Представления о женской красоте и привлекательности В лезгинском фольклоре бытует большое количество паремий, в которых вос-
хваляется красота женщины:
Иервал дишегьлидихъ авай кьилин бахтарикай сад я — «Красота — это главное счастье, которым обладает женщина».
Гуьзелвал итим- дин — акьул я, акьул дишегьлидин — гуьзелвал я — «Красота мужчины — это ум,
ум женщины — это красота».
Гуьзел руш — кIвалин мешреб я — «Красивая дочь
(девушка) — это благовидность дома».
Иер акунрин дишегьлиди межлис шадарда —
«Женщина с красивой внешность украсит праздник».
Занимательны паремии, которые завуалированно заключают в себе портретную
характеристику девушки:
Къуьне квар, блушкадик — гар — «На плече медный кув-
шин, в подоле платья ветерок [играет]». Перед нами предстает образ молодой горян-
ки в расклешенном платье, которая торопится («в подоле платья ветерок [играет]»)
к роднику за водой с медным кувшином (
квар ) за плечом. Упоминание национальной
кухонной утвари подчеркивает самобытные этнокультурные черты афоризма.
Интересны пословицы и поговорки, в которых представлена образно-эмоци-
ональная характеристика девушки:
Лацу суса михьи кIвалахарда — «Белая невеста
работу выполняет чисто».
Лацу рушар чаз къведач, чIулавбурухъ пул гьикI гуда? —
«Белолицые девушки за нас не выйдут [замуж], за смуглых как деньги [выкуп] от-
дать?»
Лацу рушахъ рехъ гзаф гуда — «За белолицую девушку выплатят больше ка-
лыма».
Традиционно считалось, что белая кожа — это признак благородства, соответ-
ственно и калым за невесту (деньги, имущество, скот) возрастал. Обряд выкупа
невесты имеет древние корни, в дагестанской свадебной традиции он существует
по сей день.
Красавица в пословицах и поговорках не лишена недостатков:
Гьар са гуьзел- дихъ са айиб жеда — «У каждой красавицы может быть какой-либо изъян».
Гуьзел авай чкада гунагь крарни жеда — «Где красавица, там могут быть и греховные дела».
Однако если в «сознании носителей русской лингвокультуры восприятие
женской красоты определяется субъектом оценки в рамках принципа гедонизма
(возможность получить удовольствие) и рационализма (извлечение выгоды)» [16,
с. 127], то в лезгинских паремиях первостепенное значение придают не внешнему
виду, а внутреннему состоянию женщины, ее самореализации, довольству услови-
ями существования, претворению в жизнь своего человеческого призвания (люби-
мая дочь, добрая сестра, заботливая мать, хорошая хозяйка, преданная жена и т. д.):
Чин иерди ваъ, рикIиз кIаниди гуьрчег я — «Мила не та, что лицом красива, а та, что
сердцу любима».
Чин чIулав хьун айиб туш, рикI чIулав хьун айиб я — «Не стыдно,
что лицом смуглая (черная), стыдно иметь черствое (черное) сердце».
Рушан абур багьа парталар ваъ, залан къилихар я — «Привлекательность девушки не в дорогих
нарядах, а в строгом нраве»
. Ферли паб хьуй, гуьзелди тахьайтIани жеда — «Пусть
жена послушной, кроткой будет, без красоты можно и обойтись».
Гуьзел дишегьли акьулди мадни гуьрчегарда — «Красивую женщину ум еще больше украсит».
Интересный стереотип складывается при тесном взаимодействии понятий
красоты и женского счастья: если женщина красива, значит она будет несчастна.
Гуьрчегвилелай бахтлувал хъсан я — «Лучше счастье, чем красота».
Качал рушахъ бахт жеда — «У девушки с паршой счастье бывает».
432
Вестник СПбГУ. Востоковедение и африканистика. 2021. Т. 13. Вып. 3