Выход из детской травмы. Обнять внутреннего ребенка

переезжать с места на место);
♦ подвергали эмоциональному (крик, оскорбление,
унижение и т. д.) и физическому насилию.
Вред может нанести не только мать, но и все, кто
включен в процесс воспитания. Самое опасное для
психики ребенка – хроническое перевозбуждение, в
этом случае психика ранит саму себя. Игнорирование
потребностей ребенка приводит к формированию
избегающего типа, а насилие – дезорганизованного.
Теплая летняя ночь, открыт балкон. В 23:34 меня
будят громкая музыка, пьяные голоса и надрывный плач
младенца. Напротив наших окон стоят теннисный стол и
скамейка. Во дворе собралась небольшая компания
молодых людей и девушек в возрасте около 20 лет.
Рядом с одной из них – коляска, в ней лежит младенец.
Ребенок плачет от усталости, начиная громко и
надрывно, потом затихая на секунду и практически
задыхаясь от крика в конце. Крик усталости отличается
от всех других нотками безысходности.
Судя по голосу, малышу не больше 4–5 месяцев. Он
рыдает, мать неистово трясет коляску, убаюкивая кроху,
затем повышает голос, но тщетно. Ребенок просто хочет
домой. На его крик мать не реагирует, и только соседи
из окон пытаются образумить компанию, пугая вызовом
полиции. 
В 
конце 
концов 
ребенок 
замолкает,
отключившись в забытьи.
Я еще несколько часов лежу и не могу уснуть.
Понятно, что мать караулит пьяного мужа, чтобы он не
увлекся подружкой. Она отмахивается от ребенка ради
человека, который ее точно предаст. Мой мозг, как
компьютер, молниеносно выдает варианты будущего
этого малыша, и все они неутешительные. Внутренне
молюсь за него и за всех, кто с рождения оказался не в
любящих руках.

Истории о матерях, кидающих своих детей с размаху
на кровать, или бьющих и выкрикивающих проклятья в
неистовстве, или молчащих неделями и заставляющих
ползать на коленях, умоляя о прощении, можно
рассказывать долго. Мать-абьюзер использует малыша
для снижения внутреннего напряжения, ради мести и
повышения собственной значимости.
Бывает и другая причина нарушения привязанности
и ранней детской травмы – низкий адаптационный
потенциал у ребенка. Некоторые дети рождаются
чрезмерно 
требовательными 
из-за 
особенностей
центральной нервной системы – настолько, что у матери
нет шансов помочь их психике, не травмировав свою.
Постоянно 
плачущие, 
гипервозбудимые 
дети 
с
повышенным тонусом или атопическим дерматитом
(еще Рене Шпиц, австро-американский психоаналитик,
выделил детей, которые входят в группу риска по
нарушению психики), до и после операции, часто
болеющие, гиперактивные – список длинный.
Рождение двойни или сиблинги (братья и сестры,
имеющие общих родителей) до 3 лет – тоже фактор
риска нарушения типа привязанности. Мама не может
взять на руки сразу обоих малышей, ей приходится
выбирать. 
Кто-нибудь 
будет 
чувствовать 
себя
обиженным – как правило, тот, кто старше, даже если
разница во времени рождения составляет 5 минут.
Травмирующие ситуации можно перебирать до
бесконечности, поэтому легче перечислить то, что
способствует развитию безопасной привязанности по
Мэри Эйнсворт:
♦ частый и длительный физический контакт;
♦ способность матери успокоить ребенка, держа его
на руках;
♦ чуткая реакция на потребности;
♦ упорядоченность окружающей обстановки (тихий,
спокойный и уютный дом).

Дети плачут, призывая мать на помощь. Взрослый
помогает совладать с отрицательными эмоциями и учит
справляться с тревогой самостоятельно. Но если никто
не реагирует на призыв, это приводит к выученной
беспомощности и пониманию, что просить что-либо нет
смысла. Ничего не проси – первое, что усваивают люди
с 
избегающим 
и 
дезорганизованным 
типами
привязанности.
Я наблюдала за детьми в возрасте 3–6 месяцев. Мой
кабинет в поликлинике находился рядом с комнатой,
где делали массаж детям до года. Зимой малыши очень
не любят надевать шапки. Их можно понять – головной
убор натягивают на кроху в последнюю очередь, когда у
него уже нет терпения. Однако проверено: дети
начинают пищать, даже если их облачают в быстро и
легко натягиваемые комбинезоны. Видимо, в коридоре
жарко, и шапка на голову – исключительная пытка.
Плакали все, кроме деток из детского дома. Шапка была
для них слишком слабым стимулом для плача – все
равно никто не отреагирует так, как мамы и бабушки
«домашних» 
детей, 
начинающие 
суетиться 
при
малейшем кряхтении отпрыска. Другое дело –
бутылочка, 
на 
которую 
младенцы 
из 
детдома
реагировали сильнее и громче сверстников.
Первый год жизни влияет на то, каким ты будешь
видеть и чувствовать этот мир – безопасным или нет.
Ребенок, чьи потребности быстро удовлетворялись,
получил ОПЫТ, «что мир, в общем-то, место уютное, а
люди – существа отзывчивые и услужливые»
[1]
; а если
не удовлетворялись – ОПЫТ, что в мире ты одинок и
беспомощен.
Ключевой особенностью людей с ранней детской
травмой являются чувство беспомощности и отчаяние,
которые запускают синдром потери. Синдром потери –
это острая реакция на «потерю отношений» со

значимым человеком (ссора, отъезд, разлука, опоздание
с работы – что угодно). Любое изменение дистанции
переносится неконтролируемым приступом тревоги,
паники и заканчивается самоповреждением (алкоголь,
отказ от еды, порезы, нарушение сна и т. д.).
Все пациенты с ранней детской травмой описывают
синдром потери одинаково: отчаяние, сильная боль в
области груди, невозможность переключиться на мысли
о чем-то другом.
На приеме пациентка так описывала это состояние
(записано дословно).
Я очень хочу, чтобы этот человек был рядом и мы
помирились. Внутри очень больно, нет сил ждать. Меня
будто больше нет. Ощущение, что я кричу, но никто не
слышит. Беспомощность, тяжесть и сильное жжение в
диафрагме. Ощущение, что грудную клетку разнесло на
куски. Виски пульсируют. Чувствую себя ничтожной и
слабой. Я хожу из угла в угол, мечусь по комнате и
плачу, но это не помогает. Я пытаюсь найти
оправдание, но голос наказывающий всегда громче. Со
мной так было, но каждый раз словно впервые. Я не
знаю, когда это закончится. Я ложусь на пол, несколько
часов думаю о смерти, а потом в изнеможении засыпаю.
Завтра мне будет все равно.

жүктеу/скачать 1,03 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: