ДЕТСКИЕ ГОДЫ АФАНАСИЯ ФЕТА И МУЗЫКА

43
Цель настоящей статьи – привлечь внимание педагогического сообщества к 
невостребованным ранее материалам, касающимся детских музыкальных впечатлений 
Афанасия Афанасьевича Фета. 
Как известно, Фет – один из самых «музыкальных» русских поэтов. Большое 
количество написанных им стихотворений послужило впоследствии основой для создания 
музыкальных произведений. «О «музыкальности» фетовского стиха неизменно говорили и 
говорят все» – писал Б. М. Эйхенбаум [Эйхенбаум, 1969, с. 435]. В особой мелодичности 
видел основную черту поэтической индивидуальности Фета П. И. Чайковский: «Фет... это не 
просто поэт, скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые легко 
поддаются выражению словом» [Фет, 1979, с. 578]. 
Жизни и творчеству А. А. Фета посвящена обширная научная, научно-популярная, 
учебно-методическая литература. Однако работ, в которых исследуются его детские 
музыкальные впечатления, среди них обнаружить не удалось. Попытка отчасти восполнить 
этот пробел и предпринята в настоящей статье. Материалом для анализа послужили 
воспоминания поэта «Ранние годы моей жизни», часть 1 [Фет, 4]. 
Афанасий Афанасьевич Фет (1820–1892) родился и провел детские годы в деревне 
Новоселки (Козюлькино) недалеко от города Мценска Орловской губернии, в имении, 
принадлежавшем его отчиму – отставному ротмистру Афанасию Неофитовичу Шеншину. 
Матерью поэта была гессен-дармштадтская подданная Шарлотта Фёт. 
Шеншины – старинный дворянский род, история которого восходит к концу XV 
столетия. В XIX веке они принадлежали к так называемым дворянам средней руки. Деревню 
Козюлькино А. Н. Шеншин получил по наследству и «расчистив значительную лесную 
площадь на склоняющемся к реке Зуше возвышении, заложил будущую усадьбу, 
переименовав Козюлькино в Новоселки» [Фет, 4]. 
Первоначально усадьба состояла из двух деревянных флигелей с мезонинами, один из 
которых предназначался для кухни, а другой – для временного жилища хозяев. Впоследствии 
предполагалось построить между ними большой дом. Но стесненные обстоятельства 
«помешали осуществлению барской затеи, и только впоследствии умножение семейства 
принудило отца на месте предполагаемого дома выстроить небольшой одноэтажный флигель» 
– пишет А. А. Фет [Фет, 4]. Семья жила натуральным хозяйством. В воспоминаниях поэт 
отмечает, что «за исключением свечей и говядины да небольшого количества бакалейных 
товаров, все, начиная с сукна, полотна и столового белья и кончая всевозможной съестной 
провизией, было или домашним производством, или сбором с крестьян» [Фет, 6]. 
Н. В. Фролова указывает, что «даже клавикорды для сестры Любочки делал домашний 
мастер» [прим.1] [Фролова, 2017, с. 122]. 
До наших дней усадьба Шеншиных не сохранилась. На ее место указывает лишь 
памятный знак, с выбитым на нем отрывком из стихотворения Фета «В саду» и горельефом 
головы поэта. 
Фет (в детские годы – Шеншин) [прим.2] получил домашнее начальное образование. Не 
все лица, участвовавшие в обучении поэта, были профессиональными педагогами. Нередко 
грамоту ему преподавали камердинеры, повара, дворовые, семинаристы. Много знаний мальчик 
впитал из окружающей природы, крестьянского уклада и сельского быта. Он вспоминал, что 
любил подолгу общаться с горничными, которые делились с ним новостями, рассказывали сказки 
и предания [Фет, 1].А. Н. Шеншин, по-видимому, не мог себе позволить нанимать детям дорогих 
учителей. Отсюда – отдельные описанные в мемуарах казусы. Например, история про нового 
«фортепьянного учителя» сестры Любочки, который украл фамильное серебро, но был пойман 
дядей поэта Петром Неофитовичем и передан в полицию [Фет, 4]. 
Судя по воспоминаниям, музыка окружала А. А. Фета с детства. Одним из его наиболее 
ранних музыкальных впечатлений стало звучание военного оркестра:«В праздничные дни я с 
особенным любопытством и удовольствием смотрел, как в невысокую калитку против окон 
нашей детской один за другим, наклоняя голову, чтобы не зацепить высоким качающимся 

44
султаном за притолку, выходили со своими инструментами пестрые музыканты. Слышать 
военную музыку было для меня верхом наслаждения» [Фет, 4]. 
Семья Шеншиных часто бывала у своих соседей Зыбиных, которые любили музыку и 
часто устраивали у себя музыкальные вечера. Фет вспоминает о родственниках хозяйки дома 
– брате Н. Н. Голостьянове, который «играл на всех инструментах: на фортепьяно, скрипке, 
флейте, гитаре и кларнете» и двоюродной сестре Анне Сергеевне, которая «кроме того что 
играла на фортепьянах, весьма приятным голосом пела романсы» [Фет, 4]. «Когда она по 
просьбе моей садилась петь, я с восторгом слушал ее, заглядываясь на ее гладко причесанную 
миловидную головку и стараясь не глядеть на безобразный горб, портивший небольшую ее 
фигурку» [Фет, 4]. В воскресные и праздничные дни «небольшие фортепьяны переносились 
из гостиной в залу, и под танцы, наигрываемые Анной Сергеевной с аккомпанементом 
скрипки Николая Николаевича, начинались бесконечные вальсы, кадрили и котильоны» 
[Фет, 4]. 
Охотно музицировали и в семьях дальних родственников Шеншиных, усадьбы которых 
– Ближнее Волково и Дальнее Волково также находились в Мценском уезде. В «Ранних годах 
моей жизни» эти усадьбы не упоминаются, однако известно, что в Ближнем Волково А. А. Фет 
неоднократно бывал в зрелые годы, встречался с И. С. Тургеневым, а хозяин имения – 
Николай Никитич Шеншин«был прирожденным музыкантом и по целым часам фантазировал 
на рояле, которым прекрасно владел» [Фет, 6]. 
Сохранились сведения, что у дедушки и бабушки Фета – Неофита Петровича и Анны 
Ивановны Шеншиных – были «свои крепостные музыканты в лаптях». А. А. Фет знал об этом 
от Филиппа Агафоновича, «дедовского слуги, с которым впоследствии мне суждено было 
тесно сблизиться, так как он в продолжение нескольких лет был моим дядькой», [Фет, 4]. Как 
известно, крепостные оркестры и крепостные театры в дворянских усадьбах, даже в 
провинции, были в те годы обычным явлением. К сожалению, более подробной информации 
об оркестре Н. П. Шеншина и музицировании в его доме обнаружить не удалось. 
В «Ранних годах моей жизни» неоднократно упоминаются факты, связанные с 
музицированием самого Фета. Камердинер его отца Илья Афанасьевич делал для маленького 
поэта «весною из сочной коры ветлы… превосходные дудки, что давало мне возможность, 
конечно, в отсутствие отца бить в подаренный крестным отцом барабан, продолжая в то же 
время дуть в громогласную дудку» [Фет, 4]. 
Фет описывает народные игры и забавы с пением, в которых он участвовал ребенком. 
Поэт вспоминает, что во время масленичной недели, «когда ловкие столяры взвозили на гору 
Новосельской усадьбы не салазки, а большие сани и, насажав на них десятки разряженных 
баб, неслись несколько сот сажень с возрастающей быстротой, мы неизменно были на 
головашках в числе хохочущих седоков». На день сорока мучеников «мы выходили на 
проталину к дворовым мальчишкам с жаворонками из белого теста и, подбрасывая их кверху, 
кричали: «Чувиль-чувиль жаворонки!». На Красную горку «мы не пропускали хороводов и 
горелок», а в Троицу «шли к разряженным бабам в лес завивать венки и кумиться», после чего 
«на закате солнца вся пестрая толпа в венках шла к реке, распевая «Кумитеся, любитеся, 
любите меня, вы пойдете на Дунай реку, возьмите меня» [Фет, 4]. 
В первой половине XIX века музыкальное образование, «считавшееся необходимым и 
полезным, в качестве обязательного компонента вошло в общую систему воспитания» 
[Долгушина, 2014, с. 10]. А. Н. Шеншин, заботясь о «доставлении» сыну «общественных 
талантов», подобно многим своим современникам, «музыку считал верным средством для 
молодого человека быть всюду приятным гостем» [Фет, 4]. Обучение А. А. Фета началось в 
девятилетнем возрасте: «Решено было, что так как я буду служить в военной службе и могу 
попасть в места, где не случится фортепьяно, то мне надо обучаться игре на скрипке, которую 
удобно всюду возить с собою», – сообщает мемуарист. Был куплен инструмент и найден 
учитель, который дважды в неделю приезжал в имение Шеншиных. Однако занятия не 
увенчались успехом: «Помню, с каким отчаянием в течение двух зимних месяцев я вечером 
наполнял дом самыми дикими звуками. Но судьбе угодно было избавить меня и дом от 

45
незаслуженной пытки. Во-первых, музыкальный мой учитель, вероятно, запил и перестал 
являться на уроки, а затем, сделавшись позднее страстным любителем птиц, я ночью услыхал 
удар сорвавшейся с окна клетки. Убедившись, что уронила ее кошка, пробравшаяся к щеглу, 
я вне себя в полумраке, за отсутствием другого орудия, схватил со стены смычок и ударил им 
кошку так усердно, что смычок разлетелся на куски» [Фет, 4]. 
Сюжет, связанный со скрипичным исполнительством, нашел неожиданное продолжение 
с появлением в усадьбе Шеншиных нового домашнего учителя, Андрея Карповича [прим.3]. Он, 
по словам Фета, «представлял большое оживление в неофициальной части своей деятельности», 
одним из проявлений которого было музицирование на скрипке. Поэт с юмором описывает, как 
его преподаватель «сначала упражнялся по вечерам на этом язвительном инструменте один», а 
затем по собственной инициативе взялся обучать игре на скрипке его дядьку, бывшего 
крепостного Сергея Мартыновича: «В кладовой нашлась моя скрипка, но без смычка. Тогда 
обратились к Ивану столяру, который устроил березовый смычок, вставив в него прядь волос, 
вырванных мальчишкой-конюхом из хвоста рабочей лошади… Большого труда стоило Андрею 
Карповичу обучить Сергея Мартыновича тем двум единственным ладам, которые подпадали 
под его исполнение в неистощимой «барыне», этом цветке и вершине веселости русского лакея. 
Зато с каким наслаждением Сергей Мартынович каждый вечер волнообразно пускал свой 
смычок по этим двум нотам, в то время как смычок уносящегося в выспрь Андрея Карповича 
выдергивал из «барыни» самые отчаянные возгласы <…> При этом оба, и наставник, и ученик, 
страстно приникая левой щекой к скрипке и раздувая ноздри от удовольствия, с азартом 
подлаживались друг к другу, и в то время как качающийся смычок Мартыныча производил 
неизменное: ури-ури, – нарезающий и проворный смычок Андрея Карповича отхватывал: 
титирдити-титирдити» [Фет, 4]. 
Зафиксированные на страницах воспоминаний А. А. Фета факты свидетельствуют о том, 
что музыкальные впечатления детства поэта типичны для ребенка из русской дворянской семьи. 
С одной стороны, они отражают характерные особенности усадебного быта России первой 
половины XIX века: народные забавы с пением, звучание военного оркестра, домашнее 
камерное музицирование; с другой – свидетельствуют о чуткости и восприимчивости самого 
поэта, выразившихся впоследствии в удивительной музыкальности его стихов. 

жүктеу/скачать 2,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: