послушать вас, – сказал Пристли.

– Я отвечу, – с достоинством произнес Шхангерий. – Человек должен много слышать, много ходить и работать, а говорить мало. Этого мнения и я придерживаюсь уже более ста лет. Пристли был восхищен стариком.

– Скажите, а в чем, по вашему мнению, секрет долголетия? Я тоже хочу долго жить.

– А ты не укорачивай свою жизнь, она и будет долгой! – не задумываясь ответил Шхангерий.

В начале новеллы у читателя невольно возникает мысль: о чем пойдет разговор между известным писателем и старцем? И этот вопрос вполне закономерен.

Английский писатель думал увидеть 147-летнего Шхангерия Бжаниа прикованным к постели или, в лучшем случае, сидящим дома древнейшим стариком. Но какового же было его удивление, когда он увидел его на дереве, собирающим виноград?!

Для Д. Пристли это была сказка! Хозяин пригласил гостей в дом. Д. Пристли и Ш. Бжаниа познакомились. Гость был поражен ясностью ума, глубиной рассуждений хозяина о жизни. Д. Пристли затруднялся отвечать на вопросы Ш. Бжаниа… На вопрос гостя: «Откройте секрет долголетия. Я тоже хочу долго жить» – Ш. Бжаниа ответил: «Не укорачивай свою жизнь, проживешь долго».

Много чего нужно для продолжения жизни. Эта новелла читателю полюбились не только потому, что речь в ней идет о встрече двух замечательных людей.

М. Лакербай ввел в новеллу философию необразованного, но умудренного жизненным опытом абхазского старца Ш. Бжаниа, который был так мудр, что английский писатель затруднился отвечать на его вопросы.

Как известно, до последних дней жизни М. Лакербай не прекращал писать. По свидетельству Дж. Ахуба, он писал свои рассказы в больнице, скрываясь от врачей и медсестер, на клочках бумаги. Один из рассказов написан на абхазском, остальные - на русском языке.

20 новелл М. Лакербай Джума Ахуба перевел с русского на абхазский язык. Нельзя не оценить достоинства этих переводов. В них сохранен авторский стиль. М. Лакербай, как и С. Чанба, с равной силой удавалось писать как на русском, так и на абхазском языке. Он сам переводил свои новеллы. Эти переводы вошли в изданный в 1972 году в издательстве «Художественная литература» сборник «Горсть родной земли».

В новелле «Шарф Назиры» объединены следующие три темы: чистая любовь, искренняя и бескорыстная дружба абхазского и русского народов и труд колхозника.

Шарф Назиры
Лучезарная эта любовь возникла между Нури и самой красивой девушкой в колхозе – юной Назирой. Кто знает, в какое мгновение зародилось это чувство? Возможно, в ту самую минуту, когда они впервые увидели друг друга, а может быть, в тот день, когда Нури подарил Назире легкий, как пух, голубой шарф и заглянул в ее черные, окаймленные длинными ресницами глаза. Его пылкий взгляд засверкал каким-то особенным светом и вызвал ответные искры в прекрасных глазах Назиры.

Нури и Назира выделялись не только своей красотой. Оба они были трудолюбивы и искусны в работе. Нури возглавлял одну из лучших бригад по виноградарству, а Назира занималась цитрусами. Колхоз гордился обоими.

Влюбленными еще не было сказано последнее, решающее слово, однако люди, зная об их любви и желая им счастья, относились к ним как к жениху и невесте.

Но вот однажды в колхозе появилась русская девушка. Звали ее Ириной, и приехала она в солнечную Абхазию с далекого Урала. Она приехала к своему дяде, столяру Никанору Ивановичу. Судьба забросила его в Абхазию уже давно, обосновался здесь и вскоре завоевал любовь и уважение абхазов своим добрым, благородным нравом и прославился как непревзойденный в этих краях мастер столярного дела.

Никанор Иванович обрадовался приезду племянницы. Он еще больше обрадовался, когда узнал, что она хочет здесь остаться.

– Там, на Урале, у меня родных нет, – сказала девушка. – Хочу остаться у тебя. Но я не привыкла сидеть сложа руки, поэтому прошу – найди мне какую-нибудь работу.

В тот же день Никанор Иванович повел Ирину в правление колхоза. Там ее встретили с искренним радушием.

– Колхоз наш большой и богатый – сказал ей председатель. – Дел много. Рабочие руки нам нужны.

Он посмотрел на ее руки.

– Мы выращиваем чай, цитрусы, виноград, кукурузу. Есть у нас и плантации табака, цветов, тунга… Во всем районе славятся наши фермы: животноводческая, конеферма, птицеферма… Где хочешь работать?

– На любом участке! – весело ответила девушка.

Председатель одобрительно улыбнулся и задумался.

– А что если направить ее в бригаду Сельмы? – подсказал ему счетовод. – Они в последнее время очень отстают.

– Пожалуй, так, – согласился председатель и обратился к Ирине: – Пошлем тебя в самую отстающую женскую бригаду. Их участок сейчас в большом прорыве. Вот и помоги. – И добродушно добавил: – Мне нравится твой задор, девушка. Если тебе удастся заразить им свою бригаду, то я уверен, она добьется успеха, и всем мы будем тебе благодарны.

Ирина приступила к работе. Она и в самом деле оказалась энергичной и настойчивой. Ее быстрые пальцы научились так проворно собирать чайный лист, что можно было подумать, будто она всю жизнь занималась этой работой. Вскоре отстававшая раньше бригада стала подтягиваться.

Да, дело у Ирины спорилось, и окружающие не могли ею налюбоваться. Она казалась красавицей Гундой из абхазской легенды или Снегурочкой из русской сказки. Синие глаза северянки отражали небо, а длинные, густые, золотистые волосы казались сотканными из солнечных лучей…

Она нравилась юношам колхоза, и каждый из них был бы счастлив назвать ее свой женой. Но лишь один из них тревожил ее сердце. Это был… Нури.

Ирина пыталась побороть нахлынувшее на нее чувство, но ведь сердцу не прикажешь. Оно неистово бьется, когда Нури подходит к ней, и томится, когда она долго его не видит… Вскоре и Нури стал засматриваться на синеокую Снегурочку с золотыми волосами. Он думал: «Ни с каким золотом их нельзя сравнить…». И работала она так, что залюбуешься.

Охватившая Нури страсть к этой девушке все усиливалась. И бедняжка Назира вскоре поняла, что синеокая русская девушка отняла у нее сердце Нури. К Назире неожиданно пришло первое горе. Его нельзя было скрыть от посторонних глаз, особенно от близких подружек. И как-то раз одна из них, совсем еще молоденькая Куейза, сказала ей:

– Так, значит, правду говорит народная пословица, которую часто повторяет мой дедушка: «Судьба никому не приносит счастья, не отняв его у другого».

Глаза Назиры наполнились слезами, она прошептала:

– Да, это правда… – и, чтобы скрыть слезы, закрыла лицо голубым шарфом, подаренным ей Нури.

О, она верила, что любовь приносит людям счастье, а на деле выходит, что убивает своей жестокостью! Она думала, что на измену способны лишь самые недостойные люди. И что же? Страдания принес ей самый близкий, самый родной человек! Чем ответил Нури на ее любовь и преданность? Он опозорил ее! Да, да! Нет больше позора для девушки, чем оказаться покинутой.

…Этой ночью она заливалась слезами и все звала: «Нури! Милый, любимый! Где ты? Неужели со своей синеокой Снегурочкой?.. Потом замолкла. Казалось, она выплакала все слезы, отпущенные ей природой. В тоске она вышла из дому. Уже светло. Она решила направиться к протекавшей неподалеку реке. Девушка миновала узкую тропинку и, выйдя на лужайку, замерла: там, обнявшись, спали крепким сном ее Нури и Ирина.

Не помня себя, она подошла ближе и склонилась над ними. Спящие не пошевелились. Противоречивые чувства терзали сердце Назиры. Она смотрела на свою соперницу и, словно загипнотизированная, не могла отвести взгляда от ее золотых волос, разметавшихся по земле.

И тогда ей на ум пришла легенда «Ажвейпшаа». И Назира сказала себе: «Я должна поступить так же!».

Девушка сняла со своей головы голубой шарф, который подарил ей Нури, и, осторожно склонившись над спящей Ириной, обвязала им ее волосы.

Она не разбудила тех, кто отнял у нее веру в счастье, нет! Их разбудило солнце, щебетанье птиц и шорохи просыпающегося леса.

Ирина хотела подобрать свои тяжелые волосы. Она нащупала шарф Назиры и спросонья не поняла, чего коснулись ее пальцы.

– Нури! Нури! Посмотри! Откуда взялся этот шарф?

Сон отлетел от него.

– Шарф Назиры! Это я подарил его ей.

– Ты?

– Да. Ты знаешь… она была… моей… невестой.

Вернувшись домой, Ирина принялась укладывать свой чемодан. Сердце ее тревожно билось. Она думала: «Уж лучше бы Назира набросилась на меня, избила. Мне было бы тогда легче, чем сейчас. На благородство нужно ответить благородством. Я найду в себе силы, чтобы вернуть ей ее любовь».

Она уехала на Урал.

…Шло время. Не раз сердце девушки сжималось от тоски, не раз ею овладевало желание вернуться. Но стоило ей взглянуть на голубой шарф Назиры – и она слышала голос своей совести: «Нельзя строить свое счастье на несчастье другого».

Рамки, установленные для себя автором в данной новелле, не дают возможности развить сюжет, дойти до самой глубины человеческих отношений. Поэтому нельзя считать образ Нури завершенным. Он изменил Назире, полюбил другую. Назира могла не простить ему этот поступок, но Ирина ушла от Нури и парень снова вернулся к старой любви. Любовь, как правило, исключает измену. Трудно исцелить раненное сердце. Наверно, поэтому и не стал автор углублять образ Нури.

Из новелл М. Лакербай видно, что крестьяне живут зажиточно, хорошо работают и умножают общественное добро.

В новелле «Академики и пастух Сагьаса» снова видим Н. Лакоба – на сей раз с учеными, инженерами. Нестор Лакоба интересовался строительством г. Ткуарчала, он хотел, чтоб среди гор Абхазии вырос прекрасный город. Так и получилось.

Нестор Лакоба к строительству привлек лучших архитекторов и ученых. Среди них был академик Гельфрейх, тот самый, что построил библиотеку им. Ленина в Москве, автор Каменного моста в санкт – Петербурге и т.д.. К строительству был привлечен академик Шуко и другие известные инженеры. Они осмотрели село Ткурчал, где предполагалось выстроить город. И вот, когда обсуждался окончательный проект города, пастух Сагьаса внес предложение отдельно построить дорогу для прогона скота. Это предложение понравилось академику Гельфреху «Упрек его совершенно справедлив!» – заметил он.

Вообще о новеллах М. Лакербай можно многое сказать. Это поистине белетризированная история нашего края, живописное изображение духовной культуры народа.

Из биографии М. Лакербай мы узнаем, что ему не удалось осуществить издание своих новелл в двух книгах. В первую он намеревался включить новеллы, построенные на фольклорном материале, а во второю – основанные на впечатлениях от реальной жизни.

М. Лакербай свои драматические произведения создает как раз в тот период, когда с пафосом внедряется новая, доселе невиданная советская жизнь. Сочинения М. Лакербай далеко прославили Абхазию.

Академик Г. Джибладзе о М. Лакербай писал: «М. Лакербай я, конечно, знал. Не раз встречался с ним в Абхазии и Тбилиси, но между нами не было близких взаимоотношений. М. Лакербай, бесспорно, талантливый писатель. Его сочинения произвели на меня хорошее впечатление… Видел спектакли, которые ставились на тбилисской сцене, например, «Хаджарат». И мне понравился не только спектакль, но и литературная основа, на материале которой был построен этот спектакль, насколько умно, жизнеспособно была она задумана. На сцене действовали реальные, выхваченные из гущи жизни люди, приятно воспринимались диалоги действующих лиц. Я, конечно, убедился, что М. Лакербай хороший драматург».

Сохранившиеся в архивах М. Лакербай и А. Баланчивадзе письма подтверждают их тесное творческое сотрудничество. Зная об этой дружбе, я и пришел в свое время к известному грузинскому композитору Андрею Баланчивадзе. Меня, гостя, прибывшего из Абхазии, приняли сердечно. Как обрадовался композитор, когда узнал, по какому поводу пришел я к нему! С удовольствием вспоминал он М. Лакербай: «С абхазским писателем Михаилом Лакербай я познакомился в Тбилиси в 1939 году. Тогда я был доцентом и работал зав. отделом Тбилисской консерватории. С первой же встречи он мне очень понравился, как человек. Благодаря Михаилу Лакербай я хорошо узнал и полюбил Апсны.

Когда беседуешь с ним и слушаешь его, невозможно не влюбиться в его родину и народ. Он умел особой теплотой вселять в других свою безграничную любовь к своему народу. Такого второго человека я не встречал ни тогда, ни после.

В 1939 году в районах Абхазии мы провели музыкально-этнографические экспедиции. Тогда я записал абхазские народные музыкальные песни и мелодии: «Песня о ранении», «Песня о скале». Были в Гагрском, Гудаутском и Очамчырском районах. В экспедиции вместе с нами был Михаил Лакербай. Он записывал слова, т. е. текст песен. Так же он собирал материалы для новелл, позже эти новеллы принесли ему мировую известность.

Наша совместная работа была очень интересной. Она помогла нам полюбить друг друга, мне - хорошо изучить Абхазию и стать к ней близким.

Чем дальше уходило время, тем больше крепла наша дружба и совместная работа. Он написал из новой абхазской жизни либретто для оперы «Амра» (Солнце). Либретто перевел на грузинский язык В. Патарая. На тему колхозного цветоводства написал оперу «Счастье», однако на сцене она обрела жизнь лишь после окончания войны. Затем мы приступили к написанию либретто новой оперы «Золотая свадьба». Здесь собрано было много абхазских народных песен самим М. Лакербай. Опера начинается песней «Щардаамта».

Много у нас с Михаилом было совместных работ, однако о них говорилось в печати и останавливаться на них я не буду.

Его мягкий, человечный и мужественный характер, высокая культура, эрудиция и интеллигентность вызывали особую любовь и уважение».

Привожу отрывок из одного письма Михаила Лакербай: «Культура, если когда-либо она существовала, не исчезает. История сама скажет свое – история суровый судья. Именно истории известны роль А. Баланчивадзе в деле развития абхазской лирической музыки. С фотоаппаратом в руках он обошел почти все абхазские села. Собирал, записывал народные песни, изучил варианты мелодий. Об этом должно быть сказано где нужно и когда нужно. Крепко жму руку. Москва 1959 год, 15 января, М. Лакербай».

Большая переписка существовала между композитором и М. Лакербай. Но всех писем, к сожалению, мы не можем привести. Их творческая дружба оказалась очень полезной для абхазского драматурга. Она расширила его творческий диапазон. Вдохновляла на создание новых произведений.

«Дорогой Андрей!

Еще до отъезда в Москву я дал постановщикам «Счастья» русский текст канцонетты «Махаза» и просил их перепечатать и прислать тебе копию (может быть, нужно что-нибудь изменить?). Однако зная нерасторопность сухумских чиновников, допускаю, что они тебе ничего еще не посылали. Поэтому посылаю тебе отсюда этот русский текст. Если что-либо не так, не подходит, напиши мне, и я сразу же сделаю все, что еще нужно. Послал отсюда я им и другие тексты, которых там тогда не хватало.

Если будешь в Москве, обязательно черкни мне открытку, а еще лучше, если дашь депешу по адресу: Москва, Д-103, Проектируемый проспект, 20, кв. 45, и дай знать, где остановился. Ты мне очень, очень нужен в Москве. Жму дружески руку.

Михаил Лакербай.

Москва, 17 августа 1961 года».

Такие же близкие творческие взаимоотношения были у него с композитором Дмитрием Николаевичем Шведовым, который с большим уважением относился к абхазской культуре и преданно служил ей.

«М. Лакербай я впервые увидел в 1936 году в Тбилиси. Меня с ним познакомил профессор Е. А. Вронский, с которым дружил Миша. Тогда у М. Лакербай была уже написана пьеса «Махаджиры». Он передал мне хорошо переведенную на русский язык эту пьесу, которая мне понравилась. Начал думать, какого характера музыка больше подошла бы к ней. Решили с этой целью поехать в Сухум и у председателя абхазского правительства Н. Лакоба просить поддержки. Так и поступили. В самом начале нам сказал Лакоба, какое, мол, время думать пока об опере! Но потом, задумавшись, пообещал поддержку для выполнения и изучения абхазского музыкального фольклора. Он счел целесообразным организовать экспедиции. И мы ездили и записывали народные песни и мелодии. Так наша мечта стала явью».

Директор консерватории А. В. Хоперия дал мне хорошую рекомендацию. Руководство Абхазии нас финансировало. Членами нашей экспедиции кроме нас двоих стали М. Лакербай, К. Ковач. Материалы собирали как в Гудаутском, так и Очамчырском районах. Из-за болезни Ковач не всегда участвовал в работе экспедиции, зато везде нас сопровождал и помогал в собирании абхазских песен М. Лакербай.

26 октября 1934 года в Тбилисском оперном театре З. Палиашвили была представлена опера «Махаджиры», пели Е. Гостенина, С. Инашвили, Г. Ломидзе. Художественный совет принял оперу и включил ее в оперной сезон 1937 – 38 гг. Но, к сожалению, неожиданно арестовали дирижера Е. С. Микеладзе. И не до оперы было тогда. Но перед войной эта опера была поставлена в Москве в доме актера. Позже на основе этого спектакля, М. Лакербай создал оперу «Аламыс», над либретто работали мы вместе. Опера была принята в Абхазии, из певцов в спектакле были заняты певцы: Т. Аджопуа, А. Авидзба, Б. Амичба и др.

Михаил Лакербай был человеком образованным, интеллигентным, много слышавшим и много видевшим на своем веку, весьма терпеливым и выносливым, очень сдержанным, хотя из-за тяжелой болезни в последнее время стал раздражительным и нервным», – так писал о М. Лакербай профессор консерватории, заслуженный деятель культуры Грузии и Абхазии Д. Н. Шведов.

А заслуженный деятель культуры Грузинской ССР профессор Г. З. Чхиквадзе так характеризует его: «Михаил Лакербай был человеком с открытым сердцем, он легко устанавливал контакты с людьми, был человеком истинно абхазского достоинства аламыса, великодушным человеком.

В 1940 году Михаил Лакербай и Г. З. Чхиквадзе вместе участвовали в работе экспедиции издателей абхазской народной музыки, собирали фольклор и народные песни. По мнению Г. Чхиквадзе, М. Лакербай оказал им неоценимую услугу.

«Эта экспедиция – писал Г. Чхиквадзе, – от других экспедиций отличалась тем, что в ранних экспедициях происходила запись только мелодий. А сейчас мы записывали и текст. В этом деле неоценимую помощь оказал нам М. Лакербай. Братья Лакербай безусловно являлись украшением своего народа. По сценариям М. Лакербай сняты фильмы: «Ткуарчал», «Табак», «Киараз», «Амахаджир», «Улыбка Амры», «Цветы Абхазии»… Этими фильмами автор знакомит нас с абхазскими историческими памятниками, с абхазской природой, с ее культурой и экономикой, с ее искусством».

В годы работы в Москве на фабрике «Восток-фильм» М. Лакербай писал своему брату Ивану: «Для пропаганды абхазской культуры недостаточно только лишь художественной литературы. Одним из способов пропаганды я считаю кино. Оно доступно миллионам зрителей. Поэтому я и начал работать над киносценариями и поставил вопросы о съемках фильмов».

Фильм «Улыбка Амры» о достижениях республики, о тех, кто стремится приумножить ее красоту и богатство. Герои М. Лакербай – это те, кто не жалеет сил и здоровая, те, кто охвачен пафосом строительства новой жизни.

Уже первые кадры фильма ясно говорят нам, что автор видит не ту старую Абхазию: забитую, растерзанную, замученную царскими, иноземными захватчиками и местными феодалами, а видит Абхазию новую, озаренную живительными лучами новой жизни.

В сценариях и либретто М. Лакербай зачастую действуют одни и те же персонажи, он не меняет их имен, облика, характеристик. Все это позволяют законы жанра.

В короткометражном фильме «Цветы Абхазии» быстро сменяются картины дивной по красоте и богатству природы Абхазии, и перед зрителями предстают достойные ее сыны. С экрана льется песня «Люблю Абхазию» (слова М. Лакербай, музыка А. Баланчивадзе). Эта мелодичная песня звучит на протяжении всего фильма. Слова и музыку песни дополняет дикторский текст. С экрана слышится голос солиста:

Жемчужину мою,

Страну цветов, страну садов,

Страну героев, мою Абхазию.

Фильм рассказывает о том, что окрепли экономика и культура Абхазии, знакомит также с прошлой и настоящей культурой абхазского народа, с его певцами, танцорами, артистами, сказителями.

Фильм носит очерковый характер, но в нем отразилось и малое, и большое. Дикторский текст дополняет кадры. Каждый, кто посмотрит фильм, надолго запомнит яркие, впечатляющие картины Абхазии той поры.

М. Лакербай ярко запечатлел в своем сценарии - киноочерке «Тайны Диоскурии» или «История затонувшегося города», исторические памятники культуры Сухума. Фильм короткометражный, текста в нем не было. Но не может не удивить, как много мыслей сумел вложить в него автор, как хорошо он знает историю города, в частности, археологические памятники. М. Лакербай кратко пересказал зрителю историю Сухума. Возбудил интерес к этой истории, завладел его вниманием. В фильме прослеживается период от аргонавтов и до наших дней (Фильм был поставлен в 1963 г.).

Великий А. П. Чехов писал: «Я в Абхазии! Ночь ночевал в монастыре «Новый Афон», сегодня с утра сижу в Сухуме. Природа удивительная до бешенства и отчаяния. Все ново, сказочно, глупо и поэтично…

Если бы я прожил в Абхазии хоть месяц, то думаю написал бы полсотни обольстительных сказок. Из каждого кустика, со всех теней и полутеней на горах, с моря и с неба глядят тысячи сюжетов. Подлец я за то, что не умею рисовать»¹.

Необходимо заметить, что М.Лакербай первым из деятелей абхазской литературы и искусства обратился к созданию киносценариев. Пусть в небольшом количестве, но все же появились художественные фильмы об абхазской жизни: «Весна в Сакене», «Кто оседлает коня?», «Белый башлык», «В ночь на новолуние» и ряд документальных фильмов. О киносценариях Лакербай следует вести отдельный разговор, они заслуживают внимания не меньше, чем его литературные произведения.

В развитии национальной культуры нет дел малых и больших, тут все важно. Подобно тому, как море состоит из капель, так и большое состоит из малого.

М. Лакербай написал либретто для лирической оперетты по мотивам своей известной комедии «Потомок Гячей». В этой оперетте много песен, романсов. Прекрасны арии Щазины, хор, дуэты, романсы.

Либретто оперы «Назира» посвящено теме махаджирства. Оно близко по содержанию к исторической драме «Чудесный сплав». Здесь также много ярких поэтических и драматических сцен.

Одним из тех, кто лично хорошо знал М. Лакербай в ту пору – был ученый и государственный деятель Михаил Тимурович Бгажба. Воспоминания М. Бгажба открывают неизвестные страницы жизни писателя: «Дело было где-то между 1945 – 1946 годами. Я работал в первом доме Совета Министров СССР. Примерно в 6 часов вечера мне позвонил Михаил Александрович Лакербай. Спустившись в бюро пропусков, я встретил там высокого, худощавого со светлыми глазами человека – это был Михаил Александрович Лакербай – писатель, давно живущий в Москве. Затем мы отправились в сторону Пушкинской площади и по пути он сказал, что на улице Горького живет Миндели – заместитель министра угольной промышленности, с которым он знаком и что он один из приближенных к Серго Ордженикидзе людей. Минут через сорок мы уже были у Миндели, которого застали дома в одиночестве. Хозяин встретил нас словами: «Дорогой Михаил Александрович! Я хотел тебе своими руками сварить абысту (мамалыгу), я ведь знал, что ты человек пунктуальный и, как мы договорились вчера, знал, что придешь вовремя. Но дело сорвалось, мы оба приглашены к Миха Цхакая, а этот наш общий друг Бгажба, надеюсь, не откажет в любезности быть нашим спутником?.. В это время заглянул секретарь ЦК ЛКС Грузии Ш.Немсадзе. Миндели добавил: «Вот еще один надежный спутник!».

Мы спустились на улицу, сели в машину «ЗИМ» и через некоторое время были уже на квартире Михи Цхакая. Он тепло отнесся к нашему визиту. Когда Миндели сообщил, что с нами писатель Лакербай и государственный чиновник Бгажба, Цхакая сказал:

– Для меня важно то, что у меня в гостях абхазы! – и просил Миндели заглянуть на кухню и изменить меню обеда, сделать его чисто абхазским.

Во время обеда Немсадзе стал рассказывать, почему он приехал из Тблиси, и подчеркнул «одержанную им победу» – добился получения штатной единицы корреспондента «Пионерской правды». Миха Цхакая доброжелательно улыбнулся, а Миндели в шутку добавил: – Неужели у Вас своих кляузников не хватает, еще из Москвы подкрепление берете?

В это время Михаил Александрович о чем-то рассказывал Михе Цхакая, а тот, слегка улыбаясь, одобрительно кивал головой.

Через несколько дней Лакербай снова явился ко мне, погода была холодная, пальто на нем было демисезонное, явно не по погоде. На мое замечание, что он слишком легко одет, ответил: «Это полбеды! Беда в том, что в троллейбусе потерял перчатки». Я с удовольствием предложил свои шерстяные под цвет его коричневатого пальто. Он сопротивлялся, но я силком заставил надеть их. Приятно то, что он в течение десяти с лишним лет не расставался с ними.

В этот раз он шел к писателю Алексею Толстому, который договорился встретиться с ним в Московском художественном театре им. Горького. У него было два билета, которые ему дал Алексей Толстой. Один оказался рядом с известным писателем, а другой на пять рядов позади.

Около Алексея Толстого крутились человек пять-шесть, которых я не знал. Лакербай сел с Алексеем Толстым, а я ограничился тем, что удостоился его рукопожатия.

Помню, однажды в Доме Союзов состоялся доклад писателя Александра Фадеева, и Лакербай принес мне пропуск. Когда мы зашли в зал, я отправился на свое место. Лакербай некоторое время разговаривал у сцены с Александром Александровичем Фадеевым и затем пришел и сел рядом со мной.

В этот вечер произошел один случай, который я запомнил навсегда. Кто-то из присутствующих бросил реплику в адрес докладчиков: «Когда у нас, наконец, будут классики?». Фадеев на это ответил: «Вы имеете в виду таких гигантов, как, например, Пушкин, Чехов, Гоголь, Лев Николаевич Толстой, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, Достоевский и других? Это, дорогие, продукт тысячелетия. Поживем и мы –будем иметь таких классиков, каких имеет в виду автор реплики!».

Лакербай любил конный спорт. Однажды, в воскресный день, он позвонил мне: «Михаил Темыр-ипа! Имею два билета на ипподром!». Через некоторое время мы были в ложе ипподрома, что на Беговой улице. Никогда не думал, что Михаил Александрович такой страстный, я бы сказал, безудержный болельщик конного спорта, и был удивлен, когда он перечислял жокеев пофамильно и лошадей поименно.

На двухкилометровых скачках он сделал ставку на вороного коня «Чардаша». На эту лошадь сделали ставку еще девять человек. Выигрыш был в сумме 10000 рублей; Михаилу Александровичу досталось 1000 рублей и тут же 500 рублей он передал мне и добавил: «Если двое спутников найдут находку, то должны делить ее пополам». Пока мы делили «добычу», к нам подошел маршал Семен Михайлович Буденный. Семен Михаилович знал меня по службе.

Он спросил: «Товарищ Бгажба! Откуда Вы знаете Михаила Александровича?». Когда я сказал, что мы земляки, он улыбнулся и добавил: «У Вас был великий земляк, мой друг Нестор Лакоба, который, кстати, научил меня петь абхазскую песню «Смыр Гудиса».

Выяснилось, что Буденный был в близских, дружеских отношениях с Михаилом Александровичем.

Однажды, дело было осенью, стояла теплая погода. Ко мне на дачу в поселке Валентиновка приехал Михаил Александрович. День был воскресный, и я решил своего гостя принять по-абхазски. Зарезал козла (ашьтъа9. У меня на даче было несколько голов коз, и он заметил, что это национальная черта – где абхаз, там и коза.

Наконец, сели мы обедать: Маршал Советского Союза А. А. Говоров (сосед мой по даче) и были еще народные артисты СССР Москвин и Тарханов (родные братья), которые приехали к одной моей соседке – родственнице.

Москвин сказал Михаилу Александровичу: «Были бы рады в нашем театре увидеть пьесу (желательно, комедию) из абхазской жизни». Брат Москвина добавил: «Мы, несомненно, переоделись бы в черкеску, хотя для этого нужно иметь известное сложение».

К концу обеда подъехал Иван Векуа – заведующий кафедрой экономики института, уроженец Гудауты, мой однокашник.

Михаил Александрович почему-то молчал о своих произведениях, и когда однажды я спросил его, что это за книжка торчит из твоего кармана, он сказал: «Да это ничего, вчера вышли мои новеллы». И он подарил мне книгу с надписью «Моему любимому другу от всего сердца».

Михаил Александрович был женат на еврейке и через него мы познакомились со многими деятелями национальной культуры этого древнего народа, ходили в еврейский театр, очень часто навещали Театр сатиры на площади Маяковского, где ведущим комиком был заслуженный артист СССР Хенкин, дальний родственник жены Миши. Он подарил нам постоянные пропуска, и мы долго ими пользовались.

Даже в Госцирке Лакербай был своим человеком. Это и не удивительно, ведь его другом был известный клоун Карандаш (Разумовский). О степени их дружбы могу судить по тому, что однажды, когда Карандаш находился в Харькове на гастролях, Михаил Александрович поехал туда и перед отъездом сказал, что у него там кое-какие дела, «но главное – посмеяться от души, отдохнуть, там ведь гастролирует Карандаш!».

Много было разных встреч с Михаилам Александровичем, но все не упомнишь. Когда меня перевели работать в Абхазию, в мой родной край, Михаил Александрович неоднократно навещал меня. Однажды мы с ним поехали в Тбилиси на машине, где его произведение перекладывалось на музыку. Профессор, известный композитор Шведов возглавлял это дело. Много раз на квартире Шведова мы слушали фрагменты из этой большой музыкальной поэмы. Миша был автором либретто.

Как-то Михаил Александрович решил перебраться из Москвы в Абхазию. Место мы с ним выбрали, он хотел жить в г. Гудауте. Но он все время был занят издательскими делами, спорами с редакторами, с журналистской работой и т. д. и не смог вплотную заняться своими личными делами.

Да, это был удивительный человек, со спартанским характером – жил, не обращая не себя никакого внимания, правда, одет был всегда элегантно. Должников у него тоже было многовато, он их не считал должниками, долги обратно не брал. Считал, что от этого, как он говорил, лишний зуб у него не прибавится, а иметь человека хорошо расположенного к себе куда лучше, чем возврат каких-нибудь незначительных сумм.

Самое главное – Михаил был опытным, повидавшим жизнь человеком. Он часто повторял: «Нельзя писать исходя из «франко-потолок» – надо знать много, чтобы написать мало».

К сожелению, мы не вели дневников, всего сразу не вспомнишь, но скажу одно – он навсегда останется в моей памяти как интересный, незабываемый человек».

В своих коротких пьесах М.Лакербай много писал о человеческих пороках. Он первым в абхаской литературе обратился и к скетчам.

Но из его пьес - миниатюр не все вошли во второй том сборника сочинений писателя. Не были опубликованы: «Всезнайка», «В одном кафе», а что касается «Ача хаа», «Афициантка», «Гость», «Пуля вылечила», «Старик», то они были напечатаны только в журнале.

В пьесе «Всезнайка» два действующих лица – врач и старик-крестьянин. Автор не называет их имен, но очень ясно вычерчивает характеры. Врач не слушает пациента, не дает ему слова сказать. Он по глазам установил диагноз. Заключил, что у старика малокровие, легкие никуда не годны, печень тоже повреждена и еще тысяча разных болезней.

Крестьянин хочет ему сказать о своей беде, но врач не слушает его, он повторяет свое: «Вы, крестьяне, все одинаковы..» и только после того, как он поставил свой диагноз, врач пациенту разрешает сказать, что он хотел: «Ну, говори, что ты хотел?». «Я хотел сказать, – отвечает крестьянин, – что в правом глазу, что ты только что смотрел, у меня стеклянный протез, вот что я хотел тебе сказать, и еще хотел сказать смотри в другой глаз. «Как это стекляный глаз? Почему сразу не предупредил?» – возмутился врач.

Сатира писателя направлена на то, чтобы в жизни не повторялись подобные бредовые ситуации. Такого же характера маленькие пьесы «В одной столовой», «Приступ почки», «Официантка» и др.

Одним из горячих поклоников творчества Михаила Лакербай был Шалва Цвижба, который писал: «После того, как я прочитал стихи Михаила Лакербай «Дмитрию Гулиа», богом представил себе человека, кому были посвящены эти стихи. А с самим автором стихов позже, в 1962 году, познакомился в Москве. Он сам пришел ко мне в гостиницу после того, как прочел мой «Волшебный сад».Всматривался в нашего большого писателя – в автора бессмертных абхазских новелл. Видно было, что много пережил он в жизни. Высокий, поджарый, приятной наружности. На лице печать доброты и ума. Мы сидели долго. До сих пор незнакомые, беседовали как старые друзья. Трудно было нам расстаться. Проводил я его домой.

– Я всегда боюсь переходить улицу Горького, – сказал он.

– Не должен бояться, а то мы оба погибнем, – ответил я.

– Ты прав, – сказал он. Хотел еще что-то сказать, но сдержался. По лицу было видно, что трусом и пессимистом его не назовешь, что подтверждала и его биография».

Михаил Лакербай прославился еще пьесой «Потомок Гячей», лирической комедией, включенной в 1956 году в сборник «Пьесы и скетчи». Вот что писал народный артист СССР и Абхазской АССР директор театра им. С. Я. Чанба Ш. Пачалия, который дал вторую жизнь этой пьесе: «С известным абхазским писателем М. Лакербай я познакомился в Москве в 1939 году, в период учебы на годичных курсах руководителей театров. А по позвращении в Сухум меня ожидала встреча с его пьесой «Потомок Гячей». Прочитав пьесу, сразу догадался: это то, что я искал. Прошло немного времени, и он нам представил вторую пьесу «Овраг Сабиды», а еще позже «Данакей»…

Всем этим трём пьесам мне посчастливилось дать сценическую жизнь. Во время работы над пьесой Лакербай не признавал отдыха, присутствовал на репетициях, следил за каждым актером. Если что не нравилось, прямо говорил об этом ему в лицо. Не ленясь, исправлял, редактировал каждое предложение. По первому замечанию менял их, приносил новый вариант. Также внимательно слушал режиссера-постановщика. Хотя он жил в Москве, он был готов немедленно приехать хотя бы из-за одного слова.

Нас очень сблизила пьеса «Потомок Гячей». Должен вам сказать, что до этого никогда я не встречался со столь скромным, интеллигентным абхазом. Не знаю другого абхазца, столь влюбленного в театр не только потому, что ставились его пьесы.

Любовь к театру ему привили Москва и Тбилиси, где он часто посещал спектакли, наблюдал за большими мастерами сцены, вникал в театральную жизнь. В абхазской драматургии впервые возникает такой жанр, как лирическая комедия. Вот к такой разновидности комедии можно отнести, по нашему мнению, пьесы М. А. Лакербай «Потомок Гячей» и «В овраге Сабиды».

В пьесе «Потомок Гячей» сатиры как таковой нет. Это веселая жезнеутверждающая комедия, пронизанная светлым и жизнерадостным юмором.

Комедия «Потомок Гячей» с присущим писателю пафосом отражает жизнь Апсны. До М. Лакербай ничего подобного не было создано в абхазской драматургиии. Он явился в этом отношении новатором. Идейное содержание, форма пьесы, постановка актуальных вопросов – все это было ново. Всем этим привлекал он внимание читателя и зрителя. Здесь сатира не выступает на первый план, пьеса пропитана лишь сочным юмором и воспевает утверждение новых законов жизни. Герои пьесы отличаются друг от друга характером, уровнем знаний, возростом и внешностью. Но все вместе взятые, являются детьми своего времени. Конечно, они не без недостатков, но у каждого есть свои достоинства и свои слабости.

Комедия «Потомок Гячей» была представлена на абхазской сцене. Спектакаль прошел с успехом, о чем свидетельствует тогдашняя пресса.

В пьесе «Потомок Гячей» мы встречаемся с директором цветочного совхоза «Счастье» Адамыром; с молодым агрономом, недавней выпускницей университета Щазиной, с ее отцом цветоводом-мичуренцем Хаджаратом, агрономом совхоза Варламом, лаборанткой Нателой, пастухом Щаабаном и другими.

Дружный коллектив цветочного совхоза «Счастье» и его директор Адамыр прикладывают немалые усилия, знания, опыт, чтобы вырастить новые сорта цветов. Им помогают наука и практика. Вначале в совхозе проводят много опытов, но безрезультатно. Директор совхоза Адамыр и агроном Варлам уже было пали духом. Но тут на помощь им приходит цветовод - энтузиаст Хаджарат. Он еще в ранней молодости из-за семейных неурядиц уединился – поселился один у самого подножья гор. Его трудолюбие и жизненный опыт помогли совхозу в подборе хороших семян цветов. Пьеса заканчивается победой коллективного труда: выведен новый сорт «Аупышал пшдза». Этот сорт попадает на сельскохозяйственную выставку в Москве. Сорт единогласно одобряется учеными-цветоводами.

Основная идея пьесы – отношение людей к новым условиям труда, а также взаимоотношения человека и труда. Все персонажи – главные или второстепенные – несут определенную нагрузку. Они так удачно выписаны автором, что постоянно дополняют друг друга, расскрывают идейный смысл пьесы.

Безусловно, в одной и той же пьесе не бывет так, чтобы все роли были равнозначны. В этой пьесе тоже. Подобно тому, как разнятся пальцы руки, так и в пьесе «Потомок Гячей» не равнозначны по своему значению персонажи.

Читателя (а также зрителя) прежде всего при знакомстве с пьесой впечатляют образы директора совхоза «Счастье» Адамыра и агронома Варлама.

В. В. Дарсалиа пишет: «Адамыр – это тип нового героя в абхазской литературе, очень удачно подмеченный автором». Адамыр молодой, полный сил и энегрии, он всего себя отдает общему делу. Для него любимое дело – превыше всего. В пьесе Адамыр показан человеком значительным, уважаемым, хорошим руководителем, отлично знающим свое дело.

Нельзя не обратить внимание на то, что в конце 30-х годов еще мало было хороших специалистов в Абхазии, – в республике только - только формировались местные национальные кадры.

Не в характере Адамыра зазнайство, нечуткость, высокомерие. Он не старался выделяться, прислушивался к предложениям коллектива, применял на практике наиболее ценные из них. Адамыр дорожил законами чести своего народа. Его характер раскрывается в процессе работы, в процессе общения с коллективом.

Другой герой пьесы Варлам и по знаниям, и по качеству работы ни в чем не уступает своему директору. Он прекрасный специалист. Но по характеру во многом отличается от Адамыра. Он сызмальства был труслив, и тому есть причина – в детстве он перепугался грозы и с тех пор страх поселился в нем. Из-за страха он переменил даже свою фамилию. В молодости Хаджарат был помолвлен с матерью Варлама, но случилось так, что ее украл отец Варлама. Варлам, испугавшись, что Хаджарат, узнав, кто он, будет его преследовать, взял себе новую фамилию Гяч.

С Варламом связано множество комедийных эпизодов. Возьмем, например, первую встречу Хаджарата с Варламом. Они встретились там, где живет Хаджарат. Когда Варлам шел туда, понятия не имел, что они с Хаджаратом враги. Об этом ему по дороге поведал пастух Щаабан. Эта очень выразительная, запоминающаяся сцена. Так же ярка сцена отлета Варлама в Москву.

Позднее, когда он возвращается из Москвы с гибридными сортами цветов, мы видим, что страх преодолен. Вот сцена встречи Варлама и Хаджарата: «Мне было страшно, но не за себя. Я боялся, что это повредит делу. Боялся за выведенный нами сорт. Теперь же, когда все позади, и мы вышли победителями благодаря тебе, мне ничего не страшно. Отец и мать – Дбар Сит и Ардзинха Каиматхан очень давно, когда еще меня на свете не было, нехорошо обошлись с тобой. Если ты считаешь нужным отомстить мне за них, дело твое – поступай как находишь нужным! (Указывает на свою грудь). Я готов!».

Это говорит о бесстрашии, так как трудно было ждать пощады от Хаджарата, который явно был зол на Дбаров и держал в руке острый кинжал, во-первых, потому , что Хаджарат был человеком старого склада, во-вторых, Хаджарат не знал хорошо Варлама, поскольку тот был долгое время скован поступком родителей – Сита и Каитматхан. И все же этот кульминационный момент показывает, что Варлам избавился от страха. Одного полета в Москву недостаточно, что и говорить, чтобы избавиться от чувства, угнетавшего Варлама с детства.

В пьесе «Потомок Гячей» действуют две девушки – Натела и Щазина. Щазина – агроном, в те времена очень редко можно было встретить женщину-агронома. И автор не случайно ввел в пьесу ее образ! Щазина очень хорошо понимает, как важна ее специальность в сельском хозяйстве. Ее отец Хаджарат, на какое-то время ставший отшельником, хотел, чтобы и дочь осталась с ним. Но Щазина заявила: «Я училась, чтобы приносить пользу своему народу и я должна ему служить». Отец не стал возражать, дочь убедила его.

Щазина во всем чиста, как горный родник. Она убеждает отца отказаться от единоличного ведения хозяйства, вовлекает его в колхоз. Щазина достойна настоящей любви. Она и Адамыр поженились. Их счастье делает счастливым и Хаджарата.

Близка по характеру Щазине лаборантка совхоза «Счастье» Натела. Девушка очень любит свое дело, совершенствуется в нем. Мила, умна. Натела любит Варлама. И он любит ее, однако девушка требовательна, принципиальна. Она полушутя, полусерьезно указывала Варламу на его слабости, ошибки. Благодаря ей он избавился от своих недостатков. Натела активно участвует в общественной жизни совхоза, она передовая работница.

Как я говорил ранее, новый образ жизни пробудил абхазскую женщину. Прежде со страхом взиравшая на свою участь, она теперь становится хозяйкой жизни, участницей тех грандиозных перемен, которые вершатся в Абхазии. К таким женщинам относятся и Щазина с Нателой. Они типичные представительницы своей эпохи.

Наши абхазские писатели не случайно в свои произведения вводят образы мудрых стариков (хотя, возможно и слишком часто). Они используют их знания, их человечность для реализации своих авторских замыслов. Абхазские старики сохраняли и развивали язык, хранили древние традиции и установки. Поэтому, когда наша литература окрепла, в ней одно из центральных мест заняли образы стариков.

Хаджарат из комедии «Потомок Гячей» – очень оригинальный, интересный образ. Изведав горечь любви, он еще совсем молодым ушел из родного села и поселился в верховьях Бзыби. Жил отшельником, не спускался в долину. Ему казалось, что люди с укором смотрят на него. Жил одним желанием – отомстить сопернику. Обида долго не проходила, не давала ему покоя.

Когда в Абхазии установилась новая власть, Хаджарат спустился с гор, предложил свои услуги в выращивании цветов. Однако он наткнулся на бюрократа, который грубо его оборвал: «Сейчас не до твоих цветов». Хаджарат ушел, обидевшись, и не давал о себе знать, пока его не разыскали односельчане, не уговорили вернуться. И Хаджарат переселился в совхоз, начал передавать цветоводам свой опыт. О нем знают уже в Москве. Называют абхазским Мичуриным. Он скромно возражает: «Далеко мне до него».

Хотя Хаджарат и встал на сторону новой жизни, поддерживает молодых, новые порядки, однако окружающие неспокойны: опасаются за Варлама. Стараются скрыть от Хаджарата, чей сын Варлам. Боятся, что он, узнав об этом, уйдет из совхоза, и потом – откуда знать, как старик обойдется с Варламом?! Поэтому Варламу вместо его подлинной фамилии Дбар дали дворянскую фамилию Гечба.

Узнав об этом, Хаджарат говорит: «Я знаю, чего вы устрашились. Думаете: он столько лет прожил в горах, в лесу, одичал. Темный человек, решили?».

Сильна в комедии сцена, где Хаджарат проверяет мужество Варлама. Он давно отказался от мести, но ему интересно знать, трус Варлам или нет. И он бросает вызов:

– Я сейчас вымещу свою злобу на Дбаров на тебе. – Выхватывает из ножен кинжал. Варлам не трогается с места. – Вот, наконец, наступила долгожданная минута! – Хаджарат рассматривает свой кинжал – то с одной, то с другой стороны. – Сейчас я тебя прикончу!

Варлам (не сходя с места):

– Кончай что задумал, раз уж ты такой злой человек! Доводи свое дело до конца!

Хаджарат протягивает свой кинжал Варламу:

– Бери, Геч-Дбар! Вот таким острым должен быть нож, которым мы будем пользоваться в цветоводстве.

Голоса: Благодарим, благородный Хаджарат! Да быть тебе с нами еще сто лет!

Эта сцена говорит о том, что Хаджарат человек мудрый, дальновидный. Он окрылен счастьем дочери и произносит слова, которые становятся афоризмом: «У любви свой несравненный цвет».

Каждый писатель хочет, чтобы его новое произведение было лучше, чем предыдущее. Но не всегда так выходит. Этим я вовсе не хочу сказать, что наряду с сильными произведениями у писателя обязательно должны быть и слабые… Но факты – упрямая вещь. У Михаила Лакербай наряду с блестящими драматическими произведениями есть и слабые.

После того, как с большим успехом прошел спектакаль «Потомок Гячей», была представлена комедия «Овраг Сабиды», которая оказалась более слабой и вот почему: в ней не была глубоко и правдиво отражена современность. Не были тщательно взвешаны и отобраны жизненные реалии. А ведь, как известно, не каждый действительный факт подходит для сценического воплощения. «Овраг Сабиды», так же, как и «Потомок Гячей», посвящен утверждению колхозного строя в Абхазии. Герои комедии – работник птицеводческой фермы Дзику, заведующий конной фермой Кязим (до этого на абхазскую сцену таких героев не выводили), врач Назира, ее отец Еслам, водитель Камщыщ, птицевод Чагу, Химра – жена Кязима, председатель колхоза Джгуатан, старики – Сагиаса, Шхангери, Кирим, Гедлач, Щахан и другие. Они добросовестно относятся к труду, выполняют свой долг. Но среди них имеются и такие, как Миха, который обманывает больных. Его разоблачает Назира, вернувшаяся в свою деревню после оканчания медицинского института. По-моему, это самое сильное место в комедии.

Миха, обманщик стариков, страдающих ревматизмом лечит обыкновеной, а не целебной грязью, жульнически собрал с них деньги… И все же пьеса не удалась. И тут невольно соглашаешься с В. Дарсалиа, который сказал: «Пьеса «Овраг Сабиды» не удалась автору прежде всего потому, что он не сумел освоить богатый жизненный материал. У комедии нет твердой основы, на которой должен строиться сюжет пьесы. Эпизоды не сзязаны друг с другом. Пьеса растянута, растянуты отдельные сцены»¹.

Несмотря на эти недостатки, пьеса все же понравилась зрителям. Спектакаль поставил Ш. Пачалиа, он же исполнял роль Дзику. Великолепен был в роли птицевода А. Кове, в роли водителя мы увидели И. Гезердава, а старика Еслана превосходно изобразил Б. Гицба.

М. Лакербай не меньше других видел достоинства и недостатки своих комедий «Потомок Гячей» и «Овраг Сабиды». Он был исключительно самокритичен. Опыт сегодняшнего дня послужил ему уроком на будущее. Учиться на ошибках – таково было его кредо. Почему об этом зашел разговор? А потому, что после «Потомка Гячей» и «Оврага Сабиды» в течение пятнадцати лет автором не было создано ни одной пьесы. Вот что говорит об этом брат Михаила И. Лакербай: «Даже после того, как комедии «Потомок Гячей» и «Овраг Сабиды» были успешно поставлены на сцене абхазского театра, Миша был недоволен, считал, что пьесы должны быть лучше написаны. Отношения людей между собой, их отношение к труду, их общественная деятельность, их полезные открытия нужно было показать достовернее, реальнее. В этом деле необходимы большая ответственность драматурга и режиссера».

«Все, чего мне недоставало в этом плане, я вижу и чувствую лучше любого другого. Надо учиться, черт возьми, в искусстве надо постоянно учиться», – повторял он.

Но нагрянувшие вскоре события на многие годы лишили его возможности заниматься творчеством.

И все же много лет спустя после «Оврага Сабиды» М. Лакербай вывел на абхазскую сцену историческую драму «Чудесный сплав». Это было значительное произведение, оно стало хорошим вкладом в абхазскую драматургию. Пьеса была напечатана в первом номере журнала «Алашара» за 1955 г. Писателя беспокоила судьба Абхазии, ее прошлое, настоящее, будущее. Еще в ранней юности задумывался он над тяжелым испытанием, выпавшим на долю его народа. Из-за него обезлюдели, опустели многие районы Апсны – Дал, Цабал и другие. В этом несчастье – в разорении народа в первую очередь повинны турецкие эмиссары. Они не без помощи и поддержки царского правительства России под чужим небом подыскивали абхазским переселенцам «земной рай».

Когда агитация и пропоганда оказывались бессильны (а это бывало очень часто), тогда насильно угоняли народ на чужбину.

Так случилось и в 1877 году. Царские генералы и турки в сговоре творили черные дела. Они решили полностью переселить аборигенов края – абхазов на чужбину.

В драме «Чудесный сплав» показано время, когда Дал и Цабал были густо заселены абхазами, но к несчастью предательство абхазских феодалов, их близорукость, узость национального сознания привели к опустошению этих районов.

При внимательном прочтении драмы нельзя не обнаружить насколько глубоко М. Лакербай изучил то страшное время. Он подробно ознакомился с научной литературой по этому вопросу, разыскал материалы в архивах. Неоднократно посещал районы, покинутые в те времена абхазами, чтобы ярче представить картину давнего исторического события. О том, что писатель специально посещал эти районы, рассказала его сестра Соня: «Он приходил домой и заявлял: «Сегодня я вернулся из Дала» или «Я был в Цабале». И когда я спрашивала: «Что же там? У кого ты побывал? – отвечал: «Я был у одного хорошо мне знакомого свана, потом гостил у Гогуа Кыскынджа, но ездил туда не навещать родичей: мне хотелось вглядеться в эти места. Ведь когда-то эти горные районы были густо заселены абхазами». И заметив, что я не совсем поняла его, как бы в шутку добавил: «Сестра моя, пишу я одну пьесу, заморочили мы с ней друг другу голову. Герои пьесы из тех мест. Верно, давно они покинули эти места, но я надеюсь найти там хоть какие-нибудь следы».

В абхазской драматургии тема махаджирства была не новой. Впервые она была затронута в пьесе С. Чанба «Амхаджир». Спустя несколько десятков лет М. Лакербай вернулся к этой теме – создал свою историческую драму «Чудесный сплав».

В драме много персонажей, много характеров. В ней показаны крестьяне, князья и дворяне, русские чиновники, турецикие янычары, русские солдаты, офицеры и т. д.

Жизнь и дела этих персонажей мастерски вплетены в исторические события, происшедшие в 1860-1861 гг. в Дале и Цабале. Автор правдиво изобразил черные дела, которые творили в Абхазии турецкие агенты совместно с царским правительством, предательскую роль некоторых абхазских феодалов.

Хорошо известны тогдашние смуты, волнения, недовольство крестьян, находившихся в тисках между русскими чиновниками и генералами с одной стороны, и турецкими янычарами – с другой.

«Героев» типа защитников политики царского самодержавия – Дундукова, Захарова мы встречали уже в пьесах С. Чанба, В. Агрба. А вот образы феодалов-предателей М. Лакербай вывел на сцену впервые. В пьесе встречается множество феодалов, но наиболее отвратительные – те из них, кто безжалостно эксплуатирует свой народ. Это кровопийцы Алмахсит, Баталбей, Халыбей и другие.

Данакай, которого постоянно беспокоили страдания и участь родного народа, постепенно выступил в защиту крестьян. Скрываясь от преследований дальских князей, он уезжает в Грузию. Здесь принимает участие в крестьянском восстании 1857 года. Это знаменитое восстание возглавлял кузнец Уту Микава.

Здесь Данакей сблизился с Елизбаром Кварацхелия, одним из ближайших соратников Уту. Князья Дадиани вместе с другими менгрельскими дворянами и царской полицией, задушив восстание, принялись за его руководителей – сажали в тюрьмы, убивали, казнили. Уту Микава сослали в Сибирь. Совершенно случайно Данакаю удается спасти Елизбара. Они возвращаются в Дал и здесь поднимают восстание дальских крестьян, протестуя против обманного переселения народа в Турцию.

Царская полиция, поняв, что события, развернувшиеся в Дале, принимают серьезный оборот, посылает туда отряды карателей.

Народ, восставший с оружием в руках против своих феодалов, поднявшийся на защиту своих прав, очутился в очень тяжёлом положении. И вот тогда к нему на помощь приходят русские солдаты…

Главный герой драмы Данакай Адзынба, человек необразованный (тогда, наверное, образованного крестьянина-абхаза просто нельзя было найти), но он хорошо понимает страдания своего народа, его боль. Он не ограничивается одним лишь сочувствием, одним лишь пониманием бед и чаяний народа, он призывает объединиться и вступить с оружием в руках против дальских князей, призывает народ к борьбе за свободу и сам с оружием в руках смело, открыто выступает против притеснителей. По тем временам выступление с оружием в руках против своих господ было неслыханной дерзостью и геройством. Вот, что говорит он князю Алмахситу: «Довольно, хватит мучить народ! Дай спокойно жить тем, кто остался. Пусть они идут, куда направились, а мы молодые пока хватит сил, будем бороться, и никуда отсюда не уйдем, не покинем Родину».

Таков Данакай. Писатель изображает его человеком безупречным. Он – человек чести, уважающий и соблюдающий благородные традиции своего народа. В беде он не оставит никого – протянет руку помощи, все сделает, чтобы выручить. А надо будет – и жизнь за друга не пожалеет.

Когда Елизбар, его верный друг и брат, влюбился в Айшу, которую он сам любил, Данакай выдает ее за Елизбара, играя свадьбу в доме своего отца Сейдыка. Но когда Елизбар случайно узнает, что Айша любит Данакая, он понимает все великодушие своего друга и объявляет собравшимся гостям, что женится не он, а его брат. Поступок обоих (Елизбара и Данакая) граничит с геройством, для такого поступка надо действительно быть настоящим мужчиной. Этот факт говорит и о том, что эти два народных вожака были людьми высокой морали. М. Лакербай, как вы уже, видимо догадались, использовал для своей пьесы известную абхазскую народную легенду.

Не увенчалась успехом борьба Данакая за предотвращение махаджирства, опустошили его родину Алмахсит и Алыбей вкупе с колонизаторами и турками. Данакай понимал, что никакие райские сады не ожидают абхазов на чужбине, что на этой национальной трагедии хотели нажиться феодалы и колонизаторы, но этого не понимали дальские крестьяне, они были в плену предрассудков.

Удался и образ Елизбара. Этот мужественный человек был грозой мегрельских феодалов, он был закален в борьбе с ними. Его имя приводило в дрожь князей и дворян, царских жандармов. Он погибает в борьбе за свободу абхазских крестьян. Умирая, Елизбар завещает: «Сделайте все, чтоб не погасло пламя борьбы».

Значителен образ Сейдыка Адзынба. Он выделяется среди других персонажей пьесы. Сейдык добропорядочный крестьянин, умудренный жизненным опытом. Данакай вырос вот в такой добропорядочной семье. В том, что Данакай стал тем, кто он есть – настоящим мужчиной, патриотом своего народа, во многом заслуга его отца.

Сейдык сам из гущи народа, его неотъемлемая частица. Когда дальские крестьяне восстали против своих князей, силы оказались неравными – крестьяне стали гибнуть. Сейдык от имени народа едет к Алмахситу – к своему воспитаннику, сыну Дарыквы. Тот жил в Петербурге, но в тот момент пребывал в Сухуме. Сейдык был уверен, что он поможет народу. Но, увы!.. Князь остается князем... Совершенно иные у него были интересы. Да, просчитался Сейдык. Он в отчаянии: «Лучше было бы умереть мне, нежели попасть в такое положение.

Дальцы позабыли о всех своих горестях, обрадовались, услышав, что приехал сын Дарыквы – он, мол, нас в обиду не даст.. И я гордился тобой. Когда я направился к тебе, они на радостях пели, плясали: приехал Алмахсит на наше счастье. Он-то нас вызволит из беды. И я хвастался тобой... Сейчас все их взоры устремлены на дорогу в ожидании Сейдыка. Они думают, что я приеду со своим замечательным воспитанником. А ты, оказывается, нас уже предал. Кто презреннее лягушки? Но и та хочет, чтобы болото, в котором она живет, было больше других болот. А что с тобой делается? Значит, продал родину, свой народ...

И что же ты мне предлагаешь? Чтобы я уговорил свой народ, толкнул его на верную гибель, а мы с тобой останемся, и ты меня за предательство наградишь медалями, чинами, деньгами?.. Как ты мог предложить мне пойти на такую подлость – измену Родине? С какой совестью вернусь я в Дал? Меня станут справедливо попрекать: «Кого ты воспитал? И жизнь мне станет в тягость. Нет, я не могу снести такого позора, мне лучше умереть!».

И Сейдык кончает жизнь самоубийством. Но он остается для своего народа символом мужества, стойкости и преданности Родине. Да, он наивно доверял отдельным князьям и дворянам, а более всего своему воспитаннику Алмахситу. Он, конечно, понимал, что из волчат вырастают волки, но все же ему казалось, что не все они одинаковы.

Алмахсит отличается от остальных дальских феодалов. Он - себе на уме, дипломатичнее других, старается обмануть крестьян, и это ему удается. Он долгое время находился в Петербурге, был лично известен государю, получил чин генерала. А народ надеется на него, как на спасителя.

Впервые автор знакомит нас с князем в его Сухумском замке. У него в гостях начальник Сухумского военного округа генерал Дундуков, полковник Захаров и др. Во время беседы с Бессоновым кажется, что Алмахсит скучает по Отечеству – что-то такое проскальзывает, но, увы...

«Да, я скучал по Апсны. Особенно по Далу и Цабалу. Там, в России, где спорят между собой сильные ветры и морозы, я часто вспоминал свой родной край: горы, которые уходят вершинами в облака с их быстрыми потоками, бескрайние просторы моря. Здесь воздух постоянно напоен ароматом цветов, здесь неповторимая весна, здесь самые яркие звезды горят в небесах!».

Однако, родной народ он не вспоминал. На родину Апсны его привели не заботы о народе, а совсем другое. Это обнаруживается в его беседе с князем Алыбеем. Он так, же как и Алыбей, согласен переселить свой народ, а затем продать их земли, но так, чтобы народ потом за это его не проклинал. Вот его слова: «Погоди, погоди, Алыбей. Тут не следует рубить сплеча. Мне не хотелось бы большой активности с нашей стороны. Чагемцы сами не против уйти. Надо кое-кого соблазнить».

Алмахсит хотел для этой цели использовать своего воспитателя – Сейдыка – он знал, что крестьяне послушаются его.

Но вот слова, полностью разоблачающие Алмахсита: «...Везде, повсюду люди как люди, знают долг и обязанность перед своим царем... Только крестьяне, живущие на землях моего отца, взбесились... Не хотят признавать ни царя, ни своих господ... Поверь, если они сами подобру-поздорову не покинут эти места, то придется двинуть на них карателей – карачаевцев и царских казаков. Всех перебьют...

...Зачем от тебя скрывать, у меня есть уже покупатели на эти земли. Только бы их освободить. Я сильно тогда разбогатею. Без больших денег в Петербурге ничего не сделаешь. Без больших денег ты не человек…» (Это он уже говорит Сейдыку. – Р. К.). Мне нужны деньги, золото, много золота...».

Алмахсит человек гнусный, для достижения своих целей он ничем не брезговал. Он выдавал себя за противника царя. И таким образом разжигал ненависть народа к царю, пропагандировал уйти из-под власти ненавистного царя в другую страну. Однако его настигает справедливое возмездие – народ с ним жестоко расправляется, убивая его.

Гораздо хуже – Халыбей и Баталбей. Люди, подобные им, повинны в том, что и сегодня в Дале и Цабале практически нет абхазских дворов. Автор рисует их образы достоверно, реально. Когда читаешь об их позорных деяниях, несмотря на давность событий, посылаешь виновникам проклятия.

В пьесе противопоставлены царю и колонизаторам русские солдаты. Солдаты, конечно, обязаны были выполнить приказания своих командиров. Но не всегда и во всем они повиновались. Автор ярко рисует тяготы солдатской службы. Весьма мало отличалась судьба русского солдата от судьбы абхазского крестьянина. Горька была участь русского солдата, безрадостна была она.

М. Лакербай создает типичные образы русского солдата Ивана и офицера-демократа Бессонова, сосланного на Кавказ, на верную гибель. Читатель верит, что такой солдат, как Иван, не станет по приказу офицера стрелять в абхазского крестьянина. Веришь и в то, что Бессонов мог сказать генералу Алмахситу после поступка Сейдыка:

– Может, теперь задумаешься над тем, каков характер, каков нрав у твоего народа, вскормившего тебя. Я бы на твоем месте после всего этого предпочел смерть!

Иван, Бессонов и другие приняли сторону абхазских крестьян. Вот об этот единении Бессонов говорит: «Да здравствует этот чудесный сплав!».

Дундуков же откровенно говорит: «... Князь Алмахсит, чегемцев поручаю тебе. Мои соображения ты знаешь. Подумай над тем, как поступил в Гаграх Гыд Чачба!». А поступил очень просто - чегемцев выселил в Турцию.

Дундуков боялся, что слух о народных волнениях разойдется далеко. Особенно боялся, что он дойдет до царя. Вот что он говорит Захарову: «Эти абхазские князья тоже без конца ездят в Петербург, к государю... Если они как-нибудь пожалуются и государь услышит нечто подобное, то всех офицеров, несущих здесь службу, разжалует и отправит на каторгу... А раньше всех меня. С ними надо скорее разделаться...».

Эти слова точно определяют образ начальника Сухумского округа – его намерения, его желания. Он ненавидит не только абхазских крестьян, но и абхазских князей-феодалов.

Доктор филологических наук Хухут Бгажба отмечает: «Драматург создал впечатляющие картины, показывающие борьбу абхазского народа против местных и пришлых угнетателей». Пьеса, о которой сказано так много хорошего, имеет и некоторые недочеты. Как справедливо замечает В. Дарсалиа, не отвечают действительности эпизоды, где целые роты русских солдат переходят на сторону восставших абхазских крестьян. История не знает таких фактов. Конечно, такие, как Иван, Бессонов, переходили на сторону абхазских крестьян. Но таких людей, проникнутых демократическими идеями, было единицы. Их посылали в особые казачьи подразделения, призванные усмирить, покорить горцев, по одному, по два человека, посылали на верную гибель. Об этом много и хорошо сказано на страницах истории...

Но пьеса – это художественное произведение, и писатель имеет право на некоторые вольности.

В 1956 году абхазский театр поставил драму «Данакай» («Чудесный сплав») Вот что по этому поводу говорит постановщик этого спектакля, народный артист Грузии и Абхазии Азиз Агрба: «Я с большой любовью и желанием, с большим старанием поставил спектакль «Чудесный сплав» и, как мне кажется, сумел донести его до зрителя. У писателя был беспокойный характер. Мне кажется, что когда готовились к постановке его пьесы, пока их не принял зритель – он не находил себе места, спокойно ни единой ночи не мог заснуть. Насколько он беспокоился, ни на шаг от нас не отходил, пока шли репетиции. Хотя он и жил в Москве, мы его видели чаще других авторов-драматургов».

Абхазский поэт и прозаик П. Х. Бебиа пишет: «Михаил Лакербай... Когда я произношу это имя, перед моим взором предстают наши седовласые старики с гордо вскинутыми головами, как наши горы, готовы поспорить белизной мудрых голов с Ерцаху. Наши старики, за плечами которых столетия. Когда я произношу это имя, перед моим взором четко вырисовывается писатель, который, затаив дыхание, слушает сказ седоволосого старика, как говорится в народе, старого, как древний род Курыжаа в самом отделенном горном селе. Да, таким был М. Лакербай. Я вначале познакомился с его творчеством, а потом уже имел счастье увидеть и его самого.

М. Лакербай наше внимание обратил на стариков, на их удивительную память, сохранившую множество прекрасных, интереснейших сказаний.

Он очень ревниво, придирчиво относился к своим произведениям, очень тщательно над ними работал, прежде чем вынести на суд читателя или зрителя.

Бывало, сидим в редакции, погрузившись в работу, и вдруг – появляется М. Лакербай. «Я займу у вас немного времени» – так обычно он начинал свой очередной рассказ. И вот на глазах у нас еще слезы от смеха, а он уже за порогом...

1965 г. Москва. Н. Квициниа, В. Амаршан и я сдали вступительные экзамены в Литературный институт им. А. М. Горького. Поступили. Пришли счастливые в общежитие и вдруг печальная весть: в Москве в клинике скончался М. Лакербай – абхазский писатель, поэт, драматург, театровед. Ах, как он любил жизнь, абхазскую литературу, абхазский театр!

Из Абхазии приехали за телом М. Лакербай. Мы тоже пришли в клинику, состоялся митинг.

...Самолет оторвался от земли и поднимался все выше и выше. Это был последний путь М. Лакербай. Подобно тому, как путь всех рек направлен к морю, так и последний путь каждого из людей направлен к родной земле».

Лейтмотивом всего творчества М. Лакербай была любовь к родной земле, к ее прошлому и настоящему. Он постоянно писал о ее истории, о тех, кто боролся за народное счастье, и писал так, что брал читателя за сердце, заставлял его размышлять, думать.

Писатель глубоко изучил материалы, необходимые для своего творчества, работал в архивах. К тому же, в пору работы над пьесой о махаджирах не раз посещал оставленные махаджирами районы, чтобы еще острее испытать горечь и боль своего народа.

Долго Михаил Александрович работал над пьесой «Сорок дней». Усердно изучил в Москве, Тбилиси и Сухуме существующий архивный материал. Написал три варианта пьесы, точнее, три исторические драмы (которые в настоящее время хранятся в Литературно-историческом музее им. Гулиа).

Первый вариант, который называется «Восход зари», – это драма в 4 актах, 7 картинах. Под ней стоит дата – 1956 год. Многие, наверно, запомнили отрывки из этой драмы, напечатанные на страницах «Апсны Капш» в конце 1956 года.

Второй вариант пьесы, написанный в 1960 году, называется «Аламыс». По сравнению с первым он значительно сокращен. Как сообщил режиссер-постановщик Азиз Агрба, пьеса производит довольно благоприятное впечатление, вот только недоброжелатели помешали ее постановке.

Вот мнение профессора Г. А. Дзидзариа, высказанное по поводу этой драмы в те годы: «С пьесой М. Лакербай «Аламыс» я познакомился по ее первому варианту. Это произошло в Сухуме на совещании творческих работников. Были высказаны многие критические соображения и пожелания, с которыми согласился автор. После этого он еще раз переработал пьесу. Все отметили глубокое знание автором исторического материала. В итоге проделанной работы второй вариант пьесы оказался гораздо лучше первого. Пьеса отображает период борьбы за установление Советской власти в Абхазии в 1918 году. Я не касаюсь драматургических достоинств пьесы. Работающие в этом жанре специалисты скажут свое мнение.

По-моему, наша литература обогатилась еще одним хорошим произведением». Михаил Лакербай изучил все высказанные соображения и пожелания. Особенно заметки отличного знатока абхазской истории Г. А. Дзидзариа, после чего был создан третий вариант пьесы, историко-революционная драма – «Сорок дней», в двух действиях и 7 картинах, которую писатель завершил в 1964 году. И хотя пьесу он переработал фундаментально, он все-таки не дождался осуществления ее постановки на сцене. Михаил Лакербай был большим реалистом, мастером художественного слова и драматические сочинения. Он обогащал абхазскую драматургию, развивал ту традицию, которую создали в этом жанре С. Чанба, Д. Дарсалиа, А. Агрба.

Указанную революционную драму он писал с перерывами в течение восьми лет. Создание сюжета для серьезного сочинения требует высокого мастерства. Особенно ответственно содержание диалогов, их художественная полнота.

Вскоре к драматическим произведениям М. Лакербай прибавилась пьеса «Моя лучшая роль». Она о том, что самой главной ролью в жизни гражданина является защита человеческого счастья. У героев пьесы много общего с действующими лицами других драматических произведений автора. Но выявляется и новое. В пьесе хорошо отображены достижения современного села, победы в области экономики и культуры, внутренние противоречия.

Пьеса, которая была поставлена после смерти автора (постановщик народный артист СССР и Абхазской АССР Ш. Пачалиа), заслужила высокую оценку зрителя и критики.

Михаил Лакербай считал, что и в искусстве, и в повседневности самое главное – это всестороннее знание жизни. Поэтому главный герой пьесы Нури старается глубоко вникнуть в жизнь, чтобы потом достоверно изобразить ее на сцене.

Действия пьесы разворачиваются вокруг профессионального актера Нури, который приезжает в родное село с намерением создать здесь самодеятельный драматический кружок, помочь организовать и направить его работу. В эти кружки надо привлечь молодежь, любящую искусство, а там уже дать возможность раскрыться их способностям, таланту. Однако Нури, очень хорошо знавший деревенский быт, любивший своих односельчан и близкий им, помимо основной цели своего приезда – организации кружка самодеятельности, стал задумыватья и над другими проблемами, связанными с поднятием экономики села, организацией труда. Мало того, он решил примирить из-за пустяка ставших врагами стариков – Щаабата и Куаблуха, которые прежде были лучшими друзьями. Нури особенно заинтересован в их примирении, потому что дочь Щаабата, Хабаба, и сын Куаблуха, Еснат, любят друг друга. Неприязнь друг к другу стариков может помешать счастью молодых. Сцены их примирения очень ярки, запоминаемы, автор умело использует народный юмор, потехи, шутовство.

Нури для достижения своей задумки привлекает Шабана. Через образ Шабана М. Лакербай показывает и природную склонность абхазцев к артистизму, к сцене.

Вспомним эпизод, в котором Нури и Шабат разучивают роли примирителей Куаблуха и Шабата.

Как говорили древние, жизнь – самая лучшая школа. Обстановка в селе подсказала Нури, что дел тут непочатый край. Он активно включается в хозяйственные дела колхоза. Поначалу даже кажется, что он подменяет председателя колхоза Тейба, который и сам не менее активен. Председатель колхоза человек дальновидный, он хочет, чтобы колхоз развивался, но понимает, что одному ему не под силу решить все стоящие перед хозяйством проблемы. И он охотно откликается на инициативу, проявленную Нури, поддерживает ее. Конечно, у каждого есть самолюбие, может быть, поначалу Тейбу не совсем понравилось, что инициатива в руководстве колхозом переходит в руки молодого артиста, и это недовольство невольно кое-где проскользнуло, но затем он в себе его подавляет, понимая, что неправ. Этот факт автором раскрыт психологически очень убедительно.

Нури включился в дела колхоза так активно, словно всю жизнь только этим и занимался. И односельчане еще больше полюбили его. Он по натуре веселый, общительный, контактный, но в случае необходимости – и строгий, требовательный. Между прочим, следует отметить, что артист Н. Камкия, исполнявший роль Нури, показал нам его как человека терпеливого, строгого, но в то же время доброго и мягкого.

Но все же основное призвание Нури – сцена. По его инициативе в селе организован народный театр, благодаря ему в колхозе «Новая жизнь» Дом культуры становится излюбленным местом отдыха. И, наконец, с согласия стариков в Доме культуры сыграли свадьбу Хабабы и Есната. Не так-то легко было добиться, чтобы на этой свадьбе против обычая присутствовали родители жены, чтобы лицо невесты не было укрыто платком, чтобы сыграна она была в клубе. Но все это призошло, и произошло благодаря Нури. В этом ему помогли старики (Кан и другие), осудившие старые, изжившие себя традиции.

Образы Есната и Хабабы – одни из ведущих в пьесе. Они делают ее легкой, веселой и жизнорадостной. Правда, из-за ссоры отцов едва не нарушилось счастье девушки и парня. Но как говорят абхазы, козу, которой не суждено умереть от голода, веточка сама найдет: на помощь влюбленным явился Нури. Хабаба работает бригадиром в колхозе, она девушка бойкая, проворная. Ее дядя – председатель колхоза Тей – говорит, что Хабаба девушка с характером, себя в обиду не даст; строга, серьезна, но и мягка, нежна. Что касается Есната, то и он парень серьезный, пользуется уважением односельчан.

Образами Хабабы и Есната автор утвержадет: без настоящей любви не интересно жить, полнота человесческого счастья, полнота любви – вот наивысшие ценности мира.

Шабат и Куаблух – люди, повидавшие жизнь, умудренные опытом. Оба участники Великой Отечественной войны, где каждый из них проливал кровь, защищая большое Отечество – Советский Союз. И в мирной жизни им, уважаемым людям, не следовало бы ссориться из-за сплетников и болтунов.

В эпилоге своей пьесы М. Лакербай устами своих героев говорит о том, что для постижения взаимоотношений действительности и искусства лучшая школа – жизнь.

До сих пор мы говорили о стихах, новеллах, пьесах, сценариях и либретто Михаила Лакербай. Коснулись и тех произведений, которые не были включены в его двухтомник. Рассмотрели почти все, что было написано о творчестве Михаила Лакербай в критике. Определили, какие из этих оценок мы поддерживаем, с какими – не соглашаемся. Отметили широту диапазона интересов писателя, его эстетическое чутье. Но наряду с художественным творчеством М. Лакербай оставил нам и острые публицистические статьи, где он рассматривает актуальные проблемы абхазской культуры.

Михаил Лакербай одним из первых заговорил об абхазском театре, стал рассматирвать историю его становления и развития. Словом, он пионер изучения абхазского национального театрального искусства.