Жизненный мир,
нетематическая живая деятельность и габитусы
Согласно четкому определению А. Шюца, «наш повседневный мир
с самого начала есть интерсубъективный мир культуры. Он интерсубъ-
ективен, ибо мы живем в нем как люди среди других людей, связанные
с ними общим влиянием и работой, понимающие других и являющиеся
для них объектом понимания. И это мир культуры, ибо с самого начала
жизненный мир есть для нас универсум обозначений, то есть смысловая
сеть, которую мы должны проинтерпретировать, и мир смысловых вза-
имосвязей, которые мы устанавливаем лишь посредством нашего дей-
ствия в этом жизненном мире»
1
. Иначе говоря, жизненный мир пред-
ставляет собой своеобразную обработанную культурой почву (сеть)
смысловых отношений, которую человек усваивает как естественно дан-
ный, общий для конкретных сообществ ресурс (основание) интерсубъ-
ективных коммуникаций.
Предпосылочную роль этого смыслового ресурса Гуссерль в книге
«Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» обо-
значал как «пред-данность жизненного мира», которая в наших темати-
зированных рассуждениях остается вне поля внимания рассуждающего
субъекта, хотя парадоксальным образом определяет сами «живые» акты
тематизации. «Мы как субъекты актов (Я-субъекты) направлены на те-
матические объекты в модусах первичной, вторичной, а иногда еще и со-
путствующей направленности. В этом занятии с объектами сами акты
остаются нетематическими. Однако мы позднее можем рефлектировать
1
Шюц А.
Феноменология и социальные науки / Пер. с англ. //
Шюц А.
Избранное:
Мир, светящийся смыслом. М., 2004. С. 194.
124
125
в отношении нас самих и нашей соответствующей активности; она ста-
новится теперь тематически предметной в
некоторой новой, со своей
стороны опять нетематической, живой функционирующей деятельно-
сти
(курсив мой. —
П. Т.
)»
1
.
Любой акт обосновывающего предметного, предуготовленного к ос-
мыслению (исследованию) представления (тематизации) предполагает
нетематическую (постоянно ускользающую из поля тематизирующего
внимания)
живую деятельность
. Последняя сама может быть темати-
зирована и представлена в некотором представлении (например, в том
представлении, которое предстает перед читателем в момент вот сейчас
происходящего чтения), но лишь из иной (в среде или контексте),
нетема-
тической живой деятельности
. Причем эта ускользающая от тематизации
живая деятельность не просто пока еще не представлена и не тематизи-
рована, но включает в себя непредставимое и нетематизируемое как та-
ковое
2
. Нетематизированная живая деятельность (здесь я использую для
конкретизации тезис Шюца) сама
так, как она есть
, представляет собой
«вторую природу» человека, обработанную и одомашненную культурой
на протяжении многих тысячелетий и за счет этого ставшую незаметной
для него, — его культурную телесность. Или, как сказал бы К. Маркс, став-
шую языком как «самоговорящим бытием человеческого рода». В поле
дискурсивно формируемого «зрения» эта деятельность попадает лишь
задним числом в форме исторически особых дискурсивных лакун (апо-
рий, антиномий, парадоксов и т. д.), которые являются началами мысли,
принуждающими ее к попытке смыслового схватывания, но постоянно
ускользающими от нее. Поэтому, например, чрезвычайно сложно опреде-
лить само понятие жизненного мира. Гуссерль также обращает наше вни-
мание на тот факт, что нетематизированную живую деятельность можно
тематизировать, только опираясь на какую-то иную нетематизированную
жизнедеятельность. В этом смысле я интерпретировал нарративно струк-
турированные
жизненные апории как начала
биоэтики
3
.
1
Гуссерль Э.
Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология / Пер.
с нем. // Гуссерль Э. Избранные работы. М., 2005. С. 450.
2
Вопрос о непредставимом и его эффектах в конфигурациях силы и власти об-
суждался мной в статьях:
Тищенко П. Д.
Институт человека как философская идея //
Человек. 2008. № 6. С. 23−41;
Тищенко П. Д.
Сила и власть. Карнавал, труд, праздник //
Рабочие тетради по биоэтике. Вып. 8. М., 2009. С. 25−47.
3
См. главу «Жизненные апории как начала биоэтики» в книге:
Тищенко П. Д.
На гранях
жизни и смерти. Философские исследования оснований биоэтики. СПб., 2011. С. 16−44.
П. Бурдье попытался внести — с определенными оговорками —
структурную упорядоченность в нетематизированную живую деятель-
ность человека как субъекта мысли. «Детерминации, связанные с осо-
бым классом условий существования (условий жизненного мира. —
П.
Т.
), производят
габитусы
— системы устойчивых и переносимых
диспо-
зиций
, структурированные структуры, предрасположенные функциони-
ровать как структурирующие структуры, т.е. как принципы,
порождаю-
щие
и
организующие
практики и представления, которые, хотя и могут
быть объективно адаптированными к их цели, однако не предполагают
осознанную направленность на нее и непременное овладение необходи-
мыми операциями по ее достижению (то есть в пределе остаются нете-
матизированными. —
П. Т.
). Объективно “следующие правилам” и “упо-
рядоченные”, они в то же время ни в коей мере
не
являются продуктом
подчинения правилам и, следовательно, будучи коллективно оркестро-
ванными,
не являются продуктом организующего действия дирижера
оркестра
(курсив мой. —
П. Т.
)»
1
.
Дискурсивные лакуны незнания, в нашем сознании тематизирую-
щиеся как тайны, проблемы или задачи, образуют изначальные напря-
жения мысли, которые разрешаются (производят ответ в форме рече-
вых высказываний или действий) через неосознаваемое использование
пред-установленных и специфичных для времени, места и культуры
габитусов (диспозиций речи, действий и т. д.). Например, повествова-
ния структурируют смысловое содержание не произвольным образом,
а специфичным для данного сообщества способом представления собы-
тий в рассказах, связанных шаблонами сюжетов, завязок, героев, пери-
петий и т. д. Причем эта специфичность для членов конкретного сооб-
щества выступает как естественный, само собой разумеющийся способ
(диспозиция) реализации желания «хочу сказать» и, естественно, пред-
полагает коррелированную структуру «слуха» потенциального зрителя
или читателя. Начиная с раннего детства нас обучают правильно (то есть
по писаным и неписаным канонам) выражать свои желания, правильно
действовать и т. д., а также правильно понимать правильно произнесен-
ные слова и действия, совершенные другими людьми, не рефлексируя тот
факт, что эта правильность является особой социальной конструкцией.
1
Бурдье П.
Структура, габитусы и практика / Пер. с франц. // Журнал социологии
и социальной антропологии. 1998. Т. I. Вып. 2. С. 44−59.
126
127
Мне представляется, что идеи жизненного мира, нетематизирован-
ной жизнедеятельности и габитусов могут быть полезны для выявления
конкретной связи между опытом рыночных отношений и существенно
важными предположениями науки. Тысячелетиями культивируемый
в жизненном мире человека опыт рынка формирует ресурс общепонят-
ных, очевидных связей и отношений, которые можно, следуя Бурдье,
охарактеризовать как устойчивые диспозиции или габитусы, непримет-
ным образом структурирующие нашу (как субъектов) направленность
на «тематические объекты» самой разной природы. Было бы серьезным
упрощением утверждать, что габитусы рынка непосредственно детер-
минируют некоторые основные предположения науки. Они сами по себе
лишь
необходимые, но недостаточные
апостериорно (исторически осо-
бенно) априорные (пред-данные, то есть до-опытные для каждого чело-
века, всегда уже погруженного в жизненный мир своей культуры) усло-
вия возможности научного усвоения реальности.
В этом смысле утверждение, что рынок выступает
место-рождением
науки, следует рассматривать как рабочую гипотезу рассуждений. Мень-
ше всего я собираюсь «выводить» науку из рыночного опыта. Скорее
всего, речь идет об опыте каждодневной жизни, в котором формирует-
ся наше «подручное» (М. Хайдеггер) понимание реальности, или, если
использовать другую терминологию, — знание-умение человека ориен-
тироваться в сложной окружающей среде и реализовывать в ней свои
потребности.
Достарыңызбен бөлісу: |